Онлайн чтение книги Анжелика и заговор теней Angélique and the Conspiracy of Shadows
Глава III

Небольшая экспедиция тотчас принялась взбираться на гору, загасив фонарь. Только лунный свет, изредка проглядывая, освещал крутую тропу, ведущую на вершину. Пробираясь под ветвями, Анжелика утратила ориентацию в пространстве и чувство времени. Она словно опять оказалась в Пуату, где когда-то предприняла отчаянную попытку устроить бунт против короля Франции. Тогда она точно так же рыскала по лесу в компании своих мятежных сторонников, которые шли за ней, как стая волков. Их переполняла злоба и объединяла ненависть: гугенотов и католиков, деревенских жителей и мелких дворян. Они шли за ней следом, чтобы сеять смерть. Молчаливые и угрюмые, как ночь, из которой они внезапно возникали, сбегая с крутого обрыва или прыгая с деревьев на королевских всадников на глухих дорогах, они умудрились более двух лет противостоять «карательным отрядам», опустошавшим провинцию, и даже обратить в бегство войско короля Франции, посланное их усмирить.

Она поднималась как в трансе, не чувствуя ни усталости от подъема, ни царапин, которые оставались от хлеставших ее веток. Воспоминания и чувства теснились внутри, словно та, прежняя Анжелика завладела ее телом.

Только на этот раз она шла в бой, чтобы защитить и спасти того, кого любила.

Маленькая и узкая прогалина на самом краю крутого утеса резко обрывалась прямо в темные воды реки Святого Лаврентия. Они еще не очень удалились от мыса Гаспе, с его обрывистыми неровными скалами, где гнездились тысячи птиц. Океан все еще царил в этом соленом лимане, здесь слышался шум его волн и вспотевшие лбы скалолазов холодил сильный, терпкий ветер.

Осматриваясь кругом, Анжелика видела лишь наклонную поверхность беловатой в лунном свете прерии, которая заканчивалась обрывом. И тут кто-то слегка толкнул ее, чтобы привлечь внимание. Виньо делал ей знаки, указывая на что-то наверху справа. Она увидела слабый свет и хижину, похожую на ласточкино гнездо. Хижина стояла недалеко от опушки леса, и лесная тьма почти скрывала ее очертания. Ее выдавал только свет, идущий изнутри: видимо, там была зажжена свеча или горел очаг.

Отряд остановился на опушке. Анжелика обернулась к Куасси-Ба и сделала ему знак рукой. Тот надвинул капюшон плаща на поседевшие волосы и стал совсем невидим: его черная физиономия слилась с ночной темнотой. Медленно и осторожно он двинулся между деревьями к хижине.

Они видели, как он подошел и заглянул в окно. Вернулся он почти сразу и прошептал, что свет действительно идет изнутри. В хижине горел огонь, но разглядеть ему ничего не удалось, потому что окна затянуты непрозрачной рыбьей кожей. Однако он явственно различил два голоса и готов поклясться, что один из них принадлежал графу де Пейраку.

Значит, он в хижине! Но с кем?

Тревога Анжелики постепенно унималась. Ее успокаивала мысль, что он рядом и, слава богу, жив.

Кто-то вызвал графа де Пейрака, и он отправился на встречу, не позаботившись о более надежном эскорте на случай необходимости. С собой он взял только Жана Ле Куеннека, а не охрану из испанцев. Наверное, он знал, к кому идет, и не исключено, что ждал этой встречи. Анжелике он ничего не сказал. Она научилась его понимать и знала, что каждую экспедицию он тщательно готовил загодя: у него повсюду были свои люди.

Интересно, как давно он задумывал это путешествие в Квебек?

Она не удивилась бы, если бы узнала, что его ждал посланец от господина де Фронтенака, наместника в Новой Франции, который был им предан. Однако, зная враждебность населения, у которого правление наместника вызывало только страх, он предпочел увидеться тайно.

Немного успокоившись, Анжелика все-таки решила пока не сниматься с места.

Непонятно почему, но это место казалось ей мрачным. Тревога, которую она старалась не показывать, все-таки передалась ее спутникам, и они отнеслись к этому очень серьезно. Они тоже не двигались с места. Им тоже все это казалось очень подозрительным. Глядя на них при тусклом свете, еле различимом сквозь густую листву Анжелика видела, как напряглись и посуровели их лица. Один из них снова тронул ее за руку и указал на что-то пальцем. С другой стороны хижины возникло какое-то движение. Они затаили дыхание. Оттуда спокойно вышел Жан Ле Куеннек и небрежным шагом обошел вокруг хижины. Юный оруженосец спустился к краю обрыва, бросил взгляд в чернеющую пропасть, словно вслушиваясь, как внизу бьются о скалы волны, и снова поднялся к хижине. На полпути он остановился и раскурил трубку. Потом зевнул. Наверное, ночь казалась ему очень длинной, да и ситуация не требовала от него особого напряжения сил.

Анжелика колебалась: дать бретонцу понять, что они здесь или нет? Он, казалось, совсем не волновался и мог бы все истолковать неправильно, да и Жоффрей тоже.

Но это значения не имело. И тут перед взором Анжелики внезапно мелькнула другая сторона медали: экспедиция в Квебек, куда отправился граф де Пейрак с частью своих подданных и флота. Нельзя сказать, чтобы их порыв был совсем уж легкомысленным, просто почти все они были французами по рождению и рассчитывали встретить земляков. И все препятствия иного толка словно стерлись в их сознании. Они в какой-то мере позабыли, что жестокий рок навсегда сделал их изгоями на родной земле.

Да тот же Жан, прикончивший когда-то одного из стражников сеньора д’Юельгоа за то, что тот повесил его отца за убитого зайца, этот самый Жан, весельчак и прекрасный товарищ, не помнил, что на территории Франции его все еще ожидает пеньковая веревка.

Вместо того чтобы отважно бросаться вперед, надо было подойти к делу с удвоенной хитростью и осторожностью, учитывая, что здесь никто не станет их защищать от закона и от анафемы, которой их предали и которая в глазах соотечественников сделала их висельниками.

Только собственные силы, отвага и бдительность позволят им победить и выйти живыми и невредимыми из этого безумного, хотя и необходимого предприятия, как саламандра выходит невредимой из огня.

Главное – не обольщаться.

Пусть берега великой северной реки пока необитаемы, все равно надо помнить, что любые контакты с населением, будь то индейцы, крестьяне, проповедники, священники или королевские чиновники, могут оказаться смертельно опасными.

Она все еще была погружена в свои мысли, как вдруг, подняв глаза, подумала, что ей снится сон, словно продолжение ее невеселых раздумий.

Из леса быстро и бесшумно, как хищные птицы, выскочили двое, в несколько прыжков догнали Жана и набросились на него. Завязалась короткая схватка, и в результате застигнутого врасплох бретонца одолели, ударив по голове. Избитый, он лежал на земле и не двигался.

В ночной тишине раздался низкий хриплый голос:

– Его и связывать не надо. Камень на шею – и в воду. Вот одного и убрали!

Это говорил один из нападавших. В неверном, мерцающем свете луны, которая то и дело заволакивалась дымкой, покушение произошло столь стремительно, что невидимые свидетели на опушке едва успели понять, что случилось.

Они отреагировали только тогда, когда увидели, как безжизненное тело оруженосца волокут к обрыву. Анжелика первая бросилась вперед, а за ней, так же стремительно и бесшумно, как незнакомцы всего миг назад, ринулись остальные. Они действовали слаженно, стараясь не проронить ни звука, чтобы не спугнуть тех, кто остался в хижине с графом де Пейраком.

Старая рапира Эриксона в умелой и мощной руке хозяина почти надвое рассекла череп первого нападавшего, который рухнул, как дерево под ударом топора.

Второй обернулся, и тут на него обрушился сокрушительный удар, загнав обратно в глотку готовый вырваться крик. Узловатая черная ручища Куасси-Ба обхватила его за горло с силой удава, душащего жертву, и, резко дернув голову назад, сломала ему шею.

Жизнь, полная опасностей и борьбы, превратила большинство людей де Пейрака, и прежде всего его старых компаньонов, в грозных убийц.

Теперь на жесткой траве рядом с телом потерявшего сознание Жана валялись два трупа.

Знаками Анжелика дала понять, что их надо оттащить подальше. Ей хотелось осмотреть незнакомцев и постараться понять, кто мог их подослать: матросы, порвавшие с экипажем, лесные разбойники, челядь кого-нибудь из местных властителей… В любом случае это были головорезы. Она не сомневалась, что их сюда прислали не только для того, чтобы устранить Жана, но чтобы атаковать и убить де Пейрака, когда он выйдет из хижины.

На фоне девственного канадского леса, полного шума воды и голосов диких зверей, эта сцена выглядела нереальной. Но предчувствия Анжелику не обманули: против них начали войну.

Тем временем птицы, растревоженные суматохой и человеческой жестокостью, начали вылетать из своих гнезд на скалах и с отчаянными криками кружить над лесом. Некоторые с клекотом приземлялись на прогалину.

Заметив какое-то движение в хижине, Анжелика и ее отряд быстро ретировались в тень, утащив с собой тела.

При этом они не спускали глаз с двери хижины, которая со скрипом отворилась.

– Что там за крики? – спросил мужской голос.

– Да ничего, это птицы, – раздался голос Жоффрея де Пейрака.

Чтобы выйти из хижины, ему пришлось нагнуться, но он тотчас же выпрямился и сделал несколько шагов.

Его было хорошо видно в лунном свете. Он огляделся вокруг и наверняка по еле заметным признакам заподозрил что-то неладное.

– Жан! – крикнул граф.

Верный оруженосец не вышел и не ответил, и тому была веская причина.

В этот момент следом за графом из хижины появился другой ее обитатель.

Насколько можно было судить с приличного расстояния, человек явно пожилой, сутулый, нескладный, и вид у него был какой-то неуверенно-разочарованный. Вряд ли он представлял собой опасность.

Как и Пейрак, он взглянул на прогалину, над которой носились птицы.

– Здесь кто-то побывал, – произнес голос де Пейрака, – а может, это Жан. Только вот где он?

Глуховатый голос, который Анжелика так любила, заставил ее сердце затрепетать. Жоффрей не надел маски. В тусклом свете луны она узнала любимое лицо, изрезанное шрамами, которые сейчас проступали особенно ясно. Такое лицо могло испугать, но в тех, кто знал задушевную доброту Жоффрея, его ум, обширные познания и необычайные способности, оно вселяло уверенность.

Сердце Анжелики сжалось от отчаянной любви. Он был жив. Она успела вовремя. Деланое равнодушие, с которым держались оба обитателя хижины, на нее не действовало. Она точно знала: опасность бродит где-то рядом. Быть может, и Пейрак начал это подозревать: она догадалась по тому, как он напрягся.

Рука Анжелики сжимала рукоять пистолета, курок был взведен.

Глаза ее неотрывно следили за человеком, который стоял чуть поодаль, у самой двери, и тоже бросал по сторонам быстрые, цепкие взгляды.

«Он наверняка недоумевает, куда подевались его подручные, – думала она. – Держу пари, они давно уже должны были напасть на Жоффрея сзади, как было условлено. Старик явно не из тех, кто сам выполняет задания».

В ту же секунду, словно в опровержение ее мыслей, она увидела, как этот тип бросился на Пейрака, подняв шпагу.

Анжелика вскрикнула и сразу выстрелила.

Граф де Пейрак отскочил в сторону. Он был уже настороже, со шпагой в руке. Но выстрел пресек выпад неприятеля.

Он зашатался. Прозвучал второй выстрел, и старик рухнул, растянувшись во весь рост. На белой от лунного света земле он казался длинным и тонким, как змея.

Пейрак поднял глаза. Среди деревьев он разглядел Анжелику. Она стояла прямо, бестрепетно вытянув руку с пистолетом, из дула которого поднималась тоненькая струйка дыма.

Она была прекрасна, как богиня войны.

– Великолепный выстрел, мадам!

Это были первые слова, которые произнес Пейрак. Анжелика приближалась к нему каким-то особенным, скользящим по поверхности земли шагом и оттого казалась фантастическим существом. Лунный свет подчеркивал бледность ее лица, и вся она словно просвечивала насквозь, в ореоле светлых волос, в серебристом серо-голубом плаще на плечах. В ее фигуре не было ничего материального, осязаемого, кроме сиявшего деревом и сталью пистолета, который она сжимала в руке и который никак не вязался с этой рукой, хрупкой и нежной. С рукой феи.

Однако оружие эта рука держала крепко. Как бы тяжел и неудобен ни был пистолет, рука не дрогнула, готовая еще раз нажать на курок. А во взгляде Анжелики Пейрак вдруг заметил остроту и цепкость, которых раньше не знал. Словно для нее было обычным делом пробираться в ночной темноте сквозь лесную чащобу.

Она подошла и стала рядом, все еще настороже, и у него возникло ощущение, что это материализовался его ангел-хранитель, которого каждому из людей дает вера.

– Они хотели вас убить, – прошептала она.

– Вне всякого сомнения. Если бы не вы, я был бы уже мертв.

По телу Анжелики пробежала дрожь. Без ее вмешательства он был бы мертв.

Она бы вновь познала тот кошмар, которому нет названия: быть разлученной с ним, потерять его навсегда.

– Надо бежать, – сказала она. – И зачем только вы решились на это безумие, на это безрассудство?

Он презирал себя за то, что она назвала безумием и безрассудством.

– Признаю, я виноват. Этот человек представился посланцем господина де Фронтенака. От Фронтенака я не мог ожидать предательства. Это хороший урок. Теперь я стану презирать себя вдвойне. Если бы не вы, дорогая… Но где же Жан?

Юноша уже пришел в себя. Все сгрудились возле графа де Пейрака. Ему коротко описали нападение, жертвой которого стал его оруженосец. Стало ясно, что нападавших расставили по местам специально, чтобы уничтожить охрану графа.

Пейрак опустился на колени возле тела застреленного и перевернул его. Первую пулю незнакомец получил прямо в грудь, вторая пробила спину, когда он падал. Не осталось никаких сомнений, что он мертв. На обмякшем лице с разинутым ртом застыло удивленное выражение.

– Маркиз де Варанж, – произнес Пейрак. – Правитель Новой Франции послал мне с ним письмо, в котором поздравлял меня с прибытием. Сознавая, насколько здесь непопулярна его политика, но при этом не желая ее менять, он настаивал на соблюдении абсолютной секретности нашего свидания. Он хотел поставить Квебек перед свершившимся фактом, и это понятно. Сознаюсь, я следовал его указаниям и никому не сказал ни слова о нашей первой встрече. Но, встретившись с Варанжем, об этом пожалел. Он сразу показался мне подозрительным, но почему – сказать не могу.

С тропы, ведущей к берегу, послышался хруст веток и раздался чей-то голос:

– Эй, что тут происходит?

Встревоженные выстрелами, двое часовых, выставленных у шлюпок и костра, отважились отправиться на поиски отряда.

– Эриксон, – быстро сказал Пейрак, – постарайтесь, чтобы об этом деле не болтали.

Капитан «Голдсборо» вышел навстречу своим людям:

– Все в порядке, ребята. Возвращайтесь на пост…

И вернулся к отряду. Решили держать совет. В наличии имелось три трупа, и один из них – известный колониальный чиновник, правая рука правителя Новой Франции. Однако безлюдное место, выбранное для злодейского нападения на Пейрака, само по себе облегчало задачу ликвидировать следы разыгравшейся драмы.

– Леса тут обширные, река глубокая, – сказал Пейрак. – И вы все умеете хранить секреты. Вам не впервой, друзья мои.

Он быстро пересчитал всех, кто пришел с Анжеликой. Эти были – могила. А их память – запертая камера подземной тюрьмы. Если из нее что вычеркивали, то навсегда. Они даже на дыбе ничего не вспомнят.

Рука Жоффрея де Пейрака обвилась вокруг талии Анжелики, и, крепко ее сжав, он вывел любимую из состояния ступора, в котором она пребывала, не спуская пальца с курка.

– А вы, мадам, – как вам удалось предвидеть то, что должно случиться, и оказаться в нужный момент в нужном месте?

– Предчувствие! Больше ничего, но оно было таким сильным! Импульс, толчок, страх от сознания того, насколько плохо вы защищены, чтобы встречаться с кем-либо в этих краях, где на каждом шагу вас поджидает ловушка. Я так волновалась, что больше не могла ждать. А их я попросила меня сопровождать. Но клянусь, больше никто об этом не знает.

– Если бы не мадам графиня, вам пришлось бы туго, монсеньор, – заметил Эриксон.

– Быть бы мне в саване святого Лаврентия, – криво усмехнулся Пейрак.

Анжелику снова охватила дрожь, и граф ощутил под ладонью, как ее тело, только что такое твердое, как сталь, вдруг разом ослабло и затрепетало.

Воображение нарисовало Анжелике ужасную картину: Жоффрей мертв, а тело его сбрасывают со скалы с камнем на шее. Ведь его снова чуть предательски не убили, застав врасплох.

Жоффрей был прав: преступление совершилось в строжайшей тайне, о нем никто не знал. А значит, следует и дальше о нем молчать. И полностью уничтожить следы.

Ведь еще до поездки в Квебек они не могли похвастаться безупречной репутацией. Не хватало еще запятнать себя смертью маркиза де Варанжа. Ее могут расценить как проявление агрессии, а не как самозащиту. Станут кричать об убийстве, резне.

– Я не знаю, что за замыслы были у этого негодяя, – снова заговорил Пейрак после минутного размышления, – но почти уверен, что он действовал не по приказу Фронтенака. Это исключено. А вот что он пренебрег теми уверениями в гостеприимстве, в которых рассыпался передо мной губернатор, это несомненно. В отношении нас Квебек разделился на фракции. Фронтенак, видимо, ошибся в выборе посредника. Если он вообще его выбирал…

Стоя на коленях возле убитого, граф обшарил его карманы и извлек оттуда все содержимое, включая бумаги. Не обнаружив ничего, что могло бы пролить свет на организаторов заговора, он все рассовал по местам.

– Никаких следов! У нас не должно остаться ничего, что навело бы на мысль о нашем пребывании здесь, среди этих людей. Я оставил в кармане де Варанжа письмо Фронтенака. Пусть думают, что мне его не передали. Они хотели, чтобы мы бесследно исчезли, – так пусть исчезнут сами.

Он послал Эриксона в хижину, чтобы тот проверил, не осталось ли там каких следов пребывания графа.

Затем увлек за собой Анжелику, и они стали спускаться к берегу. Куасси-Ба, Виньо и Энци остались, чтобы зачистить опушку.

На полпути, под тенью деревьев, Жоффрей де Пейрак взял Анжелику на руки, страстно прижал к себе и прошептал:

– Вы спасли мне жизнь, любовь моя, и я вам за это тысячу раз благодарен.

Они снова услышали крики встревоженных морских птиц, которые кружили над мысом. Вода в реке успокоилась. Исчезли все следы происшедшего на пустынных просторах реки Святого Лаврентия в черной как сажа ночи. Теперь все казалось просто ночным кошмаром.

«Голдсборо» – вот прибежище, которое не грозило им смертью. Анжелике хотелось скорее укрыться там вместе с Жоффреем. Только на «Голдсборо» она окончательно поверит, что спасла его.

Дрожь не оставляла ее, пока шлюпка, подгоняемая сильными гребками, быстро шла к неподвижному кораблю. Три ярких, красных с золотом фонаря кормовой надстройки, в форме свечей, отражались в тихой ночной воде. Анжелика так и не выпускала руку графа. Тот изредка поглядывал на нее сверху вниз, но ничего не говорил.

Он понимал, как потрясли ее события последних часов. Да и его тоже. Причем ее чудесное вмешательство потрясло его больше, чем нависшая над ним опасность… Как ни посмотри, а для него это стало полной неожиданностью, шоком: она появилась настолько вовремя, с такой отчаянной неукротимостью, готовая на все, чтобы его спасти. И действительно спасла ему жизнь. Теперь он по-настоящему осознал, до какой степени она его любит и какое место он занимает в сердце этой женщины. Когда увидел, как она возникла вдруг из лесной чащи, с оружием в бестрепетно вытянутой руке, и наповал сразила человека, который ему угрожал, ему открылось в ней нечто незнакомое и загадочное. Пораженный этим открытием, он еще бережнее прижал ее к себе, и восхищение пересилило в нем все другие чувства. Ему подумалось, что эту необыкновенную ночь он всегда будет вспоминать как праздник. Смерть подобралась к нему очень близко, так ведь это не впервые. Совершенно новым было сладостное ощущение полного счастья, эйфории оттого, что он остался жив благодаря той, кого любил. В самый неожиданный момент она подарила ему жизнь и страстное желание любви. Вот что было бесценно и осветило канадскую ночь, как звезда.

Прижавшись к нему, Анжелика никак не могла прийти в себя от пережитого. Пронзительная тревога, охватившая ее и, как зов, буквально вырвавшая из собственного тела, причинила боль. Она и в самом деле чувствовала себя больной.

Когда они оказались наедине в каюте «Голдсборо», в своих владениях, в прекрасном салоне, который был свидетелем стольких сцен страстной любви, нервы у нее сдали, и она яростно накинулась на него с упреками:

– Зачем вы это сделали? Это безрассудство! Хоть бы предупредили, рассказали, в чем дело. Я бы заранее почувствовала опасность… Я знаю себя. Я не побоялась пойти против короля Франции. И мне известно, на какое предательство способны его люди… Мятежница из Пуату – это я! А вы мне не доверяете. Я для вас не в счет. Всего лишь жена, которую вы презираете, ни во что не ставите и знать не желаете!

– Дорогая, – прошептал он, – успокойтесь. Вы же только что спасли мне жизнь и вдруг устраиваете супружескую сцену.

– Это вещи вполне совместимые.

И она бросилась в его объятия, совсем потеряв силы:

– Любимый мой, любимый мой! Мне снова приснился кошмар, который я часто видела, когда была одна, вдали от тебя: я бегу к тебе через лес, чтобы спасти от опасности, но прибегаю слишком поздно. Какой страшный сон!

– Но на этот раз вы не опоздали.

Он поцеловал ее и погладил по шелковистым волосам.

Она вдруг закинула голову и посмотрела ему прямо в лицо:

– Вернемся, Жоффрей! Вернемся в Голдсборо. Впереди нас поджидают лишь опасности. Теперь я понимаю, на какое безумие мы отважились. Ведь мы собираемся проникнуть во Французское королевство. Здесь, в этой дали, в Америке, мы отдаем себя в руки короля и его Церкви. Короля, против которого я боролась, и Церкви, которая нас прокляла. Нам удалось сбежать от них и стать свободными, и вот теперь мы снова окажемся у них в руках. Это безумие!

– Мы вернемся с кораблями и с золотом, с договорами о помиловании за истечением срока давности.

– Я в это не верю.

– И вы, моя воительница, хотите отступить после первого сражения? Да это была просто пустяковая перестрелка, ерунда. Мы получили доказательство, что наш союз достаточно силен, чтобы вместе достичь цели.

Он крепко обнял ее, словно желая передать свою силу и уверенность. Но ее это не убедило.

– Нам обязательно ехать в Квебек? – спросила она, и голос ее дрожал от неосознанной тревоги. – Сначала мне все казалось проще простого: мы едем к своим друзьям. А потом я вдруг увидела обратную сторону медали: нас поджидали, ловко заманили в ловушку, чтобы сцапать, а потом и уничтожить.

– Не надо терять голову! На самом деле все не так просто, но и не так страшно. Там у нас есть верные и надежные друзья.

– И непримиримые враги тоже! Мы их уже видели! – Она покачала головой и повторила: – Нам действительно надо в Квебек?

Он ответил не сразу.

– Да. Я думаю, надо, – наконец твердо сказал он. – Это рискованно, и придется преодолеть немало препятствий. Но мы сможем пересилить накопившуюся против нас враждебность, лишь встретившись с людьми лицом к лицу. А если пересилим, то обретем мир, который нам так необходим. Чтобы выжить, мир нужен и нам, и нашим детям, и слугам, и нашим друзьям. Без этого вся наша свобода – не более чем обман. За нами всю жизнь кто-то будет гнаться.

Он взял ее лицо в ладони и погрузился взглядом в изумрудные глаза, в которых светилась бездонная тоска. Та самая тоска, что была в глазах маркизы дю Плесси-Бельер, когда она в одиночку вышла на борьбу с королем Франции, и в глазах той безвестной женщины, Мятежницы из Пуату, которая только что предстала перед ним на лесной опушке.

– Не бойся ничего, любимая, – прошептал он. – Не бойся ничего! На этот раз я буду с тобой. Нас будет двое, мы будем вместе.

И ему удалось отогнать ее неотвязную тревогу, укрепить уверенность в будущем и в их судьбе. Она понемногу приходила в себя. Случай, позволивший ей прийти на помощь любимому, казался ей уже не поражением, а скорее удачей.

Радость вытеснила страх. Опьянение уверенностью, сбывшаяся мечта об обретенной любви захлестнули ее. Она изнемогала от счастья. Внизу живота, там, куда положил руку Жоффрей, снова полыхнуло жаром. Она прикрыла веки в знак согласия и радостного подчинения:

– Пусть будет так! Едем в Квебек, мой любимый повелитель. Но тогда обещай мне… Обещай мне…

– Что?

– Сама не знаю! Что ты никогда не умрешь, что всегда будешь меня охранять… что ничто больше нас не сможет разлучить… что бы ни случилось… что бы ни случилось…

– Обещаю.

Он рассмеялся.

Губы их слились. Забыв обо всем, они предались любви, что день ото дня все крепче соединяла их и сама по себе уже была победой.