Онлайн чтение книги Мудрая кровь Wise Blood
ГЛАВА 5

Проснувшись утром, Енох Эмери уже знал, что сегодня должен появиться человек, которому он покажет эту штуку. Это подсказала ему кровь. У него была мудрая кровь, такая же, как у отца.

В два часа дня он приветствовал сторожа-сменщика.

— Ты опоздал на пятнадцать минут, — сказал Енох раздраженно. — Но я тебя ждал. Я мог бы уйти, но остался тебя ждать.

Енох носил зеленую униформу с желтым кантом на воротнике и рукавах и желтой полосой на брюках. На сменщике — жующем зубочистку мальчишке с бугристым лицом, словно слепленным из глины,— была такая лее. Ворота, под которыми они стояли — стальные прутья, подпиравшие бетонную арку, — были призваны изображать деревья, в кроне которых пляшущие буквы возвещали: «ГОРОДСКОЙ ЛЕСОПАРК». Сменщик Еноха прислонился к столбу и принялся ковырять во рту зубочисткой.

— Каждый день, — пожаловался Енох, — каждый божий день я теряю добрых пятнадцать минут, пока стою здесь и жду тебя.

Всякий раз, когда заканчивалась смена, Енох шел в парк и обходил его по определенному маршруту. Первым делом направлялся к бассейну. Он боялся воды, но если в бассейне купались женщины, садился наверху и смотрел на них. Одна женщина, приходившая по понедельникам, носила купальник с прорехами на бедрах. Енох решил, что она не знает, что купальник дырявый и, вместо того чтобы наблюдать за пей открыто, подглядывал, хихикая, из кустов. В бассейне никого не было, толпа собиралась только к четырем часам, и никто не мог рассказать женщине что, купальник порван, так что она безмятежно плескалась в воде, а потом ложилась на берегу и с час отдыхала не подозревая, что кто-то наблюдает за ней из кустов. Но как-то раз Енох задержался подольше и увидел сразу трех женщин в купальниках с точно такими же разрезами: в бассейне была куча народа, но никто не обращал на них внимания. Енох не переставал удивляться городским нравам. Когда ему было нужно, он ходил к шлюхе, но его всегда поражало, если вольность проявляли на публике. Так что ради приличия он залезал в кусты. Очень часто женщины спускали лямки купальников с плеч и так ложились загорать.

Парк был сердцем города. Когда Енох приехал в город, кровь сразу подсказала ему, что нужно забраться в самый центр. Каждый день он смотрел на сердце города, каждый день; и был так потрясен, охвачен таким благоговейным страхом и переполнен чувствами, что от одной мысли об этом начинал потеть. Здесь, в центре парка, он совершил открытие. Это была настоящая тайна, хоть она и лежала в стеклянном ящике у всех на виду и даже сопровождалась машинописной табличкой, которая все объясняла. Но было нечто, о чем табличка поведать не могла, и это знание, жуткое и безмолвное, росло у Еноха внутри, точно гигантский нерв. Он знал, что не может показать эту тайну первому встречному — только особенному человеку. И человек этот должен быть обязательно не местным, хотя Енох не знал, почему. Он был уверен, что узнает его при встрече, знал, что это случится скоро; в противном случае нерв, зреющий у него внутри, вырастет до таких размеров, что Еноху придется украсть автомобиль, ограбить банк или наброситься на женщину в темном переулке. Все утро кровь твердила ему, что человек, которого он ждет, появится именно сегодня.

Енох оставил сменщика и направился к бассейну по потайной тропинке за женским душем; отсюда, с небольшой полянки, был виден весь бассейн. В неподвижной бутылочно-зеленой воде никого не было, но он заметил, что с другой стороны к душевой идет женщина с двумя мальчиками. Она приходила почти каждый день и всегда приводила детей. Обычно они залезали в воду, плавали, а потом женщина ложилась на бортике загорать. У нее был пятнистый купальник, висевший мешком, и наблюдение за ней доставляло Еноху огромное удовольствие. Он ушел с полянки, поднялся по склону к зарослям кустарника. Проход среди кустов напоминал тоннель, и, пробравшись по нему, Енох занял облюбованное место. Он уселся и раздвинул ветки, чтобы лучше видеть. Его лицо красным пятном выделялось в зелени. Прохожий, заглянув сюда, вероятно, решил бы, что встретил дьявола, и скатился бы по склону в бассейн. Женщина с детьми вошла в душевую.

Енох никогда не шел сразу в темный тайный центр парка. Это было главным событием дня. Все остальное служило лишь гарниром к основному блюду. Когда ему надоест сидеть в кустах, он пойдет в «Прохладную бутылочку» — закусочную в форме бутылки с апельсиновым напитком, с синей изморосью на горлышке. Там он возьмет шоколадный коктейль и будет заигрывать с буфетчицей, которая, как ему казалось, тайно в него влюблена. Потом пойдет смотреть на

зверей. Звери сидели в длинном ряду стальных клеток, точно в тюрьме «Алькатрас» в кино. Зимой клетки обогревались, летом охлаждались кондиционером, целых шесть человек обслуживали зверей, кормили их отбивными. Звери же ничего не делали — только валялись. Енох смотрел на них каждый день, полный благоговения и ненависти. И лишь потом шел в то самое место.

Два мальчика выбежали из душевой, шлепнулись в воду, и тут на дороге с другой стороны бассейна раздался дикий скрежет. Енох высунул голову из кустов. Он увидел большой автомобиль мышиного цвета, трещавший так громко, словно мотор пытался вырваться из его недр. Машина проехала, он слышал, как она трещит на повороте и едет дальше. Енох прислушался, стараясь уловить, когда она остановится. Шум сначала удалялся, потом снова стал нарастать. Машина проехала еще раз. Енох заметил, что внутри только один человек, мужчина. Треск стал стихать, потом раздался громче. Машина проехала в третий раз и остановилась на другом краю бассейна — точно напротив Еноха. Водитель высунул голову из окна и стал осматривать склоны и воду, в которой плескались мальчишки. Дверца с той стороны, где сидел водитель, была примотана веревкой. Человек вышел с другой стороны и стал спускаться по склону к бассейну. На полпути он остановился, словно кого-то поджидая, затем решительно сел на траву. Он был в голубом костюме и черной шляпе. Он сел, поджав ноги.

— Будь я проклят! — сказал Енох. — Черт возьми!

Он стал поспешно выбираться из своего убежища, сердце его стучало быстро, точно один из тех мотоциклов, на которых ребята на ярмарках гоняют по стенкам в яме. Он даже помнил имя этого человека: мистер Хейзел Моутс. Енох тут же выполз на четвереньках из кустов и посмотрел вниз. Голубая фигура сидела в том же положении. Казалось, ее прижимает к траве гигантская незримая рука, и, стоит руке приподняться, человек перепрыгнет весь бассейн все с тем же выражением лица.

Женщина вышла из душевой и залезла на вышку. Она растопырила руки и стала с грохотом подпрыгивать на доске. Затем изогнулась, прыгнула и скрылась под водой. Голова мистера Хейзела Моутса медленно повернулась — он проследил за ее полетом.

Енох вскочил, сбежал по тропинке мимо душевой, крадучись вышел с другой стороны и направился к Хейзу. Он шел по траве на обочине дороги, стараясь не шуметь. Оказавшись точно за Хейзом, он сел прямо за его спиной на склоне. Будь его руки длиной в десять футов, он мог бы положить их Хейзу на плечи. Енох стал внимательно смотреть на него.

Женщина, подтянувшись у бортика, начала вылезать из бассейна. Сначала появилось лицо в натянутой по самые глаза резиновой шапочке, похожей на бинты, — мертвенно-бледное с острыми торчащими зубами. Она подтянулась, вытащила из воды толстую ногу, потом другую, села на корточки, отдуваясь. Встала, отряхнулась, потопала в натекшей воде и, заметив Хейза и Еноха, ухмыльнулась. Енох видел часть лица Хейзела Моутса, обращенную к женщине. Хейз не улыбнулся в ответ, продолжая смотреть, как она, потопав, ложится загорать почти точно под тем местом, где они сидели. Еноху пришлось подползти ближе, чтобы лучше видеть.

Женщина села на солнце, стянула шапочку. Ее короткие спутанные волосы переливались множеством цветов — от рыжего до желтого с прозеленью. Она потрясла головой и снова бросила взгляд на Хейзела Моутса, обнажив в усмешке острые зубы. Потом растянулась на солнце, задрав ноги и опершись спиной о бетонный бортик. Мальчишки в воде били друг друга головами о стенку бассейна. Женщина покрутилась, укладываясь поудобней, потом приподнялась и спустила с плеч лямки купальника.

— Иисус Всемогущий! — прошептал Енох; он не мог оторвать глаз от женщины, а Хейзел Моутс тем временем вскочил и оказался почти у самой машины. Женщина сидела, спустив купальник почти наполовину, и Енох вынужден был смотреть сразу в обе стороны.

Наконец он оторвал взгляд от женщины и помчался за Хейзелом Моутсом.

— Подожди! — крикнул он, выскочил на дорогу и стал махать руками перед машиной, которая уже трещала и готова была тронуться. Хейзел Моутс приглушил мотор. Его лицо за ветровым стеклом было противным, точно морда лягушки. Казалось, из него рвется сдавленный вопль, оно походило на дверцу чулана в гангстерском фильме, за которой извивается привязанный к стулу человек с полотенцем во рту.

— Ба! — крикнул Енох. — Да это никак Хейзел Моутс. Как поживаешь, Хейзел?

— Сторож сказал, что я найду тебя у бассейна, — объяснил Хейзел Моутс— Сказал, ты прячешься в кустах и подглядываешь за женщинами.

Енох покраснел.

— Мне всегда нравилось смотреть, как купаются,— ответил он, просовывая голову в окошко автомобиля. — Так ты меня искал?

— Этот слепой,— сказал Хейз,— этот слепой, Хокс… Девочка сказала тебе, где они живут?

Казалось, Енох не расслышал вопроса.

— Так ты приехал специально ради меня?

— Аза Хокс. Его дочь дала тебе картофелечистку. Она ведь сказала, где они живут?

Енох вытащил голову из окошка, открыл дверцу и забрался на сиденье рядом с Хейзом. С минуту он сидел молча, облизывая губы. Затем прошептал:

— Надо тебе кое-что показать.

— Я их ищу, — сказал Хейз. — Мне нужен этот слепой. Она тебе сказала, где они живут?

Я покажу тебе эту штуку,— сказал Енох. — Я покажу тебе — здесь, сегодня. Я должен. — Он схватил Хейзела Моутса за руку, но тот отпихнул его.

— Она сказала тебе, где они живут? — повторил он. Енох продолжал облизывать губы. Они были бескровными — багровел только волдырь от простуды.

— Ну да, она же пригласила меня и просила захватить губную гармошку. Я покажу тебе эту штуку, а потом все скажу.

— Какую еще штуку? — буркнул Хейз.

— Штуку, которую я хочу тебе показать. Езжай прямо, я скажу, где остановиться.

— Не хочу я ни на что смотреть,— сказал Хейз Моутс— Мне их адрес нужен.

Енох, отвернувшись, глядел в окно.

— Я не смогу вспомнить, если ты не поедешь. Машина тронулась. Кровь Еноха быстро пульсировала.

Он знал, что нужно сначала заехать в «Прохладную бутылочку», а потом в зоопарк, и предчувствовал стычку с Хейзелом Моутсом. Но Енох знал, что затащит его туда, даже если придется стукнуть его камнем по башке и нести на плечах.

Мозг Еноха состоял из двух частей. Часть, говорившая с кровью, размышляла, но оставалась бессловесной. Другая же была переполнена словами и фразами. Пока первая половина вычисляла, как затащить Хейзела Моутса в «Прохладную бутылочку» и зоопарк, вторая вопрошала вслух:

— Где это ты достал такую славную машину? Тебе на ней надо что-нибудь написать вроде: «Залазь ко мне, крошка», — я видел такую как-то раз, а на другой 6ыло…

Лицо Хейзела Моутса точно высекли из гранита.

— Мой папаша однажды выиграл в лотерею желтый «форд», — болтал Енох. — Со съемной крышей, двумя антеннами с беличьими хвостами… Но он его поменял. Стой, остановись! — завопил он вдруг. Они проезжали мимо «Прохладной бутылочки».

— Ну, и где? — спросил Хейзел Моутс, как только они вошли. В глубину темной залы тянулась длинная стойка с рядом табуретов, похожих на поганки. Напротив двери висела огромная реклама мороженого: корова в переднике.

— Это не здесь, — сказал Енох. — Тут мы просто перекусим по пути. Ты чего хочешь?

— Ничего, — ответил Хейз. Он застыл в центре залы, засунув руки в карманы.

— Ну, тогда садись, — сказал Енох. — А я чего-нибудь выпью.

За стойкой что-то зашуршало, женщина с короткой, точно у мужчины, стрижкой, встала со стула и отложила газету. Она неприязненно взглянула на Еноха. Ее халат, некогда белый, был покрыт коричневыми разводами.

— Чего? — спросила она громогласно, прямо в ухо Еноху. У нее были мужеподобное лицо и большие мускулистые руки.

— Я хочу молочный коктейль с шоколадом, крошка,— сказал Енох сладко. — И кучу мороженого сверху.

Она в ярости отвернулась от него и перевела взгляд на Хейза.

— Он сказал, что ничего не хочет, только посидит и посмотрит на тебя, — сказал Енох. — Он не голоден, просто хочет на тебя взглянуть.

Хейз ответил ей деревянным взглядом, и она, отвернувшись, принялась смешивать коктейль. Хейз забрался на последний в ряду табурет и стал щелкать пальцами.

Енох внимательно его разглядывал.

— Гляжу, ты слегка изменился, — сказал он, чуть подумав.

Хейз встал:

— Дай мне их адрес. Немедленно.

Внезапно Еноха осенило: полиция. Тайное знание озарило его лицо.

— Ты уже не такой нахальный, как вчера, я погляжу, — сказал он. — Поубавилось у тебя выпендрежа, а?

Спер этот автомобиль, решил Енох. Хейзел Моутс вернулся на место.

— Чего это ты отскочил от бассейна, как ужаленный? — спросил Енох. Женщина повернулась, держа в руке стакан с коктейлем. — Конечно, — продолжал он злобно, — я бы тоже не стал заводить шашни с такой уродской бабой.

Женщина шлепнула стакан перед ним.

— Пятнадцать центов, — рявкнула она.

— Ты-то стоишь подороже, крошка.— Енох заржал и стал дуть в молоко через соломинку, пуская пузыри.

Женщина придвинулась к Хейзу.

— Зачем ты пришел сюда с этим сукиным сыном? — крикнула она. — Милый тихий мальчик и пришел с этим сукиным сыном. Ты бы подумал, с кем водишь компанию.— Женщину звали Мод; целыми днями она пила виски из спрятанного под стойкой кувшина для фруктового сока. — Господи Иисусе. — Она вытерла нос ладонью, села на стул перед Хейзом, не сводя глаз с Еноха, и скрестила руки на груди. — Каждый день, — сказала она Хейзу, не спуская глаз с Еноха, — каждый божий день этот сукин сын заявляется сюда.

Енох думал о животных. Потом они пойдут их смотреть. Он ненавидел зверей; стоило о них подумать, и его лицо становилось бурым, как шоколад, словно молочный коктейль вскипал у него в голове.

— Ты хороший мальчик, — сказала женщина Хейзу, — я нижу, у тебя чистое лицо, ну так и не пачкай его, не связывайся с этим сукиным сыном. Я всегда могу отличить чистого мальчика.

Она кричала на Еноха, а Енох смотрел на Хейзела Моутса. Казалось, внутри у Хейза что-то зреет, хотя он и не шевелился. Его словно давило нечто, вызревавшее внутри, становясь все туже и туже. Кровь подсказала Еноху — нужно торопиться. Он принялся поспешно тянуть коктейль через соломинку.

— Вот я и говорю, — продолжала женщина, — нет ничего лучше чистого мальчика. Бог мне свидетель. Я сразу могу распознать, где чистый мальчик, а где сукин сын - это большая разница, — и вот этот прыщавый ублюдок, что дует тут в соломинку, и есть самый настоящий сукин сын, а ты — чистый мальчик, так что подумай лучше, стоит ли тебе с ним водиться. Уж я-то отличу чистого мальчика.

Енох выскреб донышко стакана. Он выудил из кармана пятнадцать центов, бросил монеты на стойку и встал. Хейзел Моутс был уже на ногах, он перегнулся через стойку к женщине. Она не сразу это заметила, потому что не спускала глаз с Еноха. Хейз подтягивался на стойке, пока не отказался в футе от нее. Обернувшись, она уставилась на него.

— Пойдем же, — начал Енох. — Некогда нам с ней трепаться. Мне надо показать тебе это прямо сейчас, мне надо…

— Я — чист, — сказал Хейз.

Только когда он произнес эти слова во второй раз, Енох разобрал, что он говорит.

— Я — чист, — повторил Хейз без всякого выражения на лице и в голосе, глядя на женщину, точно на стену. — Но если бы Иисус существовал, я не был бы чистым.

Женщина посмотрела на него сначала испуганно, потом возмущенно.

— Да с чего ты взял, что меня это волнует? — завопила она. — Да какое мне до тебя дело?!

— Идем, — заныл Енох. — Идем, а то не скажу тебе, где живут слепой с дочкой. — Он схватил Хейза за руку, отодрал от стойки и потащил к двери.

— Эй ты, ублюдок! — визжала женщина. — С чего ты решил, что мне есть до вас, засранцев, дело?!

Хейзел Моутс резко толкнул дверь и вышел. Он влез в машину, Енох забрался назад.

— Теперь,— сказал Енох,— поезжай прямо по этой дороге.

— Чего тебе от меня надо? — спросил Хейз. — У меня нет времени. Мне надо ехать. Я тороплюсь.

Енох вздрогнул и снова стал облизывать губы.

— Я должен показать тебе это, — произнес он хрипло. — Я могу показать это только тебе. Мне был знак, когда я увидел, как ты подъезжаешь к бассейну. Утром я почувствовал, что кто-то придет, и когда я увидел тебя у бассейна, мне был знак.

— Мне нет дела до твоих знаков, — сказал Хейз.

— Я хожу туда каждый день. Я хожу туда каждый день, но не мог никого взять с собой. Мне надо было дождаться знака. Я скажу тебе их адрес, как только ты это увидишь. Как только ты увидишь это, что-то случится.

— Ничего не случится, — ответил Хейз.

Он снова завел машину, и Енох выпрямился на сиденье.

— Теперь — звери, — бормотал Енох. — Посмотрим их сначала. Это недолго. Не займет и минуты. — Он представлял, как звери ждут его, сидят, готовые наброситься, сверкают злыми глазами. Он испугался — вдруг приедет полиция с сиренами и фургонами и заберет Хейзела Моутса до того, как он покажет ему это.

— Мне надо повидать этих людей, — сказал Хейз.

— Остановись! Стой здесь! — завопил Енох.

Слева тянулся длинный сверкающий ряд клеток. Смутные тени сидели и метались за решетками.

— Вылезай, — сказал Енох. — Буквально на секунду. Хейз вышел, но тут же остановился.

— Мне надо повидать этих людей, — сказал он.

— Ладно, ладно, идем, — заныл Енох.

— Я не верю, что ты знаешь их адрес.

— Знаю! Знаю! — закричал Енох. — Начинается с тройки, пошли! — Он потащил Хейза мимо клеток. В первой друг против друга сидели два черных медведя, вежливые и сосредоточенные, как матроны за чаепитием.

— Они ничего не делают целыми днями, только сидят и воняют, — сказал Енох. — Каждое утро приходит человек и моет клетку из шланга, но все равно воняет так, словно к ней и не притрагивались! — Он, не глядя, прошел еще две клетки с медведями и остановился у следующей, где по бетонным бортикам метались два желтоглазых волка.

— Гиены,— сказал Енох.— От них вообще никакого толку. Он подошел поближе и плюнул в клетку, попав одному волку в лапу. Тот прижался к стенке и злобно посмотрел на Еноха. На секунду Енох даже забыл про Хейзела Моутса, но тут же обернулся. Хейз стоял за ним, не глядя на зверей. Думает о полиции, решил Енох.

— Пошли, там дальше обезьяны, нам некогда на них смотреть.

Обычно он останавливался у каждой клетки и говорил животным гадости, но сегодня зверинец был лишь неизбежной формальностью. Он пробежал мимо клеток с обезьянами, пару раз оглянувшись убедиться, что Хейзел Моутс идет следом. Лишь у последней обезьяньей клетки он остановился, словно ничего не мог с собой поделать.

— Ты только взгляни на эту макаку, — сказал он, сияя. Серая обезьяна повернулась к нему спиной, выставив маленькую розовую попку.

— Будь у меня такая задница, — сказал Енох с притворным смущением, — я бы на ней сидел, а не показывал людям, которые приходят в парк. Пойдем, там дальше птицы, нечего на них смотреть.

Они прошли мимо клеток с птицами — тут зверинец кончался.

— Нам не нужна машина, — сказал Енох. — Мы спустимся пешком вон туда — видишь, где деревья?

Хейз застыл у последней птичьей клетки.

— Господи Иисусе, — застонал Енох, остановился и замахал руками. — Да идем же!

Но Хейз не двигался, глядя в клетку. Енох подскочил к нему и схватил за руку, но Хейз оттолкнул его, продолжая всматриваться в клетку. Клетка была пуста.

— Да она же пустая,— крикнул Енох,— что ты там нашел в пустой клетке? Идем! — Он стоял, раскрасневшись и обливаясь потом. — Она пустая! — крикнул он еще раз, но тут заметил, что в клетке все же кто-то есть. На полу, в углу у самой стены, был глаз. Глаз торчал из центра чего-то, похожего на кусок швабры, лежащий на старой тряпке. Енох прижался к прутьям и понял, что это не швабра, а сова с широко открытым глазом. Глаз смотрел прямо на Хейзела Моутса.

— Да это же старая сова, — застонал Енох. — Ты что, сову никогда не видел?

— Я — чист, — сказал Хейзел Моутс глазу. Он произнес это точно так же, как прежде женщине в «Прохладной бутылочке». Глаз мягко закрылся, сова отвернулась к стене.

«Убил кого-нибудь» подумал Енох.

— О, рада Христа, пойдем! — завопил он. — Я должен показать тебе это прямо сейчас.

Еноху пришлось оттащить его от клетки, но, пройдя несколько шагов, Хейз снова остановился, на этот раз он смотрел куда-то вдаль. У Еноха было неважное зрение. Он прищурился и наконец разглядел что-то вдали на дороге. Две маленькие фигурки прыгали с двух сторон по обочине.

Хейзел Моутс внезапно повернулся к нему:

— Ну, что ты там хочешь мне показать? Надо скорее кончать с этим. Пошли.

— Разве ж я не пытался втолковать тебе то же самое? — Енох чувствовал, как высыхает пот и жжет, покалывая кожу, даже под волосами на голове. — Мы перейдем дорогу и спустимся с холма. Надо идти пешком.

— Почему это? — буркнул Хейз.

— Сам не знаю.

Енох был уверен: что-то должно произойти. Его кровь перестала биться. Все время она стучала, как барабан, а теперь умолкла. Они пошли вниз. Склон был крутой, поросший деревьями; стволы были выкрашены снизу белой краской, так что казалось, на них надеты носки.

— Там сыро внизу. — Енох схватил Хейзела Моутса за руку. Хейзел отпихнул его, но Енох снова поймал его руку, остановил и показал на что-то сквозь листву. — Мюзэй, — произнес он. От этого странного слова у него забегали мурашки по коже. Он впервые произнес его вслух. Там, куда он показывал, виднелась серая стена. Здание росло, пока они к нему приближались, но стоило выйти из рощи на дорожку, оно внезапно съежилось. Здание было круглое, цвета сажи. Вперед выступали колонны, между которыми стояли безглазые каменные женщины с горшками на головах. Буквы на бетонном обруче над колоннами складывались в слово «МУЗЕЙ». Енох: боялся произнести его еще раз.

— Пошли наверх, — прошептал он.

К широкой черной двери вели десять ступеней. Енох осторожно приоткрыл дверь и заглянул внутрь.

— Все в порядке, идем, только тихо: главное — не разбудить сторожа, старик меня не очень-то любит.

Они вошли в темный вестибюль. Сильно пахло линолеумом, креозотом и еще чем-то непонятным. Этот третий запах был подспудным, и Енох никак не мог его определить. В вестибюле ничего не было, если не считать двух урн, а у стены на стуле спал старик. Он был в той же форме, что и Енох, и походил на высохшего паука. Енох бросил, взгляд на Хейзела Моутса: почувствовал ли тот странный запах? Судя по всему, да. Кровь Еноха снова забилась, подталкивая его вперед. Он взял Хейза за руку, на цыпочках прошел к другой черной двери в конце зала, приоткрыл ее и заглянул. Потом поманил Хейза пальцем. Они оказались в зале, похожем на первый, только в форме креста.

— Вон в ту дверь, — произнес Енох едва слышно.

Они вошли в темное помещение, полное стеклянных ящиков. Ящики висели по всем стенам, а посередине на полу стояли три больших, похожих на гробы. Те, что висели на стенах, были заполнены приделанными к лакированным палочкам птицами, с любопытством глядевшими вниз застывшими глазами.

— Идем,— шепнул Енох.

Он обошел две стеклянные витрины и остановился у дальнего конца третьей. Остановился, вытянув шею и сцепив руки; Хейзел Моутс подошел и встал рядом.

Так они и стояли — напряженный Енох и, слегка наклонившись, Хейз. Под стеклом лежали три кубка, несколько тупых ножей и человек. На человека-то и смотрел Енох. Человек был ростом фута три. Голый, высохший и желтый, с глазами, зажмуренными так, словно сверху на него падал огромный железный брусок.

— Видишь надпись? — спросил Енох церковным шепотом, указывая на машинописную табличку, лежащую у ног мужчины.— Тут сказано, что раньше он был такого же роста, как мы с тобой. Какие-то арабы сделали это с ним за шесть месяцев. — Он осторожно посмотрел на Хейзела Моутса.

Ясно было только, что Хейз смотрит на высохшего человека. Он так наклонился над витриной, что его лицо отразилось в стекле. Отражение было бледным, глаза казались двумя пулевыми отверстиями. Енох постоял немного, выжидая. Послышались шаги. О Иисусе, Иисусе, молил Енох, пусть он поторопится и сделает все, что нужно. В зал вошла женщина с двумя мальчиками. Она держала их за руки и ухмылялась. Хейзел Моутс не отрывал взгляд от высохшего человека. Женщина шла к ним. Она приблизилась к ящику с другой стороны, заглянула в него, и ее ухмыляющееся отражение наползло в стекле на лицо Хейзела Моутса.

Женщина прыснула и прижала ко рту два пальца. Рожицы мальчишек появились с двух сторон, словно две сковородки, отражающие ее ухмылку. Заметив ее лицо на стекле, Хейз отшатнулся и издал какой-то звук. Этот звук мог исходить и от человека, лежащего в ящике, — через секунду Енох понял, что так оно и есть.

— Стой! — крикнул он и бросился вслед за Хейзел ом Моутсом.

Он догнал его только на полпути к вершине холма. Дернул за руку, развернул и остановился, внезапно ощутив, как по телу растекается непривычная слабость, точно он превратился в воздушный шар. Хейзел Моутс встряхнул его, схватив за плечи.

— Адрес, дай мне их адрес, — завопил он.

Даже если бы Енох точно знал адрес, он все равно сейчас бы его не вспомнил. Он даже не в состоянии был держаться на ногах. Как только Хейз отпустил его, Енох упал на землю прямо под дерево в белом «носке». Перевернулся на спину и отрешенно застыл: ему казалось, что его уносит течение. Он еще видел, как где-то далеко-далеко голубая фигура прыгнула, схватила камень и размахнулась; злобное лицо повернулось, камень полетел; Енох крепко зажмурил глаза, и камень треснул его в лоб.

Когда Енох очнулся, Хейзела Моутса уже не было. С минуту он лежал неподвижно. Потом дотронулся до лба и поднес руку к глазам. С пальцев стекало что-то красное. Он повернул голову, заметил каплю крови на земле и, глядя на нее, подумал, что кровь течет, как маленький родник. Он приподнялся, дрожа, прижал палец к ране и почувствовал слабые толчки своей крови, тайной крови, бьющейся в самом центре города.

И тогда он понял, что предначертанное только начинает сбываться.