Онлайн чтение книги Осень в Пекине L'Automne à Pékin
V

Корабль шел вдоль дамбы, набирая скорость и готовясь покинуть бухту. Он был доверху набит оборудованием и людьми для Экзопотамии и почти садился на дно, оказываясь в провале меж двух волн. Рошель, Анна и Анжель занимали на его борту три неудобные каюты. Коммерческий директор Робер Гундос де Хватай пока что воздержался от путешествия и должен был прибыть в Экзопотамию, когда строительство дороги будет закончено; в настоящее время он получал жалование, не меняя своего местонахождения.

Капитан метался по нижней палубе, ища рупор для отдания команд. Ему никак не удавалось прибрать его к рукам. Если корабль, не получив никаких команд, будет идти прежним курсом, то неизбежно разобьется о риф Волчок, известный своим коварством. Наконец капитан увидел рупор за сложенным канатом: тот притаился в засаде и ожидал, чтобы какая-нибудь чайка подлетела поближе. Схватив беглеца, капитан грузно затопал по коридору, вскарабкался на лестницу, оттуда на палубу и в конце концов очутился на капитанском мостике. Он успел как раз вовремя: корабль подходил к Волчку.

Высокие пенистые волны бежали одна за другой. Корабль медленно скользил по воде, правда не в том направлении, куда держал курс, что не способствовало увеличению скорости. Свежий ветер, пропитанный запахом йода и ихневмонов, метался в закоулках ушной раковины рулевого, производя звук, близкий к ре диез и нежный, как пение кулика.

Экипаж не спеша переваривал суп из морских гребешков, плавников, а также лап и хвостов; всю эту снедь капитан получал от правительства по специальному разрешению. Беспечные рыбы то и дело бились головой о корабельную обшивку, вызывая неослабный интерес у некоторых пассажиров, путешествовавших по морю впервые. В их числе оказались Олив и Дидиш. Олив была дочерью Марена, а Дидиш — сыном Карло. Марен и Карло составляли исполнительную бригаду, набранную Компанией для практического осуществления строительных работ. Были у технических исполнителей и другие дети, но они останутся до поры до времени где-нибудь в меандрах корабля, занятые созерцанием всевозможных предметов, являющихся частью корабля либо их самих. Сопровождал технических исполнителей старший мастер по имени Арлан[31] ...старший мастер по имени Арлан. — Намек на Марселя Арлана (1899—1989) — французского писателя и критика, отказавшегося присуждать «Пене дней» литературную премию. . Большая сволочь.

Форштевень мял волны, как пестик — пюре: торговое назначение судна подразумевало весьма умеренную скорость. На зрителей тем не менее корабль производил элегантное впечатление — вероятно, вследствие того, что вода в море соленая, а соль, известное дело, очищает. Чайки, как водится, галдели не переставая и забавлялись, описывая вокруг грот-мачты крутые виражи. Затем они уселись рядком на четвертой рее — что вверху слева — полюбоваться, как баклан будет совершать пробный полет на спине.

В это время Дидиш как раз демонстрировал Олив хождение на руках. Это так смутило баклана, что он устремился ввысь, но, перепутав направление, со всего маху врезался головой в доски капитанского мостика. Раздался резкий звук удара. От боли баклан зажмурил глаза и выпустил из клюва струйку крови. Капитан обернулся и, пожав плечами, протянул ему свой грязный носовой платок.

Олив заметила упавшего баклана и побежала спросить, нельзя ли взять его на руки. Дидиш все еще ходил вниз головой. Он окликнул Олив, собираясь выкинуть очередное коленце, но девочки рядом не оказалось. Дидиш встал на ноги и непринужденно выругался; это было грубое, и все же не лишенное известных достоинств ругательство. Он побрел за Олив, но не особо спешил; женщины вечно паникуют без причины. Приблизительно через каждые два шага Дидиш шлепал по перилам грязной ладонью, извлекая из металла красивый вибрирующий звон. Ему даже захотелось спеть что-нибудь.

Капитан страшно любил, когда к нему приходили поболтать. Прежде всего потому, что терпеть не мог маячившую впереди скалу, а еще потому, что разговаривать с капитаном при исполнении строго запрещено. Он улыбнулся Олив. От его внимания не укрылось, что у нее стройные ноги, непослушные светлые волосы и облегающий свитер, а под ним два молодых бугорка, которыми младенец Иисус наградил девочку три месяца назад. Как раз в этот момент корабль поравнялся с Волчком, и капитан поднес рупор к губам, чтобы Олив и Дидиш, чья макушка уже показалась над железными ступеньками, могли на него полюбоваться. Он начал громко выкрикивать команды. Олив, правда, ничего не понимала, а у баклана и без того смертельно болела голова.

Капитан опустил рупор и с довольной улыбкой глянул на детей.

— Кого вы зовете? — спросила Олив.

— Зови меня просто «капитан», — ответил капитан.

— Но вы сами кого зовете? — снова спросила Олив.

— Потерпевшего кораблекрушение, — объяснил капитан. — Он сидит на Волчке.

— А что такое Волчок, капитан? — спросил Дидиш.

— Это большущая скала.

— Он что, всегда там? — спросила Олив.

— Кто?

— Потерпевший, — объяснил Дидиш.

— Разумеется, — ответил капитан.

— А почему? — спросила Олив.

— Потому что дурак, — сказал капитан. — И еще потому, что спасать его слишком рискованно.

— Он что, кусается? — предположил Дидиш.

— Нет. Просто он заразный.

— А что с ним?

— Никто не знает, — сказал капитан.

Он снова поднес рупор к губам и заорал с такой силой, что морские катера отнесло на целый кабельтов, точно мух порывом ветра.

Олив и Дидиш стояли, облокотясь на поручни, и следили за огромными медузами, которые, вращаясь, закручивали целые водовороты и ловили в них зазевавшихся рыб; этот способ изобрели австралийские медузы, наведя страх на все побережье.

Капитан поставил рупор и с интересом наблюдал, как ветер разделяет белым пробором волосы Олив. Временами юбка ее взлетала выше колен и, плещась на ветру, прилипала к бедрам.

С огорчением обнаружив, что никто не обращает на него внимания, баклан жалобно застонал. Тогда Олив вспомнила, зачем пришла, и обернулась к несчастной птице.

— Капитан, — сказала она, — можно мне ее поднять?

— Натурально, — ответил капитан, — если не боишься, что она тебя укусит.

— Так ведь птицы не кусаются.

— Ха-ха-ха! — сказал капитан. — Это непростая птица.

— Что же она тогда такое? — спросил Дидиш.

— Понятия не имею, — сказал капитан. — А это лишь доказывает, что птица ваша непростая, потому как простых птиц я всех знаю наперечет: есть, к примеру, сорока; есть воронка, есть муховертка и сеница ока; а то еще ястребинка, кильватер прибрежный, швартовка, кантор, ракушечник; есть шлюз, клев, сорокопят, глупарь или курвопадка; я уж не говорю про каких-нибудь чаек или курицу обыкновенную, которая на латыни называется «cocotta depilantus».

— Обалдеть! — разинул рот Дидиш. — Сколько вы всего знаете!

— Еще бы, я учился, — сказал капитан.

Олив тем временем взяла баклана на руки и баюкала, нашептывая ему в утешение всякие глупости. А он, довольный, зарылся в собственные перья и мурлыкал, как тапир.

— Смотрите, капитан, он совсем не страшный, — сказала девочка.

— Значит, это ястребинка, — уверенно сказал капитан. — Все ястребинки — очень милые птички, можете не сомневаться.

Баклан был польщен и придал своей голове изысканную и благородную позу. Олив погладила его.

— Когда мы приплывем, капитан? — спросил Дидиш, который тоже любил птиц, но не так чтобы очень.

— Далеко еще, плыть да плыть. А куда вы, собственно, путь держите?

— В Экзопотамию, — сказал Дидиш.

— Ишь ты, конец неблизкий, — заметил капитан. — Прибавлю-ка я оборотов по такому случаю.

Он исполнил обещанное, и Дидиш поблагодарил его.

— Родители-то ваши что, тоже здесь? — спросил капитан.

— Да, — ответила Олив. — Карло — это папа Дидиша, а мой отец — Марен. Мне уже тринадцать лет, а Дидишу тринадцать с половиной.

— Угу, понятно, — сказал капитан.

— Наши папы оба будут строить там железную дорогу.

— А мы просто едем с ними.

— Везет же вам, — сказал капитан. — Если б я мог, тоже поехал бы с вами. Осточертел мне этот корабль!

— Разве быть капитаном не классно?

— Какое там классно! Все равно что старшим мастером.

— Арлан — большая сволочь, — убежденно заявил Дидиш.

— Не говори так, тебя будут ругать, — остановила его Олив.

— Да я никому не скажу, — заверил капитан. — Мы же тут все свои парни. — И он погладил Олив по заднице.

Она была страшно горда тем, что ее сочли своим парнем, и жест капитана восприняла как выражение дружбы, принятое между мужчинами. Капитан же побагровел лицом.

— Тогда поехали с нами, — предложил Дидиш. — Они наверняка будут вам рады.

— Да-да, вот будет здорово, — обрадовалась Олив. — Вы будете рассказывать нам пиратские истории, мы устроим настоящий морской бой.

— Прекрасная идея! — сказал капитан. — А ты уверена, что выдержишь?

— Я понимаю, — сказала Олив, — но потрогайте мои мускулы.

Капитан притянул ее к себе и стал ощупывать ей плечи.

— Сойдет, — с трудом выговорил он.

— Но она же девчонка, — сказал Дидиш. — Она не может драться.

— Откуда ты взял, что она девчонка? — спросил капитан. — Вот из-за этих двух фитюлечек?

— Каких еще фитюлечек? — не понял Дидиш.

— Да вот этих, — и капитан потрогал Олив.

— Не такие уж они фитюлечки, — сказала Олив и, отложив в сторону заснувшего баклана, выпятила для наглядности грудь.

— Да, действительно, — пробормотал капитан, — не такие уж фитюлечки... — Он подозвал ее жестом. — Если ты будешь каждое утро за них тянуть, — сказал он, понизив голос, — они вырастут еще больше.

— Как это? — удивилась Олив.

Дидишу не нравилось, что капитан стал таким красным и что на лбу у него выперли вены, и он смущенно отвел глаза.

— Вот так... — сказал капитан.

Дидиш услышал, как Олив заплакала, потому что капитан ее ущипнул. Она вырывалась, но он держал ее крепко и делал ей больно. Тогда Дидиш схватил рупор и изо всех сил дал капитану по морде. Тот выпустил Олив и принялся ругаться.

— А ну пошли отсюда, малявки! — заорал он.

На лице его осталась вмятина от удара. У Олив по щекам катились крупные слезы; она держалась за грудь в том месте, где ее ущипнул капитан. Девочка стала спускаться по железной лестнице, Дидиш бросился за ней. Он был вне себя от гнева и обиды, но не понимал, почему. Лишь смутно чувствовал, что его обвели вокруг пальца. Баклан перелетел через их головы и шмякнулся на палубу: пинком ноги капитан выкинул его из рубки. Олив присела и подобрала птицу. Девочка все еще плакала. Дидиш обнял ее за шею, откинул желтые волосы, прилипшие к мокрому лицу, и так нежно, как только умел, поцеловал в щеку. Олив перестала плакать, взглянула на него и опустила глаза. Она прижимала к себе баклана, а Дидиш прижимал ее.