Онлайн чтение книги Анин Дом Мечты Anne's House of Dreams
Глава седьмая. НЕВЕСТА УЧИТЕЛЯ

— А кто была первая хозяйка этого дома, капитан Джим? — спросила Энн после ужина, когда все расселись вокруг камина.

— Мне кто-то говорил, что вы знаете романтическую историю, связанную с ним, — добавил Джильберт. — Может быть, расскажете?

— Верно, знаю. Наверно, я остался один в наших краях, кто помнит, как к нам приехала невеста учителя. Она умерла тридцать лет тому назад, но это была такая женщина, которую невозможно забыть.

— Расскажите про нее, капитан Джим, — попросила Энн. — Мне хочется знать про всех женщин, которые жили здесь до меня.

— Их было всего три: Элизабет Рассел, миссис Нед Рассел и жена учителя. Элизабет Рассел была симпатичная, и умница в придачу, и миссис Нед Рассел тоже была славная женщина. Но ни та, ни другая не шли ни в какое сравнение с женой учителя.

Учителя звали Джон Селвин. Он приехал к нам из Англии, когда мне было шестнадцать лет. Обычно к нам в школу попадала всякая спившаяся шваль. В трезвом виде они кое-как учили детей письму и арифметике, а в пьяном секли их почем зря. Но Джон Селвин был высокий красивый парень и в рот не брал спиртного. Он снял у нас в доме комнату, и мы с ним так подружились, будто между нами не было десяти лет разницы. Мы вместе читали, гуляли и без конца разговаривали. Он хорошо знал поэзию, и по вечерам, когда мы бродили по берегу, читал мне стихи наизусть. Отцу это не больно-то нравилось, но он терпел, надеясь, что, может, стихи вышибут у меня из головы мечту о море. Ну, этого у меня ничто вышибить из головы не могло — мама была из рода потомственных моряков, и тяга к морю у нас в крови. Но я любил слушать, как Джон декламирует стихи. С тех пор прошло почти шестьдесят лет, а я все еще помню кучу стихов, которую от него выучил. Подумать только — почти шестьдесят лет!

Капитан Джим помолчал, глядя в огонь, потом вздохнул и вернулся к своему рассказу:

— Помню, как-то вечером я встретил его на дюнах. У него было такое счастливое лицо — как у вас, доктор, когда вы приехали сюда с миссис Блайт. Я сразу о нем подумал, когда вас увидел. Он сказал, что дома у него осталась невеста и что она к нему скоро приедет. Я не больно-то обрадовался — молодой эгоист был, что тут скажешь, боялся, что, когда она приедет, учитель перестанет со мной дружить. Но у меня, по крайней мере, хватило ума это ему не показать. Он рассказал мне про свою невесту. Ее звали Перси Ли, и она только потому сразу с ним не приехала, что у нее на руках был больной дядя. Он ее вырастил, когда умерли ее родители, и Перси ни за что не соглашалась его оставить. Но дядя недавно умер, и теперь, сказал Джон, она скоро приедет в Глен, и они поженятся. Но в то время еще не было пароходов, и приехать к нам было не так-то просто, особенно женщине.

— И когда вы ее ждете? — спросил я.

— Она отплывает на «Короле Вильгельме» двадцатого июня, — ответил Джон, — так что здесь она должна быть где-то в середине июля. Я хочу нанять плотника Джонсона, чтобы он построил для нее дом. Письмо от нее пришло сегодня утром, и я, еще не открывая его, знал, что оно принесло мне хорошие новости. Я ее на днях видел.

Я не понял: как это — видел? Тогда он объяснил как, но я все равно толком не понял. Он сказал, что у него есть дар, или проклятие, смотря как на это посмотреть. Так он и сказал, миссис Блайт, дар или проклятие. Такой же дар был у его прабабки, и ее за это сожгли на костре как ведьму. На него иногда словно находило… он, если не ошибаюсь, сказал, что «впадает в транс». Так бывает, доктор?

— Да, некоторые люди подвержены трансам, — ответил Джильберт. — Это скорей относится к области психиатрии. Ну, и что же случалось с этим Джоном Селвином во время транса?

— Вроде как сон снился, — скептически заметил доктор Дэйв.

— Нет, он говорил, что во время транса видит, что происходит за много миль от него, — медленно проговорил капитан Джим. — Что происходит и что произойдет в будущем. Иногда эти видения его утешали, а иногда пугали. Так вот, он сказал, что за четыре дня перед нашей встречей с ним приключился такой транс, когда он сидел перед камином. Джон увидел знакомую комнату в Англии. Посреди нее стояла Перси Ли и с радостным видом протягивала к нему руки. Поэтому учитель и ожидал от нее хороших вестей.

— Всего лишь сон, — скептически заметил доктор Дэйв.

— Очень может быть, — согласился капитан Джим. — Я ему то же самое сказал. Мне было не по себе при мысли, что учитель наделен какой-то сверхъестественной силой. Но он ответил: «Нет, это не сон. Но неважно. Если ты об этом будешь думать, ты перестанешь со мной дружить». Я ему сказал, что ни за что на свете не перестану с ним дружить. Но он только покачал головой и сказал: «Мне виднее, Джим. Я уже потерял из-за этого немало друзей. И я их не виню. Иногда я сам себе неприятен. В такой силе есть что-то не то от Бога, не то от дьявола. А мы, простые смертные, не хотим знаться ни с Богом, ни с Сатаной».

Скоро в Глене и во всей округе узнали, что к учителю едет невеста, и все были рады за него. И с интересом следили, как он строит для нее дом. Он выбрал это место, потому что отсюда видно бухту и слышно шум моря. Он разбил для своей невесты сад, но тополя посадил не он, а миссис Рассел. А два ряда розовых кустов — девочки из его школы.

Почти все соседи принесли ему что-нибудь из обстановки. Когда сюда переехали Расселы, люди весьма состоятельные, они привезли вот эту дорогую мебель; а поначалу дом был обставлен очень скромно. Но зато он был богат любовью. Соседки подарили учителю стеганые одеяла, скатерти и полотенца, один сосед сделал шкафчик, другой стол, и так далее. Даже слепая тетя Маргарет сплела для невесты корзиночку из пахучей травы, что растет на дюнах. Жена учителя многие годы держала в ней носовые платки.

Ну, наконец, все было готово — даже дрова положены в камин, оставалось только спичку поднести. Это — другой камин, хотя тот был на этом же самом месте. Мисс Элизабет сложила новый камин, когда делала капитальный ремонт пятнадцать лет тому назад. Тот был большой старомодный очаг, в котором можно было даже быка зажарить. Сколько раз я сидел перед ним и болтал с хозяевами — вот как сейчас…

Капитан опять задумался: перед его глазами проходили видения прошлого.

— Дом закончили первого июля, и учитель стал считать дни до приезда невесты. Ее ожидали в середине июля, но к этому сроку «Король Вильгельм» не пришел. Мы не очень беспокоились — тогда суда часто задерживались на несколько дней и даже недель. Прошла неделя, потом две, потом три. Тут мы начали волноваться, и чем дальше, тем больше. Под конец я просто не мог смотреть в глаза Джону Селвину. Знаете, миссис Блайт, мне казалось, что такое выражение, наверно, было в глазах у его прабабки, когда ее возвели на костер. Он мало говорил, кое-как проводил уроки, а потом уходил на берег и часто оставался там до утра. У нас стали поговаривать, что учитель, похоже, теряет рассудок. Судно опаздывало уже на восемь недель. Наступил сентябрь, а невеста учителя все еще не приехала, и нам казалось, что уже и не приедет.

Тут начался сильный шторм, который не утихал три дня, а на четвертый день к вечеру я вышел на берег. Учитель стоял, прислонившись спиной к скале и сложив руки на груди, и смотрел в море.

Я заговорил с ним, но он не ответил. Его глаза словно видели что-то, невидимое мне, а лицо было похоже на маску мертвеца.

— Джон! — позвал я его, как испуганный ребенок. — Проснись, Джон!

И тут он будто очнулся, повернул голову и посмотрел на меня. Я до сих пор помню, какое у него было лицо, и не забуду, пока не придет мой черед отправляться в последнее плавание. «Все хорошо, — сказал он, — я видел, как „Король Вильгельм“ заворачивает за мыс Ист-Пойнт. К утру они будут здесь. Завтра вечером я буду сидеть с молодой женой у собственного очага». Как вы думаете, он и в самом деле его видел? — спросил капитан Джим.

— Кто знает, — тихо отозвался Джильберт. — Большая любовь, как и большое горе, может сотворить чудо.

— Конечно, видел, я в этом убеждена, — сказала Энн.

— Чепуха! — сказал доктор Дэйв, но без прежней уверенности.

— Дело-то в том, — продолжал капитан Джим, — что «Король Вильгельм» и правда пришел следующим утром. Учитель прождал его на берегу всю ночь. Все население Глена от мала до велика высыпало на берег, когда «Король Вильгельм» показался в проливе. Как же мы кричали «ура!».

Глаза капитана Джима сияли. Он заново переживал событие, которое произошло шестьдесят лет назад, и перед его глазами вновь возник потрепанный непогодой парусник, появившийся в утреннем свете солнца.

— И Перси Ли была на борту? — спросила Энн.

— Да, там было две женщины — она и жена капитана. Им очень не повезло — один шторм за другим, потом у них кончился провиант. Но все-таки они наконец прибыли. Когда Перси Ли ступила на пристань и Джон Сел-вин заключил ее в объятия, все перестали кричать «ура!» и заплакали. Я сам плакал, хотя тогда ни за что бы в этом не признался. Мальчишки ведь ужасно стыдятся слез.

— А Перси Ли была красивая? — спросила Энн.

— Не знаю, можно ли было назвать ее красивой… не знаю, — медленно проговорил капитан Джим. — Как-то об этом никто не задумывался. Она была такая милая и славная, что ее нельзя было не любить. Нет, вообще-то она была миловидная: большие карие глаза, блестящие каштановые волосы и белая, как и у всех англичанок, кожа. Они с Джоном были обвенчаны в тот же вечер в нашем доме. Народу собралось — тьма. Потом мы все проводили молодых до этого дома. Миссис Селвин разожгла огонь в очаге, а мы ушли, оставив их у камина — точно так, как Джону привиделось тогда на берегу. Странно все это, очень странно. Но мне в жизни пришлось повидать много странного.

— Какая прелесть! — воскликнула Энн: ей пришлась по сердцу эта романтическая история. — И долго они здесь жили?

— Пятнадцать лет. Вскоре после их свадьбы я сбежал из дому и нанялся на парусник — такой уж я был в душе бродяга. Но каждый раз, когда я возвращался из плавания, я шел сначала в этот дом и рассказывал миссис Селвин о своих приключениях. Они были счастливы. У них вообще был талант на счастье. Есть такие люди. Они просто не умели долго сердиться. Раза два они поссорились — оба были с характером. Но миссис Селвин однажды со смехом призналась мне: «Я очень переживаю, когда мы с Джоном ссоримся, но все равно в глубине души я счастлива — потому что у меня есть возможность ссориться — а потом мириться — с таким прекрасным мужем». Потом они переехали в Шарлоттаун, а их дом купил Нед Рассел и привез сюда свою молодую жену. Они вечно шутили и смеялись — так мне, по крайней мере, помнится. Мисс Элизабет Рассел была сестрой Алека. Года через два она приехала сюда и поселилась с ними. У нее тоже был веселый нрав. Мне кажется, что стены этого дома пропитаны смехом и весельем. А вы, миссис Блайт, третья молодая жена, которую я вижу в этом доме, и самая красивая.

Энн действительно замечательно выглядела в тот вечер: на щеках ее цвели розы, а глаза сияли светом любви. Даже суровый доктор Дэйв поглядывал на нее с удовольствием, а по дороге домой сказал жене: «Какую рыжекудрую красотку отхватил мой племянник, а?»

— Я у вас замечательно провел время, — заявил капитан Джим, — но пора идти на маяк.

— Приходите к нам почаще, — сказала Энн на прощанье.

— А вы не боитесь, что я стану злоупотреблять вашим приглашением? — спросил капитан Джим с какой-то грустной улыбкой.

— Нет, не боюсь — я всегда буду рада вас видеть — честно-пречестно, как мы говорили в школе.

— Тогда буду приходить. Смотрите, как бы я вам не надоел. И вы тоже иногда меня навещайте, окажите мне такую честь. А то мне там совсем не с кем поговорить, кроме Старпома. Слушать он умеет, и мозгов у него будет побольше, чем у любого Макалистера, но вот разговора от него не дождешься — знай себе мурлычет. Вы молоды, а я стар, но мне кажется, что наши души одного возраста. Мы оба принадлежим к породе людей, которые знали Иосифа,[1]Библейское выражение. (Примеч. пер.) как говорит мисс Корнелия Брайант.

— Знали Иосифа? — недоуменно повторила Энн.

— Да. Корнелия делит всех людей на тех, которые знали Иосифа и которые не знали. Если у человека сходные с вашими взгляды и он хорошо понимает ваши шутки — тогда он из породы людей, которые знали Иосифа.

— Ах, вот как! — воскликнула Энн. — А я таких людей называю «родственными душами».

— Совершенно правильно, — согласился капитан Джим. — Когда вы сегодня вошли в дом, я сказал себе: «Она из породы людей, которые знали Иосифа». И очень этому обрадовался. Я считаю, что такие люди — соль земли.

Энн с Джильбертом вышли провожать своих гостей. Взошла луна, и бухта Четырех Ветров казалась зачарованной гаванью, куда нет доступа непогоде. Тополя вдоль дорожки, высокие и суровые, как жрецы какого-то мистического ордена, слегка серебрились в лунном свете.

— Мне всегда нравились пирамидальные тополя, — заметил капитан Джим. — Это королевские деревья. Они сейчас не в моде. Говорят, что у них сохнут макушки. Это правда, они действительно сохнут, если каждую весну, рискуя сломать шею, вы не забираетесь по лестнице наверх и не обрезаете ветви. Я сам это делал для мисс Элизабет, и ее тополя никогда не выглядели растрепами. Она была к ним очень привязана. Ей нравились достоинство и надменность этих деревьев. Если вам нужны приятели, миссис Блайт, — вы полюбите клены, но если вам нужно изысканное общество — тогда обратитесь к пирамидальным тополям.

Гости уехали, а Энн с Джильбертом пошли прогуляться по своему саду и посмотреть на ручей. Его прозрачные струи поблескивали в тени берез. Вдоль берега росли маки, которые казались чашами, полными лунного света. Воздух был напоен ароматом цветов, посаженных еще женой учителя. Она, как казалось Энн, посылала им привет и благословение из далекого прошлого. Молодая женщина остановилась и сорвала цветущую ветку.

— Люблю нюхать цветы в темноте, — сказала она. — В темноте словно проникаешь в их самую душу. О Джильберт, этот дом — просто чудо. И я рада, что до нас здесь нашли свое счастье другие молодожены.