Онлайн чтение книги Западня на сцене
5

Вондри съехал с автострады и не без испуга уставился в зеркальце заднего вида. Вспыхивали из-за поворота фары, но машины пролетали мимо. Темно-коричневый «вартбург», не отстававший от него от самой Конской площади до Карлсберга, промчался, не снижая скорости. Тенор облегченно вздохнул и вытер тыльной стороной руки капельки пота со лба. У страха глаза велики — никто его не преследовал.

Узенькие улочки бывшего квартала вилл были скупо освещены, мостовые покрыты снегом пополам с грязью, на хорошем ходу машину заносило. Два подвыпивших приятеля вывалились из клуба любителей игры в кегли и как ни в чем не бывало начали переходить улицу. Они и не подумали пропустить мимо сигналящую вовсю машину, наоборот, остановившись посреди проезжей части, принялись размахивать руками. Пришлось изо всех сил нажать на тормоза, «вартбург» развернуло, задними колесами ударило о кромку тротуара, а один из приятелей был, как говорится, на волосок от больших неприятностей. Еще немного, и Вондри сам влип бы — из-за какой-то рюмки «Двойного отборного». Он об этой капельке коньяка и думать забыл, а вот поди ж ты…

Весь дрожа от нервного напряжения, он ехал со скоростью улитки и, заметив участкового уполномоченного на велосипеде, отвернулся. Лишь бы ничем не обратить на себя внимание, не вступать в ненужные объяснения со словоохотливым педантичным полицейским. В зеркальце он увидел, как младший лейтенант сошел с велосипеда у телефонной будки и посмотрел ему вслед.

Садовые ворота, ведущие к гаражу, открыты. Вондри выключил фары и въехал на асфальтированную площадку. Он до того перенервничал, что сжался в комок, когда в ветровое стекло стукнула сухая веточка. Прошло некоторое время, пока он собрался с духом и, тяжело дыша, вышел из машины — чтоб нос к носу столкнуться с каким-то человеком, появившимся как бы из ниоткуда, как привидение!

Этот очередной шок буквально доконал Вондри. Едва не обезумев от неописуемого страха и ужаса, он набросился на незнакомца с кулаками — удары так и посыпались! А тот, сдавленно вскрикнув, упал ему под ноги, прямо на асфальт.

Лишь тут Вондри опомнился, обретя обычное зрение, и узнал в тихонько постанывающем человеке мастера-осветителя Крибеля.

— Ты что, спятил? — вставая и пошатываясь, прокашлял тот.

— Извини… Никак не мог подумать… Тебе больно? — Он заботливо отряхивал пальто Крибеля, покраснев от стыда и досады.

— Обойдется, — мастер-осветитель ощупал лицо, потер локти. — А силой тебя родители не обделили.

— Сам не понимаю, как это вышло… испугался я до смерти!

— Разве ты меня не узнал?

— Конечно, нет! — Вондри поймал на себе недоверчивый взгляд Крибеля и возбужденно добавил: — Бред какой-то, Аксель! Как это тебе могло прийти в голову?!

— Я и то подумал…

— Да, так что ты хотел?

— Оба портфеля со всеми делами пропали с репетиционной сцены.

— Скажи, пожалуйста! — поддел его Вондри. — Выходит, не слишком-то надежно ты их спрятал.

Мастер-осветитель открыл было рот, желая что-то объяснить, но счел за благо промолчать.

— Выходит, ты знаешь?

— Малышка Кики Оберман под страшным секретом рассказала эту историю всем и каждому.

— А ты, по-моему, не слишком-то расстроился!

— Конечно, расстроился, — буркнул Вондри. — Но, к счастью, полиция тоже не вышла пока на след.

— Ты уверен?

— Да! — тенор хлопнул дверцей «вартбурга». — Насколько я понял, портфели обнаружил один из твоих осветителей — каким образом, ума не приложу. Но прежде, чем он их открыл, получил удар по черепу и упал без сознания. — Вондри недобро ухмыльнулся и поплотнее укутал шерстяным шарфом горло. — Когда Кики нашла своего дружка — его фамилия, по-моему, Вечорек, — портфели исчезли.

— Вот, значит, почему Вечорек отсутствовал вчера на генеральной!

— А ты так-таки ничего не знал?

— Нет, — Крибель сглотнул слюну. — Кто-нибудь догадался, что было в портфелях?

— Не похоже.

Крибель промолчал, задумчиво глядя на тенора. Когда он заговорил, недоверие так и сквозило в его словах.

— А как ты думаешь… кто это избил Вечорека… и прихватил портфели?

Вондри нахмурился, и его густые черные брови образовали прямую линию.

— Послушай, не подозреваешь ли ты, будто я…

— Разве это исключается?

— Ты спятил!

— Что же, спятил так спятил!

Осветитель вызывающе улыбнулся, глядя прямо в глаза тенора, который был несколько выше его ростом.

— Меня ты не проведешь. Ты деляга, каких поискать надо. Ни одного пфеннига не упустишь. Объясни-ка мне, почему тебя вовсе не огорчает пропажа двух достаточно ценных портфелей? А это что? — Крибель поднял голову и указал на распухшую щеку. — И кулачищи у тебя тоже что надо…

— Боже ты мой! Если я тебе сказал…

— Подожди, я тебе еще не все выложил!

Крибель быстро оглянулся, бросил взгляд на темные окна дома Вондри.

— Валяй, выкладывай, — голос Вондри едва не сорвался. — Занятно будет услышать, какую чушь обо мне ты выдумал!

— Может, это и чушь, — проговорил Крибель, — а может, и нет! — И, внимательно наблюдая за тенором, добавил: — Знаешь, у кого, по-моему, на совести старина Пернвиц? У тебя!

Вондри сухо рассмеялся.

— Ну, ты молодец, — прохрипел он. — Бред собачий — вот что ты несешь! — Он никак не мог успокоиться.

— Побереги свой голос! — поддел его Крибель. — Не то не петь тебе на премьере.

Натянутая улыбка сползла с лица Вондри, он тяжело вздохнул:

— Ты прав, когда я волнуюсь, у меня сразу садится голос.

Он схватился за горло, сдвинул шарф в сторону и принялся массировать кадык.

— Но ты, знаешь, тоже… Надо же такое придумать: я — убийца!

Крибель пожал плечами:

— Я где-то читал, что большинство убийц в жизни самые обыкновенные, ничем не примечательные люди.

— Да прекрати ты, наконец! — Улыбку Вондри скорее можно было счесть болезненной гримасой. — Скажи лучше, как ты додумался до такой ерунды?

— А что — и скажу! — с вызовом в голосе ответил Крибель. — Не ты ли признался мне, что Пернвиц застал тебя в гримерной, когда ты укладывал всю эту муру в портфели…

— Муру, которую достал мне ты! Из реквизиторской, сделав дубликат ключа, — зло парировал Вондри.

— Это в данный момент к делу не относится, — гнул свою линию Крибель. — Застукал-то он кого — тебя! Кроме вас обоих, на этой стороне сцены никого не было. Через несколько минут Пернвиц провалился в люк. И кто его нашел? Ты! — В голосе мастера-осветителя прозвучало нескрываемое ехидство. — Какое удачное совпадение в нужный момент! Ты чист, как стеклышко, с тебя взятки гладки! Кто заподозрит нашего замечательного тенора!

— Аксель!.. Дружище! Да опомнись же ты! — простонал Вондри, словно призывая само небо в свидетели. — Я тебя просто не узнаю!

— А разве ты меня когда-то знал? Разве ты и такие, как ты, считаете нас за людей? Мы — мелочь пузатая, а вы — орлы. Мы для того и созданы, чтобы делать за вас всю грязную работу, а вы будете ликовать в лучах прожекторов… Я готов сам себе руку отрубить за то, что поддался на твои сказочки насчет коллекции предметов старины… твоей страсти… твоей болезни… и все такое прочее… Но вернемся к другой теме: так что там насчет Пернвица?

— Не убивал я его, поверь мне, не убивал! Он пошел на сцену до меня. Я бы никак не успел открыть люк и убрать или подменить лампу. И, кроме того, Пернвиц не знал, откуда взялись дуэльные пистолеты и другие вещи, зато он знал, что я собираю старину… Так с какой же стати?..

— Все может быть, — невольно признал Крибель. — Но тогда кто же это сделал? Кто?

Тенор заморгал, принялся снова приводить шарф в порядок.

— Я лично, как считал, так и считаю, что произошел несчастный случай, — сказал он после некоторого размышления. — Кто-нибудь из техперсонала проспал, забыл о люке и теперь не желает признаться. Его даже можно понять. Скорее всего полиция найдет очень простое объяснение.

— Дай-то бог, чтобы все так и оказалось, — пробормотал Крибель, но его тут же охватили сомнения. — Да, насчет полиции. Почему тогда такой переполох? Они торчали в театре до глубокой ночи, задавали разные дурацкие вопросы.

— Работа у них такая, им за это деньги платят! Любой несчастный случай должен быть запротоколирован до мелочей. Чтобы какие-то упущения по возможности не повторялись в будущем. Так принято, и ничего особенного я в этом не вижу.

Мастер-осветитель наморщил лоб и пристально посмотрел на Вондри:

— Ну, раз у тебя на все есть ответ, ты наверняка объяснишь мне, кто это треснул Вечорека по башке и смылся с нашими портфелями?

— Не я — если ты это имеешь в виду! Но ты прав, кое-какие мысли на сей счет у меня имеются.

— Не стесняйся, доверься мне! — подначил его Крибель.

— Я подозреваю двоих, нет троих: Штейнике, Буххольца и, может быть, Вестхаузена.

— Тпр-ру, приехали! — Крибель громко рассмеялся. — Как же! Штейнике и Вестхаузен. Один — трус и подхалим, а другой — не ассистент режиссера, а прыгающий комок нервов. На смех ты меня поднять хочешь, что ли? У Штейнике одно на уме: карьера и бабы. А Вестхаузен с тех пор, как его перевели на эту должность, настолько обалдел, что из-за любой мелочи на стену лезет…

— Много ты о них знаешь, — невозмутимо ответил Вондри. — Но давай лучше обсудим все это у меня дома за рюмкой коньяка. Я начинаю замерзать, а простуда — это то, чего я себе сейчас никак не могу позволить. Пойдем?

— Гм… Вообще-то я собирался… — Крибель умолк, облизнул губы, не зная, на что ему решиться, и наконец кивнул: — Хорошо. Только ненадолго.

— Подожди секундочку, я только заведу машину в гараж.

Поднявшись на крыльцо, Крибель наблюдал, как Вондри открыл ворота гаража и въехал туда на «вартбурге». Тенор не слишком-то торопился; напротив, все делалось на удивление медленно, будто он желал выиграть время. Несколько раз бросал взгляд в сторону дома. Мастер-осветитель передернул плечами. Он чувствовал себя не в своей тарелке.

Снова зарядил дождик. Однако заметно похолодало, и в воздухе запахло снегом. Где-то в соседнем доме зазвонил будильник. В окнах первого этажа зажегся мягкий приглушенный свет.

— Это пекарь проснулся, — объяснил Вондри, поднявшийся наконец на крыльцо. — На Рождество у него всегда отбоя нет от покупателей.

В коридоре пахло политурой, влажной одеждой и новогодней елкой. Крибель подождал, пока Вондри закроет дверь, и поднялся за ним на второй этаж. Сердце его учащенно билось. Под ногами поскрипывали начищенные до блеска ступеньки.

Молодой человек в тени подъезда так долго и так пристально смотрел в сторону гаража на противоположной стороне улицы, что в глазах появилась резь, и он видел неясные очертания двух мужских фигур на крыльце еще некоторое время после того, как они исчезли в доме.

Облегченно вздохнул, вышел на тротуар, достал из кармана «уоки-токи», вытянул антенну.

— Они только что вошли в дом, — негромко передал он.

Подняв воротник пальто, он ожидал ответа, а тем временем в обеих угловых комнатах второго этажа зажегся свет.

— Узнали вы все же посетителя или нет? — послышался металлический голос из аппарата.

— Нет, было слишком темно, а подойти поближе я не решился.

— Вы не ошиблись, Вондри действительно сбил его с ног?

— Так точно! Но я уже докладывал, получилось это скорее импульсивно. Потом они беседовали вполне нормально. По крайней мере, так мне показалось.

— Интересные импульсы, — проскрипел голос. — Догадываетесь, о чем у них шел разговор?

— Нет.

Молодой человек, не отводивший глаз от окон, весь насторожился и быстро добавил:

— Кто-то встал у окна, за гардинами… Скорее всего — тенор. Закрыл окна портьерами.

— Ладно, продолжайте вести наблюдение. Сейчас подъедут наши товарищи… Конец связи…

Эльке Кречмар-Вестхаузен осторожно приоткрыла дверь ванной комнаты и выглянула в коридор. Вернер был еще в гостиной. Она слышала, как он расхаживает по комнате, звякнули рюмки, скрипнуло кресло-качалка.

Вот уже несколько месяцев, как он пил, не очень много, но регулярно, особенно по вечерам. Не уснет, не выпив нескольких бокалов красного вина. Она даже заподозрила, что он втихомолку пьет и кое-что покрепче. А несколько дней назад она нашла за ящиком с инструментами в кладовке две бутылки из-под водки.

Значит ли это, что Вернеру известно о ее связи с Вондри?..

Молодая женщина вздохнула, тихонько подошла к большому зеркалу в коридоре, сняла и положила на пуфик халат. При виде безукоризненно гладкого цвета слоновой кости тела ее озабоченное лицо просветлело. Пока что она молода, привлекательна, в делах ей везет — и в любви тоже… К чему пустые мечты или жалобы на несбывшееся?.. Вернер просто не в состоянии понять, что ее мечты не всегда совпадают с тем, о чем думает он… что у нее могут быть свои тайны… он и слышать об этом не желает. Почему она вышла за него замуж? Нет, тут дело отнюдь не в материальных соображениях, хотя тогда он был еще известным тенором с большим будущим, как полагали многие.

Из гостиной послышался шорох выдвигаемого ящика стола. Там у него сигареты. Хотя врач категорически запретил ему курить после инфаркта, он снова взялся за свое.

Эльке еще несколько секунд прислушивалась, пожала плечами и принялась намазываться кремом. Она чуть ли не с нежностью массировала свои маленькие крепкие груди, плоский живот, бедра. К сожалению, ноги у нее слишком крепкие и мускулистые, зато это настоящие ножки танцовщицы.

Потом встала, потянулась и сделала перед зеркалом классический арабеск, подняв правую ногу почти вертикально.

Пусть бы Вольтерсдорф так сделала — коза худющая… Но что толку, все равно та — первая солистка, а она… Еще раз оценивающе взглянув на свое отражение в зеркале, она потянулась за щеткой для волос…

И вот в этой нелепой позе — на цыпочках, с вытянутой правой рукой, она увидела в зеркале его лицо. На удивление чужое лицо, искаженное страданием и угрозой.

Какую-то секунду Эльке простояла, словно парализованная, а затем повернулась к нему, покраснев от злости.

— Пялишься, да? Тебе больше делать нечего? Ты ведь знаешь, я этого терпеть не могу.

Схватила с пуфика халат, натянула, принялась лихорадочно застегивать пуговицы.

Словно очнувшись, Вестхаузен провел руками по глазам и опустил голову. Когда вновь поднял ее, лицо его было обычным — спокойным и несколько грустным. Лишь морщины у переносицы словно углубились.

— Ухожу, ухожу, — тихо проговорил он. — Хочешь что-нибудь выпить?

Эльке хотела было сразу резко отказать, но слова застряли у нее в глотке. Его дрожащий голос, весь его вид — тридцать три несчастья! Это как-то примиряло с ним, вызывало нотку сочувствия. Да и женское тщеславие свою роль сыграло.

— От рюмки вермута не откажусь, — сказала она. — Но долго рассиживаться не будем, я очень хочу спать.

Вестхаузен кивнул, повернулся и с опущенными плечами вернулся в гостиную. А она прикусила нижнюю губу, ругая себя за то, что опять уступила ему.

Вернер, конечно, первым делом подошел к проигрывателю, потому что, пока она надевала пеньюар, черный, закрытый, который он терпеть не мог, звучала музыка… «Полонезы Шопена» — одна из ее любимых пластинок, которую он подарил ей вскоре после свадьбы. Неужели ему вздумалось таким образом напомнить о былых чувствах — какая безвкусица.

Она подкрасила губы, быстро пригладила щеткой сбившиеся волосы…

Вернер зажег свечи в подсвечнике и поставил его на телевизор. Он сидел в кресле-качалке, несколько наклонившись вперед, и со всех сторон разглядывал коробочку, которую держал в руках. Свет напольной лампы падал на четкий пробор в его редких седых волосах, оставляя лицо в тени. Рядом на журнальном столике лежала ее открытая сумочка.

— Как ты посмел рыться в моей сумочке! — крикнула она. — Что ты себе позволяешь?

Вестхаузен поднял глаза. Они сверкали, но голос его прозвучал спокойно.

— Я искал спички, — и он поднял руку, в которой держал коробочку. — Что это такое?

— Не твое дело… Подарок.

— Для кого?

— Для моего любовника! — Она вырвала у него коробочку и сунула ее обратно в сумочку. Щелкнул замок, и сумочка полетела на диван. — А то для кого же?

Вестхаузен медленно опустил голову.

— Так я и подумал, — он медленно провел ладонью по лицу, словно желая смести с него паутину. — Ладно, шутки в сторону. — Он протянул ей наполненную рюмку и налил себе: — Твое здоровье!

Вермут оказался вкусным, холодным и не слишком горьким. Наверняка из привокзального «Интершопа». Интересно, откуда у Вернера западная валюта?

Эльке смаковала вермут, наслаждаясь каждым его глотком, а потом опорожнила рюмку единым махом. Она чувствовала, что муж наблюдает за ней. Непонятно, знает он или нет… Она до сих пор не была уверена на этот счет.

— Еще рюмку?

— Да, но последнюю, — алкоголь приятно взбудоражил Эльке.

Его рука дрожала, и несколько капель пролились на скатерть. Да, жаль его, бедолагу. Вообще-то сейчас самый подходящий случай поговорить начистоту. Но…

Вестхаузен порывисто встал, желая ее обнять. Но, когда Эльке энергично покачала головой, он покорно сел в свое кресло-качалку.

— Между прочим, сегодня вечером мне удалось все-таки достать елку.

— Вот как. — Эльке равнодушно кивнула, взяла свою рюмку и подошла к окну, в которое барабанили крупные капли дождя.

— Я наряжу ее завтра утром, — Вестхаузен силился улыбнуться. — Точнее говоря, сегодня — уже почти два.

Молодая женщина не ответила, отпивая вино мелкими глотками. Она услышала, как он поднялся и направился к ней, и внутренне насторожилась.

— Ты не радуешься?

Вестхаузен остановился совсем близко от нее, она чувствовала его дыхание.

— Почему же? Конечно, рада.

— А вечером сходим вместе в церковь. — Его ладони легли на ее плечи, погладили руки и мягко коснулись груди. — Хочешь?

Резким движением она высвободилась из объятий и с силой оттолкнула. Рюмка с вином упала на пол и покатилась по ковру, оставляя влажный след.

— Пусти меня! — жарко выдохнула она. — Ты мне противен!

Этого удара Вестхаузен не ожидал. Он стоял, тяжело дыша, сжав кулаки и выкатив глаза. Чувство, близкое к ненависти, до неузнаваемости изменило лицо Вестхаузена.

Хотя Эльке и опасалась, что он в любую секунду способен наброситься на нее, с места не сошла.

— В церковь пойдешь один, без меня, — произнесла она голосом настолько резким, что сама вздрогнула. — Так и знай.

Несколько секунд он простоял словно пришибленный, потом повернулся и, покачиваясь, будто пьяный, направился к двери.

— А вино было хорошее, — сказал он, дойдя до порога, так и не оглянувшись. — Жаль, что ты пролила его…

— Пора бы нам и доехать, — заметил криминальмейстер Позер, тщетно силясь сквозь залитое потоками дождя лобовое стекло разобрать название улицы.

— Интересно, почему здесь никто не убирает смерзшийся снег? И почти ни один фонарь не горит, найдешь тут нужный дом, как же… Безобразие!

— Не волнуйтесь, успеем, — сказал лейтенант Краус, сидевший рядом с Маркусом на заднем сиденье, и, зевая, взглянул на наручные часы. — Без пяти два. Порядочные люди давно спят без задних ног. — Он поднял воротник пальто. — Сквозит! Вахмистр! Тебе стоило бы вместе со слесарем заняться дверцами.

Водитель буркнул что-то неразборчивое и в самый последний момент сумел вывернуть руль, не то машину занесло бы.

— Новые колеса куда нужнее, — проговорил он, когда машина опять нормально катила по мостовой.

За все время этой недолгой поездки Маркус почти не открывал рта. А голоса сотрудников он если и слышал, то до сознания его они не доходили. Он тихонько сидел в углу и размышлял о своем разговоре с Клаудией. И еще о тех выводах, которые сделал, будучи на сцене. Его буквально огорошил тот факт, что временной расклад, разработанный ими, не играет ровным счетом никакой роли. А ведь они считали его неимоверно важным! Злоумышленнику на деле потребовались бы считанные секунды, чтобы все подготовить.

Маркус, сам того не замечая, улыбался, умиротворенно глядя сквозь забрызганное стекло на пролетающие мимо темные фасады домов. Не на одну Клаудиу падает теперь подозрение в убийстве. Есть и другие — например, Вондри! Опередить Пернвица, спускавшегося на сцену по главной лестнице, воспользовавшись железной, той, что сбоку, — пара пустяков… Если интуиция его не обманывает и все это не случайное совпадение, оба исчезнувших портфеля — судя по описанию, те же самые, что после генеральной Клаудиа видела в руках тенора, — имеют какое-то отношение к преступлению. Почти наверняка можно утверждать, что в них находились предметы, украденные из реквизиторской, — вот почему Вечорека на время «выключили» из игры… Но какая у этой истории связь с несчастным случаем? И какое отношение к этому похищению имел Пернвиц? Погиб ли он, ибо слишком много знал? Или потому, что сам был замешан в мелком воровстве?

— Теперь понял, — сказал вдруг водитель и указал на ярко освещенное здание универмага на углу. — Еще два перекрестка — и мы на месте. Подъехать к самому дому?

— Лучше не обращать на себя внимания, — размышлял вслух лейтенант Краус. — Остановитесь-ка на углу.

— А потом незаметно подкрадемся и все такое прочее, — улыбнулся Маркус. — Не будьте ребенком, Краус, мы не в телесериал играем… Поезжайте спокойно дальше, вахмистр… У меня нет ни малейшего желания промокнуть до нитки ни за что ни про что.

Позер бросил через плечо взгляд на Крауса, сделавшего вид, будто не на шутку обиделся.

— За что вы меня так, капитан? — сказал он с упреком. — В подобных случаях не привлекать внимания посторонних, третьих лиц — просто наша обязанность. Цитирую по «Учебнику криминалистики».

Все рассмеялись.

— Я ценю усердие, с которым вы прорабатываете специальную литературу. При случае я не забуду упомянуть об этом в присутствии начальства.

— Перестаньте-ка, капитан, — взмолился Позер. — Вы нашего длинного совсем в краску вогнали.

— Ничего подобного! — для вида возмутился Краус. — Я ценю любое признание из уст начальства. Так что, если у вас будут вопросы по теории, капитан, не стесняйтесь, обращайтесь прямо ко мне.

Всеобщее приподнятое настроение мгновенно улетучилось, когда фары внезапно осветили человека в пальто с поднятым воротником, шагнувшего из темноты на мостовую. Водитель затормозил и осторожно подвел машину к кромке тротуара.

— Приехали, — сказал он с облегчением.

Маркус открыл дверцу машины. Молодой человек, пробежавший несколько метров с ней рядом, промок насквозь, замерз, да и вообще от счастья не сиял.

— Что-нибудь новое? — спросил Маркус.

— Ничего.

— Гость еще не ушел?

— Нет.

Маркус кивнул, застегнул свое пальто наглухо и вышел под дождь. В доме на противоположной стороне улицы были освещены все окна в комнатах первого этажа; освещены были ворота, ведущие в сад, и гараж.

— Это там?

— Нет, там пекарня, а сам магазин на… — постовой не договорил, ему пришлось несколько раз подряд чихнуть, — …на другой стороне, прямо напротив, — закончил он наконец свою мысль. — А Вондри живет вон там. — И он указал на два слабо освещенных окна на втором этаже дома наискосок.

Краус и Позер, тоже вышедшие из машины и мерзшие теперь на ветру, сразу повернулись в сторону дома тенора.

— Пошли туда, нечего медлить, — не раздумывая, предложил лейтенант.

— Сию же секунду. Доложите обер-лейтенанту Штегеману, что мы на месте, — сказал он постовому. — Затем передадите «уоки-токи» криминальмейстеру Позеру — и вы свободны. Доехать вам есть на чем?

— Мой мотоцикл стоит вон там, в подъезде.

Пока постовой доставал свой «уоки-токи», Маркус отдал короткие приказания Позеру и водителю, а потом, махнув рукой Краусу, вместе с ним перешел улицу.

Кнопку звонка на входной двери заклинило, и Маркусу пришлось воспользоваться перочинным ножом. Не включая света, их «вартбург» свернул за угол и там остановился. Молодой полицейский поехал на своем мотоцикле в противоположную сторону. А Позер тоже перешел мостовую и исчез в темном саду за домом.

— Вы считаете, что с тенором нам придется повозиться? — спросил Краус тихонько чертыхающегося Маркуса.

— Нет, я так не считаю. Но перестараться предпочтительнее, чем недоделать… Ну, наконец-то! — Маркус сложил перочинный нож и сунул в карман.

— Надеюсь, он зазвонит. А то заржавел уже, — и он нажал на кнопку. Снова выругался: — Сволочь какая, теперь кнопка не вылезает!

Слабенький звонок внутри дома, едва слышный при таком ветре и дожде, звонил равномерно, несомненно действуя кому-то на нервы.

— Попробуйте, может быть, вам повезет, — недовольно проговорил Маркус, протягивая лейтенанту свой перочинный нож.

— Что случилось? Безобразие! Перестаньте нажимать на кнопку!

Маркус вышел на свет. Из окна второго этажа на него уставился тенор.

— Кто вы такой? И что вам надо?

Маркус представился и извинился за излишний шум. И хотя он смотрел против света и лица Вондри почти не видел, он буквально кожей ощутил, до какой степени тенор напуган.

— Мы хотим получить от вас некоторые сведения, — твердо проговорил он.

— Но не в два же часа ночи!

— К сожалению, это необходимо. Прошу вас, откройте.

Вондри перегнулся через подоконник, но не произносил ни слова. Звонок умолк. Краус спустился с крыльца и стал рядом с Маркусом. Вдруг остро запахло свежеиспеченным хлебом.

— Секундочку! — Окно захлопнули с такой силой, что все стекла задребезжали.

— Испугался, как заяц! — пробормотал Краус. — Не хотел бы я сейчас быть в его шкуре.

— Наберитесь терпения… Меня прежде всего интересуют факты. И его гость.

Маркус с шумом втянул воздух, глядя в сторону соседнего участка, где в ярко освещенном помещении двое мужчин выпекали хлеб.

— А еще говорят, будто ночью аппетит разыграться не может…

Прошло довольно много времени, пока в коридоре зажегся свет и Вондри открыл дверь. Лицо его раскраснелось, а волосы, обычно аккуратно расчесанные на пробор, были всклокочены. Из-за его плеча, смущенно улыбаясь, выглядывал человек, которого Маркус много раз видел в театре, но имя его, как на грех, забыл. Бросив косой взгляд на Крауса, Маркус понял, что тот тоже силится вспомнить его имя, но тщетно.

— Я принимал гостя, — с недовольным видом проговорил тенор. — Наш мастер-осветитель, господин Крибель. Он как раз собирался уходить.

— Я пришел по очень важному личному делу, — вступил в разговор осветитель, остававшийся на заднем плане и беспокойно переступавший с ноги на ногу. — Господин Вондри согласился…

— Это господ нисколько не интересует, — оборвал его на полуслове Вондри. — Привет, Аксель!

— Вы ошибаетесь, — возразил Маркус. — Собственно говоря, нас интересует все… Но если вам это неприятно… — Он с улыбкой освободил проход. — До свидания, господин Крибель.

— До свидания, — осветитель прошмыгнул мимо, будто страшно торопился, и чуть было не упал с крыльца.

— Погодите! — крикнул Маркус ему вдогонку. — Если вы не против, мой коллега может доставить вас домой. В такую собачью погоду это уже кое-что…

— Не нужно, — испуганно отмахнулся Крибель. — Я живу совсем рядом.

— Не стоит благодарности, это наш долг… Не так ли, лейтенант?

Краус мгновенно понял капитана и охотно поддержал его.

— Конечно, дело чести. Подождите, господин Крибель.

Маркус с улыбкой наблюдал, как длинноногий лейтенант без видимых усилий догнал у садовой калитки мастера-осветителя, который от него чуть не бегом бежал.

— Извините, но мы стоим на сквозняке, — повысив голос, сказал Вондри.

— Да, да, я иду.

Лестница оказалась крутой и узкой, коридор тесным. В самом конце коридора в деревянном бочонке стояла новогодняя елка. Далее — жилая комната, обставленная с таким вкусом и чувством стиля, что Маркус невольно остановился на пороге. Он никак не ожидал увидеть такую обстановку у Вондри, который произвел на него впечатление человека скорее неряшливого, чем склонного к изыску. Да и стоило все это уйму денег…

— Красота, — сказал он, искренне восхищаясь дорогой старинной мебелью, концертным роялем, картинами в тяжелых дорогих рамах. — И обошлось, наверное, в целое состояние.

— Ну, не так уж все страшно, — ответил явно польщенный тенор и пригласил Маркуса присесть. — Я начал собирать старую мебель, когда еще никто об этом не думал — задолго до волны ностальгии. Но самые лучшие вещи мне достались по наследству.

Вондри преобразился, он словно вошел в роль музейного экскурсовода.

— Взгляните, например, на эту витрину, ее сработал некий нюрнбергский мастер в 1832 году — стиль «бидермейер». Обратите внимание на тончайшую резьбу по дереву, на стекло ручной шлифовки, на поразительно ровный слой лака.

Он подошел к угловому шкафу и нежно погладил красновато-коричневое с изящной резьбой дерево.

— Вещи подобного рода вы встретите сегодня разве что в государственных собраниях.

— А у вас он откуда?

— От одной тетушки из Мекленбурга, последней представительницы старинного дворянского рода. Она все свои вещи завещала мне, а сама ушла в заведение для престарелых дам.

Вондри открыл стеклянную витрину, достал фарфоровый подсвечник и высоко поднял его.

— Настоящий канделябр из мейсенского фарфора, — с гордостью подчеркнул он. — Редчайшая вещь. Увы, мне не хватает пары к нему.

— И тоже из наследства вашей тетушки? — спросил Маркус, достаточно разбиравшийся в искусстве, чтобы оценить красоту этого канделябра.

— Да. — Тенор рассматривал канделябр со всех сторон, словно пьянея от восхищения. — Ну, разве не чудо!

Восторг Вондри был настолько искренним и неподдельным, что на какое-то мгновение он показался Маркусу симпатичнейшим человеком.

— Я с вами совершенно согласен. Жаль только, что любоваться им можете вы один.

Выражение лица Вондри изменилось быстрее, чем окраска у хамелеона.

— В кругах коллекционеров я мелкая рыбешка, — сказал он с горечью. — Посмотрели бы, какие сокровища собраны другими… Но почему вы не садитесь?

Он осторожно поставил канделябр обратно в витрину, закрыл ее и пододвинул кресло поближе к столу.

— Выпьем что-нибудь?

— Благодарю, к сожалению, я все еще при исполнении служебных обязанностей.

Маркус сел, взглянул на Вондри и без всякого перехода сменил пластинку:

— В ходе нашего расследования всплыло еще несколько вопросов…

— …на которые я должен ответить, — закончил за него тенор. — Пожалуйста, задавайте ваши вопросы.

Он взял со стола бутылку так, чтобы Маркус не видел этикетки, и налил себе:

— Надеюсь, вы не возражаете…

Маркус кивнул и терпеливо ждал, пока Вондри выпьет. Импульсивность тенора, мгновенная смена настроений только усилили недоверие Маркуса к нему. Он ли это — тот самый флегматик, человек, которого ни удивить, ни поразить невозможно, как о нем говорили? С другой стороны, не подлежало сомнению: такое вожделение к дорогим красивым вещам вполне может явиться мотивом для убийства.

— Господин Вондри, — начал он. — В той головоломке, которую мы пытаемся разгадать, вы — ключевое звено. Вы обнаружили Пернвица, упавшего в люк, и вы же были последним, кто видел его живым. Ваши наблюдения столь важны для нас, что мы хотели бы задать вам еще несколько вопросов.

— Я ведь сто раз все объяснял. — Вондри откинулся на спинку кресла, положил ногу на ногу. — Но если вам угодно, прошу!

Скрестив руки на груди, он с усталым видом уставился в потолок.

Для начала Маркус задал несколько малосущественных вопросов — пусть напряжение несколько спадет. А потом заговорил о Пернвице, о его визите в гримерную Вондри. Он заставил тенора несколько раз описать этот визит, словно оценивая каждое слово, а потом и каждый шаг, который тот сделал, пока не наткнулся на тело главного режиссера. Вондри отвечал быстро, не раздумывая. Похоже, он не лгал.

Настойчивость Маркуса пришлась тенору не по вкусу. Голос его звучал ровно, но кончики пальцев и покачивание ноги выдавали некоторое беспокойство.

— Так, как будто все ясно, — сказал Маркус, подчеркнуто дружелюбно улыбнувшись. — А потом вы оказались у будочки вахтера, где встретили госпожу Пернвид-Бордин и госпожу Мансфельд, и уже с ними вновь оказались в трюме.

— Все так и было, — Вондри снова потянулся за бутылкой, но передумал и сделал вид, будто смахнул со стола несколько крошек. — А потом я вернулся к вахтеру, и вместе с ним мы ждали приезда врача.

— Какая в этом была необходимость? — спросил Маркус, внимательно глядя на тенора. — Театральный врач обязан отлично знать, где какое помещение в театре находится.

— Разумеется, но после того, как я увидел тяжелораненого Пернвица, я никак не мог успокоиться, — Вондри покусывал губы. — Разве вы не понимаете моих чувств?

Маркус на его вопрос не прореагировал.

— А наверх, на сцену, вы больше не возвращались?

— На сцену? — Вондри удивленно поднял брови. — Зачем бы это?

— Вы мне не ответили! — Маркус впервые за все время повысил голос. — Поднимались вы на сцену или нет?

— Нет.

Вондри пытался вникнуть в смысл этого вопроса, но никакого объяснения, ему, по-видимому, не находил.

— Разве это столь важно? — осведомился он.

Маркус посмотрел на него, но ничего не ответил.

— Перед генеральной репетицией — примерно в без двадцати восемь — двое мужчин о чем-то говорили на сцене. Кто-то в кабине звукооператора забыл выключить микрофон на сцене, так что их разговор транслировался на весь театр… Я был бы рад узнать, где в этот момент находились вы?

— Точно сказать не могу, — Вондри отвернулся и на этот раз взял бутылку без всяких колебаний, налил рюмку до краев и опорожнил ее. — В гримерной… или скорее всего вернулся уже в мою уборную. — Облизывая губы, он вертел рюмку между пальцами. — Я ничего не слышал. Я обычно отключаю динамик и включаю его перед самым представлением… или репетицией… Но почему вы спрашиваете?

— Этот вопрос мы задали не только вам.

— Что, разговор был таким важным?

— Это вскоре выяснится, — Маркус поднялся, застегнул пальто. — Не стану вас больше утруждать. Благодарю вас за то, что вы уделили мне столько времени.

— Не стоит благодарности. — Вондри тоже встал и направился к двери.

Лицо у него было озабоченное, губы плотно сжаты. Узкая полоска шеи над воротничком рубашки вся блестела от пота.

— Да, и вот еще что, — сказал Маркус, как бы обращаясь к спине тенора и таким тоном, будто эта мысль только-только пришла ему на ум. — А что, собственно говоря, было в портфелях, которые вы носили с собой после несчастного случая?

У Вондри едва челюсть не отвалилась.

— Портфели, — пробормотал он. — Господи, спаси и помилуй…

— Что случилось? — удивленно спросил Маркус.

Вондри ерошил волосы обеими пятернями.

— Забыл, напрочь забыл, — простонал он, вернулся в комнату и принялся вышагивать по ковру туда и обратно. — Болван, какой же я болван… Эх, если бы знать!

Потирая ладонью лоб, он буквально рухнул на стул перед роялем и тупо уставился на Маркуса.

— Убейте меня, представления не имею, куда подевались портфели.

В первый момент Маркус не знал, что и подумать. Он был сбит с толку, ощущение такое, будто его одурачили.

— Не будем торопиться, — сказал он, остановившись перед Вондри. — Вы совершенно серьезно утверждаете, будто не знаете, где ваши портфели?

— Что значит «утверждаете» — я действительно этого не знаю! — Вондри вскочил и снова принялся бегать по комнате. — Когда я после несчастного случая появился у будочки вахтера, они были у меня в руках, — вслух размышлял он. — И позже, когда я вместе с обеими женщинами стоял у тела Пернвица — тоже. А потом… — он развел руками. — Не помню, ничего не помню!

— Так что же было в портфелях? — спросил Маркус, не поверивший ни единому слову тенора; вся эта комедия порядком ему надоела.

— Подарки на Рождество — для моей сестры и ее детишек. Куча ящичков и коробок в оригинальной упаковке универмага «Центрум». Убить меня мало! Убить меня мало! — Вондри остановился перед Маркусом. — Ума не приложу, как мне быть — ведь сегодня уже сочельник!

Какое-то время оба молчали. Вондри смущенно улыбался, теребя свой галстук. Уголки его рта подрагивали. Маркус смотрел на него со смешанным чувством удивления и отвращения. Вондри — лжец, но как умело он манипулирует фактами, используя все возможности, чтобы выйти сухим из воды… Когда Позер вечером искал портфели в уборной Вондри, он обнаружил в шкафу целую кучу коробочек в оберточной бумаге «Центрума», не придав этому никакого значения… Но как докажешь, что их оставил в шкафу сам Вондри, чтобы высвободить портфели для краденого из реквизиторской?

Помолчали еще с минуту, причем Вондри нервничал все заметнее, Маркус недоверчиво покачал головой:

— Все это весьма странно, господин Вондри.

— Почему странно? — возмутился тенор. — Все были так возбуждены после случившегося… Ну, поставил я где-то свои портфели и забыл где — что в этом странного? — Он утер рукой потный лоб и вытер ее о штанину. — Я всего лишь человек, могу и забыть.

— Хорошо, — сказал Маркус. — Допустим, ваша версия соответствует фактам. Тогда как вы объясните, что рождественские подарки, о которых вы так переживаете, лежат в вашем шкафу в театральной уборной?

Вондри замер, на какую-то секунду не на шутку испугавшись, но тут же овладел собой.

— Шутить изволите? — проговорил он совсем тихо, силясь улыбнуться. — Мой шкаф всегда закрыт, а ключ только у меня.

— Шкаф не сейф и, кроме того, в вашей уборной не один, а несколько шкафов.

— Вы действительно нашли мои вещи?

— Да.

— Тогда я совсем ничего не понимаю! — Вондри словно в замешательстве замотал головой. — Зачем кому-то было выкладывать подарки в мой шкаф и забирать пустые портфели?

— Надеюсь услышать объяснение этого феномена от вас.

— Клянусь вам, что обо всем этом понятия не имею — ни малейшего! Когда я днем в последний раз держал портфели в руках, подарки были еще в них. — Вондри сглотнул слюну и со все возрастающей нервозностью продолжил: — Кто-то хочет меня «закопать», капитан, так и только так я могу объяснить себе все происходящее.

— У вас есть враги?

Мускулы на лице Вондри дернулись, на нем появилось выражение мстительности.

— Вестхаузен, — сказал он. — Наш ассистент режиссера.

— Это, как говорится, ваше личное дело, — Маркус достал из кармана пальто кепку, ударил ею несколько раз по ладони. — Согласитесь, господин Вондри, что ваши показания прозвучали весьма неубедительно и целый ряд вопросов остался открытым.

Вондри хотел было возразить, но Маркус остановил его жестом руки.

— Нет, сейчас мы разговор продолжать не станем. Позже у вас появится достаточно времени, чтобы рассказать обо всем подробно… Желаю вам доброй ночи, господин Вондри!

Улыбнувшись, прошел мимо тенора к двери. Но за дверью улыбка сползла с его лица.

Сев в машину, он сказал Краусу и Позеру, которые дождались его:

— Я думаю, Вондри — тот, кто нам нужен!