Онлайн чтение книги Девушки
Глава 18

К концу марта дом, в котором обещали дать комнаты Варе с матерью и Симе с Комовой, был окончательно готов. Накануне Варя с Симой, неразлучные соседки, ездили в магазин покупать мебель: кровати, диваны.

Сима с делано-озабоченным лицом хозяйки осматривала покупки, плюхалась на все диваны — хороша ли пружина, какой взять?

Варя вспылила:

— Хватит дурачиться! Иди нанимай грузовое такси,

С мебелью подъехали к новому дому и стали разгружаться. В квартире с закупоренными окнами пахло разогретой масляной краской, замазкой, жалко было ступать на паркет, так вдохновенно вчера его натерли полотёры.

Шофер, заглядывая из коридора в дверь, спросил завистливо:

— Замуж, что ли, кто из вас за большого начальника выскочил?

— А мы сами с усами, — пояснила Сима. — Айда таскать! — и, ловко вскочив на перила лестницы, съехала вниз.

На новой квартире быстро устроились, расставили все с помощью набежавших девушек. Пришла и Лизочкина мать — Прасковья Яковлевна.

Ирина принесла в подарок семейство слонов.

— На счастье, — сказала она и велела поставить на диванную полочку.

— Чай, что ли, устроим? — спросила Сима, выходя из своей комнаты в новом голубом платье, одетом по случаю торжества. — Я в магазин, а ты. Томка, живо чайник на газ!

— Живите не тужите, — приговаривала Прасковья Яковлевна, обходя квартиру и всюду заглядывая. Сразу видно, что люди с понятием строили. И шкафчики есть и полочки! Мамаша довольна будет. А вот уж ванная — первое дело старому человеку. Ой, кто-то звонит, окаянный! — вскрикнула она, напуганная неожиданно раздавшимся телефонным звонком в передней.

Варя с волнением первый раз брала трубку своего телефона и, недоумевая, кто же успел узнать их номер, который она сама еще не знала, произнесла:

— Слушаю вас.

— Мне Жданову, — сказали по телефону.

— Жданова слушает.

— Жданову, знаменитую стахановку московского завода, такую рыженькую, строгую…

— Симка, озорница! — рассмеялась Варя. — Приходи скореё, колотить будем!

Утро в новой квартире Варя начала с того, что поздравила себя с новосельем. До чего все же было хорошо проснуться хозяйкой своей комнаты после пяти лет жизни в общежитии! Комната с уютно расставленной мебелью, залитая вся солнцем, выглядела красивеё, чем вчера вечером.

Варя не спешила вылезать из постели: никто ей теперь не помешает, и она никому не в тягость. Что хочешь, то и делай. И гостей можно принять в любое время. Варя, улыбаясь, представила, как Иван Титов заходит навестить её. Впрочем, это едва ли осуществимо: с какой стати она вдруг станет звать его к себе? Вот если бы он сам как-нибудь догадался. Но едва ли…

Они ежедневно видятся в цехе. Он, случается, подходит к её станкам в привычном синем халате, туго обтягивающем его широкие плечи, спрашивает, как идут дела, заговаривает с девушками из бригады. Если он и не бывает перед глазами, то все равно Варя чувствует его присутствие и каждую минуту знает, поблизости он или вышел из цеха. Варю всегда радостно тревожит внимательный взгляд его тёмно-серых глаз, который как будто не хочет отрываться от её лица. Девушки давно уже твердят Варе, что Титов влюблен в неё.

«Влюблен ли он, не влюблен, я не знаю, — писала в дневнике Варя. — Его жизнь проходит с моей рядом, а мне хорошо. Ну, а дальше все же что?»— впервые откровенно спросила она себя, невольно нахмурясь. Она боялась этого вопроса, потому что не знала, как ответить на него.

«А дальше вот что: я, а не Комова и никто другая, становлюсь ему все болеё необходимой в работе над чертежами, и он привык советоваться со мною. А Тамара, ляпнув несколько технических несуразностей, за которые ребята над ней здорово посмеялись, прикусила язык. Жду маму. Жду и надеюсь, что с её приездом жизнь пойдет иначе, и мое самочувствие перестанет быть зависимым от поведения другого, для меня совершенно постороннего человека. Я ведь волевая, что задумаю, то и сделаю. Итак, здравствуй, мамочка, приезжай спасать свою дочку!» — дописала с улыбкой Варя.

Мать долго трясущимися руками вдевала нитку в иголку. Рука её, маленькая, сухая, с синими жилками, казалась рукой подростка. Мать обкусывала нитку, заново поднимала иголку к свету, протирала очки.

Варя следила за нею в полуоткрытую дверь, затаив дыхание.

«Приехала, родная моя! Как постарела за время болезни!.. И уже хозяйствует».

— Мамочка, здравствуй, — проговорила Варя, настежь распахивая дверь в комнату. — Теперь навсегда, никуда я тебя не отпущу!

— Мама, мама приехала! — закричала следом вошедшая Сима, тоже бросаясь обнимать Марью Николаевну.

— А мы ждем телеграмму, — упрекнула её Варя. — Ведь могли бы, мама, тебя встретить.

Марья Николаевна виновато улыбалась, лицо её молодело от улыбки. Приехала она, к удивлению Вари, с одним чемоданчиком, будто всего-навсего погостить в своем неизменном коричневом костюме.

— А багаж? — спросила Варя. — Разве, что изменилось в наших планах?

— Нет, ничего, — отвечала мать и, подойдя к ней, погладила её по волосам.

«Может быть, и не следует омрачать первые минуты встречи», — так думала Марья Николаевна, сидя в поезде, но сейчас, глядя на огорченное, по-ребячьи обиженное лицо дочери, она решила сразу сказать ей, что раньше осени едва ли сможет переселиться к ней.

— Впрочем, суди сама, Варенька. Человека, которого прочат назначить вместо меня, «без ущерба для дела», — как сказал секретарь райкома, — послали сейчас на курсы. Ну что мне делать с нашим секретарем?! Подумаешь, какой я незаменимый человек!..

— Ах, мама, мама, ну зачем ты говоришь так о себе! — воскликнула Варя, целуя мать. — Секретарь наверняка прав!

«Не может она иначе, милая моя. А смотрит на меня с виноватой улыбкой. Ну ей ли в чем-нибудь быть виноватой передо мной?!» И, бросившись снова обнимать мать, Варя сказала, что до осени недалеко, она потерпит, только пусть почаще за это время мать навещает их.

— По графику, Марья Николаевна… Мы составим, — пошутила Сима, очень довольная, что все так хорошо кончилось.

Мать похвалила квартиру, порядок в ней. Сима приготовила ей ванну.

После обеда Марья Николаевна легла отдохнуть, а Варя сидела рядом и рассказывала о том, что её сейчас волновало больше всего: о работе над проектом потока.

— Сдружились все мы, мама, крепко-накрепко, а ругаемся каждый день Если товарищ в чем неправ, просчитался, тут же начистоту все. А письмо в будущеё… помнишь, мама, я тебе говорила? Решили так: написать в нем о лучших наших ребятах. А лучшими хотят быть все! Вот и постановили: быть во всем правдивыми, духом гордыми, здоровыми, крепкими. Начали с мелочей: обязали всех каждое утро заниматься зарядкой, не лгать ни при каких обстоятельствах, не опаздывать на собрания. И вот даю голову на отсечение, как говорит Сима, через год нас не узнаешь, — энергично заверила Варя. — Да ты не смейся, мама!

Через полчаса мать задремала на диване, а Варя, накрывшись платком, на цыпочках прошла на балкон, чтобы не мешать ей. В поселке уже всюду горели огни, а на фасаде заводоуправления прилаживали цветную иллюминацию к празднику, которая то вспыхивала на несколько секунд, то гасла. Марья Николаевна удивилась, когда приехала, как разрослись и похорошели завод, поселок, сколько зелени. Но если бы она побывала в цехах, она их тоже не узнала бы.

«Вот завтра и повожу маму по заводу, — решила Варя. — Одна моя Сима чего стоит!»

Приподнявшись со стула, Варя заглянула к ней в окно. В комнате полумрак от настольной лампы. Кулакова сидит за столом, подвернув одну ногу и раскачиваясь, словно от зубной боли, зубрит что-то. Настойчивая! Вот ведь бросила курить. Ходит теперь с полными карманами леденцов и наделяет ими каждого встречного и поперечного! А с осени решила идти учиться в техникум, к экзаменам готовится… А Лизочка сейчас, наверно, в парткабинете работает над своим докладом о коммунизме, который поручили ей сделать на общем комсомольском собрании. И Ирина, вызвавшаяся помогать Лизочке, там же. На них смешно смотреть со стороны: они часто спорят свистящим шепотом, возмещая сдержанность в голосе энергичными жестами. Куда девалась сдержанность Ирины?

Лизочка тайком жаловалась на неё Варе:

— Затвердит что — ни с места!

А Варя, глядя на них, радостно думала: «Через год могу спокойно уходить на учебу, Сима меня заменит или Ирина. Впрочем, до тех пор из моей бригады будет несколько. Бригадирами пойдут. Нет, а Лизочка-то какова со своим шефством: рассказывала, рассказывала про метод «воздействия» на Колю: куда ходили, что делали… и, бац, замолчала».

В одиннадцатом часу вечера, когда Марья Николаевна, поспав немного, чувствовала себя отдохнувшей, пришли Ирина с Лизочкой поздравить её с приездом.

— А где же Сима? — спросила Марья Николаевна. — Все занимается? — И тут же крикнула — Иди к нам, Симочка, посиди!

Сима не замедлила явиться.

— Что мне сейчас в голову пришло, Марья Николаевна… Послушайте, девчата, вот если бы изобрести такую машинку, чтобы из головы в голову сразу готовенькими знания пересаживала! Нам тогда и делать было бы нечего. Запасами Марьи Николаевны жили бы… Воображаете?

— Нет, не могу! — сказал лукавый Тамарин голос, и в ту же секунду она вошла в комнату. С Марьей Николаевной Тамара успела повидаться раньше всех. — Мечты, мечты, где ваша сладость?.. — пропела она, насмешливо покосившись на Симу.

— Выходит, и помечтать нельзя? Старуха ты, Томка, в свои двадцать два года. Вот что!.. А ну, закрой дверь, а то нос прищемлю! — гневно прикрикнула на неё Сима. — Марья Николаевна, а как товарищ Ленин смотрел на мечту: вредит она делу? Есть у него на этот счет соображения?

— Соображения есть, — отвечала с улыбкой Марья Николаевна. — «Что делать?» не читала? Там Владимир Ильич приводит цитату Писарева. Да вот у Вари имеётся этот том, — добавила она, доставая с полк и книгу.

Сима, схватив книгу, убежала к себе. Через минуту, снова появившись в дверях с раскрытой книгой, она кричала восторженно:

— Перепишу красиво на хороший лист бумаги и приколю над Тамаркиной кроватью, да не плохо бы в комитете комсомола повесить! Вот послушайте:

«Разлад между мечтой и действительностью не приносит никакого вреда, если только мечтающая личность серьезно верит в свою мечту, внимательно вглядываясь в жизнь, сравнивает свои наблюдения с воздушными замками и вообще добросовестно работает над осуществлением своей фантазии. Когда есть какие-нибудь соприкосновения между мечтой и жизнью, тогда все обстоит благополучно».

— Это ли не ответ! Слышишь, Комова! — заключила Сима и со свойственной ей нетерпеливостью пустилась было в поиски нужной бумаги.

Но девушки остановили её, уговорив сделать это завтра.

— Ну ладно, завтра, — согласилась Сима, предвкушая обильное угощение в честь приезда Марьи Николаевны, над которым Варя уже хлопотала в кухне.

Тридцатого апреля набежала туча, ударил первый гром. В цехе потемнело, и вскоре хлынул дождь. Подсобные рабочие, ползая на коленках, поспешно закрывали рамы в фонарях крыши. Но запахи дождя, распускающейся зелени уже успели проникнуть в цех и, заглушая запахи тавота, носились в воздухе.

Варя поймала на себе Лизочкин взгляд и, повинуясь ему, подошла к ней.

— Вздохни поглубже, аромат какой.

— Да, хорошо.

— Вот таким ароматом при коммунизме будут дышать рабочие всех заводов, всех предприятий… Я не шучу! Уже есть машина климата. В цехах забьют фонтаны. зашумят деревья, на которых, чего доброго, и птицы петь станут… Рабочие за работой смогут слушать их трели, потому что вот такого шума не будет.

— Да ты что, вычитала, что ли, где об этом?

— Обязательно вычитала!.. — обиделась Лизочка. — Готовлюсь к докладу, думаю…

После обеда девушки остались посидеть в сквере во дворе завода, где припекало солнышко, летали мотыльки, а садовник в белом фартуке высаживал цветы из ящиков в клумбы. Варя ушла пораньше, сказав девушкам, что нужно разобраться в инструментальном ящике, хотя на самом деле ей просто хотелось погрустить наедине об уехавшей сегодня матери…

В цехе двери во двор были открыты, гулял сквозняк, не находя себе ни в чем забавы: ни поднять, ни раскачать нечего, — все тяжелое, металлическое, даже запах разогретого масла и тот ему не поддавался. Проходя мимо разобранного ремонтниками станка, Варя невольно остановилась: сложив крылышки, сидела на нем бабочка. Так странно и радостно до стеснения в груди было видеть это слабое, полувоздушное создание на тяжеловесном барабане!

Слова Лизочки о том, как будет на заводах при коммунизме, невольно пришли на ум Варе. Но она и таким, пока еще шумным и с далеко не ароматическим воздухом, любила свой цех, из окон которого виднелся теперь

её новый дом и второй, по соседству, где жил Иван Титов. Вот, выходит, зря она уповала на приезд матери, успокаивая себя несбыточной надеждой, что это поможет ей заглушить в душе все возрастающеё чувство любви к человеку, который её и знать не хочет. Даже открыться матери она так и не собралась в эти дни. Впрочем, зачем, если её признание ничего не изменит!