Онлайн чтение книги Зимний день
10

Гостья, как только осталась одна, сейчас же открыла свой бархатный мешок, и, вытащив оттуда спешно сунутые деньги, стала считать их. Тысяча рублей была сполна. Дама сложила билеты поаккуратнее и уже хотела снова закрыть мешок, как ее кто-то схватил за руку.

Она не заметила, как в комнату неслышными шагами вошел хорошо упитанный, розовый молодой человек с играющим кадыком под шеей и с откровенною улыбкою на устах. Он прямо ловкою хваткой положил руку на бронзовый замок бархатной сумки и сказал:

– Это арестовано!

Гостья сначала вздрогнула, но мгновенный испуг сейчас же пропал и уступил место другому чувству. Она осветилась радостью и тихо произнесла:

– Valerian! Где был ты? Боже!

– Я? Как всегда: везде и нигде. Впрочем, теперь я прямо с неба, для того чтобы убрать к себе вот этот мешочек земной грязи.

Дама хотела ему что-то сказать, но он показал ей пальцем на закрытую дверь смежной комнаты, взял у нее из рук мешок и, вынув оттуда все деньги, положил их себе в карман.

Гостья всего этого точно не замечала. Глядя на нее, приходилось бы думать, что такое обхождение ей давно в привычку и что это ей даже приятно. Она не выпускала из своих рук свободной руки Валериана и, глядя ему в лицо, тихо стонала:

– О, если бы ты знал!.. Если бы ты знал, как я истерзалась! Я не видала тебя трое суток!.. Они мне показались за вечность!

– А-а! что делать? Я этих деньков тоже не скоро забуду! Куда только я не метался, чтобы достать эту глупую тысячу рублей! Нет, теперь я убежден, что самое верное средство брать со всех деньги, это посвятить себя благодетельствованию бедных! Еще милость господня, что есть на земле дураки вроде oncle Zacharie[41]дяди Захара (франц.) .

– Оставь о нем!

– Э, нет! Я благодарен: он уже во второй раз дает нам передышку.

– Но не доведи себя до этого, мой милый, в третий.

– Если я так же глупо проиграюсь еще раз, то я удавлюсь.

– Какой вздор ты говоришь!

– Отчего же? Это, говорят, очень приятная смерть. Что-то вроде чего-то… Смотрите, вот у меня про всякий случай при себе в кармане и сахарная бечевка. Я пробовал: она выдержит.

– О боже! Что ты говоришь! – и, понизив голос, она прошептала: – Avancez une chaise!..[42]Подвиньте стул! (франц.)

Молодой человек сделал комическую гримасу и опять молча показал на завешенную дверь.

Дама сморщила брови и спросила шепотом:

– Что?

Молодой человек приложил ко рту ладони и ответил в трубку:

– Maman здесь подслушивает!

– И все это неправда! Ты очень часто клевещешь на свою мать!

Валериан перекрестился и тихо уверил:

– Ей-богу, правда: она всегда подслушивает.

– Как тебе не стыдно!

– Нет, напротив, мне за нее очень стыдно, но я ее и не осуждаю, а только предупреждаю других. Я знаю, что она делает это из отличных побуждений… Святые чувства матери…

– Approchez-vous de moi[43]приблизьтесь ко мне (франц.) , милый!

– Значит, вы не верите, что она слышит?.. Ну, я ее сейчас кликну…

– Пожалуйста, без этих опытов!

– Лучше поезжайте скорее домой, и через двадцать минут…

– Ты будешь?

Он согласно кивнул головой.

Она сжала его руку и спросила:

– Это не ложь?

– Это правда, но не надо царапать ногтями мою руку.

– Когда же я не могу!

– Пустяки!

– Поцелуй меня хоть один раз!

– Еще что!

– Но отчего же!

– Ну, хорошо!

Молодой человек поцеловал ее и встал с места: он очень хотел бы, чтобы его дама сейчас же встала и ушла, но она не поднималась и еще что-то шептала. Ее дальнейшее присутствие здесь было ему мучительно, и это выразилось на его искаженном злостью лице. И зато он взял ее руку и, приложив ее к своим губам, сказал:

– Lilas de perse[44]персидская сирень (франц.) – это мило: я люблю этот запах!

Дама вспрыгнула и, сжав рукой лоб, покачнулась.

– Что с вами? – спросил ее Валериан. – Спешите на воздух!

Она взглянула на него исподлобья и прошипела:

– Это низко!.. это подло!.. это бесчестно!.. После того когда я тебе это откровенно объяснила… ты не имеешь права… не имеешь пра… ва… пра… ва…

– Бога ради только без истерики!.. Вам нужно скорее на воздух!

– Воздух… пустяки… Я все это должна была выполнить…

– Ну да… и выполнила… Поезжай скорей домой, и все будет прекрасно.

При этом обрадовании она опять взяла его руку и прошептала:

– Ну да… О, боже! Но если ж я тебе уже все рассказала, для чего это так было нужно, то для чего ж говорить: «lilas de perse»! Ведь это низко!.. Я всем скажу… вот именно… как это низко… А я отсюда не уйду…

– Да, да! Пожалуйста останьтесь: maman сейчас придет.

И он встал с места, но она его удержала.

– Я, верно, схожу с ума! – произнесла она, приложив к бьющимся вискам тыльную сторону своих стынущих пальцев, и повторила: – Помогите! Я, право, схожу с ума!

Валериан испугался страдальческого выражения ее лица и начал ее крестить. Она с негодованием его оттолкнула и прошептала:

– Креститель!

– Что ж тебе надо?

– Мне? Унижения и новых обид! Мне нужно, чтобы ты был со мною!

– Но я же с тобою!

– О-о, конечно, не здесь!

– Ну и поезжай скорее домой, и я сейчас буду, и там падай, как хочешь.

– Как я хочу… Меня стоит убить!..

Она хотела сказать что-то еще, по вместо того поцеловала его руку, а он, с своей стороны, нагнулся к ней и прикоснулся губами к вьющейся на ее шее косичке.

Искаженное лицо женщины озарилось румянцем чувственного экстаза, и она поспешно закрыла себя вуалью и вышла. По ее щекам текли крупные, истерические слезы, и ее глаза померкли, а губы и нос покраснели и выпятились, и все лицо стало напоминать вытянутую морду ошалевшей от страсти собаки.

Она догадалась, что она гадка, и закрылась вуалем.

Когда она проходила мимо швейцара, тот молча подал ей хранившееся у него за обшлагом ливреи письмо с адресом «живчика», а она бросила ему трехрублевый билет и села в сани, тронув молча кучера пальцем.

– Инда земли не видит от слез! – заметил своему собеседнику швейцар. – А ему хоть бы что!

– Да, нонче себя мужской пол не теряют напрасно.