Онлайн чтение книги Миг столкновения When We Collided
Глава 4

Джонас

Ресторан называется «Тони», потому что Тони – имя моего отца. Все здесь для меня свое, точь-в-точь как дома. Мне знакома каждая царапина на деревянных половицах, каждая щербина на плинтусах. И каждая мелочь в кухне. Например, дверца морозильника; она заедает. Чтобы открыть, нужно потянуть ручку одновременно вверх и вбок, иначе никак. Когда папа купил это здание, здесь была пиццерия. Обычная забегаловка. В течение нескольких лет папа и Феликс многое переделали, но старую кирпичную печь оставили. Она здесь раньше стояла, до папы; и папу пережила.

Меню тоже осталось прежнее. Его сам папа составлял, из своих любимых блюд. Еще лет двадцать назад. Рецепты закусок папа вынес частично из родного дома, частично усвоил во Франции, где учился кулинарному искусству. Пикката из курицы, перечный стейк, тортеллини с песто – все в таком духе. Папа эти классические блюда настолько виртуозно готовил, что они вполне сходили за совершенно новые, им лично изобретенные.

Моя смена приходится на обеденное время. Привычно мо́ю и рву латук, режу кубиками лук и томаты, тру на терке сыр. Вообще-то мне это занятие нравится. Просто сегодня не могу сосредоточиться. Что опасно, когда орудуешь целым набором ножей. Мысли вертятся вокруг ужина. Перед готовкой я тщательно вымыл руки, но не тронул телефонный номер, написанный синей краской. Смена уже близится к концу, когда с черного хода заваливает Феликс с парой картонных коробок. Он их тащит перед собой, лица я не вижу, только смуглые руки.

– Hola, amigos![2]Привет, друзья! ( исп .)

Слышится несколько «приветов». Откликаются вразнобой. На кухне шефа положено называть шефом. Это закон. В смысле футболисты ведь не называют своего тренера Джоном или Эриком. Его называют тренером. Только дело в том, что мой отец почти двадцать лет был шеф-поваром. Лет до четырех я думал, что Шеф – это его имя. И что оно на выбор деятельности повлияло. В этом ресторане другого шефа быть не может. Феликс, хоть он и стал шеф-поваром после папиной смерти, просит, чтобы мы к нему обращались просто по имени.

Феликс – папин лучший друг. Был. Нет – есть. Вечно я путаюсь во временах. Умерший твоим лучшим другом быть не может. О нем нужно говорить в прошедшем времени. Но ведь сам-то ты остаешься, вот как Феликс. Значит, о тебе речь в настоящем времени. Тони Дэниэлс был моим отцом. Но я – его сын. Он – был. Я – есть.

– Татушку сделал, Mani ?

Феликс косится на синие цифры, а сам ставит коробки на стол, мне прямо под руку. Орешком прозвал меня папа еще в начальной школе. Я стеснялся сверх всякой меры, психовал, и в итоге папа сдался. Мне тогда и не снилось, что я буду скучать по этой кличке. Сейчас Орешком меня зовет Феликс; правда, по-испански.

– Так это телефонный номер! – восклицает Феликс, приглядевшись. – Небось какая-нибудь девчонка оставила?

– В общем, да, – я стараюсь говорить с максимальным равнодушием.

– Не может быть!

Феликс ждет отпирательств, чтобы уличить меня во лжи. Не дождавшись, щиплет руку.

– Вот так так! Ты попросил у девчонки телефон, да?

Последнюю фразу улавливает Гейб, один из наших поваров.

– Ну, ты красавчик, Дэниэлс! Подружку, значит, завел?

Гейб принимается приплясывать, виляя бедрами, под ободряющие выкрики остальных парней. Если честно, я рад, что они дразнятся. Потому что после папиной смерти на меня в ресторане глаз не поднимали. Тишина висела плотная, хоть ножом кромсай.

– У тебя хорошо получается, Гейб. Небось дома сам с собой насобачился?

Мое предположение Гейб игнорирует, склабится. Остроты теперь сыплются на его голову. Смеется даже Феликс. У него смех утробный, почти как был у папы. Они столько лет дружили, что стали похожи повадками, характерами. Феликс так и сыплет словечками, которые у них с папой были в ходу. У него даже интонации мелькают папины. Или, может, это у папы были Феликсовы интонации. Порой мне это нравится – я чувствую себя ближе к папе. Но в плохие дни тоска по нему грудь распирает, кажется, еще немного – и ребра треснут.

– Раз такое дело, ступай домой, Mani , – говорит Феликс, направляясь к кабинету.

Вообще-то кабинет – это чулан для щеток и швабр, просто туда еще письменный стол задвинули да полку приколотили. Отец – он крупный был, высокий – всегда нелепо в этой каморке смотрелся.

– Иди, иди, звони своей подружке.

Домой возвращаюсь с двумя пакетами продуктов.

Пицц будет две. Одна – простая пепперони – для Сайласа, Исаака и Беки, которые не признают излишеств. И для Виви, если только она употребляет мясо. А если нет – будет есть пиццу с артишоками, шпинатом, фетой и твердым сыром. Эту пиццу обожает мама, и Наоми тоже (она-то как раз вегетарианка). Рецепт – мой, притом это самая сложная пицца из всех, что я сам придумал. И самая впечатляющая. Очень надеюсь, что Виви отдаст ей должное. Для Лии я испеку отдельную пиццу, маленькую, с сыром. Лия терпеть не может прочие топпинги, даже томатный соус не любит. Таким образом, получится даже не пицца, а сырный хлебец. Сам буду есть, что останется. Мне любая пицца по вкусу.

Сворачиваю на нашу улицу, сразу замечаю Сайласа. На лужайке перед домом он подает Исааку мяч. Исаак изворачивается, но отбить у него получается только летний воздух. Бека хохочет из глубины двора, Лия мяч вообще не замечает. Полагаю, Лия в игре, но ей не до мяча – она пританцовывает на травке. К тому времени как я добираюсь до дома, Сайласу удается так подать мяч, что Исаак его наконец-то отбивает, сам же Сайлас не может поймать мяч, поданный Исааком, но старается напоказ. Исаак спотыкается о первую базу, которую заменяет смятая коробка из-под овсяных хлопьев.

Раньше они просили меня поиграть в бейсбол с облегченным мячом. Теперь просят Сайласа. Начиная с весны, я больше не прихожу домой в спортивной форме. Официальная версия – я остыл к бейсболу. Я больше не в команде, потому что игра не доставляет мне удовольствия. На самом деле я просто должен сидеть дома с младшими. Наоми в колледже, мама с постели не встает, Сайлас один не управляется.

– Всем привет, – говорю я.

Реагируют по-разному. Исаак допытывается, видел ли я его подачу; Бека интересуется, что на ужин, Лия спрашивает, когда придет Виви.

– Подачу видел, аж дух захватило. На ужин домашняя пицца. Виви я позвал на шесть часов.

– Кто такая Виви? – спрашивает Сайлас, отбивая подачу Исаака.

– Моя подружка! – отвечает Лия.

Ловлю взгляд Сайласа.

– Потом расскажу.

Секунда – и обо мне забывают. Исаак умоляет Сайласа снова подать мяч, Бека спорит: мол, сейчас ее очередь. Я не вмешиваюсь. Пусть сами разбираются. Я на сегодня отстрелялся.

Разбираю пакеты в кухне, достаю те продукты, что купил раньше. Соус буду готовить по папиному рецепту. Вообще-то это бабушкин рецепт, просто папа его усовершенствовал. Бабушка родилась на Сицилии, бумажка с рецептом – уже раритет. Итальянское золото. Впрочем, я в записях не нуждаюсь. Потому что знаю секрет. Нужно добавить капельку меда и немного майорана. Соус получится нежный и в то же время пряный. «Совсем как я, да?» – так, бывало, папа спрашивал, склонившись над плитой. Мама фыркала и глаза закатывала, но все равно улыбалась.

Быстро вхожу в поварской транс. Когда мозги заняты рецептом, я ни о чем другом думать не могу. То есть могу, но не делаю этого, иначе блюдо испорчу. Всякий раз, завершив очередной этап – например, замесив тесто и отставив его в сторону, чтобы поднималось, или нарезав пепперони, – я мысленно добавляю в конец списка новое задание взамен выполненного. Руки должны быть заняты, им – никакой передышки. Предпочитаю в один прием готовить весь обед или ужин, а не только основное блюдо. Это более захватывающий процесс. Отчасти – вызов. Сегодня у меня запланированы, кроме пицц, салат и десерт.

В кухне всюду чувствуется папино присутствие. Смотрю на ножи с деревянными рукоятками, на тяжелые пекарские камни. Папа касался их тысячи раз. Знаю, это проявление слабости – только, когда я готовлю, мне папин голос будто слышится. «Джонас, порежь лук соломкой. Отличная работа, сынок. Слыхал поговорку: „Кто над чайником стоит, у того он не кипит?“; так оно и есть, но вот в чем проблема: оставил кастрюльку без присмотра – паста „на зубок“ не получится. Переварится, размякнет».

Я забыл о времени, не знаю, сколько ушло на подготовку пицц к выпечке и на салат. Исаак с Бекой засели с видеоигрой в гостиной, Сайлас навалился на обеденный стол. Поглядываю на него, выбирая косточки из черешен (на десерт будет черешневый коблер).

– Так Лия и вправду пригласила на ужин подружку?

Понятно, что Сайлас удивлен. Мы оба беспокоимся за Лию. Отвечаю кивком, Сайлас комментирует:

– Поразительно. Вы что же – сегодня утром знакомых встретили?

– Нет. Лия кое с кем познакомилась в студии росписи.

– Это еще лучше.

– Только ее новая подружка… она чуть-чуть постарше.

– Исааку ровесница?

В парадную дверь стучат. Поднимаю глаза. Сквозь стекло видна Виви. Стоит на пороге, машет рукой. Под мышкой – бутылка вина. Виви явилась почти на час раньше. Черт. Незачем ей знать, какое затратное дело – сегодняшний ужин. По моему плану, ужин должен появиться на столе, словно по мановению волшебной палочки. Как угощение в Хогвартсе. Нет, стоп! Не хочу выполнять роль эльфа Добби. Тьфу.

– Нет, Сайлас. Видишь девчонку на пороге? Новая подружка Лии – ровесница этой девчонке. Потому что это она и есть.

Сайлас играет бровями, идет открывать.

– Ладно, Джонас, потом все объяснишь.

Виви одета так же, как утром, – короткие шорты и слишком просторный пуловер, под которым виднеется топ от купальника. Виви представляется Сайласу, до меня доносятся ее слова:

– Не знала, что у Джонаса есть еще и брат.

Услышав, что нас шестеро, Виви смеется. Наверно, надо было ее предупредить. Вдруг она из пугливых? Если так, Виви смоется сразу после салата.

– Привет, Джонас, – весело говорит Виви и ставит на стол свое вино. – Вообще-то я всю жизнь кругом опаздываю, но сегодня вот нагрянула пораньше. Лучше подожду ужина. Просто надо было из дома свалить. Прихватила шипучку. Думала, кстати придется. Ну, я же не знала, что вас с братьями и сестрами – шестеро! Получается, каждый получит по маленькому стаканчику.

Виви снова смеется. Удивительный у нее смех. Сайлас переводит взгляд с Виви на меня и обратно, ищет недостающее звено. Прежде чем я успеваю раскрыть рот, вбегает Лия, бросается к Виви, чуть с ног ее не сбивает.

– Виви! Ты пришла! Привет! Хочешь посмотреть мои раскраски?

Виви, ни секунды не раздумывая, с энтузиазмом кивает:

– Конечно, хочу! Как ты угадала? Я ведь нарочно раньше выбралась, ради раскрасок.

Виви подмигивает мне, Лия уже тащит ее в свою комнату. Судя по ощущениям, я краснею, как помидор. Они уходят, я возвращаюсь к черешням. Брат сверлит меня взглядом.

– Джонас, мне-то не ври. Как ты эту цыпу к нам заманил?

– Что? Не знаю. Ты о чем?

– Ты ее удочерил, что ли? Или нанял?

Оглядываюсь, убеждаюсь, что младших поблизости нет, и только после этого движением обеих рук посылаю Сайласа куда подальше.

– Остынь.

Сайлас хлопает меня по плечу.

– Просто я под впечатлением. Подумать только, мой братишка этакую красотку домой пригласил.

– Это не я. Виви пригласила Лия.

– А, ну да. – Сайлас указывает на обеденный стол: – Теперь понятно, почему ты затеял черешневый коблер. Сильный ход, братишка.

– Заткнись.

Достойный ответ, ничего не скажешь.

Было время, когда я запросто мог уболтать любую девчонку. В смысле, я умел находить к ним подход. Как-никак у меня целых три сестры; девчонки не представляются мне особо таинственными существами. Я знаю: они – такие же люди, как мы. Помню, я еще своего приятеля, Зака, инструктировал: «Не дрейфь, задавай ей обычные вопросы – про хобби, про личный вкус. Ничего сложного в этом нет». Наверно, я потерял квалификацию.

Лия и Виви устроились на скамье за обеденным столом. Скамьи стоят вдоль стола, а на обоих торцах – по стулу. Один для мамы, один для папы. Меня эти скамьи всегда напрягали. Тут уж за обедом лишний раз не повернешься – иначе помешаешь соседям. Сейчас я бы что угодно сделал, только бы за столом снова сидели восемь человек. Мы, старшие, занимаем мамин и папин стулья. Выглядит нелепо и вообще неправильно. Только лучше уж так, чем смотреть на два пустых стула.

Лия вооружилась целой стопкой раскрасок, объясняет Виви каждую картинку:

– Видишь, это она вышла зимой на снег в зеленом платье.

Как ни стараюсь сосредоточиться на десерте, уши сами навостряются. Что скажет Виви? Она расспрашивает Лию обо всех нас – сколько кому лет, кто чем увлекается. Из Виви получился бы отличный заклинатель змей. Слова как бы сами собой поднимаются, выплывают из ротика моей сестренки. Лия рассказывает: у нас трое старших, трое младших. Слава богу, она не упоминает о родителях. Когда сыр на пиццах начинает таять, Виви восклицает:

– Джонас, до чего же вкусно пахнет!

– Стараюсь.

Лучше заняться коблером. Потому что запись саунд-трека моих прежних успехов находится в плачевном состоянии, там сплошные шумы и присвисты. Виви снова оборачивается к Лие:

– Кажется, я всех запомнила. Ну-ка, проверь. Наоми, Сайлас, Рутерфорд, Бека, Исаак и Лия.

Лия прыскает.

– Нет! Не Рутерфорд, а Джонас.

– Ой, и правда! – Виви хлопает себя ладонью по лбу.

– Конечно! Давай учить сначала, Вив. Слушай.

Лия набирает побольше воздуха в легкие и произносит считалкой:

– Наоми, Сайлас, Джонас, Бека, Исаак и я.

– Наоми, Сайлас, Джонас, Бека, Исаак, – повторяет Виви, – и я.

Лия снова прыскает.

– Нет, я – Лия!

– Но я же не Лия, – возражает Виви. – Я – Виви!

Лия чуть со скамьи не падает от смеха. Ловлю себя на том, что улыбаюсь.

– По какому случаю веселье?

В дверях появляется Наоми с рабочей сумкой на плече. При виде незнакомки за семейным столом она осекается на полуслове:

– Привет.

– Привет, – отвечает Виви, выпрямляясь. – Ты, наверно, Наоми.

Наоми напрягается. Возможно, оттого, что незнакомка вдобавок знает ее имя. Или оттого, что Наоми у нас вообще довольно нелюдимая. Или она на своей стажировке вымоталась. Как бы то ни было, моя старшая сестра отнюдь не в восторге.

– А ты кто?

– Виви, – отвечает Виви с такой интонацией, будто ее имя – само по себе объяснение.

Кстати, отчасти так оно и есть.

– Это моя подружка, – объявляет Лия, вздергивая подбородок.

– Лия встретила меня на Мейн-стрит, я бродила совсем одна, как голодная бездомная кошка. Лия меня пожалела и пригласила на ужин. Так ведь все было, Лия? Мяу! Мяу!

Виви смотрит на Лию, та хихикает, но кивает уверенно.

– Тогда ладно, – цедит Наоми.

Могла бы и улыбнуться.

– Джонас, кажется, у нас была содовая в холодильнике, в гараже. Хорошо пойдет к пицце. Помоги-ка мне принести.

Наоми смотрит многозначительно. Я, в свою очередь, такой же взгляд бросаю на Сайласа. Впрочем, это излишне – Сайлас уже встает с дивана. Каждый из нас является арбитром для двоих остальных. Мы с Сайласом ссоримся крайне редко, зато не ладим с Наоми.

В гараже Наоми упирает руки в бедра.

– Очень надеюсь, Джонас, что впредь ты не станешь приглашать в дом первых встречных.

– Она не первая встречная. И вообще, ее Лия пригласила.

– У нас ведь уговор. Не шуметь в доме – ради мамы.

– Ну да. Полюбуйся, к чему это привело. Мы совсем одичали. И вообще, мне Виви нравится. Она… она свет излучает.

Наоми фыркает:

– Разуй глаза, Джонас. Ты что, не видишь, как вульгарно она одета?

Ну все, с меня хватит. Щеки наливаются краской.

– Знаешь что, Наоми? Мне на твое мнение плевать.

– Чудесно, Джонас. Просто чудесно. То есть ты у нас уже взрослый, да?

– Ты даже дома не живешь. Только на лето приехала – и давай указывать, что можно, что нельзя. Мы и без тебя неплохо справлялись.

Наоми прищуривается:

– То есть мое мнение в счет не идет, потому что я в колледже учусь? Я – отрезанный ломоть?

– Заметь: ты это сказала, не я. Против факта не попрешь. Ты – отрезанный ломоть.

Наоми отшатывается, продолжает пугающим шепотом:

– Я приезжаю, когда могу. Большинство студентов появляются дома только в весенние каникулы. Или вообще учатся за границей. А я здесь. Ты хоть представляешь, каково это – мотаться туда-сюда?

– Зато я от бейсбола отказался, чтобы младших отслеживать.

Делаю жест, объединяющий меня и Сайласа.

– Мы встаем ни свет ни заря; корпим с младшими над домашними заданиями, помогаем со школьными проектами. Мы…

– Хватит.

Голос Сайласа спокоен.

– Не будем выяснять, кто самую большую жертву принес.

Мы с Наоми раскрываем рты, каждый – в свою защиту. Сайлас жестом велит молчать:

– Да перестаньте, оба! Джонас, ты несправедлив к Наоми. Нельзя же ей бросить колледж.

Наоми торжествует, но Сайлас на этом не останавливается:

– А ты, Наоми, не имеешь права принимать решения в одностороннем порядке только потому, что ты – самая старшая. Джонас прав. Лично я рад любому гостю, который умеет рассмешить Лию.

Наоми готова меня взглядом испепелить.

– Отлично.

– Отлично.

От этого слова у меня челюсти сводит. Мы возвращаемся в дом, тащим содовую – мы ведь за содовой ходили. Виви с Лией накрывают на стол, причем Виви превратила этот процесс в игру. Лия так громко выражает восторг, что прибегают Исаак и Бека. Им тоже хочется поучаствовать. Бросаю взгляд на Наоми: мол, видишь, как они рады? Наоми отводит глаза.

Тайком от Виви вручаю Исааку тарелку с едой. Пусть отнесет маме. Исаак без единого слова исчезает на лестнице. Мы так каждый вечер делаем, даром что мама редко когда притрагивается к ужину. Она спускается в кухню в самое неподходящее для еды время, ищет сладенькое или остренькое. Если сталкивается с кем-нибудь из нас – пугается, как воровка, которую на месте преступления застукали.

– Ой! Чуть не забыла!

Виви срывается с места, когда все как раз садятся за стол. Я уже все блюда расставил; не представляю, что она там чуть не забыла.

– Шипучка! Джонас, найдутся в доме маленькие стаканчики?

– Найдутся.

Достаю из серванта миниатюрные бокалы для шампанского, кажется, еще бабушкины. Раздается хлопок – это Виви откупорила бутылку. Она разливает шампанское по бокальчикам.

Это праздник, которого еще пять минут назад не было.

Раздав бокальчики, Виви усаживается на скамью рядом с Лией. Я устраиваюсь между Исааком и Бекой. Сайлас и Наоми как старшие занимают стулья на торцах стола.

Виви поднимает бокальчик.

– Большущее спасибо, что пригласили меня в гости.

У меня нет ни братьев, ни сестер, и мне очень приятно хотя бы один вечер побыть членом семьи Дэниэлс.

Вот уже полгода каждый житель Верона-ков думает: «Хорошо, что я не Дэниэлс». Неведение Виви – просто отдушина. Пока Виви у нас в гостях, можно отдохнуть от нашей новой траурной жизни. Можно свободно дышать в доме, где воздух – спертый от горя.

– И отдельное спасибо Джонасу за ужин. Такой красотищи я уже очень давно не видела. Клянусь Человеком на Луне, если на вкус еда хотя бы вполовину так же хороша, как на вид, я поселюсь у вас под дверью и мяуканьем буду умолять об остатках ужина.

Виви подмигивает Исааку. У него щеки краснеют под очечной оправой.

– Ну, за всех вас!

Виви поднимает бокал, чокается со всеми. У Лии такой вид, будто ее в Страну чудес на чаепитие с Алисой пригласили. Бека пристально смотрит Виви в лицо, в глазах – священный трепет.

– Тебе мама разрешает красить губы такой помадой?

Господи! Убейте меня. Кто-нибудь. Кто угодно. Чтобы это прекратилось. Чтобы не видеть и не слышать, как моя сестра цепляется к внешнему виду Виви. И к моральным качествам ее родителей.

Виви улыбается. Ее рот становится похож на ломтик яблока сорта ред делишес.

– Моя мама – художница. Она сама с красками имеет дело и поэтому совсем не против, чтобы я тоже что-нибудь раскрасила. Например, губы.

– Классно, – выдыхает Бека. Ладошку она держит на бедре – как Виви.

– Боже Всемогущий! – выдает Виви, проглотив первый кусочек. – Я такого салата в жизни не пробовала. Честное слово. Из чего он сделан? Наверно, из небесной манны?

– Что такое манна? – Лия хмурится над пиалой. – Сыр тошнотный.

– Лия! – шипит Наоми. – Нельзя так говорить, тем более за столом.

Виви только смеется.

– Манна – это пища, которую едят в раю. А пахучий сыр – это деликатес. Сама поймешь, когда подрастешь. Пока что поверь мне на слово. Однажды ты будешь есть такой салат и думать: боже мой, да ведь тут без магии не обошлось!

Я откашливаюсь.

– Тут не обошлось без латука, горгонзолы, ореха пекана в медовой глазури и груш. И без масла со сливовым уксусом.

– Джонас всегда сам готовит заправку, – вмешивается Бека.

Вот не ожидал, что она будет мною хвастаться. Спасибо тебе, Бека. Продолжаю объяснения:

– Вообще-то это осенний салат. Потому что…

– Ой, только не это! – Бека нарочито стонет, взглядывает на Виви. – Вот подняла тему на свою голову. Теперь его не остановишь. Весь ужин будем про еду слушать.

Да, рано я обрадовался.

Виви начинает рассказывать, как однажды случайно отведала мяса броненосца. Вызывает общий хохот. Даже Наоми хочется смеяться. В смысле, она не смеется – она от края пиццы по кусочку отламывает и яростно работает челюстями. Но я-то вижу: ей хочется смеяться. Просто она решила быть брюзгой и ни за что не передумает.

Смотрю в лица сидящих за столом, взгляд движется по часовой стрелке. В кухне стало теплее, почти исчезло ощущение пустоты. Виви поддразнивает Сайласа с Исааком; последний просто ошалел от счастья. Виви отвешивает комплименты Беке и расспрашивает Наоми о стажировке. Мои братья и сестры уже сконцентрировались на Виви, попали в ее орбиту. Ну и я, конечно, тоже. Я просто глаз от нее не могу отвести.

– Джонас, ты, наверно, телепат! – выдает Виви при появлении десерта. – Откуда ты узнал, что черешни – это мое все? Нет, серьезно. Из всех ягод и фруктов я больше всего люблю черешни. Я на них просто помешана. Уже несколько недель ем и остановиться не могу.

– Мы с Джонасом тоже помешаны! – говорит Лия. – Все лето черешни едим, но это не страшно, потому что мы косточки выплевываем.

Сайлас ловит мой взгляд. Ему и не снилось, что Лия настолько шейку из своей скорлупы вытянет.

После ужина Виви объявляет, что побудет еще, пораскрашивает картинки вместе с Лией. Я убираю со стола, мне помогают Сайлас и Исаак. Бека усаживается на диван, делает вид, что увлечена чтением, а сама косится на Виви, словно та – мифическое существо, единорог, например. Мои руки погружают тарелки в теплую мыльную воду, а взгляд то и дело устремляется в гостиную. Виви лежит на животе, с увлечением орудует в раскраске Лии. Лия пристроилась рядом. Они болтают ногами, и мой взгляд скользит по ногам Виви – от ярко-алых ногтей и выше, по щиколоткам, к минималистским шортам. Внезапно Виви смеется над какой-то фразочкой Лии. Смех громкий и счастливый, от него у Виви даже овал лица меняется. Роняю нож в раковину.

– Джонас! Иди сюда, посмотри! – зовет Лия.

Мигом отвожу взгляд – пусть Виви не думает, что я и так давно уже смотрю. Боже. Помню видеозапись, где собака снова и снова врубалась в дверь-сетку от насекомых. Не могла сообразить, что к чему. Так и я себя чувствую при Виви. Безуспешно пытаюсь сохранять хладнокровие.

– Посмотри, как я раскрасила! – кричит Лия.

К счастью, у меня степень магистра по дисциплине «Критика произведений Лии». Нахваливаю шедевр, задаю профессиональные вопросы о выборе оттенков. Удивительно, как Лия дала Виви одну из своих драгоценных раскрасок с принцессами.

– Молодчина, Лия! Русалочка у тебя получилась совсем как в мультике, – говорю я.

Кошусь на работу Виви. У ее принцессы лиловые волосы, очки в толстой оправе и пирсинг в губе. Лия тоже смотрит.

– Волосы у Белль вовсе не лиловые. И очков нет.

– А это и не Белль, – объясняет Виви. – Это ее сестра-близняшка, Клодетта. Она учится в университете, изучает морскую биологию. Очки ей приходится носить, потому что она постоянно читает учебники. От этого у Клодетты развилась дальнозоркость.

– Ладно. А волосы почему лиловые?

– Потому что Клодетта занимается дайвингом. А на морском дне все такое яркое.

– Что – все? Рыбки?

– Да. Рыбка-радуга, кораллы, всякие водоросли и еще много чего. Сама подумай, как в подводном царстве будут выглядеть каштановые волосы? Тускло и некрасиво!

Лия кивает, соглашается с логикой.

– Здорово. Как ты сказала – морская билогия?

– Бии-оол-оо-гия. Морская био-логия. А ты кем хочешь стать, когда вырастешь?

– Учительницей.

Ответ у Лии давно заготовлен – детей ведь часто об этом спрашивают. Впрочем, может, она только две профессии и знает – повар да учитель.

– Я еще не решила, – добавляет Лия.

Виви не отстает:

– Тебе надо определиться. Для начала забудь обо всем, что знаешь. Чтобы в голове была пустота. Бесконечная, как космос.

Лия зажмуривается.

– Уф.

– Пойми, ты можешь стать кем угодно. Мир такой большой. Только представь себе зелено-голубую планету, всю окутанную белыми облаками. Так она выглядит из космоса. Представь, сколько на нашей огромной Земле всяких возможностей, и выбери то, что тебе больше всего нравится. Ну, Лия, кем ты хочешь стать?

Лия крепко задумывается.

– Павлином.

Я чуть не икаю от смеха. Моя сестренка – самая большая фантазерка в мире.

– Ты хочешь стать павлином?

Лия кивает, насупливает бровки. Знакомая гримаса. Расшифровывается: «Лучше не дразни». Впрочем, я и не дразню.

– Павлины – они такие синие-пресиние, и у них самые красивые перья.

Виви совершенно серьезна. Губы от любопытства вытянуты трубочкой.

– Ну а почему ты решила, что у тебя не получится стать павлином?

Говорит так, будто и впрямь не понимает, почему павлин – не профессия.

– Наверно, потому… – Лия морщит личико, – потому, что я не знаю, как превратиться в павлина.

– Пустяки, – Виви поводит плечами. – Зато я знаю.

– Ты?

Пытаюсь представить, как Виви превращает мою сестренку в павлина. Не получается. Может, если отвернуться, Виви просто взмахнет волшебной палочкой, на Лию посыплются блестки – и она станет павлином. Честное слово, я бы не удивился.

– Ну да. Мы скоро этим займемся, ладно?

– Ладно! – подхватывает Лия с восторгом, но возглас плавно переходит в зевок.

– А кому это здесь баиньки пора? Наверно, нашей Лии, – говорю я и добавляю: – И нашей Беке тоже.

Бека встряхивает волосами, встает с дивана.

– Я и сама собиралась.

Зато Лия глядит сердито, словно я ее смутил и теперь мне не поздоровится.

– Джонас, я спать совсем не хочу!

Виви упруго поднимается на ноги.

– Как же мы завтра пойдем гулять, если ты сейчас в кроватку не ляжешь?

– А мы завтра пойдем гулять?

– Конечно. Если захочешь.

Лия изо всех силенок обнимает голые ноги Виви, потом вприпрыжку бежит наверх. Я встряхиваю головой, когда она исчезает на лестничном повороте. Мы с Виви остаемся наедине. На меня находит ступор. Я бы лучше еще один ужин для нее приготовил, чем слова из себя выдавливать.

– С нашей Лией не соскучишься. Надо же – павлином хочет быть!

Виви пожимает плечами:

– Наверно, она была павлином в прошлой жизни.

В Лие до сих пор сохранилось нечто от птицы.

У меня брови так и ползут вверх.

– Ты что – веришь в реинкарнацию?

Виви отзеркаливает мое выражение лица.

– А ты что – не веришь?

Нет, я не верю.

– Ну и кем ты была в прошлой жизни?

– Давай без «ну». Я была дельфином, балериной – это в двадцатых годах прошлого века, – а еще слоисто-кучевым облаком, частью целой стаи. Насчет этих трех реинкарнаций я точно знаю, насчет остальных – не уверена.

У этой девчонки либо подтвержденный диагноз, либо она меня развлечь решила. Но самое странное – я очень четко представляю ее во всех трех перевоплощениях. В волнах играет гладкий, обтекаемый серый дельфин – это Виви. Она же крутит фуэте в балетной пачке и зависает пышным облаком в нижних слоях стратосферы. Мне не по себе – как же так, я понятия не имею, кем был в прошлых жизнях.

– Я, наверно, только первую жизнь живу.

Виви качает головой:

– Ну что ты. Я тех, что только пришли в наш мир, сразу вижу. Например, Бека как раз из таких. Будь с Бекой снисходительнее – знаешь, до чего трудно жить без опыта предсуществования?

– Можешь сказать, кем я был?

Виви сильно склоняет голову набок, локоны свисают строго по вертикали. Смотрит сквозь меня. Кладет теплые ладони мне на грудь. Напрягаю мускулы – пусть почувствует, что они совсем неплохи.

– Похоже, ты немало лет провел в теле дерева. Кажется, это был дуб. Вероятнее всего, на Великих равнинах. Вот откуда у тебя такая хватка, вот почему ты так предан семье. Дубы живут долго, очень долго, поэтому опыт именно этой жизни превалирует у тебя над опытом других жизней. Сам ты не помнишь, как возвышался посреди прерии, но это помнят твои плечи.

Виви гладит меня по плечам, но это не ласка – это диагностика. Как в больнице, только она не болезнь ищет, а признаки прошлых жизней. Ее лицо так близко, что я не знаю, куда глаза девать. Кожа оттенка снятого молока, брови темные. Мама раньше любила старые черно-белые фильмы. Никогда не понимал, что в них хорошего, но первый эротический сон у меня был с участием Брижит Бардо. Нет! Быстро переключить мысли на готовку. На овощи. На пастернак! Потому что пастернак на мой вкус – та еще гадость.

– Вот это да! В тебе до сих пор сильны растительные инстинкты.

Смех Виви звенит в ушах.

– Теперь понятно, почему ты немножко… заземленный.

Заземленный? Это в смысле нудный? Виви щелкает меня по носу, как малого ребенка.

– А теперь хорошая новость: прежде чем пустить корни на Великой равнине, ты был капитаном дальнего плавания. А еще прежде – выдрой.

– И что в этом хорошего?

– А вот что: эти качества ты до сих пор не растерял!

Крайне довольная, Виви бьет меня кулачком в грудь.

– Они все при тебе, все до единого! Сначала ты был выдрой, а выдра, к твоему сведению, самое игривое животное в мире. Потом твоя душа явилась на свет в человеческом теле, и ты стал капитаном, потому что слышал зов из прежней, выдриной жизни. И это никуда не делось, Джонас. Опыт дуба – он просто самый свежий, но выдра спит и видит, как бы целый день кататься с водной горки и больше ничего не делать.

Вот в чем никогда бы себя не заподозрил.

– Допустим. А когда, по-твоему, я был капитаном?

Виви пожимает плечами:

– Точно не определишь. Пожалуй, конец девятнадцатого – начало двадцатого века.

– Может, судьба занесла меня в Нью-Йорк, на твое выступление.

Виви вдыхает резко, будто из воды выныривает. Вспыхивает улыбкой.

– Ну конечно! Ты наверняка видел, как я танцую.

И в подтверждение она отстраняется от меня, встает на цыпочки, делает несколько грациозных взмахов руками, роняет руки, улыбается.

– Знаешь, я ведь брала уроки балета, потому что ужасно тосковала по прошлой жизни. Мне хотелось снова побыть балериной, хоть чуть-чуть.

Решаю ей подыграть:

– Точно, я тебя видел на сцене. Именно этот танец.

Виви делает шаг ко мне, блестя глазами, играя ямочками на щеках.

– Может, после спектакля ты пришел ко мне в гримерку. А я повела тебя в мой любимый бар, где наливали в обход сухого закона, и мы вмести пили паленый джин.

От него и от джаза мы опьянели, вышли на улицу. Спотыкаясь и поддерживая друг друга, побрели по брусчатке ко мне домой и всю ночь занимались любовью, все потные, потому что тогда кондиционеров еще не было. Мне кажется, если понюхать можжевельник, мы с тобой все подробности той ночи вспомним, все до единой. А ты как думаешь?

Ну и что я должен ответить? Она вроде сказала «занимались любовью»; не ослышался же я? Не пойму, что меня больше смутило – «взрослый» лексикон или небрежность, с какой Виви предположила нашу связь в прошлой жизни. Короче, ответ может быть только один.

– Да, наверно.

– Ой, мне же домой пора. Ты завтра утром занят? У меня выходной.

– Да нет, не занят. Просто с младшими дома сижу.

– Отлично. Инвентарь за мной.

– Какой инвентарь?

– Водная горка!

Виви сияет улыбкой в стиле Мэрилин.

– До чего ж ты забывчивый, Джонас!