Онлайн чтение книги Приключение Adventure
Глава XX IV. В лесных дебрях

На рассвете следующего утра из Беранды выступила весьма внушительная экспедиция. В состав ее входили: Джен, Шелдон, бину-Чарли, Лалаперу, восемь человек таитян и десять дикарей из Пунга-Пунга, чрезвычайно гордившихся тем, что у каждого из них была в руках новенькая блестящая винтовка современной системы. Наконец, вдобавок еще две команды гребцов из числа рабочих плантации, до шести человек каждая. Экспедиция двинулась вперед, вначале вверх по реке в челноках и пирогах.

Впрочем, двенадцать гребцов не шли дальше Карли, где водный путь прекращался и где их оставили сторожить челноки. Баучера просили остаться в Беранде для присмотра за плантацией.

К одиннадцати часам утра экспедиция прибыла в Бину — поселок из двадцати хижин. Здесь к ней примкнуло еще тридцать туземцев из Бину, вооруженных стрелами и копьями. Они кривлялись и оживленно болтали, восхищаясь боевым снаряжением выстроившихся по-военному людей. Широкая, просторная гладь реки осталась позади и сменилась более быстрым течением в более узком русле реки. Продвигаться вперед по воде становилось все труднее и труднее. Бейльсуна постепенно мельчала, и тяжело нагруженные лодки часто задевали песчаное дно. Местами узкое верховье реки загромождали стволы упавших деревьев. Приходилось останавливаться и перетаскивать челноки.

К ночи отряд добрался до Карли, сделав в один день расстояние, на которое экспедиция Тюдора потратила двое суток.

Здесь, в Карли, экспедиция оставила лодки под присмотром гребцов. Толпа туземцев из Бину отстала от экспедиции. Некоторые смельчаки прошли еще с версту, но скоро струсили и удрали назад. Один бину-Чарли шел вперед и указывал дорогу, по которой продвигалась компания золотоискателей.

На ночь они расположились между холмами, забравшись в самую чащу тропических джунглей. Утро третьего дня застало их уже на тропинках, проложенных бушменами. По этим узеньким тропинкам, беспрестанно скрещивающимся, приходилось пробираться гуськом. Кустарник сменился лесом, молчаливым, глухим. Воздух здесь напитан был ароматическими испарениями. От времени до времени тишина нарушалась только воркованием дикого голубя или резким смехом белоснежного какаду, перелетавшего с ветки на ветку.

Здесь около полудня приключилось несчастье. Бину-Чарли куда-то запропастился, и вместо него во главе отряда очутился Кугу из Пунга-Пунга, тот самый молодец, который хвастал, что сам будет бушменов «кай-кай». Джен и Шелдон услышали, что впереди что-то треснуло, и в то же время увидели, что Кугу взмахнул руками, выпустил ружье и упал на колени. Из его спины торчал кверху костяной наконечник стрелы, пронзившей его насквозь. Моментально защелкали со всех сторон взводимые курки ружей. Но кругом продолжала царить тишина, ни звука, ни шелеста — одна только тягостная, влажная тишина.

— Бушмена нет! — крикнул догонявший их бину-Чарли, и этот окрик заставил вздрогнуть не одного из шедших. — Чертово дело, ловушка! Фелла Кугу плохо смотрел свой глаз. Он не понимай ничего.

Кугу лежал ничком в агонии на том месте, где свалился. Когда Чарли подбежал к нему, он конвульсивно содрогнулся и испустил дыхание.

— Прямо в сердце — промолвил наклонившийся над ним Шелдон. — Это, очевидно, какая-то западня!

Оглянувшись на Джен, он заметил, что лицо ее побледнело, как полотно. Она уставилась широко раскрытыми глазами на жалкие останки того, кто за минуту перед тем был живым человеком.

— Я сама завербовала этого молодца, — прошептала она. — Он сам явился ко мне на «Марту» из лесов Пунга-Пунга. Я гордилась этим. Он был первым туземцем, которого я завербовала.

— Эй-эй, посмотри сюда, фелла, — прервал ее речь бину-Чарли, отодвигая нависшую над тропинкой густую листву, из-под которой выпячивался массивный лук такой величины, что натянуть его было не под силу одному человеку.

Проводник проследил механизм западни и обнаружил запрятанный в дереве конец шнура, наступив на который, Кугу спустил тетиву.

Теперь отряд проник в самую глубь девственной чащи. В этом месте царили вечные сумерки. Солнечные лучи не могли прорваться сквозь сплошную массу листьев и лиан. Таитян подавляло таинственное и мрачное безмолвие леса, особенно после этого печального происшествия, но они хотели казаться бесстрашными и торопились идти вперед. Дикари же из Пунга-Пунга, наоборот, сохраняли полную невозмутимость. Они сами были лесовики и давно свыклись с военными хитростями молчаливой борьбы, хотя у них на родине применялись другие приемы. Джен и Шелдону было не по себе. Настроение у них было в высшей степени угнетенное. Они были подавлены больше всех, но должны были побороть в себе тревожные чувства и бравировать опасностью, чтобы поддержать престиж белого человека, большого фелла-мастера, людей высшей породы.

Бину-Чарли шел по-прежнему впереди, и от его взгляда не могла укрыться ни одна западня. Их путь был уставлен множеством всевозможных препятствий. Самыми неприятными из них были замаскированные колючки, воткнутые в грунт и вонзавшиеся в босые ноги неосторожных пришельцев. Однажды вечером бину-Чарли сам чуть не упал в волчью яму, устроенную посредине дорожки. Иной раз всему отряду приходилось останавливаться и долго ждать, пока бину-Чарли осмотрит все подозрительные места впереди. А иногда проводнику приходилось даже сворачивать в сторону и пробираться через густые заросли, чтобы подойти к ловушке сзади. Но несмотря на все предосторожности, он однажды наступил на шнурок, разрядивший запрятанный лук, но сорвавшаяся стрела пролетела мимо него и только оцарапала плечо одному из сородичей Кугу.

Когда они вышли на более просторную дорожку, к которой привела их тропинка, Шелдон остановился и спросил бину-Чарли, знает ли он, куда она ведет.

— Скоро, фелла, сад, — ответил он. — Дай вперед мой смотрел.

Он отправился на разведку и скоро вернулся.

— Идите тихо за мной, — сказал он. — Близко, фелла, сад. Тут, фелла, мы можем захватить кого-нибудь из бушменов.

Подкравшись к огороду и дойдя до просеки, бину-Чарли поманил к себе Шелдона. Джен пошла за Шелдоном и выглянула из-за его спины. Расчищенная площадка размером в пол-акра была обнесена частоколом, защищавшим садик от кабанов. В огороде росли банановые деревья, усыпанные почти созревшими плодами, а между ними был посажен сладкий картофель и ямс [44]Ямс — вид многолетних трав, растущий в теплых и жарких странах. На корнях ямса возникают клубни, содержащие крахмал, ради которых ямс и разводится под тропиками.. В уголке, у забора стоял легкий навес. Около него сидел на корточках сухощавый бородатый лесовик.

Над костром был подвешен и коптился в густом дыму какой-то круглый темный предмет. Лесовик не отводил от него глаз.

Шелдон подошел, подал знак своим людям подойти поближе и приказал им не стрелять, а попытаться схватить дикаря. Джен наградила Шелдона улыбкой одобрения. Чернокожие бесшумно разместились таким образом, чтобы им можно было одновременно накинуться на бушмена с разных сторон. Лица их выражали отвагу и были серьезны, глаза горели: для них эта игра на жизнь и смерть была единственным развлечением в жизни, хотя приемы этой игры были низкие, они предпочитали нападать исподтишка, убивая сзади и избегая вступать в открытый бой.

По знаку Шелдона десять вооруженных людей бросились вперед, в том числе и бину-Чарли. Насторожившийся уже перед тем бушмен вскочил на ноги. В его руках очутился лук. В одно мгновение он вставил в него стрелу и выпустил ее в нападавших. Человек, в которого он метил, увернулся, и прежде чем он успел пустить вторую стрелу, чернокожие навалились на него и обезоружили.

— Да ведь это настоящий древний вавилонянин! — воскликнула Джен, взглянув на него. — Это ассириец, финикиянин! Посмотрите на этот прямой нос, узкий овал лица, высоко поставленные скулы и скошенный лоб! Посмотрите на эту бороду, на эти глаза…

— И вьющиеся кудри, — добавил со смехом Шелдон.

Видно было, что лесовик испугался ужасно и ожидал, что его тут же убьют. Однако, он не думал становиться на колени и просить пощады. Наоборот, он оглядывался с тупым высокомерием и, наконец, увидев Джен, уставился на нее во все глаза, так как это была первая белая женщина, которую он видел в своей жизни.

— Ей-ей, лесные жители съели этого человека! — заметил бину-Чарли.

Он выговорил эти слова так просто, что Джен спокойно повернулась посмотреть на то, что обратило на себя его внимание, и вдруг увидела перед собою лицо Гугуми. Этот темный предмет, висящий над костром и коптившийся в дыму, был головой Гугуми. Очевидно, ее сняли с плеч еще очень недавно, и она не успела еще почернеть от копоти. Глаза были закрыты, но с красивого лица, покачивавшегося в клубах дыма, не стерлась печать живого злобного мужества.

Поведение дикарей Пунга-Пунга коробило Джен. Они сразу признали, чья это голова, и покатывались со смеху, пронзительно взвизгивая и отпуская какие-то шутки. Им казалось забавным, что Гугуми попался, как кур во щи. Его бегство не удалось, он потерпел неудачу. Какую, в самом деле, ловкую шутку сыграли с ним лесовики: они его взяли и слопали.

— Вот смешно-то!

Все это казалось им очень просто. Гугуми завершил свой жизненный путь самым обычным в стране людоедов способом. Он сам был головорезом, а теперь ему отрубили голову. Он ел людей, а теперь люди съели его самого.

Натешившись вдоволь, дикари, наконец, утихли и разглядывали со всех сторон голову, сверкая белками. Таитяне же, наоборот, были смущены, и Адаму-Адам покачивал головой и громко выражал свое отвращение. Джен возмутилась. Лицо ее побледнело от негодования, и на нем выступили красные пятна. В душе ее шевельнулось желание мести.

Шелдон посмеивался над неё.

— Нечего сердиться! — сказал он. — Вспомните, что он отрубил голову Квэку и зарезал одного из своих товарищей-беглецов. Такова их повадка. С ним расправились так же, как он расправлялся с другими.

Джен смотрела на него исподлобья, и губы ее нервно подергивались.

— Не забывайте еще того, — продолжал Шелдон, — что он сын вождя и что его соплеменники в Порт-Адамсе не успокоятся до тех пор, пока в отместку не снесут голову белому человеку.

— Как это все смешно и ужасно! — проговорила, наконец, Джен.

— И… и романтично, не правда ли? — лукаво добавил Шелдон.

Она ничего не ответила ему на это и отвернулась, но Шелдон почувствовал, что задел ее за живое.

— Тот фелла-бой — больной, живот мутит, — сказал бину-Чарли, указывая на малого из Пунга-Пунга, которому стрела недавно оцарапала плечо.

Негр сидел на корточках, обхватил руками колени и стонал, вертя головой. Шелдон тотчас же сорвал с него повязку и промыл ему рану марганцем. Очевидно, стрела была отравлена, и, несмотря на принятые меры предосторожности, плечо распухало все больше и больше.

— Пойдемте дальше и поведем его за собой, — сказала Джен. — Ему полезно движение — усиленное кровообращение обезвредит яд. Адаму, бери его за руку и присматривай за ним. Если упадет, не давай ему спать. Если он заснет, он умрет!

Теперь им стало легче пробираться вперед, ибо бину-Чарли заставил лесовика идти впереди и расчищать путь.

На одном из поворотов дорожки выдавалась густая листва, за которую кто-нибудь из них уж, наверно, зацепил бы плечом. Здесь проводник-бушмен остановился и особенно осторожно стал раздвигать ветки. Оттуда торчало острее копья, поставленного с таким расчетом, чтобы оно могло оцарапать прохожего.

— Ей-ей, — сказал бину-Чарли, — тут, фелла, копье— сам черт!

Он взял его в руки и, как будто подшучивая над лесовиком, сделал вид, что хочет царапнуть его. Лесовик отскочил с ужасом. Оказалось, что острее отравлено, и бину-Чарли после этого все время угрожал им бушмену, неся копье у него за спиной.

Солнце уже садилось за вершиной скалистой горы. Ранние сумерки спустились на землю. Путники медленно подвигались вперед по таинственному, мрачному лесу, полному ужасов, безмолвной, внезапной смерти, угрожавшей на каждом шагу, и первобытных, животных инстинктов звероподобных дикарей. Пот катился с путников градом… Влажный воздух напоен был удушливыми испарениями, поднимавшимися от опавшей гниющей листвы, устилавшей мягким ковром слой плодородного чернозема.

По указанию бину-Чарли они свернули с дорожки в сторону и ползком на четвереньках по грязи стали с трудом пробираться между высоких зарослей и кустарников, доходивших кое-где до двенадцати футов высоты. Наконец, они подошли к величественному банановому дереву, покрывавшему своей кроною до пол-акра земли. Оно образовало среди окружающих джунглей свое собственное царство еще более густой тени. Из мрачной глубины этой чащи исходили какие-то хриплые звуки, похожие на напев одичалого существа.

— Ей-ей, фелла-мастер не сдох еще!

Пение оборвалось, и слабый надтреснутый голос издал восклицание:

— Алло!

Джен откликнулась немедленно, и голос задребезжал опять:

— Я не бредил, не думайте! Я напевал, чтобы поддержать в себе бодрость. Нет ли чего-нибудь поесть?

Тюдора немедленно сняли с дерева и положили на разостланное одеяло. Развели костер, достали и нагрели воды, раскинули палатку для Джен. Лалаперу распаковал тюки и достал оттуда консервы. Тюдор хотя и оправился от жестоких приступов лихорадки, но был изнурен до последней степени и умирал от голода. Москиты искусали его до того, что физиономию его было трудно узнать, и оставалось только принимать на веру, что это Тюдор, а не кто-нибудь другой. Джен имела с собою домашнюю аптечку и забинтовала его распухшее лицо.

Шелдон одним глазом следил за людьми, устраивавшими лагерь и располагавшимися на ночевку, а другим ревниво поглядывал на Джен и страдал от каждого прикосновения ее рук к лицу и телу Тюдора. Теперь эти руки, умело и нежно облегчавшие ужасные страдания, уже перестали казаться ему руками мальчишки, руками той девицы-кавалериста, которая, побледнев, сверкающими глазами смотрела на окутанную дымом голову Гугуми. Теперь это были настоящие женские руки, и Шелдон улыбнулся при мысли о том, как хорошо было бы нарочно провести целую ночь без защитной сетки, чтобы заставить наутро эти милые женские ручки заботливо прикладывать примочки к его собственному пострадавшему от москитов лицу.