Онлайн чтение книги Приключение Adventure
Глава XX II. Гугуми расправляется к Квэком

— Интересно бы знать, что поделывает мистер Тюдор? Прошло уже месяца два, как он забился в лесные дебри. И ни слуху ни духу о нем с тех пор, как он вышел из Вину.

Джен Лэкленд, сидя верхом на коне, осматривала маисовые насаждения на берегу Бейльсуны, а рядом с ней, опираясь на плечо ее лошади, стоял Шелдон, который приплелся сюда пешком из дома.

— Да хоть бы весточку подал какую-нибудь, давно бы пора, — ответил он, пытливо глядя на наездницу из-под полей своей шляпы и стараясь угадать, насколько велика ее тревога об этом молодом, отважном золотоискателе. — Надеюсь, что он скоро вернется, и в добром здоровье. Напрасно только он уговорил бину-Чарли отправиться с ним в качестве проводника. Я бы на его месте не стал его уговаривать, потому что всякого бину в этих лесах ожидает одинаковая участь — «кай-кай». А Тюдор…

— Вон, вон, смотрите! — перебила вполголоса Джен, указывая на огромного крокодила, всплывшего на середину реки и издали похожего на бревно. — Ах, как жаль, что я не захватила винтовки!

Крокодил вдруг исчез под водой, оставив на поверхности мелкую рябь.

— Возможно, что это тот самый великан, который сегодня наделал дел. Ко мне спозаранку приходил один бину за бинтом и лекарствами. Несколько женщин бину возились на том берегу реки, и одна из них, зашедшая в воду, нечаянно наступила на огромного крокодила, который и схватил ее за ногу. Остальные женщины кинулись спасать ее. Спасти-то они ее спасли, но крокодил все-таки успел отхватить ей ногу до колена. Так передавал этот человек. Я надавал ему разных снадобий. Вероятно, она останется жива.

— Ах, какая гадина! — нервно вздрогнула Джен. — Отвратительное чудовище. Я их терпеть не могу!

— А акул не боитесь, когда ходите купаться, — сказал Шелдон.

— Здесь только такие акулы, которые для людей не опасны. Когда много рыбы, они на человека не нападают; вот если голодные, тогда дело другое — могут и цапнуть.

Шелдона всего передернуло. В его воображении промелькнула картина: нежная нагота милой девушки в зубастой пасти акулы.

— А все-таки надо быть осторожнее, — робко промолвил Шелдон. — Вы сами признались, что это рискованно.

— Вот то-то мне и нравится! — воскликнула Джен.

«Но вы не думаете о том, каково бы мне было вас потерять», — чуть не сорвалось у него с языка; он вовремя удержался от этого неуместного восклицания. Он боялся ее раздразнить. Было бы бестактно с его стороны упоминать, хотя бы только случайно, о своих личных чувствах.

— Кому что нравится: кому стихи, кому пастушеские идиллии, а кому брюхо акулы, — продекламировал он с меланхолической улыбкой и тотчас же добавил: — Хотелось бы мне уметь так же хорошо плавать, как вы. Может быть, это придало бы мне больше уверенности и спокойствия.

— Знаете, что я думаю? Что приятно быть женою такого человека, каким вы, кажется, понемногу становитесь, — заметила она, обнаруживая одну из тех внезапных метаморфоз, которые его всегда так внезапно поражали. — По-моему, из вас может выйти со временем великолепный муж: не властный, знаете ли, олух, а такой разумный человек, который будет смотреть на свою жену, как на совершенно ему равное и свободное существо. Право, знаете что? Вы, положительно, выправляетесь!

И, засмеявшись, она тронула лошадь и ускакала, повергнув Шелдона в величайшее недоумение. О, будь в ее словах хоть капля лукавства, или чисто женского кокетства, или хотя бы слабый намек на нежные чувства, — в каком бы он был восторге! Но нет, он был твердо уверен, что это опять лишь мальчишеская выходка без всякой примеси женственности.

Джен поехала по аллее из молодых саженцев кокосовых пальм; заметив клюворога [43]Клюворог — птица, величиною с голубя; некоторые виды ее — больше вороны., улетавшего в лес на границе плантации, она повернула в том же направлении; по дороге спугнула пару диких голубей, залетевших в гущу леса, потом попала на свежий след кабана и, поблудив немного, повернула домой по узкой тропинке между густыми зарослями тростника.

Трава доходила ей до пояса и даже выше, и, пробираясь сквозь эту чащу, она вдруг вспомнила, что Гугуми отрядили сегодня вместе с другими ворами косить эту траву. Она уже доехала до того места, где они должны были быть, но их не было там и следа. Неподкованный конь мягко ступал по песчаному грунту. Вскоре она различала чьи-то голоса, доносившиеся к ней из-за зарослей. То был голос Гугуми, и когда она разобрала его слова, то задрожала от гнева и натянула поводья.

— Собака бегал ночью кругом дома. — Гугуми объяснялся на ломаном английском языке, потому что разговаривал не с одними только своими сородичами.

— Ты, фелла-бой, лови свинья, сажал сало на крюк, бросил собака «кай-кай»; ты, фелла, тащи за крюк как акула. Собака кончал… Большой фелла-мастер спит в большой фелла-дом. Белый Мария спит в маленький вигвам. Фелла Адаму стоит около маленький вигвам. Ты, фелла-бой, бей ли собака, бей ли Адаму, бей ли большой мастер, бей ли белый Мария, лупи всех! Много ружья, много порох, много томагавк, много, много дельфин-зуб, много табак, много коленкор, ай, ай, много всего кладем вельбот, гребем, как черти; солнце всходил, паша далеко-далеко.

— Мой ловил свинья, когда солнце на низ, — пропищал топким фальцетом ответ подручного, в котором Джен признала голос Косси, одного из соплеменников Гугуми.

— Мой тащил собака, — вызвался кто-то другой.

— А мой кончал белый фелла Мария! — торжественно провозгласил гордый Гугуми. — Мой кончал Квэка, скоро проклятый кончал.

Наслушавшись этих речей и забыв всякую осторожность, Джен хлестнула коня и крикнула:

— Вы тут что собрались? А? Кого убивать?

Дикари заметались и расступились, и, к немалому своему удивлению, Джен увидела перед собой целую дюжину чернокожих. Их возбужденные рожи и длинные двухфутовые ножи, которыми косят тростник, образумили Джен, и она поняла, что поступила чересчур опрометчиво. Будь тут при ней еще револьвер или ружье — дело другое. Но она была безоружна и заметила, как злорадно осклабился Гугуми, взглянув на ее пояс и увидев, что на нем не висит страшный кольт, угрожающий смертью.

На Соломоновых островах первое правило у белых никогда и ни за что не выказывать страха перед туземцами, и Джен попыталась бравировать опасностью.

— Много тут, фелла-бой, языки распускаете! — строго сказала она. — Много слов, мало дела. Поняли?

Гугуми, не ответив ни слова, молча шагнул вперед. Остальные обступили девушку со всех сторон и тоже молча пробирались все ближе и ближе. Грозные ножи в их руках выдавали преступное намерение.

— Косите тростник! — приказала она.

Но Гугуми опять неприметно шагнул вперед. Она прикинула взглядом. Кольцо, в котором она очутилась, было уже так тесно, что нельзя было рассчитывать повернуть лошадь и ускакать. Ее могли достать ножом сзади.

В этот убийственный миг лица всех подступивших к ней дикарей неизгладимо запечатлелись в памяти Джен. Один — старик с надорванными и растянутыми ушными мочками, свисавшими до плеч; другой — с приплюснутым африканским носом, с косыми щелками глаз, так глубоко поставленными, что нездоровые, желтоватые белки едва просвечивали из-под нависших бровей; третий — толстогубый, со щетинистой бородой. А Гугуми — она раньше и не подозревала, что он мог быть так хорош по-своему, одушевленный страстною злобою. Во всей его фигуре сказывался оттенок какого-то прирожденного благородства, которого недоставало его товарищам. Очертания его тела были менее угловаты, чем у них, лоснящаяся кожа была нежнее и чище. На груди его красовался большой полумесяц, вырезанный из перламутра и привешенный к ожерелью из дельфиновых зубов. На лбу венок из блестящих белых раковин. Под коленом нитка белых бус, что-то вроде подвязки. Все это вместе придавало ему щеголеватый вид. Узкая полоска белой ткани на бедрах завершала наряд. А еще ей метнулся в глаза беспокойно кривлявшийся, подвижный морщинистый старичок, удивительно похожий на сердитую обезьяну.

— Гугуми! — взвизгнула Джен. — Режь тростник сейчас, не то стукну по голове, даю слово!

Гугуми окинул ее презрительным взглядом и ничего не ответил. Вместо ответа он оглянулся по сторонам, соразмеряя расстояние, на какое подошли остальные товарищи, и в то же время украдкой подался на несколько дюймов вперед.

Положение становилось отчаянным. Оставалось только броситься вперед и прорваться.

Она взмахнула хлыстом и вонзила шпоры в коня. Конь взвился на дыбы и обрушился на Гугуми. Это произошло во мгновение ока. Вся орава, за исключением Гугуми, кинулась за ней с поднятыми ножами. Гугуми успел отскочить в сторону и уже размахнулся ножом своим, собираясь нанести сокрушительный удар, который рассек бы наездницу пополам. Но последняя пригнулась к луке, и удар его пришелся по краю седла. Стальное лезвие, задев юбку, рассекло седло и чепрак и даже поранило спину коня. Замахнувшаяся правая рука Джен опустилась. Гибкий хлыст свистнул в воздухе. Она видела белый след на темном красивом лице, заклейменном хлестким ударом. В тот же миг, смятый лошадью, морщинистый старикашка опрокинулся навзничь, и она услышала уже издали позади себя его злобное бормотание, напоминавшее рычание рассерженной обезьяны.

Прорваться удалось. Джен очутилась на свободе и понеслась к дому во весь опор.

Обладая выправкой настоящего моряка, Джен способна была оценить по достоинству быструю распорядительность Шелдона. Когда она влетела к нему, как бомба, со своими вестями, он, вскочив с кресла, в котором сидел до того развалясь в ожидании завтрака, неистово захлопал в ладоши, скликая прислужников.

Прислушиваясь одним ухом к тому, что она договаривала, он одновременно пристегивал к поясу сумку с патронами и спешно проверял механизм своего автоматического револьвера.

— Орифайри! — скомандовал он. — Ступай, фелла, бей во всю мочь в большой колокол! Отзвонишь, седлай мне коня! Вайсбер, беги скорей на деревню, скажи Сили, что у нас сбежало много народу, десять фелла и два фелла-чернокожих, фелла-чертей!

Потом он черкнул наскоро пару слов и сунул листок Лалаперу:

— Лалаперу, живо иди к белому фелла, мастеру Баучеру! Мы их отрежем от берега с обеих сторон, — обернулся он к Джен. — Старый Сили всю деревню отправит за ними в погоню.

По набату первыми сбежались впопыхах таитяне. А через час уже все чернокожие рабочие были налицо.

Шелдон раздал таитянам-матросам оружие, патроны и наручники. Адаму-Адама он поставил с заряженным ружьем караулить вельботы, Ноа-Ноа и Матану он приказал следить за толпой чернокожих и стараться занять ее чем-нибудь во избежание возможного бунта. Остальные пятеро таитян должны были сопровождать пешими хозяев.

— Хорошо, что мы откопали их оружейный склад, — заметил Шелдон, когда они выехали со двора.

Вскоре они повстречали один из возвращавшихся отрядов. Это был отряд Квэка, но самого Квэка не было с ними. Шелдон встревожился и спросил:

— Где же фелла Квэк? Почему его нет?

Все затараторили разом так, что ничего нельзя было разобрать.

— Замолчите! — скомандовал Шелдон.

Он заговорил властным голосом белого человека, привыкшего обращаться с неграми, как со скотиной.

— Слушай, ты, Бабатаки, разевай рот один!

Бабатаки выступил вперед, чванясь тем, что выбор пал на него.

— Гугуми кончал Квэка совсем, — доложил он. — Он чик-чик голова и бежал, как чертяка!

В коротких словах и довольно отчетливо передал он, как произошло убийство, после чего Шелдон и Джен двинулись дальше. В зарослях, на том месте, где чернокожие атаковали Джен, все еще валялся, кривляясь и гримасничая, морщинистый старичок, сбитый с ног скакуном. Оказывается, лошадь наступила ему на ногу и совершенно раздробила стопу. Он отполз все-таки шагов на сто от того места, где свалился, но тут почувствовал, что ему не уйти.

Второй партии рабочих, возвращавшейся из наиболее отдаленного уголка плантации, велено было отнести его в дом.

На расстоянии одной мили от этого места, там, где следы вели в лес, они нашли распростертое тело несчастного Квэка. Голова была отрезана и унесена. Все же Шелдон был уверен, что это труп Квэка. Очевидно, тут происходила упорная борьба, ибо от трупа тянулся кровавый след.

Когда они добрались до леса, им пришлось сойти с лошадей. Папахера остался на опушке стеречь лошадей, а Джен, Шелдон и остальные таитяне двинулись дальше пешком. Тропинка вела к болотистой поляне, которую заливала в половодье речка Беранда. Кровавые следы в этом месте пересеклись следами крокодила. Сбежавшиеся дикари, очевидно, наткнулись на дремавшего на солнцепеке крокодила и изрубили его в куски. Это обстоятельство задержало их бегство и дало возможность их раненому товарищу отдохнуть.

Целый час они продвигались по протоптанной дикими кабанами тропинке, и, наконец, Шелдон остановился. Кровавые следы исчезли. Таитяне рассыпались по чаще, и скоро Утами подал знак, что сделал находку. Джен остановилась ждать на тропинке.

— Это Мзуко, — сообщил вернувшийся оттуда Шелдон. — Квэк ранил его, а он сюда притащился и умер. Двоих уже разыскали. Остается еще целый десяток. Не довольно ли с вас, вы, должно быть, замучились?

Джен кивнула головой.

— Тяжело на это смотреть, — сказала она. — Я лучше вернусь назад, к лошадям, и буду вас поджидать там.

— Но вам нельзя возвращаться одной. Возьмите с собой двух провожатых.

— В таком случае поеду дальше, — сказала она. — Было бы неблагоразумно оставлять погоню, а я физически не устала.

Следы повернули в правую сторону, как будто свидетельствуя о том, что бежавшие изменили свой первоначальный план и направились к Бейльсуне. Но следы забирали все правее и правее, образуя петлю, которая вела назад, к тому закоулку плантации, где погоня оставила своих лошадей. В то время, как они пересекали глухой кустарник, из которого выпорхнула двенадцатидюймовая бархатистая бабочка, они услыхали треск ружейной пальбы.

— Восемь выстрелов, — насчитала Джен. — И все из одного и того же ружья. Это, должно быть, стрелял Папахера.

Они заспешили на помощь к нему, по, добравшись до места, остановились в крайнем недоумении. Спутанные лошади щипали траву, а Папахера, сидя на корточках, преспокойно раскуривал трубку. Подойдя к нему, Шелдон споткнулся о мертвое тело, лежавшее в густой траве, и чуть не упал. Привстав, он заметил рядом другое. Одного из убитых признала Джен. Это был Косси, один из сородичей Гугуми, тот самый, который вызвался изловить, когда «солнце на низ», поросенка, и поймать на крючок Сатану.

— Не везет, мисси! — вздохнул Папахера, обращаясь к Джен. — Подцепил только двух. Целил в Гугуми, сорвалось, промахнулся.

— Но ты их убил! — возмутилась Джен. — Зачем ты их убил? Почему не схватил живыми?!

Таитянин виновато улыбнулся.

— Как их было поймать? — развел он руками. — Я покуривал трубку, вспоминал Таити, плоды хлебного дерева и славное времечко в Бора-Бора. Вижу, из леса выскочило десять человек, и на меня! У каждый длинный нож. Гугуми держал одной рука длинный нож, другой рука голову Квэка. Я не мог хватать. Я стрелял, как черт. Как ловить? Десять бой, десять нож и голова Квэка в одной руке!

Разбросанные следы остальных дикарей опять сошлись вместе после неудачной попытки нападения на Папахеру. Все они вели теперь к Беранде, через которую перешли беглецы с явным намерением укрыться в болотистых зарослях по ту сторону плантации.

— Нам незачем идти дальше — объявил Шелдон. — Сили выйдет из своей деревни и выгонит их оттуда. Они ни за что не укроются от него. Наше дело теперь охранять побережье и не дать им напасть на плантацию и учинить там разгром. А вот и они как-раз: я так и думал!

В густых темных зарослях на противоположном берегу реки промелькнул небольшой челнок. Он пронесся, как тень. Трое голых дикарей бесшумно опускали весла. На планшире челнока сложены были длинные тонкие копья с костяными наконечниками, а за спиной у каждого дикаря висел колчан, наполненный стрелами. От зорких глаз охотников за беглецами ничто не могло ускользнуть. Они сразу заметили Шелдона и Джен, но не подали вида. На том месте, где Гугуми со своими товарищами выходил перед тем из реки, челнок сразу остановился, потом поворотил назад и скрылся за частыми и тенистыми деревьями. Вслед за тем из-за поворота реки выскользнули одна за другой вторая и третья такие же лодки и все они пронеслись, как привидения, исчезли в том же направлении, как и первая.

— Надеюсь, убивать больше никого не будут, — молвила Джен, когда они повернули домой своих коней.

— Полагаю, что так, — успокаивал ее Шелдон. — Я уговорился с Сили платить ему за одних только пленных, и уверен, что он будет соблюдать в виду этого крайнюю осторожность.