Онлайн чтение книги Землемер
Глава XXIV

Никогда, кажется, человеческое счастье, не рушилось так мгновенно, так ужасно и неожиданно, как рушилось мое. Я слишком хорошо знал все предшествовавшее, чтобы в полной мере оценить опасность настоящего;

Урсула же только смешалась, как сделала бы на ее месте любая девушка, пойманная в минуту ее заветной тайны.

Она застеснялась той привязанности, которой бы, месяц спустя после торжественных обещаний, она могла бы гордиться перед всем светом, но в эту минуту она растерялась. Впрочем, причиной этому была и грубая встреча скваттеров; Урсула еще не знала их настоящего характера; все ее желание состояло лишь в том, чтобы увидеться со своим дядей. Но Мильакр и не подумал нам показать их обоих, он не намерен был шутить.

— Так-то, господин майор, вы попались снова в то гнездышко, из которого вылетели! Выбирайте любое! Или убирайтесь отсюда, куда вам будет угодно, или вы будете связаны и брошены в лесу, как дикий зверь. Если вы решите сбежать от нас, так это докажет, что вы плохо знаете Мильакра и его семейство… Не забудьте, что около нас растет лес на расстоянии двадцати миль… Трудно убежать!

Я покорился обстоятельствам. Окружив нас со всех сторон, скваттеры приказали нам идти, не запрещая впрочем мне разговаривать с Урсулой. Урсула, как женщина, решительно переносила все неприятности. Может быть, многие мне не поверят, но я смело могу заверить, что несмотря на это новое для нас несчастье, мы вполне были довольны судьбой, имея возможность разговаривать друг с другом.

— Будьте смелее, милая Урсула! — сказал я тихо, приближаясь к амбару. — Во всяком случае эти негодяи не позволят себе никакой дерзости; хоть плохо, но все равно они знают, что на них существует суд и расправа.

— Я спокойна.., я рядом с вами.., теперь рядом с дядюшкой, — сказала, улыбаясь, Урсула. — Вероятно, мы скоро увидим Франка, потому что я забыла вам сказать, что он отправился в Равенснест требовать управы на этих скваттеров. Он отправился почти в одно с нами время. Я думаю, что он уже возвращается обратно к нам.

Я с чувством пожал руку Урсулы, но не решался рассказать ей все, что ожидал, впрочем, это было бы лишним: ее напрасно бы стали заставлять выйти замуж за Зефана, я знал твердый характер Урсулы, и поэтому был уверен, что если она дала мне обещание, то уже никакие силы не могли бы заставить ее согласиться на предложение другого.

Я расстался с ней у дверей первой хижины. Урсулу поместили под надзор жены Тоби, достойной половины своего супруга. Ей не доставили никаких неприятностей, напротив, предоставили полную свободу, однако с одним условием, чтобы одна из женщин постоянно следила за ней.

Так как мы возвратились другим путем, то землемер только через меня узнал об аресте своей племянницы. Он и не подозревал, что я второй раз попадаю в плен.

Сускезус же, как обычно, абсолютно не удивился.

— Что, мой любезный Мордаунт! Я знал, что вы успели убежать отсюда и, признаюсь, боялся, что вы опять попадете в руки этих скваттеров, — проговорил Эндрю, идя мне навстречу и дружески протягивая руки. — Вот мы опять все трое вместе; благодарю Бога, что мы добрые приятели, иначе наша келья была бы тесной и неудобной. Индеец снова, по доброй воле, сделался пленником, когда узнал, что я сижу здесь один, хоть ему была предоставлена свобода. Теперь ты опять можешь обнажить оружие против скваттеров, не правда ли, Сускезус?

— Конечно. Мир закончился. Сускезус такой же пленник, как и другие, он возвратил свое слово Мильакру, он свободен теперь.

Я понял желание Онондаго. Он хотел сказать, что, отдавшись снова в руки скваттеров, этим своим поступком он уничтожил данное слово, а вместе с тем удалился от убийственного нейтралитета. К счастью, Джеп успел спрятаться, и я мог надеяться, что он скоро соединится с Франком, который, вероятно, вместе с вооруженными людьми был недалеко от нас. Нужно было, однако, подумать о том, что скваттеры не поддадутся легко и что поэтому можно было ждать, наверное, действий очень серьезных. В таком семействе, какое было у скваттера, женщины полностью заменяли мужчин: в них столько же было отваги и отчаяния.

— Один Бог знает, Мордаунт, что из этого получится, — сказал землемер, спокойно закуривая трубку. — Успехи каждой войны очень сомнительны, это вам может подтвердить Сускезус как человек опытный, да вы и сами это знаете, потому что, несмотря на молодые годы, вы не раз уже были в огне. Мой Франк тоже не из хладнокровных людей, он не позволит шутить скваттерам, мы всеми силами должны стараться поддержать его.

— Но разве вы уверены, что Ньюкем, этот близкий приятель скваттера, выполнит требование Франка?

— Этот же самый вопрос, любезный Мордаунт, я задавал себе уже не раз. Мне кажется, что Ньюкем успеет вовремя оповестить Мильакра. Часто правосудие идет не так быстро, как не правда; по крайней мере, правый человек всегда имеет больше перевеса. Это я чувствовал с самого маленького возраста и полностью убедился в этом с тех пор, как возвратился сюда и живу с Урсулой.

Этот ребенок научил меня всему, о чем я раньше не имел понятия. Вы от души порадовались бы, если бы послушали, как она говорит каждое воскресенье с одним стариком, который безвыходно живет в лесу, как просто и ясно объясняет она ему законы религии, как сильно убеждает любить и бояться Бога.

— Как! Урсула выполняет это? Я уважал ее за одну привязанность и расположение к вам, но новость, которую вы мне сообщили сейчас, доказывает еще большую доброту в мисс Урсуле.

— Да, этого ребенка сразу не поймешь. Вы не поверите, сколько скрыто прекрасного в ее душе и сердце.

Нужно с ней пожить вместе, чтобы оценить всю привязанность, всю доброту, всю чистоту ее души. Впрочем, я уверен, любезный Мордаунт, что для вас настанет когда-нибудь время понять и поверить моим словам.

— Когда-нибудь? Помилуйте! Я уже сейчас ее люблю так, как никогда в жизни не любил! Я вижу только ее, о ней только думаю! Она постоянно в моих мечтах, не скрою от вас, от нее я получил уже согласие…

Старик Эндрю удивился, слушая, с каким жаром я говорил; даже индеец повернулся ко мне с лицом, на котором выразилась радость. Увлекаемый непреодолимой силой, я рассказал еще больше.

— Да, — сказал я, схватив руку землемера, — я выполню ваши пожелания, о которых вы мне так часто говорили. Помните, как часто вы повторяли, что все ваши желания заключались в том, чтобы я женился на вашей племяннице. Сегодня, больше чем когда-нибудь, я хочу воспользоваться вашими словами и назвать вас дядей.

К великому моему удивлению, землемер не проявил никакой радости. Впрочем, я давно заметил, что с самого моего приезда в Равенснест, он не говорил мне ни слова о своем любимом вопросе, а теперь, когда я полностью согласен был выполнить его желание, он был совершенно хладнокровен. Я не мог дать себе отчет в этом и с беспокойством ждал его объяснения.

— Мордаунт, Мордаунт! — сказал Эндрю, глубоко вздохнув. — Я не хотел услышать от вас это. Я вас люблю, так же, как и Урсулу, но мне неприятно слышать о желании вашем жениться на ней.

— Вы огорчаете и вместе с тем удивляете меня, мой добрый друг. Вы всегда желали одного: чтобы я познакомился с вашей племянницей, чтобы полюбил ее и женился на ней, а теперь, когда я узнал и полюбил ее, вы отказываете мне в ее руке, как будто я недостоин ее.

— О нет, мой друг! Нет. Вы знаете, что я о вас не могу так думать, есть совсем другая причина. Я помню все, что говорил вам раньше. Что же делать! Я был старый шут, болтун, который не видел дальше своего носа, я тогда служил в армии, мы были капитанами; тогда мне казалось, что мы с вами равны, и поэтому я посмел думать, что для вас будет большая честь жениться на моей племяннице, но с тех самых пор, как я возвратился в леса и опять взялся за цепи, чтобы заработать этими средствами насущный хлеб, ах, с тех пор многое изменилось. Поверьте мне, что Урсула Мальбон не пара сыну генерала Литтлпэджа!

— Все, что вы мне сказали, Эндрю, совершенно противоречит вашим постоянным правилам и вашему характеру; эти мысли собственно не принадлежат вам, вы их у кого-то позаимствовали.

— Я не спорю и не защищаюсь: все это наговорила мне Урсула.

— Урсула! А откуда она могла знать и думать, что я посватаюсь к ней когда-нибудь?

— Садитесь, любезнейший Мордаунт, я расскажу вам всю эту историю. Сускезус, почему ты отошел от нас?

Оставайся, ты нам не мешаешь и можешь тоже слушать.

Садись на свое прежнее место, вот сюда, возле меня. Я от тебя ничего не скрываю. Вот в чем дело, Мордаунт. После возвращения из лагеря, когда моя голова еще кружилась от славы, от воспоминаний об эполетах, я решил рассказать о вас Урсуле то же самое, что говорил вам про нее.

Я говорил ей о вашей красоте, храбрости, бескорыстии, честности, о вашем уме и о веселом характере, вспоминал при ней о том, как часто вы веселили нас в то время, когда мы шли на штурм, одним словом, рассказывал ей все, что может и должен рассказать преданный вам друг; и эти разговоры повторялись не раз и не два, а двадцать или тридцать раз, уверяю вас, Мордаунт!

— Мне хотелось бы узнать, что отвечала на это Урсула?

— Ее ответы и раскрыли мне глаза. Сначала она смеялась, шутила, слушая меня, но однажды, когда я снова стал рассказывать ей про вас, она вдруг задумалась а потом сказала, что бедной сироте не следует и думать о подобном замужестве, что ваши родные никогда на это не согласятся, короче, что наследник генерала Литтлпэджа никогда не женится на бедной племяннице землемера.

— И вы, мой добрый Эндрю, поверили всему этому?.

— А как же? Посмотрел бы я, чтобы вы сделали на моем месте! Если бы вы послушали, как она это говорила, — вот так и западает каждое ее слово в сердце! И тогда, Мордаунт, вы, как и я, ничего бы ей не ответили.

— Скажите мне, Эндрю, неужели вы серьезно не хотите отдать мне в жены Урсулу?

— Это зависит не от меня, а от Урсулы. Ваше положение не изменилось: она по-прежнему племянница землемера, а вы — сын генерала. Поговорите с ней и сами услышите, что она вам ответит.

— Я говорил уже с ней, и ничего подобного она мне не сказала.

— Удивительно!.. Так вас не заставили ретироваться?

— Совсем нет. Мне остается теперь только получить одно лишь согласие родителей.

— Странно!.. Я всегда был холостым, Мордаунт, и, признаюсь, не очень разбираюсь в женских сердцах, но мне кажется, что нужно читать в них так, что если один раз прочитаешь белое, то в другой раз следует говорить — черное. И все же Урсула племянница бедняка землемера.

— Эндрю!.. Клянусь вам, если бы мне предложили жениться на дочери самого Вашингтона, если бы, конечно, у него была бы хоть одна дочь, то и тогда я предпочел бы стать вашим племянником. Но помолчим.

Сюда идут скваттеры. Не забудьте, что я сказал насчет Урсулы.

Эндрю дружески пожал мне руку. Он не знал, что мне был известен весь разговор на мельнице, и поэтому не совсем понял мои опасения. Я не боялся того, что Урсула уступит просьбам и станет женой Зефана, но ее могли заставить решиться на это жестоким обращением с ее дядей и со мной, а этого от них можно было ожидать.

Критическая минута наступила, я с внешним спокойствием ждал развязки.

Солнце уже садилось, и вокруг нас становилось все темнее и темнее; в это время к дверям нашей темницы подошел Тоби со своими братьями и сказал мне и землемеру, чтобы мы шли за ним, Сускезуса он не беспокоил.

Мы быстро вышли из амбара, желая подышать чистым воздухом. Нас окружили вооруженные люди; не обращая на них внимания, мы думали только о той минуте, когда увидим Урсулу.

На половине дороги Эндрю вдруг остановился и попросил разрешения поговорить со мной наедине.

Сначала Тоби не знал, разрешить или нет, наконец, расставив своих братьев большим кругом около нас, он согласился выполнить просьбу землемера.

— Мне хочется поделиться с вами одной мыслью, которая пришла мне в голову, — сказал тихим голосом Эндрю. — Мальбон не замедлит появиться с подкреплением, а поэтому, не сказать ли нам этим мошенникам, что сегодня мы не в состоянии разговаривать с ними и хотим отложить разговор до утра.

— Гораздо лучше, Эндрю, поговорить с ними, потому что в случае, если подоспеет Франк, здесь мы будем свободнее, чем в амбаре. Как знать, может быть, нам удастся убежать отсюда с нашими друзьями.

Эндрю, в знак согласия, кивнул головой, мы пошли дальше. Было очень темно, и поэтому Мильакр решил на этот раз заседать в доме, поставив к дверям большую стражу.

Расположение американских домов очень однообразное. Две трети занимает главная комната, в которой помещается и печь, эта комната одновременно служит и кухней и приемной, остальная треть дома разделялась на три части: спальню, чулан для масла и комнатку, в которой находится лестница, ведущая на чердак и в подвал. Трудолюбивый работник ненадолго остается в таком тесном и скромном доме и вскоре заменят свое жилище двухэтажным домом с пятью окнами на улицу, некоторые же деревенские дома имеют до восьми окон, но это редкое исключение.

В лесу штата Нью-Йорк, особенно в местах, немного обработанных, вечера бывают очень холодные, даже среди лета. В тот вечер, когда нас вывели из темницы, было очень холодно, даже морозило, и поэтому Пруденс развела в печи большой огонь. При свете яркого пламени, который постоянно поддерживался сухим хворостом, происходила интересная сцена, которую мне необходимо рассказать.

Войдя в дом, мы увидели все семейство в большой комнате, о которой я уже рассказал. Не хватало только жены Тоби и одной или двух ее сестер; наверное, они были при Урсуле. Лавиния с грустным выражением лица стояла у печи. Пусть не обвиняют меня в тщеславии, если я скажу, что встреча с молодым человеком, хорошо сложенным, с благородными манерами, который во всем превосходил тех, с которыми Лавиния должна была жить, произвела сильное впечатление, не скажу на сердце, по крайней мере на воображение молодой девушки.

Это предположение ясно подтвердилось обращением и вниманием, какое оказывала мне Лавиния.

Мильакр попросил нас сесть. Рассматривая лица этого ареопага, я заметил, что выражение их лиц было теперь намного спокойнее, чем в то время, когда нас закрывали в амбаре. Мне показалось, что нам сделают какие-нибудь мирные предложения, и не ошибся: первые произнесенные слова были что-то в этом роде.

— Пора, землемер, заканчивать нам это дело, — сказал Мильакр. — Оно мешает моим ребятам заниматься работой и ставит все вверх дном у меня в доме. Я рассудителен и не люблю путать дела. Скольких врагов я помирил в своей жизни!.. И теперь готов сделать то же самое. Но одних я мирил добрым словом, а других иначе.

Один или два раза я был побежден числом и истерзан вашим проклятым правосудием, но тогда я был молод, неопытен, а опыт жизненный — лучший учитель. Я прожил на свете семьдесят лет и поэтому знаю, что всегда нужно подождать удобного случая, а когда он подвернется, то следует держаться за него крепко, и все дела улаживаются благополучно. О тебе, землемер, я всегда думал так же, как думаю и о себе: ты человек рассудительный, опытный и сговорчивый. Мне кажется, что небольшого труда стоило бы нам закончить наш спор сейчас же, чтобы этим прекратить ссору и брань. Вот мое желание, а как вы думаете?

— Если ты говоришь со мной так учтиво, так миролюбиво, Мильакр, я готов послушать тебя и ответить тем же, — сказал Эндрю. — Каждый человек, а особенно старик, непременно должен быть обстоятелен. Что же касается сходства между нами, о котором ты говоришь, то я не нахожу слишком большого, разве только по одним годам мы и похожи. Мы с тобой довольно прожили, чтобы полностью понимать великие истины, которые написаны в Библии… Видишь ли что, Аарон, эту книгу редко читают здесь, в лесу, и поэтому плохо ее знают. Я, впрочем, хвалиться не буду; если я и знаю что-либо, так это благодаря моей племяннице Урсуле. Она объясняет лучше всякого ученого. Я желал бы, чтобы Пруденс послушала ее. Вы научились бы у нее многому доброму и полезному. Она, кажется, недалеко отсюда, и…

— Близко, я очень рад, что произнес имя своей племянницы, я сам тоже хотел поговорить о ней. Я вижу, что у нас с тобой даже одни мысли насчет молодой девушки, — может быть, благодаря ей, мы помиримся и станем добрыми друзьями. Я уже послал за ней, она сейчас придет с женой Тоби, которая уже успела ее очень полюбить.