Глава 8

Онлайн чтение книги Веселый господин Роберт Gay Lord Robert
Глава 8

Время шло, Роберт постоянно находился при королеве, но их отношения стали более сдержанными. Он все еще был ее фаворитом, но теперь они походили на женатую пару, прошедшую через различные стадии страсти и наконец нашедшую наибольшее удовлетворение в дружбе и доверии друг другу.

Между тем события в Шотландии и матримониальные приключения королевы Марии наводили всю Англию на мысль, что, оставаясь незамужней, Елизавета вновь продемонстрировала свою мудрость.

После убийства Риццио муж королевы Дарнли был зверски убит, и многие считали, что Мария приложила к этому руку.

Елизавета была настороже, думая о Марии, этой утонченной женщине, воспитанной при интеллектуальном, но безнравственном французском дворе, страстной и чувственной, обладающей властью привлекать к себе мужчин, что не имело отношения к ее короне.

Мария была слаба именно в тех вопросах, в которых Елизавета демонстрировала силу, поступала порывисто и необдуманно там, где она всегда проявляла крайнюю осторожность. И все же Елизавета понимала, что в стране есть люди – особенно среди убежденных католиков из северных пэров, как Перси и Невиллы, – которые предпочитают видеть на троне Англии Марию. Следовательно, все, что делала Мария, имело первостепенное значение для Англии.

Но королева Шотландии во многом вела себя глупо, тогда как королева Англии была хитрейшей женщиной на свете.

Она часто размышляла над тем, что произошло с Марией. Неужели она устроила убийство Дарнли вместе с этим деревенщиной Босуэллом? Знала, что вождь варваров – а именно так Елизавета думала о Босуэлле – развелся с женой, чтобы жениться на Марии. Правда ли, что он изнасиловал и похитил королеву шотландцев?

Мария поступила глупо, дав Босуэллу большую власть. Значит, забыла то, о чем Елизавета не забывала никогда – о достоинстве королевы.

Сесил пришел к ней со свежими новостями:

– Мадам, лорды Шотландии восстали против Босуэлла и королевы. Они обвиняют их в убийстве Дарнли. Босуэлл бежал в Данию, а королеву Шотландии взяли в плен и привезли в Эдинбург.

– Пленница… в своей собственной столице?! – воскликнула королева.

– Эдинбуржцы оскорбляли ее, когда она проезжала по улицам города. Кричали, что ее следует сжечь заживо, называли прелюбодейкой и убийцей.

– Как они посмели?! – вскричала Елизавета. – Она королева!

Сесил посмотрел на нее. Его взгляд был очень тверд и говорил без слов, что, если народ Эдинбурга сам возьмется решать, что по справедливости следует сделать с королевой Шотландии, Елизавета лишится могущественной соперницы. Вероятно, его мысли шли в том же направлении, что и ее. Если им удастся привезти маленького принца в Англию и передать под надзор парламента, можно будет избежать многих бед.

Беда Марии была на руку Елизавете, и Сесил это видел.

Но Елизавета никак не могла выкинуть из головы картину, как Мария, пленница, едет по улицам Эдинбурга под крики беснующейся толпы. Все другие эмоции померкли перед ужасом этой картины, ибо Мария, как и она, королева. Как могла одна королева радоваться оскорблениям, которыми осыпали другую? Елизавета могла ревниво относиться к Марии, могла даже ненавидеть ее, но она никогда не посмела бы одобрить оскорбления, брошенные помазанной королеве, так как подобных прецедентов создавать нельзя.

Сесил, наблюдая за ней, вновь изумлялся. Женщина и королева! Он никогда не мог быть уверен, с которой из них в данный момент имеет дело.


Когда Елизавете принесли маленький серебряный сундучок с позолотой, в ней поднялись чувства против Марии, потому что сундучок содержал письма – всегда именовавшиеся «Письмами из ларца», – которые Босуэлл, по слухам, оставил во время своего бегства. Эти письма, если только они не были фальшивками, обвиняли королеву, обличая ее как сообщницу Босуэлла в убийстве Дарнли.

И все же Елизавета защищала Марию. Даже когда той удалось бежать от своих тюремщиков, собрать людей на свою сторону, потерпеть поражение и сдаться на ее милость, продолжала помнить: Мария – королева. Она старалась поддержать королевский статус. Короли и королевы могут ошибаться, но простой народ должен видеть в них избранников Божьих, а пэрам нельзя позволять их судить. Мария, разумеется, глупая женщина, прелюбодейка, и мало сомнений в том, что она убийца, но она – королева.

Елизавета заявила:

– Лорды не имеют ни права, ни полномочий по законам Божьим и человеческим ставить себя выше своих принцев и властелинов, судить их или мстить им. Однако же они собираются вместе и устраивают беспорядки против нее.

Таков был вердикт королевы, и она не забыла, что Мария и Босуэлл находились в том же отношении к Дарнли, как когда она и Роберт – к Эми Робсарт.

Она предложила Марии убежище в Англии, сначала в замке Карлайль, потом, когда решила, что это слишком близко к границе между Англией и Шотландией, – в замке Болтон и Уэнсли-дейле. Пусть останется там, пока королеве Англии послужит ее старый друг – время.

Мария была высокомерна, своенравна, вела себя буйно. Она ожидала, что будет принята при дворе Елизаветы, говорила, что прибыла в Англию не как пленница, а как гостья королевы.

Елизавета знала, что на это ответить: Марии предоставили защиту, поскольку ее положение было опасным. Королева Англии будет скорбеть до конца своих дней, если что-нибудь случится с ее дорогой сестрой, пока та находится под ее покровительством. Что касается прибытия ко двору, Мария легко поймет: королева, тесно связанная узами родства с Дарнли, считает неуместным принимать ее при своем дворе, поскольку та все еще находится под подозрением в его убийстве. Дорогая шотландская сестра должна понять: ничто не порадовало бы так Елизавету, как известие о том, что правда наконец раскрыта и Мария объявлена невиновной в смерти мужа.

Так что Марии пришлось удовлетвориться положением пленницы. А Елизавета выжидала результатов расследования, настроенная в любом случае показать людям, что королевы вне подозрений. Это было необходимо еще и потому, что у Эми Робсарт оказалась неприятная привычка время от времени подниматься из гроба. Нельзя позволять народу делать неудобные сравнения.


В это время разлад с Испанией стал настолько велик, что его больше нельзя было игнорировать.

Для Англии королева была символом. Елизавета собрала вокруг себя красивых, рыцарственных мужчин и хотела быть для них светлым идеалом, госпожой, которой они все жаждали служить, потому что были влюблены в ее совершенства; в то же время была матерью, для которой их благополучие составляло главнейшую заботу ее жизни. Она была Женщиной, теплой и человечной, и все же, как помазанная королева – неуязвимой и недоступной. Елизавета хотела, чтобы ее мужчины были смелы, совершали подвиги и отправлялись на поиски приключений в ее честь, за что вознаграждала их своими улыбками и милостями. А еще желала, чтобы Англия была для ее подданных счастливым, родным, процветающим домом, а поскольку в ее понимании дом мог быть таким только при условии мира – ненавидела войны.

Часто, упрекая своих министров за то, что они подталкивают ее к действиям против иностранных держав, она говорила:

– Мой отец растратил огромные богатства на войну. Я изучала историю многих стран и никогда еще не видела, чтобы войны приносили добро. Это огромные потери для состояния страны и ее населения; это бедность, голод, боль и страдания, но никогда не добро. Я не король, чтобы искать военной славы. Я не вижу в этом очарования. Я королева – не отец, но мать моему народу и желаю видеть его довольным у своих родных очагов. Я знаю, что это довольство могут принести наши процветающие купцы, хорошие урожаи. Мой народ будет меньше любить меня, если я буду выжимать из них налоги, чтобы оплатить войны, как это делали многие до меня. Но я мать, которая хочет сохранить любовь своих детей.

Елизавета настолько ненавидела саму мысль о войне, что гневалась, если кто-то заговаривал о ней, и часто во время заседаний Совета давала пощечину государственному деятелю или же снимала туфлю и бросала ею в него, потому что считала, что он старается подтолкнуть своих собратьев к политике войны.

Но в то же время королева жаждала добиться величия Англии; и Англия стала осознавать свое морское могущество. Джон Хокинс начал заниматься работорговлей, которая оказалась выгодной для Англии. Он перевозил мужчин и женщин из Западной Африки в Центральную Америку и Вест-Индию для тамошних плантаторов. Его молодой кузен Фрэнсис Дрейк присоединился к нему. Эти два бесстрашных моряка уже вступали в весьма бурные отношения с испанцами в открытом море, на побережье Мексики и Перу. Мартин Пробишер размышлял, почему море и новые земли должны оставаться добычей Испании и Португалии. Разве англичане не столь же отважны, как испанцы? Если английским кораблям не хватает элегантности испанских галеонов, то смелость английских моряков возмещает это с лихвой. Больше того, разве они не служат королеве, желая показать ей свою храбрость?

Она аплодировала им, но молча. Елизавета была госпожой, перед которой они должны были склоняться, слагая к ее ногам сокровища и при этом не забывая, что нельзя наносить вред ее семье. Если эти искатели приключений в открытом море смотрят на испанцев как на своих естественных врагов, если они принимают на себя роли пиратов и грабят добычу, которую испанцы сами награбили, – это хорошо, только ее семья должна оставаться в безопасности. Королева не собиралась вести войну ради своих пиратов. То, чем они занимаются, – их собственное дело. Пусть сами и финансируют свои авантюры; она не будет облагать налогами своих детей, чтобы обеспечить их деньгами. Пусть покажут, что они настоящие мужчины – мужчины, которые верят в свою удачу; за это она будет любить их еще больше.

Так Елизавета тайно поощряла авантюристов. Испания смотрела па это в озадаченном раздражении. Что можно было поделать с подобной женщиной? Она устанавливает собственные правила.

Елизавета всегда умела ладить с народом, но в эти годы привязанность людей к ней очень возросла. Они воспринимали ее такой, как она хотела, – сверхчеловеческим существом. И все же королева постоянно демонстрировала свою человечность, постоянно повторяя, что она создана для народа, а не народ для нее. Придумывала ласковые прозвища тем, кто ей служил. Роберт был ее любимыми Глазами, Кристофер Хаттон – молодой, очаровательный мастер цветистых речей, а также великолепный танцор, – Веками, Сесил – Духом.

Напряженность в отношениях с Испанией возросла, когда из Мадрида выслали ее посла доктора Манна. Елизавета негодовала. Королева не может, сказала она, так легко забыть подобное оскорбление со стороны Испании. И добавила, что Филипп никогда не простит ей того, что она отказалась стать его женой, вот почему и прислал послом одиозного де Спеса вместо его очаровательного предшественника. Де Спес не говорил ей комплименты, не льстил, и она его отчаянно невзлюбила. Елизавета была уверена, что он выставляет ее перед своим господином в ложном свете.

Именно в таком настроении она пребывала, когда четыре испанских корабля, направлявшихся во Фландрию, начали преследовать французские пираты. Испанцы были вынуждены искать убежища в Саутхэмптоне, Фалмуте и Плимуте.

Когда Сесил и Роберт пришли к ней с этой новостью, Елизавета самодовольно улыбнулась.

– А что находится на этих кораблях? – поинтересовалась она.

– Золотые слитки, – ответил Сесил. – Они принадлежат генуэзским купцам, которые предоставили их в заем герцогу Альбе во Фландрии.

– И вашему величеству прекрасно известно, кому эти деньги предназначаются, – вставил Роберт.

– Известно. Он заплатит их своим солдатам, которые дают ему возможность оставаться в этой несчастной стране и мучить ее народ.

– Боюсь, это так, ваше величество, – подтвердил Сесил.

– Мне грустно, когда я думаю об этих несчастных душах, отданных на милость Альбе и его инквизиции, – проговорила королева.

– Многие из бежавших оттуда нашли убежище в нашей стране, – напомнил Роберт. – Они будут благословлять ваше величество до самой своей смерти.

– Бедные люди! Бедные люди! И эти золотые слитки предназначены для того, чтобы заплатить этим негодяям… этим солдатам, которые служат такому тирану? Как вы думаете, мои дорогие Глаза, как вы думаете, сэр Дух, что сделает его самое католическое величество, если эти слитки никогда не дойдут до его тирана-герцога?

– Он скажет о вашем величестве то, что я никогда не осмелюсь произнести, – ответил Роберт.

– Я не спрашивала, что он скажет, Роберт. Я спрашивала, что он сделает.

Сесил произнес:

– У него связаны руки. Он ничего не сделает. Он не может распоряжаться своими силами. У него слишком большие территории, которые нужно охранять. Если слитки не попадут к Альбе, возможно, его солдаты взбунтуются.

Елизавета звонко рассмеялась, ее глаза заискрились.

– Тогда, дорогие милорды, эти слитки не должны попасть к Альбе. Разве французские пираты не пытались напасть на эти корабли в моих портах? Пусть эти золотые слитки привезут в Лондон на хранение. Это частная собственность, не так ли? Это собственность генуэзских купцов. Я думаю, что они принадлежат его самому католическому величеству не в большей степени, чем мне. Мы сами можем воспользоваться этим займом, не так ли? И он уже находится на наших берегах.

Сесил молчал. Роберт ликовал.

– Смерть господня! – воскликнул он, воспользовавшись одним из излюбленных ругательств королевы. – Почему бы нам не сокрушить католическое владычество? Почему бы вашему величеству не стать верховным вождем протестантского мира?

– Это слова солдата, – отозвалась Елизавета, легонько хлопнув его по щеке. – Милорд Лестер хочет войны, чтобы отличиться и покрыть свое имя великой славой? Нет, Роберт, самого хорошего можно достичь только миром. Разве это не так, мастер Сесил?

– В данный момент, мадам, конфисковать это золото – немалый риск.

– Что может предпринять в ответ наш маленький святой из Эскуриала?

– Я не думаю, что он в состоянии сделать очень много. Но следует принять во внимание торговлю шерстью, и, как хорошо известно вашему величеству, наши лучшие покупатели находятся в Нидерландах. Альба может захватить там товары наших купцов. Ну а мы можем захватить товары Нидерландов здесь, в Англии, а их, как я понимаю, немало. Подумайте о богатствах, которые эти нидерландцы создали в нашей стране. Что ж, если мы захватим их товары и собственность здесь, они поднимут такой крик, что испанцы будут вынуждены прийти к мирному решению. Нет, дорогие милорды, большой беды от этого не будет. Оставим золотые слитки как наш заем; и это научит испанцев проявлять больше уважения к англичанам в морях. Эти испанские доны были очень нелюбезны с Хокинсом в Мексике. Разве я могу позволить обращаться подобным образом с моими подданными?

– Но Хокинс рассчитался с ними сполна, ваше величество, – подсказал Роберт.

– Сполна? Нет, гораздо больше, чего я ожидала от англичанина.

Елизавета пришла в такое прекрасное расположение духа, что Роберт, когда они остались одни, осмелился показать свою ревность к ее новейшему фавориту:

– Ваше величество не может в действительности получать удовольствие от общества этого Хаттона, как может показаться.

– Но это так, Роберт. Я заявляю, что мои Веки мне так же необходимы, как и мои Глаза… или почти так же.

– Как вы можете так говорить? – страстно вскричал Роберт.

– Потому что это правда, дорогие Глаза.

– Вашему величеству нравится терзать меня.

– А зачем мне это делать?

– Потому что я слишком долго любил вас и вы устали от такой длительной преданности.

– Плоть господня! – воскликнула она. – Я никогда не устану от верности. По моему мнению, это самое привлекательное из всех качеств.

– Ваше величество сомневается в моей верности?

– Я не сомневаюсь, дорогой Роберт. Не сомневайтесь и вы в моей.

Роберт поцеловал ее руку, гадая, стоит ли заговорить с ней о браке, но он стал осторожнее, чем был в те дни до ее немилости. Елизавета улыбнулась, увидев морщинку между его бровей, и подумала: «Дорогой Робин стареет. Теряет свою красивую внешность».

Действительно, в его когда-то черных волосах появились седые прядки; кожа под глазами слегка припухла, четкая линия челюсти чуть обвисла. Ее охватило чувство нежности. Она не скажет ему об этом, но любит его не меньше, чем в те дни, когда так часто думала о нем как о своем муже. Если мысли ее стали более спокойными, то привязанность к нему ничуть не уменьшилась.

Елизавета все еще была кокеткой и четко выражала свои желания. Она должна оставаться вечно молодой, даже если Ланой не создаст свой эликсир. Все красивые мужчины, независимо от возраста, должны быть влюблены в нее. Это была часть той дани, которую Елизавета требовала как королева.

Она была готова слегка поддразнить Роберта Хаттоном, этим алчным человеком, который осмелел настолько, что попросил у нее часть сада, принадлежавшего епископу Илай. Хаттон получил свой сад – двадцать акров плодородных земель между Холлборн-Хилл и Илай-Плейс, хотя епископ Кокс отчаянно протестовал.

– Думается мне, Роберт, – сказала королева, – вы больше чем мои Глаза. Я читаю ваши мысли. Я подарила сад Хаттону. Но подумайте, мой дорогой друг, о том, что я дала вам. И у меня нет сомнений, что, прежде чем вы и я покинем эту землю, я дам вам еще больше. И что же я прошу взамен? Вашу привязанность, верность и преданность королеве.

– Они ваши, моя любимая.

Она улыбнулась ему, и, хотя улыбка была нежной, в ней таилось предупреждение. Елизавета слышала, что две сестры при дворе безумно в него влюблены и между ними из-за этого идет постоянная борьба. Одна – леди Шеффилд, другая – Фрэнсис Говард. Но должно быть, Роберт помнил муки ссылки, начавшейся с его флирта с Летицией Ноллис, поскольку, как было королеве известно, он ни малейшим образом не поощрял ни ту ни другую. Она подумала мрачно, что лучше ему этого и не делать. Елизавета терпеть не могла, когда кто-то из ее фаворитов женился. Но чтобы ее первый фаворит завел любовный роман при дворе – перенести это было бы свыше ее сил! Она считала, что их с Робертом жизни тесно связаны. Ее всегда тянуло к нему – сначала в детской, потом в Тауэре, позже – при дворе. А Елизавета теперь понимала, что всегда будет любить его больше всех других, что бы ни случилось. Похожую привязанность она испытывала к Кэт Эшли. Конечно, может ссориться и с ней и с Робертом, но будет любить их, пока не умрет.

Роберт сделал еще одну попытку, что ей было приятно, потому что говорило о его ревности:

– Чем вы можете так восхищаться в этом попугае?

– Перестаньте, Роберт, не стоит ревновать к человеку только из-за того, что он моложе и крепче стоит на ногах, чем вы. Вы видели, как этот парень танцует?

– Танцует! – возмутился он. – Я приведу вашему величеству учителя танцев, который будет танцевать куда более грациозно.

– Чушь! – отрезала королева. – Не хочу видеть этого человека. Танцевать – его ремесло.

Она рассмеялась так, что ему стало неловко. Елизавета была довольна, размышляя о своей любви к Роберту, о золотых слитках, которые вскоре будут лежать в ее сундуках, о досаде и смущении бледного человека в Испании, у которого настолько дурной вкус, что после того, как она ему отказала, он не смог подождать нескольких месяцев, прежде чем жениться на французской принцессе.


В замке, ставшем теперь ее тюрьмой, Мария, королева Шотландии, слышала о напряженности между Испанией и Англией. Порывистая и импульсивная, она была уверена, что это означает войну между двумя странами. Она не понимала характеров Филиппа и Елизаветы, не знала, что никто из них не склонен ввязываться в войну. Мария, как ни прискорбно для нее самой, была незнакома с подобной осторожностью. Теперь у нее появились безумные надежды. Если начнется война и Испания победит, она не только возвратится на свой престол, но получит еще и английский трон, при условии что будет готова вернуть страну в католическую веру. А сделать это она будет просто счастлива.

«Письма из ларца» вызвали в стране большой скандал. Многие задавались вопросом: как такая женщина, как Мария, явно неспособная управлять своей страной, может быть возвращена на трон? Предлагалось решение: почему бы не выдать ее замуж за англичанина, которого выберет для нее английский парламент и женой которого она сможет стать с согласия Елизаветы? Тогда ее можно будет считать преемницей, если Елизавета умрет бездетной. Если ее муж будет англичанином, Англия будет уверена в мире с Шотландией. Тем более, что существовал человек, который очень подходил на роль мужа Марии, – первый пэр Англии, Томас Говард, герцог Норфолк.

Это предложение выдвинули католические пэры Севера, поскольку, хотя Норфолк и заявлял, что исповедует англиканскую веру, в глубине души он оставался католиком.

Лестер вместе с Суссексом и Трокмортоном решили: если Норфолк и Мария станут добрыми англиканцами и введут обряды англиканской церкви в Шотландии, этот союз будет выгодным для Англии.

Амбиции заставляли Норфолка жаждать этого брака, но его слегка поколебали откровения «писем из ларца».

Королева, услышав о таком плане, послала за Норфолком.

– Итак, милорд, вы лелеете великие планы? – спросила она. – Собираетесь жениться на королеве шотландцев и превратиться из герцога в короля?

– Нет, ваше величество. Зачем мне искать руки такой нехорошей женщины, такой отъявленной прелюбодейки, совершившей убийство? Я предпочитаю спать на подушках в безопасности.

– Найдутся такие, кто может счесть корону стоящей подобного риска.

Старинная гордость Норфолков снова показала себя.

– Ваше величество, я считаю себя таким же принцем в своей аллее для игры в шары в Норфолке, как ее госпожой в сердце Шотландии.

Королева кивнула. Это не пустые слова. Норфолк, первый пэр Англии, ее единственный герцог, был одним из богатейших людей страны.

– И, ваше величество, – продолжал Норфолк, – я не мог бы жениться на ней, зная, что она претендует на право обладания короной вашего величества. Если бы это сделал, ваше величество могли бы справедливо обвинить меня в стремлении получить корону Англии.

– Вполне могла бы, – мрачно заметила королева.

Норфолк понял, что удачно выбрался из трудного разговора, но мысль о короне, даже если это всего лишь корона Шотландии, было не так легко отбросить. Мария была опасной женщиной, но – очаровательной.

Он обсудил это с Робертом, который считал, что не может выступить противником такого брака, когда вопрос о преемничестве все еще не решен. Елизавета, слава богу, сильна и здорова, но часто люди умирают внезапно. Если Мария станет королевой Англии, ему будет не на что надеяться, если только он не проявит дружеского расположения к Марии сейчас, пока Елизавета жива.

– Я сделаю все, что смогу, – пообещал Роберт, – чтобы показать королеве все преимущества этого брака. Мучительная проблема преемничества должна быть каким-то образом решена, и что может быть лучше подобного решения?

Норфолк посмотрел на своего старинного врага. Они никогда не любили друг друга. Норфолк по-прежнему считал Роберта выскочкой; Роберт не забыл старых оскорблений.

Роберт устроил так, чтобы Норфолк поужинал с королевой и сам рассказал ей об этом деле; но королева была настроена подозрительно, и, прежде чем у него появилась возможность заговорить о женитьбе, она наклонилась к нему и, ухватив его ухо между большим и указательным пальцем, сильно ущипнула.

– Я хотела бы пожелать вам, милорд, внимательно отнестись к вашей подушке.

Это был ехидный намек на его собственные слова. Под подушкой она могла иметь в виду ту, которую он собирался разделить с Марией, или же другую, деревянную, на которую он положит голову, прежде чем опустится топор.

Норфолк поднялся из-за стола, за которым они ужинали, и бросился перед ней на колени, заверяя, что его единственное желание – служить ей и что он не имеет ни малейшего намерения вступать в какой-либо брак, который не будет соответствовать интересам королевы.

Он поднялся, с облегчением чувствуя, что без потерь выпутался из опасной ситуации. Но дело этим не кончилось. Мария начала писать Норфолку письма, и ей удалось вложить в эти письма свое очарование, о котором он так много слышал. Он считал ее прелюбодейкой, подозревал в убийстве, но все больше и больше очаровывался не только шотландской короной, а и шотландской королевой.


Несмотря на возражения Елизаветы, лорды не оставили мысль о ее замужестве, поскольку им оно казалось единственным способом избежать войны с великими католическими державами, Францией и Испанией, постоянно ожидавшими возможности подмять под себя протестантскую Англию. Нидерланды находились в плачевном состоянии, и теперь, когда эта страна была полностью подавлена железной рукой Альбы и инквизиции, могло оказаться так, что следующей задачей Альбы в деле распространения владычества католической веры по всему миру станет покорение Англии. Существовал один способ избежать такой катастрофы – пообещать преемничество Марии Шотландской. А чтобы быть уверенными в ее поведении, дать ей хорошего английского мужа, человека, которому можно доверять так, как им казалось, они могут доверять герцогу Норфолку. Этот план был надеждой католиков Англии, а таких было немало.

Эти пэры верили, что, если им удастся избавиться от Сесила и его партии, они смогут достичь своей цели, поскольку Сесил поддерживал королеву в ее сопротивлении этому брачному союзу.

Был устроен заговор, чтобы избавиться от Сесила, и, поскольку многие помнили, что случилось с Томасом Кромвелем во времена правления отца королевы, заговорщики мысленно уже точили топор для главного министра.

Роберта, который без большого энтузиазма присоединился к противникам Сесила, выбрали изложить это предложение королеве. Он решил это сделать на заседании Совета и обратил внимание Елизаветы на то, что ее министры, которые не поддерживают партию Сесила, считают, что его политика ведет Англию к катастрофе. Сложилось мнение, что такая политика настолько отдалила Англию от Франции и Испании, что единственный способ, которым можно было бы поправить положение, – это принести Сесила в жертву иностранному католичеству.

Никогда еще Роберт не видел королеву в такой ярости.

– Сейчас не времена моего отца! – закричала она. – Я не посылаю моих министров на плаху, чтобы освободить дорогу тем, кто жаждет получить себе награды! Если Сесил настроен против брака Марии Шотландской с Норфолком, точно так же настроена против него и я! А вы, милорды, лучше посмотрите на себя, поскольку легко можете угодить в ту яму, которую роете для Сесила. Что касается королевы Шотландии, пусть она остерегается, иначе может оказаться, что кое-кто из ее друзей станет короче на голову!

Было ясно, что разъяренная львица намерена защищать своего детеныша Сесила и, если лорды хотят продолжать строить свои планы, им следует делать это втайне.

Вскоре после этого заседания возник план арестовать Сесила, но Роберт, узнавший об этом, встревожился. Он хорошо знал характер королевы; понимал, в какую ярость она придет, если министры поступят вопреки ее приказам и хорошо всем известным желаниям. Ему было совершенно очевидно, что эта женщина, подарив однажды свою верность, легко своего мнения не меняла. Сесил был ее хорошим другом и, если он даже иногда ошибался в своей политике – а королева не признавала, что это так, – служил он ей преданно.

Роберт отошел от заговорщиков и предупредил их: если они не отступятся, у него не будет иного выбора, как рассказать королеве о том, что они намерены сделать. Сесил сам пришел на помощь, изменив свою позицию: он заявил, что, если королева даст согласие на этот брак, он не будет выступать против.

Королева Шотландии была прирожденной интриганкой. Она не могла ждать благоприятного момента. Мария все больше и больше привязывала к себе Норфолка. Роберт понимал, что происходит. Но знал: если начнется восстание – а он считал, что Норфолк под влиянием Марии может оказаться настолько глуп, что попытается его поднять, – страну захлестнет гражданская война, и тогда он, выступая на стороне тех, кто за этот брак, окажется замешанным в очень опасное дело.

Елизавета была его королевой, его любовью, он никогда ничего не сделал бы против нее. Однако понимал, что его положение опасно, и ему было необходимо немедленно повидаться с королевой.

Но даже если бы он откровенно все ей рассказал, то не мог бы быть уверенным, что Елизавета полностью простит его за подобное баловство. Он знал ее лучше, чем кто бы то ни было, и поэтому улегся в постель в своем замке в Тичфилде.

Необходимости притворяться больным не было, поскольку от волнения Роберт на самом деле заболел. Он послал гонца к королеве с сообщением, что, кажется, умирает и хочет повидать ее, прежде чем покинет этот мир.

Потом откинулся на подушки и начал репетировать, что ей скажет, когда она приедет.


Елизавета сидела со своими дамами, когда ей принесли это послание. Королева поднялась, и все заметили, что она слегка покачнулась. Роберт умирает! Это невозможно! Она не может этого допустить. Ее милый Робин, ее Глаза, человек, которого она будет любить до самой своей смерти! Они еще слишком молоды, чтобы расстаться. Они должны быть вместе еще много лет. Кэт находилась рядом с ней.

– Плохие новости, ваше величество?

– Мы должны немедленно ехать в Тичфилд.

– Милорд Лестер?

– Он болен… зовет меня.

Кэт побледнела. Она лучше других знала о чувствах своей госпожи к этому человеку. Если с ним что-то случится, это разобьет сердце Елизаветы.

– Что ты стоишь, уставившись на меня? – закричала королева. – Мы выезжаем немедленно. Возьмем с собой врачей и лекарства… эликсиры, которые должны вернуть ему здоровье.

По дороге в Тичфилд она думала о том, как много он значит для нее. Елизавета не могла выбросить из памяти его лицо за тюремными решетками башни Бошамп.

Она поспешно вошла в его спальню. Увидев Роберта в постели, изнуренного и осунувшегося, почувствовала глубокую боль. Встала на колени около постели и, взяв его вялую руку, стала покрывать ее поцелуями.

– Оставьте меня, – велела Елизавета Кэт и сопровождающим дамам. – Я останусь наедине с милордом. – И когда все ушли, спросила: – Мои самые дорогие Глаза, что мучает вас, мой милый Робин?

Он прошептал:

– Ваше величество, как вы добры, что приехали сюда, чтобы осветить мой уход.

– Не говорите так. Этого не будет. Я не допущу этого. За вами будут ухаживать, и ваше здоровье вернется. Я сама буду выхаживать вас.

– Я, ваш смиренный слуга, призвал вас…

– Плоть господня! – воскликнула она. – Смиренный слуга, вот уж действительно! Вы мой Роберт, разве не так? Были времена, когда я казалась смиренной слугой.

– Дражайшая леди, я не должен зря терять времени, которое мне осталось. Я должен поговорить с вами. Существует заговор, и я не считаю самого себя невиновным. Я верил, что, если Норфолк женится на Марии, это послужит на благо Англии. Дражайшая, я опасался, что ваша жизнь будет под угрозой, пока не решен вопрос о преемничестве.

– Мы покончили с преемничеством. Этот призрак вас преследует?

– Нет, это не так. Теперь я боюсь, что ваше величество в опасности. Боюсь, что Норфолк строит тайные планы вместе с королевой шотландцев. В этом замешаны многие ваши лорды… так же, как был замешан и я. Они не замышляли измены. Они боятся, что ваше величество в опасности. В их планы входило всего лишь вернуть Марию в Шотландию с добрым другом Англии в качестве ее мужа и удовлетворить Францию и Испанию, объявив Марию вашей преемницей.

– Понимаю, понимаю, – кивнула она.

– Значит, я прощен за ту роль, которую сыграл в этом, хотя и думал лишь о безопасности дражайшей миледи? Значит, я могу умереть счастливым?

Елизавета наклонилась над ним и поцеловала:

– Если есть что прощать вам, мой милый, это прощено.

– Теперь я умру счастливым.

– Вы не сделаете ничего подобного! Он устало улыбнулся ей:

– Я знаю, дорогая львица, что в вашем присутствии запрещено говорить о смерти. И снова умоляю вас о прощении. Вы сильная. Вы не терпите смерть. Вы бессмертны.

– Перестаньте! – рассердилась она, причмокнув губами. – Мы собираемся поставить вас на ноги. Я лично об этом позабочусь.

Потом королева позвала своих дам, потребовала новое лекарство своего врача, которое должно излечить милорда Лестера, а ему приказала выздоравливать.

– Похоже, – заметила Кэт, – он уже выздоровел чудесным образом. Уже снова стал похож на себя.

– Присутствие ее величества у моей постели возвращает мне больше здоровья, чем любой эликсир, – пробормотал Роберт.

Елизавета занялась его здоровьем, но тем временем послала гонца к Норфолку, приказывая ему явиться ко двору.


Норфолк был отправлен в Тауэр.

Министры королевы придерживались мнения, что Норфолк верен ей, но его ввели в заблуждение, а потому его можно освободить, предупредив не баловаться больше делами, пахнувшими изменой.

Но королева настояла, что следует немного подождать, оставив пленника в заключении.

У Норфолка было много друзей при дворе, и некоторые из них тайком передавали ему записки, спрятанные в винных бутылках. Этот трюк раскрыли, и Елизавета, заявив, что Норфолк виновен в измене, призвала к себе Сесила.

– Ну, мастер Сесил, – сказала она, – у нас есть доказательства его измены.

– Какие же, мадам? – спросил тот.

– Письма, которые ему пересылали в бутылках. Что может быть лучшим доказательством?

– Но они не доказывают ничего, кроме того, что он получал записки в бутылках, ваше величество.

Королева только сверкнула глазами.

– Мадам, я пришлю вам статут Эдуарда III, в котором четко изложено, что является и что не является государственной изменой.

– Значит, вы все за то, чтобы выпустить Норфолка, и пусть он устраивает заговоры для моего свержения?

– Почему бы не женить Норфолка на ком-нибудь другом, ваше величество? Это будет наилучший способ положить конец планам его брака с Марией.

Елизавета улыбнулась Сесилу. Она доверяла ему. Его мозги работали в том же направлении, что и ее собственные.

– Я думаю, сэр Дух, это очень хороший план.

Но когда Сесил выходил, явился гонец, привезший новости, что на всем Севере Англии колокола звонят наоборот. Народ Севера, эти убежденные католики, которые восстали против ее отца в Паломничестве Милости, теперь были готовы восстать опять; и они смотрели на Марию, королеву Шотландии, как на своего вождя. Королева пришла в ужас. Войны она опасалась больше всего на свете; а тут война в ее собственной стране, самая ненавистная из всех войн – гражданская война.

Сесил сказал:

– Они постараются добраться до Марии, и первое, что мы должны сделать, это увезти ее из Тербери. Я немедленно пошлю туда людей. Мы должны со всей возможной быстротой перевезти ее в Ковентри.

Королева кивнула в знак одобрения.

Гражданская война! Ее собственный народ восстал против нее. Эта мысль привела ее в невероятно подавленное состояние, пока гнев не вытеснил эти чувства. И причиной этому Мария. Где бы она пи находилась, там всегда начинались неприятности. Королева Шотландии была ее ненавистной соперницей, которую Елизавета жаждала умертвить, но ради королевского достоинства – этого божественного права королей – не осмеливалась этого сделать.


Мятеж подавили быстро. Бедные простые люди из деревушек и деревень болтались на виселицах, чтобы все видели, что случается с теми, кто осмеливается бунтовать против королевы.

Люди говорили: «В гневе она так же страшна, как ее отец».

Шестьсот человек, последовавших за своими вождями, теперь болтались на виселицах. Север погрузился в скорбь.

Им следует преподать урок, сказала Елизавета, они должны понять, какова награда за измену трону.

Но Марию она просто держала под более строгой охраной, тогда как Норфолк жил в Тауэре.

Норфолк получил свой урок, говорила королева; хотя не была твердо уверена, что он несет ответственность за восстание. Что касается Марии, кем бы та ни была – прелюбодейкой, убийцей и вдохновительницей заговоров, она как королева не принадлежала к обычным смертным.

Министры качали головами в печали и гневе. Они уверяли Елизавету, что, оставляя жизнь Марии, она рискует своей жизнью, а также безопасностью Англии.

Елизавета понимала это, но чувствовала, что, Подняв руку па привилегии королей, она рискнула бы большим.


Мария не извлекла никаких уроков из происшедшего. Прошло совсем немного времени, и она начала снова плести заговоры. На этот раз воспользовалась услугами флорентийского банкира, по имени Ридольфи. Ридольфи жил в Лондоне, где у него было отделение банка, но свободно путешествовал по континенту, и по этой причине был избран посыльным в переписке английских католических пэров с папой и испанским послом.

Норфолк, находившийся теперь дома, в своем деревенском поместье, все еще был ограничен в свободе после своего освобождения из Тауэра. Ридольфи обратился к нему, и Норфолк, будучи слабым человеком и все еще находясь под чарами Марии, которой посылал деньги и подарки, снова очутился втянутым в опасный, коварный заговор.

На этот раз опасность была несомненной, поскольку послания приходили от самого Альбы, который обещал в случае, если Норфолк поднимет восстание, подослать ему армию, чтобы закрепить успех.

Королева, щелкнув пальцами перед клеветниками Сесила, сделала его лордом Бергли; а Бергли был не тот человек, который мог бы забыть, что Норфолк остается под подозрением, хотя и не сидит больше в тюрьме. Схватили гонца от Ридольфи, когда тот прибыл в Англию с континента, где в это время находился флорентиец. Найденное послание выглядело неопределенным и лишь указывало, что все идет хорошо, по Бергли и его шпионы почуяли след. Слуг Норфолка тщательно допросили, и обнаружилось, что готовится заговор, в котором участвуют их господин, Мария, католические пэры и – что было самым тревожным – папа, Филипп, его командующий Альба.

Шпионы Бергли не теряли времени даром. Письма, которые тайком передавались Марии, перехватывали, так что заговор раскрыли еще до того, как он полностью созрел.

Бергли больше не мог сдерживать свое нетерпение. Он представил доказательства королеве, после чего Норфолк был арестован, а испанский посол выслан в свою страну.

Теперь министры королевы требовали крови – не только Норфолка, но и Марии. Елизавета вела себя спокойно, как всегда в моменты опасности.

Достаточно странно, но она все еще не хотела казнить ни Норфолка, ни Марию. Правда заключалась в том, что Елизавета ненавидела вражду, ненавидела казни. Ее отец и сестра оставили за собой кровавый след, и она не хотела править так, как они, – с помощью страха. Елизавета дала согласие на казнь шестисот человек во время восстания, но это, уверяла она себя, необходимо было сделать, потому что королевское достоинство следует поддерживать, а народ обязан понять, что восставать против правительства – чрезвычайный грех. Да, пытался убедить ее Бергли, но разве Норфолк не восставал? Разве королева Шотландии не заслуживает смерти больше, чем те шестьсот человек?

То, что он говорил, было правдой. Но Мария – Королева, а Норфолк – первый пэр страны.

Елизавета встретилась со своими министрами, выслушала их мнение, как следует поступить с Марией и Норфолком.

– Эта ошибочная мысль проникла в головы некоторых людей, – сказал один из них, – но есть в этой стране особа, которую не может коснуться ни один закон. Предупреждение ей было уже сделано. Следовательно, топор должен дать ей следующее предупреждение.

– Не сказать ли нам, – заявил другой, – что наш закон не способен бороться с подобным преступлением? Если это так, значит, он неполноценен в высшей степени. Милосердие уже было проявлено к милорду Норфолку, но ничего хорошего за этим не последовало.

Елизавета медлила, так как очень хорошо знала, как поступит она. Королева отдала им Норфолка, и жарким июньским днем он взошел на эшафот на холме Тауэр; но не отдала им Марию.


Читать далее

Виктория Холт. Веселый господин Роберт
Глава 1 16.04.13
Глава 2 16.04.13
Глава 3 16.04.13
Глава 4 16.04.13
Глава 5 16.04.13
Глава 6 16.04.13
Глава 7 16.04.13
Глава 8 16.04.13
Глава 9 16.04.13
Глава 10 16.04.13
Глава 8

Нецензурные выражения и дубли удаляются автоматически. Избегайте повторов, наш робот обожает их сжирать. Правила и причины удаления

закрыть