Онлайн чтение книги Великий из Бродячих Псов Bungo Stray Dogs
Глава 4

13 число

Я давно не был дома, но сейчас собрался туда вернуться. Хочется расслабиться и провести хоть один день своей жизни мирно .

Мы с коллегами спасаем множество жизней, но всё же люди умирают. Это реальность. Из неё возникает проблема. Однако если забыть про реальность, проблем будет ещё больше. Путь человека в этом мире неизменен. Жизнь и смерть остаются всё теми же. Мы не осознаём эту реальность. Смотрим на неё, но не видим .

Дело о серийных террористических угрозах было закрыто. Агентству осталось разобраться с последствиями. Мы выслушивали соображения полиции и отчёты об убытках, общались с прессой. У детективов всегда много офисной работы. Мне некогда было тратить время на сантименты.

Дазай же, стоило ему почуять приближение волны дел в офисе, тут же нашёл отговорку, что ему надо кое-что расследовать, и сбежал. Найду — прикончу.

Столько людей видело, как низко в небе над ними пролетел тот пассажирский самолёт. В новостях сообщили, что предъявлены обвинения многим участникам зарубежной нелегальной организации, а также о том, что Агентство арестовало их лидера. С одной стороны, нас хвалили за предотвращение беспрецедентной катастрофы в береговой зоне, а с другой — обвиняли за то, что с нами оказалось связано столько чудовищных случаев. Особенно долго, похоже, нам будут припоминать смерть похищенных людей от ядовитого газа.

К концу дня я кое-как разобрался с длинным списком навалившихся дел и направился в кабинет директора по его приглашению. Войдя внутрь, я поклонился.

— Как работа? — директор не поднимал взгляда от бумаг на столе.

— Дел невпроворот, как обычно. Да ещё и Дазай слинял куда-то. Этот человек терпеть не может офисную работу, тут же скидывает на ближайшего клерка. И от совместных расследований с военной полицией уклоняется. Я бы пихнул его как-нибудь в котёл с кипятком, да ведь он будет так рад наконец покончить с жизнью, что умереть-то как раз и не сможет.

— Только сделай это там, где никто не увидит, — директор собрал бумаги стопкой, положил её в конверт и посмотрел на меня. — На этот раз отправили как следует. Официальную благодарность от главы военной полиции, то есть. «Вы — достойный пример для всех следователей в этом городе». Теперь и с моих плеч упал тяжкий груз. Были моменты, когда я думал, что репутацию Агентства уже не спасти.

Это...

Прежде, чем я успел раскрыть рот, директор уже продолжал:

— Жизни людей важнее нашей репутации. Если сохранить Агентство означало подставить их под удар... Впрочем, дело уже закрыто. Благодаря тебе, Куникида, — он помассировал пальцем складку между бровями. Даже директор, который никому не показывает своего волнения... должно быть, и он устал.

— Ну, Куникида, что думаешь о своём «домашнем задании»?

«Домашнее задание»... Он имел в виду вступительный экзамен Дазая. Верно, директор ведь просил меня оценить, можно ли принять его в Агентство.

— Я уже составил мнение о Дазае. Этот человек ужасен. Игнорирует приказы вышестоящих, посреди расследования исчезает неведомо куда, обожает самоубийства и женщин, не любит офисную работу и работать вообще. Он из тех, кого называют отбросами общества. В любом другом месте он не продержался бы и трёх дней... — Я помолчал, затем продолжил заготовленный монолог: — Однако у него потрясающий талант к работе детектива. Через несколько лет станет выдающимся сотрудником Агентства. Он прошёл экзамен.

— Ясно. Что ж, не буду сомневаться в твоих словах, — директор прошёлся кистью по документу о принятии на работу, поставив свою подпись. «Разрешить Дазаю Осаму вступление в Вооружённое детективное агентство».

— Кстати, директор. Если вы не возражаете, я хотел бы уйти из офиса после обеда.

— Не возражаю. Что-то важное?

— Небольшое дело.

***

Пробравшись сквозь густые кусты, я вышел к небольшому кладбищу на холме над побережьем. Невысокие памятники, стоящих на склоне, отражали солнечные блики, плясавшие на морских волнах. Я прошёл вдоль одного из рядов и остановился у свежей могилы с небольшим надгробием. Опустил на неё цветы и сложил руки в молитве.

— Посещаете могилы недавних жертв, господин Куникида?

При звуках этого чистого голоса я открыл глаза и увидел рядом Сасаки, в белом кимоно и с букетом белых хризантем. Она положила цветы рядом с моими, и я опустил глаза.

— Вам идёт кимоно.

— Траурное платье было бы лучше, но у меня есть только это. Вы всегда приносите цветы погибшим в деле, которое расследуете?

Могила, у которой мы стояли, стала последним пристанищем одной из жертв ядовитого газа в деле о серийных похищениях.

— Да. Этому нет особых причин. Мне просто кажется, что я должен так поступать.

Она не стала соглашаться или возражать, просто улыбнулась мне. С моря подул ветер, и деревья в лесу зашумели и закачались. Я заговорил снова:

— Когда я впервые увидел чужую смерть, то пропустил следующий рабочий день без разрешения: так рыдал, что не смог подняться с постели. Мне казалось, второй раз я такое не переживу. Однако теперь я не могу пролить ни слезинки. Наверное, посещение могилы — это замена рыданий, на которые я уже не способен. Тогда мёртвые хотя бы не приходят ко мне во снах.

— Вы думаете, что если плакать по ним, они упокоятся?

— Не знаю. Возможно, ни покоя, ни спасения им это не принесёт. Хоть лей слёзы, хоть читай молитвы над могилой — мёртвые уже не услышат. Время их жизни уже остановилось. Мы можем лишь оплакивать их. Одни умирают, другие скорбят, такова реальность. Остаётся только верить в то, что это естественно в нашем мире.

— А вы жестокий человек, господин Куникида...

Услышав это, я оглянулся. К моему удивлению, в глазах Сасаки стояли слёзы.

— Рассказывая тогда о себе... я соврала кое в чём. Мой любимый оставил меня... потому что погиб. Он горел своим идеалом, а я пыталась стать для него опорой... Но он умер в одиночестве, и меня не было рядом, чтобы сказать, что я люблю его.

Если честно, в такие моменты я никогда не знал, что сказать в утешение.

— Вот как.

Это было всё, что я мог ответить.

— Умершие несправедливы к нам, господин Куникида, в этом вы правы. Его время уже остановилось. Что бы я ни сделала, он уже не обрадуется этому и не улыбнётся мне. Я так устала... — после длинного монолога она уже не могла сдерживать слёзы, и они покатились по щекам.

Хотел бы я знать, есть ли в мире такой мудрец, который смог бы остановить эти слёзы, даже познав в отшельничестве всю истину жизни.

Я не мог. Я живу идеалами, записываю их в свой блокнот, готов вытерпеть что угодно, чтобы воплотить их в жизнь. Но, думаю, в этом случае не было идеального ответа. Как и идеального мира, в котором можно спасти всех и каждого.

И никакие утешения не могли помочь одной-единственной рыдающей женщине.

— Простите, я растревожил вам душу... Я — я сейчас уйду. С вами всё будет в порядке?

Глупый вопрос с моей стороны.

— Да... Вообще-то моим делом теперь занимается не военная полиция, а советник по внешним связям... Дело сложное, так что его переадресовали туда. Сейчас я как раз собираюсь на встречу с этим человеком.

Советник военной полиции по внешним связям. Наверное, он хороший человек. Сасаки ведь помогла нам в этом деле: может, и её карьере это поможет.

— В таком случае я ещё обращусь к вам, если будет нужно по работе.

— Конечно, — Сасаки улыбнулась.

Ветер дул откуда-то издалека, обдавал ласковым дыханием гряду холмов и снова исчезал за горизонтом. Сасаки молча поклонилась мне и ушла. Проводив её взглядом, я стал бездумно смотреть на пейзажи Йокогамы. К реальности меня пробудил внезапный звонок Дазая.

— Куникида, ты не мог бы приехать кое-куда? — голос Дазая звучал непривычно угрюмо.

***

— И зачем мы здесь?

Дазай вызвал меня в ту заброшенную больницу, где мы расследовали первое дело. Во тьме ночи она выглядела жутко, однако днём это было просто покинутое здание. Мы стояли в одном из помещений недалеко от входа: похоже, раньше это была больничная палата. Лучи солнца, проникавшие в разбитое окно, ложились на пол светлым узором.

— Как тут снять предохранитель? — Дазай, что было неожиданно видеть, держал в руке оружие. Небольшой самовзводный пистолет, собственность Агентства. Наши сотрудники могли брать их по своему усмотрению.

— Ты мне только за этим позвонил? — я поразился, но всё же снял для него предохранитель. Дазай пару раз прицелился в никуда, затем произнёс:

— Не думаю, что Лазурный апостол был среди тех торговцев оружием. Непохоже на то, правда?

Что?

— Подумай сам. Смогли бы они устроить всё это? Да и мотива у них нет.

— Мотив я выяснил — Агентство мешало им закрепиться в Йокогаме, вот они и решили нас уничтожить. Разве не так?

— Да, они сами наверняка думали именно так. Но неужели без этого было не обойтись?

— Что ты имеешь в виду?..

— После дела Лазурного короля они считали Агентство чрезвычайно опасным. Но ведь им мешали не только мы. Городская и военная полиция тоже, а если дело в одарённых — так они есть и в Особом отделе. Устроить масштабный террор ради одного только Агентства — не слишком ли много затрат?

— И каков твой вывод?

— Им дали искажённую информацию. Иными словами, тот, кто впутал синдикат в это дело, убедил их, что именно Агентство — самый серьёзный противник.

Не может быть. Он имеет в виду, что настоящий Лазурный апостол всё это время оставался за кулисами?

— Дазай. У тебя ведь уже есть подозрения, кто это может быть?

— Да.

— Так кто же?!

Я неосознанно схватил Дазая за загривок. Он даже не изменился в лице и сказал, прямо смотря на меня:

— Я уже отправил этому человеку письмо с просьбой прийти сюда. И добавил, что у меня есть доказательства его преступлений. Скоро он будет здесь.

Что?

Я осмотрелся. Бывшая больничная палата выглядела просто: в одном конце комнаты дверь, в другом — окно. Перед нами стояли две больничных кровати, от которых остались только рамы. Рядом — пустой шкаф для лекарств. Больше ничего. На полу ни комьев пыли, ни камешков. Здесь царила пустота; и сюда должен прийти наш преступник?

— Шаги, — внезапно сказал Дазай. Я невольно обернулся ко входу. И правда, в коридоре раздавался звук чьих-то шагов. Он медленно приближался. Я заметил, что Дазай крепко сжал в руке пистолет. Значит, для этого он его взял? Своё оружие я уже вернул директору. Создать новое из страницы блокнота? Нет времени. По щеке стекла капля пота. Звук приближался. Уже совсем скоро. Сначала можно было рассмотреть только ноги, потом торс, и наконец, лицо...

— А ты зачем здесь, очкарик?

У входа стоял...

— Почему... что ты тут делаешь?

— Я первым спросил. Пришёл узнать правду об этом деле?

Это был Рокузо, мальчишка-хакер. Так это он преступник?.. Он — Лазурный апостол? В мозгу тут же закрутились шестерёнки. Рокузо было бы нетрудно подставить Дазая, изобразив, будто то письмо отправлено с его компьютера. Нет, само предположение о том, что Лазурным апостолом может быть Дазай, родилось на основе информации, которую сообщил Рокузо. Хакер, который занимается нелегальными вещами, вполне мог связаться с зарубежной преступной организацией и повернуть дело так, чтобы мы видели всё с нужной ему стороны. Кроме того, у него есть мотив. Есть причина ненавидеть Агентство — и меня.

— Почему, Рокузо? Всё дело во мне? Ведь так? Твой отец умер из-за меня... и поэтому ты затаил такую злобу?

— Отец? Конечно, я ненавижу того, кто убил отца. Но ты, очкарик...

Неожиданно в разговор вмешался Дазай:

— Понятно. Значит, ты перехватил моё письмо, Рокузо?

Что? Дазай ведь отправил письмо преступнику, разве нет?

В этот момент грянул выстрел. Пуля пробила в груди Рокузо большую дыру. Брызнула кровь.

Я успел только открыть рот, как мальчишка уже повалился лицом вперёд. Застрелен. Я повернулся к Дазаю, но его пистолет не был поднят, а выражение лица застыло, как и моё. От входа, позади упавшего Рокузо, раздался голос.

— Простите, господин Куникида...

В дверях появился ещё один силуэт. Чёрные волосы, тонкие запястья, белое кимоно. От пистолета в её руке поднимался дымок. Она перешагнула тело и направилась к нам. Как ни странно... она была прекрасна.

— Так это ты Лазурный апостол? — мой голос звучал как чужой и эхом отдавался в комнате.

— Да, — её холодные слова ударили мне в уши.

— Госпожа Сасаки. Это вы всё спланировали. Вы... признаёте это? — спросил Дазай.

— Господин Дазай. Прошу вас. Пистолет... Бросьте его. Иначе... — она прицелилась в Дазая.

— Брошу. Но позвольте взамен задать вам пару вопросов.

— Я не против. Спрашивайте что угодно.

— Хорошо. Тогда я его бросаю, — Дазай немедленно уронил пистолет себе под ноги. Оружие ударилось об пол с тихим стуком.

— Госпожа Сасаки, почему вы нацелились на Агентство?

— Вы ведь уже поняли, господин Дазай.

— Действительно. Вы необычайно быстро мыслите, хотя и скрывали это в разговорах с нами. Да ещё известный психолог-криминалист, в таком-то возрасте... Преклоняю голову.

Оставив игры позади, Дазай продолжал:

— У вас было две цели — осудить преступников и отомстить Агентству. Я прав?

Осудить преступников? Совсем как...

— Я не нашла для этого... иных способов.

— Но был ли смысл в этой мести?

— В мести в принципе нет никакого смысла, господин Дазай. Но я... не могла иначе. Знала, что совершаю ошибку, но мне казалось, что я потеряю саму себя, если не сделаю это. Ради умерших.

Месть? Действия Агентства часто вызывают гнев. Вполне понятно, что кто-то захотел нам отомстить.

— Верно. Даже если месть бессмысленна, кто-то должен её совершить. И кроме вас, не осталось никого, кто мог бы это сделать.

«— Он погиб. Он горел своим идеалом...»

— Вам не хватило бы сил сделать это в одиночку. Однако вы обладаете знаниями о психологии преступников и не раз использовали их, чтобы этим людям вынесли приговор. Поэтому план с Лазурным апостолом подходил вам как нельзя лучше.

Дазай на секунду прервался, чтобы глянуть на меня, а затем закончил:

— Все ваши действия были местью за мёртвого возлюбленного — Лазурного короля.

Преступник, который изобличал преступников. Незаурядный террорист. Его обнаружило Агентство... и он погиб.

— Давно ходили слухи о том, что у Лазурного короля был помощник, слишком уж блистательно совершались эти преступления. Однако его наёмники не знали ничего, не говоря уж об имени террориста, и дело закрыли, заключив, что у Лазурного короля не было соратников, разделявших его идеалы. Ведь преступники сбиваются в банды в основном ради денег или политических выгод. Однако в деле «террориста с лазурным флагом» не было ни того, ни другого мотива. Но тогда никто и предположить не мог, что любовница Лазурного короля — куда лучший стратег, чем он сам.

— Он был... благородным. Страдал, мечтая создать идеальный мир, где не будет угнетённых людей и преступлений. Он знал, что не всех можно спасти, если всё время подчиняться законам, и выбрал путь, на котором мог изменить эти законы — стал государственным чиновником.

Сасаки изливала нам душу, сохраняя безразличное выражение лица.

— Однако и эта дорога опасна: бюрократы были порочны, коллеги создавали ему помехи, вышестоящие не понимали... он терпел неудачи, поднимался с колен и снова боролся... Он ступал босыми ногами по лезвиям мечей, а я видела его мучения, оставаясь рядом. И однажды он сломался. Решил умереть, отчаянно преследуя свой истинный идеал, и придумал этот гибельный план.

Совершать преступления, осуждая на смерть других преступников. Так он боролся за идеальный мир.

— Значит, это действительно вы продумывали для Лазурного короля его преступления. Потому что любили его.

— И не сожалею об этом, — ясным голосом отозвалась Сасаки. — Его идеалы — мои идеалы. Я охотно стану демоном сама, если это поможет его делу.

— Однако Лазурный король умер. Агентство выследило его, и он подорвался вместе с полицейскими, среди которых был отец Рокузо. На этом стоило и вам остановиться.

— Я не могу. Его план ещё не выполнен до конца. Не все указанные им преступники получили своё. Кроме того... Возможно, это смешно слушать, но... он мёртв, с этим ничего не поделать — и я не вынесла этой правды.

— Вы составили план, в котором ещё не получившие свой приговор злодеи совершат новые преступления, а осудят за это Агентство. Попав в самый центр скандала, Агентство было вынуждено отыскать и арестовать их.

Водитель такси, который не оставил доказательств причастности к серийным похищениям. Дьявольски изобретательный подрывник Арамта, которого наша страна даже не успела признать преступником. Нелегальные торговцы органами и оружием, контрабандой провозившие свои товары в страну. Безликие злоумышленники, которых трудно было бы судить по нынешним законам.

— И самое потрясающее в этом плане — вы, госпожа Сасаки, не совершили ни единого преступления. Вполне возможно, установкой камер, оборудованием мест для похищенных и переговорами с Арамтой занимался оружейный синдикат: не удивлюсь, если вы лично там и не появлялись. Также они, вероятно, до самого конца думали, что действуют по собственному плану и согласно только своим намерениям. Итак, вы не оставили улик. Они даже не поняли, что вы передавали им искажённую информацию. Даже если полиция начнёт расследование, они спишут это на ошибку при получении ими сведений.

Даже преследуя преступников, даже допрашивая Дазая, я уже чувствовал: тот, кто стоит за этим делом, сам не пачкал рук. Не совершивший ни одного преступления не может быть осуждён по закону. Неужели всех это устраивает? Мир, в котором возможен такой абсурд — стоит ли он того, чтобы в нём жить?

— Вы подстроили собственные травмы и похищение, чтобы замаскироваться под жертву и подобраться к Агентству, устранив подозрения в свой адрес. Ведь таксист вас вовсе не похищал. Мы не копали настолько глубоко, но у него не было причин отклоняться от первоначального плана, «похищать тех, кто едет в отель» и увозить со станции потерявшую сознание женщину. Слишком много свидетелей. Однако он не мог сказать, что не знает ни про какую «девушку со станции»: пришлось бы признаться, что остальных жертв он видел. Таким образом вы умело использовали слабости каждого из тех, с кем встречались, и пробрались в самое сердце Агентства.

Дазай свёл брови, так что между ними образовалась глубокая складка.

— Чего я не могу понять, госпожа Сасаки... С вашими мозгами и знаниями в криминальной психологии, находясь в самом центре системы расследования преступлений — вы ведь могли создать куда более жизнеспособную организацию по их устранению. Возможно, это не сделало бы мир идеальным, но в нём стало бы меньше преступников. Так почему?

— Я... вовсе не так амбициозна. Я всего лишь... не хотела смотреть, как он страдает.

Почему. Единственный вопрос крутился у меня на языке: почему? Кто ошибался? Кто отошёл от идеала?

— Ваши преступления подошли к концу, госпожа Сасаки. Вы были невидимым преступником, который не марает рук, но теперь застрелили Рокузо собственными руками, и это скрыть не удастся. Мы — свидетели. Вы будете осуждены по закону.

— Нет. Не буду, — и она нацелила пистолет на Дазая.

Даже сейчас... чем она собиралась нам угрожать?

— Свидетелей не будет, потому что вы не сможете ничего рассказать. Если вы раскроете кому-то ещё, что здесь произошло, на Агентство снова обрушится волна критики. — Она сузила глаза. Ещё одна атака? Она продумала даже это?

— Прекратите, — медленно произнёс я пересохшим горлом. — Хватит. Перестаньте нападать на Агентство.

— Не двигайтесь, господин Куникида.

— Перестаньте! Почему? За что?! Вовсе не Агентство вам стоило бы атаковать!

— Тогда скажите мне, господин Куникида. На кого мне наставить пистолет? Кого я должна ненавидеть?

— Я... — Должен ведь быть кто-то. Тот, с кого всё это началось.

Обязан же где-то существовать справедливый мир, в котором все будут спасены и вознаграждены по заслугам. Тот, кто ставит препятствия на дороге к такому миру, и должен быть источником всего зла. Должно быть что-то...

Видимо, Сасаки решила, что я колеблюсь потому, что не могу ответить. Она нахмурилась и опустила взгляд.

— Я, как и до этого, останусь оружием, направленным туда, куда указывают его идеалы... идеалы Лазурного короля. Вы и ваше Агентство не должны вмешиваться. Это будет... — она медленно опустила пистолет. — Мы заключим соглашение. Вы не мешаете мне, а я не нападаю на Агентство. Сейчас я уйду отсюда. Продолжу своё дело в другом месте, собрав других людей. И снова, и снова. Я не дам вам этому помешать.

— И вас это устроит? — Дазай уставился на неё пронзительным взглядом.

— Вы ведь и сами знаете, господин Дазай. Вы всегда просчитываете наперёд и выбираете наилучший вариант, не позволяя эмоциям ослепить вас. Вы понимаете, что должны делать в такой ситуации.

— Именно. Я не сделаю ничего.

— Тогда... — Сасаки посмотрела на меня и слегка улыбнулась. Неужели она и вправду будет дальше выполнять свой план? Обманывать людей, манипулировать преступниками, оставлять после себя горы трупов и осуждённых. Как последователь погибшего Лазурного короля. Как Лазурный апостол.

«— Его время уже остановилось. Что бы я ни сделала, он уже не обрадуется этому и не улыбнётся мне» .

«— Я так устала...»

Нельзя позволить ей убивать людей. Это никакой не идеал. Идеальный мир всегда будет маячить впереди, и кто-то будет препятствием на дороге к нему. Как разглядеть этот идеал, как до него дотянуться...

— Господин Куникида... — шепнула Сасаки. — Когда я была в той цистерне, вы... бросились на помощь безо всяких сомнений, хотя не знали, не обман ли это. Это... сделало меня немного счастливее. Мы видимся в последний раз, так что я скажу вам одну вещь. Господин Куникида, вы...

Выстрел. Три пули прошили её грудь. Из отверстий хлынула кровь. Она повернулась в своём белом кимоно, словно порхнул в воздухе упавший лепесток, а затем, как марионетка с обрезанными нитями...

— Сасаки! — я рванулся к ней, подхватил с пола. Лёгкая, словно кукла, в которой грамма живой плоти. Льющаяся кровь окрасила белое кимоно густо-алым.

— Поделом... вам...

Я поднял голову. Рокузо, распластавшийся на полу, теперь держал в руке чёрный пистолет.

— Лазурный король... вы... убили моего отца! — бледный от потери крови Рокузо улыбался, глядя бешеными глазами. Из ствола пистолета струился дымок. — Вы враг моего отца... он служил правосудию! Поделом вам... — Оружие выпало из его руки. Он упал лицом в лужу собственной крови, дёрнулся ещё раз и больше не двигался.

— Господин... Куникида... — прошептала Сасаки, которую я держал на руках. Из уголка её рта медленно текла струйка крови. — Вы немного похожи... на моего любимого... — в её красновато-коричневых глазах дрожали солнечные блики. — Ради идеала... не убиваете... вы мне... нрави...

И она умерла.

— Она убила слишком много людей, Куникида. Это не могло кончиться иначе.

Слова Дазая внезапно разозлили меня. Я схватил его за воротник с криком:

— Дазай!

Он даже не изменился в лице, только рассматривал моё яростное выражение.

— Куникида. Твоего идеального мира не существует. Отступись.

— Заткнись, Дазай! Это была всего лишь женщина, которая едва ли до этого держала в руках пистолет! Она не должна была умереть! Ты ведь мог её не убивать! Если бы ты подольше обдумывал этот план, лишних жертв можно было бы избежать!

— Я вовсе её не убивал. Это был Рокузо.

— Думал, я ничего не пойму?! — Я ткнул пальцем в валявшееся рядом с мальчишкой оружие. — Это ведь твой пистолет! Пока я говорил с ней, ты подопнул его к Рокузо! Ты знал, что он в неё выстрелит! — Дазай стоял у кровати и вполне мог подтолкнуть пистолет ногой так, чтобы Сасаки не заметила.

— Я её не убивал.

— Всё равно что убил!

— Извини, но ты не докажешь, что я собирался это сделать. Это Рокузо взял пистолет и нажал на курок с намерением её убить. Пистолет просто мешался мне под ногами.

Убийство, которым он не замарался сам. Дазай сделал то же самое, что и Сасаки. Убил человека чужими руками, используя мотивы другого человека. По нынешним законам это не может считаться преступным намерением. За это не судят.

— Куникида. Это был её единственный шанс на спасение. Наилучший вариант.

— Нет! — заорал я. — Это совсем не идеал! Должно было быть ещё что-то, должна найтись настоящая проблема! Потому что...

Если Сасаки действительно ненавидела этот мир, если по-настоящему хотела нас уничтожить... Тогда, в этой же больнице, я пытался шагнуть в облако газа, но она остановила меня. Иначе я вдохнул бы яд и умер на месте. Если она и вправду так легко отбирала жизни, было бы проще простого убить меня тогда. Отомстить. Выдать это за простую небрежность. Её никто бы не осудил. Но она спасла меня — зачем? Может, это были простые инстинкты, банальный рефлекс? Я выкрикнул в лицо Дазаю слова, которые душили меня:

— Потому что на самом деле она этого не хотела! Ей вовсе не нужен был мир, где все преступники получат по заслугам! Она только...

«— Я всего лишь... не хотела смотреть, как он страдает» .

«— Нельзя! Не прикасайтесь к замку!»

— Скажи мне, Дазай! Разве это правильно, что в неё стреляли, и она погибла?! Разве это идеальный мир... которого я хотел...

Дазай перевёл взгляд на меня и спокойно произнёс:

— Куникида. Те, кто считает, что идеальный мир существует, начинают ненавидеть тот, что не идеален, и приносят боль окружающим. Таким был Лазурный король. Во имя идеала и справедливости у таких людей страдают всегда слабые, кто попался под руку. — Теперь Дазай смотрел мимо меня, куда-то далеко. — Требовать от мира справедливости значит держать в руке нож. Им можно только ударить, но нельзя никого защитить и спасти. Госпожу Сасаки убила справедливость Лазурного короля.

Обвинения Дазая ударили меня прямо в сердце. Я всегда стремился к идеальному, к справедливому миру. Старался воплотить его в реальность, отбрасывая все трудности.

— Куникида, пока ты так рвёшься к идеалу и отвергаешь всё, что тебе его заслоняет, однажды пламя, что горело в Лазурном короле, вспыхнет и в тебе. Тогда оно сожжёт всё вокруг тебя. Я уже видел такое.

Взгляд Дазая был направлен на нечто невидимое остальным. Непостижимым, невозможным для меня образом он смотрел на тьму внутри человечества, в самую бездну, что таилась в сердце нашего мира.

— Я... — Мои руки отпустили Дазая. Я понял его слова. Возможно, справедливость не следует искать вовне, её можно требовать лишь от себя. Однако... Сасаки была мертва, Рокузо тоже. Пытаясь найти справедливость в том, что случилось с ними, я находил в своей душе лишь бессилие.

Я выглянул из окна заброшенной больницы. В полуразрушенном дворе на клумбах покачивался под ветром красный ликорис*. Даже когда я закрыл глаза, это зрелище, этот алый цвет не исчез, отпечатался на обратной стороне век.

Как и тень её улыбки.

↑Ликорис, он же красная пауковая лилия, на языке цветов означает «Мы не увидимся больше».