Онлайн чтение книги Гамбусино Les Gambucinos
XV. ПЕРЕХОД В ПРЕРИИ

У европейских туристов и путешественников прочно установился обычай покидать ежегодно месяца на три, на четыре свой дом для того, чтобы разъезжать по свету. Цель — забыть деловую суету и хотя бы временно подышать свежим воздухом, предметом столь редким в прекрасных, но очень экономно построенных городах нашей старой, отсталой Европы.

Туристы берут с собой в дорогу несколько тысяч франков, запасаются целой кучей рекомендательных писем ко всем выдающимся людям страны, которую они собираются посетить, покупают себе дорожные сумки для платья, пледы, для того чтобы держать ноги в тепле, и наконец усаживаются в скорый поезд любого направления. И вот, расположившись уютно в уголке купе, они уже мчатся на всех парах, разговаривая, дремля или читая, но, так или иначе, поглощая пространство с бешеной скоростью.

Они пересекают долины, потоки, реки, горы, города и селения, не видя их и даже не думая о них. Они останавливаются только в тех городах, слава которых прочно установлена с давних пор. Там они живут в лучших отелях и прогуливаются по улицам с сигарой в руке, без всякого стеснения зевая на глазах у туземных жителей. После более или менее длительного времени, истраченного для такого интересного путешествия за границей, они возвращаются, обыкновенно очень утомленные, в лоно своей семьи. И долгие, долгие годы живут воспоминаниями, рассказывая близким свои впечатления о поездке. При этом привирают с легкостью, делающей большую честь их изобретательности.

Так в девяносто девяти случаях из ста происходит дело в Европе.

Каждый слушатель превосходно знает, как нужно относиться к разукрашенным приключениями рассказам этих так называемых путешественников. Но поскольку все в таких случаях мастера прихвастнуть, вымыслы проходят благополучно, не встречая недоверия.

Кто решится бросить в рассказчика первый камень!

В Америке дело обстоит не так. Там путешествие — даже если говорить о путешествии для туземных жителей, людей суровых и сильных, — всегда составляет вопрос очень важный и требующий большого обсуждения. Речь идет, разумеется, о путешествиях в глубь страны, то есть, на еще не обследованные земли и на земли у индейской границы.

Здесь нет, как в Европе, железных дорог, пароходов, даже простого экипажа для удобства туристов.

Нужно ехать верхом, чаще всего в одиночестве, на свой страх и риск; пересекать местности, где нет дорог и даже тропинок; с наступлением вечера останавливаться в первом попавшемся месте, спать на земле; подвергать себя холоду, ветру, дождю, граду или снегу и оставаться чаще всего без ужина; бодрствовать, хотя вы окоченели и ноги у вас отнялись от неудобного положения, в страхе быть захваченным врасплох либо дикими зверями, либо независимыми индейцами, либо вообще бандитами всех рас и всех цветов кожи, опустошающими своими разбойничьими набегами эти благословенные земли, — бандитами, в тысячу раз более жестокими, чем все дикие животные и индейцы, вместе взятые.

Вам посчастливится, если вы не утонете в потоке, если вас не поглотит лавина снега, если вас не застанет в пути ураган или, что хуже всего, если вы не заблудитесь в девственном лесу!

Проделывать такой путь, далеко не устланный розами, — как можно судить по нашему короткому описанию, — часто приходится в продолжение несколько месяцев.

Как не похожи эти странствия на путешествия наших доблестных туристов!

Нам приходилось видеть людей необычайной силы, отваги и беспечности, людей, испытанных в опасности, — и тем не менее поседевших после трехмесячного путешествия в глубь пустыни.

Что бы ни говорили некоторые романисты, нелегкое дело — сражаться в одиночку, бороться один на один с почти непреодолимыми препятствиями дикой природы, как будто прячущей свои тайны и запрещающей дерзким авантюристам проникать на ее девственную почву. Поэтому в необъятных прериях и в высоких саваннах даже самый неопытный взор может легко заметить путь, проходимый караванами. Это — длинная белая линия зловещего вида, образовавшаяся из неосязаемой на ощупь пыли миллионов развеянных скелетов людей и животных. Эта линия, подобная змее в высоких травах саванны, так глубоко врезана в землю, что ничто не может ее стереть.

Вот именно по такой дороге с необычайными трудностями продвигался вперед отряд дерзкого капитана Горацио де Бальбоа через день после его разговора с доньей Линдой, описанного нами выше.

Исчезли деревья и травы, уступив место черноватому песку, простиравшемуся далеко во всех направлениях — пока видит глаз.

Небо цвета раскаленного железа, без единого облачка, излучало удушающий жар на истомленную землю. В воздухе не было ни малейшего движения ветерка. Свинцовая тишина висела над пустыней. Лошади, казавшиеся призраками, бесшумно скользили по устланной трупами земле, поднимаясь на дыбы и храпя от ужаса.

Напоенная горькими, отвратительными запахами, тончайшая пыль проникала всадникам в глаза, ноздри и горло, вызывая жгучую боль, подобную боли от ожога.

Только накануне на рассвете отряд вошел в пустыню, и уже сегодня, через несколько часов, все изнемогали от ужасных страданий.

Несколько лошадей пали от усталости. Брошенные своими хозяевами, еще трепещущие, они стали добычей целой стаи гнусных хищных птиц — урубу21Урубу (исп.) — южноамериканский ястреб., которые с резким клекотом кружили над ними и затем бросались на их трупы.

Трое или четверо солдат, шатавшиеся в своих седлах, смотрели вокруг мутными, невидящими глазами; это были первые симптомы сильнейшего прилива крови к голове от палящих лучей солнца — симптомы, указывающие на верную смерть к концу дня, если только не произойдет чуда.

Мрачные, безмолвные, с опущенными головами и дикими взорами, всадники машинально ехали вперед, не очень ясно отдавая себе отчет в окружающем.

Один только Горацио де Бальбоа с гордо поднятой головой, прямо, уверенно державшийся в седле, казалось, вызывал на бой неукротимую пустыню. Он, как разведчик, ехал на сто шагов впереди всего отряда, а вслед за ним ехали воины-команчи, которых Мос-хо-ке прислал ему в качестве проводников.

Команчи, бесстрастные и холодные, нечувствительные к раскаленным солнечным лучам, смертельно опасным для сопровождаемых ими белых, внимательно следили за приближающимся отрядом индейских всадников, маневрировавших примерно на расстоянии одного лье от отряда Бальбоа.

— Что это значит? — гневно вскричал дон Горацио. — Эти черти собираются атаковать нас?

— Весьма вероятно, — лаконично ответил всадник, ехавший рядом с капитаном.

— Антилопа — умный воин, — вкрадчиво сказал дон Горацио. — Он, наверно, знает этих всадников?

— Почему Антилопа должен их знать? — холодно ответил индеец. — Прерии принадлежат всем краснокожим, кто бы они ни были — команчи, сиу, апачи или пауни.

— Но это воины-команчи?

— Бледнолицый ошибается. Пусть он посмотрит на их щиты, бичи и опахала. Это — апачи Колорадо.

— Но если это правда, начальник, то ведь они наши непримиримые враги?

— В прериях все люди — враги, — саркастически заметил индеец. — Впрочем, чего же боится мой бледнолицый брат? Апачей не более ста человек, а у моего брата в отряде людей в четыре раза больше.

— Это так, — раздраженно пробормотал Горацио, — но они изнурены палящей жарой, падают от усталости и не способны воевать.

Антилопа услышал или, вернее, догадался об ответе Горацио; насмешливая улыбка тронула его губы, но он хранил молчание.

— Что делать? — повторил дон Горацио озадаченно. Апачи тем временем продолжали свое наступление на фланги каравана, потрясая оружием и испуская крики, заставлявшие дрожать от страха испанцев. Испанцы понимали, что схватка с этими страшными врагами становится неизбежной. Тем более, что апачи, производя свои воинственные маневры, все ближе подъезжали к белым и вскоре должны были приблизиться на расстояние ружейного выстрела.

Угроза надвигавшейся опасности заставила солдат выйти из состояния угрюмой апатии, в которую они были погружены. Они гордо выпрямились в седлах, взялись за свое оружие и с живостью и энергией, на которую капитан никак не мог рассчитывать, приготовились храбро выполнить свой воинский долг и дорого продать свою жизнь.

Еще несколько минут — и схватка должна была начаться.

Уже множество длинных коричневых стрел, брошенных апачами, упало почти под ноги лошадей испанцев. Дон Горацио не выдержал.

— Клянусь богом, — закричал он, — эти проклятые язычники думают преградить нам дорогу! Чего ждать? Вперед, друзья!

Антилопа хладнокровно остановил капитана, положив ему руку на плечо.

— Что вы хотите, вождь? — спросил дон Горацио.

— Что думает делать бледнолицый? — спросил, в свою очередь, индеец.

— Атаковать этих мерзавцев, черт побери! — гневно вскричал Горацио.

Индеец отрицательно покачал головой.

— Мой брат не сделает этого, — сказал он.

— Я сделаю это, видит бог!

— Апачи не будут атаковать белых. Пусть мой брат перестанет обращать на них внимание!

— Вы же видите, что они несутся на нас!

— Я это вижу, но повторяю моему брату: они не будут атаковать.

Капитан хотел его перебить, но индеец сделал такой величественный жест, приказывая ему молчать, что Горацио, помимо своей воли, смолк.

Тогда индеец сказал значительно:

— Антилопа — известный в своем племени вождь, у него не раздвоенный язык, и слова, выходящие из его груди, всегда правдивы. Пусть бледнолицый слушает: то, что он должен слышать, чрезвычайно важно для него.

— Говорите, но коротко, прошу вас, вождь! — сказал дон Горацио.

— Мой брат поверит словам Антилопы?

— Да, я знаю, вы — честный человек. Говорите же откровенно и прямо!

— Хорошо. Громадная опасность угрожает сейчас бледнолицым. Против нее нет средств спасения, так как она исходит от Ваконды. Время торопиться! Не пройдет и часа… быть может, меньше, и эта страшная и неизбежная опасность обрушится на прерии. Пусть бледнолицые обретут быстрые ноги ягуаров и бегут, не оглядываясь. Антилопа их проводит до места, где они будут в безопасности, если, конечно, Ваконда позволит достигнуть этого убежища.

— Что это за опасность, вождь?

— Антилопа сказал. Желает бледнолицый умереть вместе со своими воинами?

— Нет! Конечно, нет, если этого можно избегнуть!

— Пусть, в таком случае, мой брат поторопится. Он и так потерял уже много времени.

Вождь команчей произнес эти слова с такой силой убеждения, с такой печалью, что капитан невольно взволновался, хотя и не понимал еще всей силы опасности, на которую намекал индеец. Его сердце сжалось от предчувствия, и, не колеблясь больше, он мгновенно решил последовать совету человека, для которого пустыня не была тайной.

В то же мгновение, в подтверждение предсказаний Антилопы, как бы для придания большего веса его словам, апачи, бывшие уже совсем близко от квадрильи, быстро повернули назад, издав ужасающий вопль, на этот раз бывший уже не воинственным кличем, а скорее рычанием, выражавшим страх, и унеслись прочь во весь опор.

Испанские солдаты были потрясены: они не могли понять, что обозначает это паническое бегство.

— Мой брат убедился? — сказал холодно индеец.

— Да, — ответил пораженный дон Горацио. — Едем, вождь.

Он подскакал к паланкину, который конвоировали несколько команчей.

Отдадим справедливость дону Горацио — первая его мысль была о донье Линде. Он решил спасти ее любой ценой.

— Сеньорита, — сказал он, задыхаясь, — нам угрожает неотвратимая опасность! Скорее выходите из паланкина и садитесь ко мне на лошадь! Быть может, с божьей помощью мне удастся спасти вас от верной смерти!

Донья Линда бросила на него взгляд уничтожающего презрения.

— Нет, — ответила она сухо, — я не хочу быть обязанной спасением вам, сеньор. Я предпочитаю смерть такому позору.

Капитан подавил в себе гнев и отчаяние.

— Во имя тех, кого вы любите, я умоляю вас, сеньорита, примите мое предложение! Всякое колебание грозит смертью вам!

— Повторяю вам: я предпочитаю умереть, — холодно ответила она, надменно отвернувшись.

— Проклятье! — в ярости закричал капитан и так вонзил шпоры, что лошадь его взвилась на дыбы от боли. — Клянусь богом, если вы так безрассудны, я употреблю силу, чтобы заставить вас слушаться!

Антилопа, бывший до сих пор немым и безучастным зрителем этой сцены, внезапно вмешался.

— Пусть бледнолицый поручит белую девушку вождю, — сказал он. — Антилопа отвечает за нее.

Капитан пристально посмотрел на индейца, но ничего не мог прочесть на этом неподвижном и холодном лице.

— Вам?.. — пробормотал капитан.

— Да. Пусть бледнолицый поспешит собрать своих воинов. Каждая утерянная секунда — это час похищенной у себя жизни. Антилопа догонит бледнолицых не позже чем через десять минут.

Дон Горацио, подумав секунду, решился. Не сводя глаз с индейца, он сказал ему:

— Хорошо, я доверяю вам эту девушку. Но вы мне ответите за нее жизнью! Поклянитесь, вождь!

— Антилопа обещал, — ответил гордо индеец.

Бросив последний сумрачный взгляд на молодую девушку, сидевшую уверенно и равнодушно в паланкине, капитан пустил лошадь галопом и умчался.

Подъехав к отряду, он сказал несколько внушительных слов солдатам, взволнованным мрачными предсказаниями Антилопы, после чего квадрилья понеслась во весь дух в обратном направлении.

Тогда вождь команчей быстро приблизился к паланкину и поклонился донье Линде со свойственной краснокожим врожденной вежливостью.

— Согласна ли девушка с голубыми глазами слушать слова вождя? — спросил он спокойным и убеждающим голосом.

— Говорите, вождь, — улыбаясь, ответила Линда. — У меня нет никакого повода быть вашим врагом.

— Прекрасно, моя сестра верно поняла меня. Антилопа — друг Мос-хо-ке.

— Это правда, вождь? — взволнованно воскликнула Линда.

— У Антилопы не раздвоенный язык. Мос-хо-ке — главный вождь племени. Уже давно он оберегает бледную девушку. Он поручил охрану девушки с голубыми глазами Антилопе и его воинам. Антилопа приехал защищать ее от злых происков вождя бледнолицых.

— Кто докажет мне правильность ваших слов, вождь? — спросила она, почти убежденная, но еще колеблясь.

— Пусть девушка с голубыми глазами вспомнит: однажды Мос-хо-ке вошел в лагерь белых и бросил камень в шатер, где помещалась бледнолицая девушка. Это было ожерелье, написанное Седой Головой. На рассвете следующего дня Мос-хо-ке ушел из лагеря, но уже через час туда вошел Антилопа. Его послал Мос-хо-ке. Откуда же вождь мог узнать все эти подробности, если бы Мос-хо-ке не рассказал ему все?

— Теперь я вижу, вождь, что вы действительно друг мне. Говорите, что надо делать. Я согласна повиноваться вам.

— Очень хорошо. Моя сестра хорошо сказала. Пусть она сядет на лошадь Антилопы — и она будет спасена.

Молодая девушка тотчас же вышла из паланкина. Но вдруг она остановилась…

— Что случилось с моей сестрой? — спросил Антилопа.

— Я не одна, вождь, со мной две несчастные молодые девушки, я их не могу оставить.

— У моей сестры доброе сердце. Но пусть она успокоится: Антилопа спасет и этих девушек.

Антилопа сказал шепотом несколько слов сопровождавшим его воинам. Двое из них спешились и подошли к молодым девушкам, которые ни живы ни мертвы стояли, не понимая, что происходит вокруг них.

Индейцы мгновенно посадили их на своих лошадей.

Успокоившись, донья Линда взяла руку Антилопы и одним прыжком вскочила на его лошадь.

— Теперь, — сказал Антилопа, убедившись, что молодая девушка крепко держится за его пояс, — да спасет нас Ваконда! Мы потеряли очень много времени!

Краснокожие засвистели, и лошади, услышав свист, понеслись с головокружительной быстротой.

Не прошло и десяти минут, как эти современные кентавры догнали квадрилью и даже немного опередили ее.

— Пришпоривайте лошадей! Пришпоривайте лошадей! — крикнул Антилопа, проносясь мимо дона Горацио. — И что бы ни случилось, не уменьшайте скорости! Не теряйте Антилопу из виду!

Небо стало медно-желтым, жара была удушающей, птицы кружились в воздухе, испуская резкие, нестройные крики. Внезапно небо потемнело, издалека послышался удар грома. И почти в ту же секунду вдали показался громадный песчаный смерч, приближавшийся с невероятной скоростью.

— Тревога! — пронзительно закричал Антилопа. — Все вслед за вождем, если дорожите жизнью!

И, сделав резкий крюк, он понесся в направлении, противоположном смерчу.

Слова индейца вернули воинам энергию, и они как завороженные бросились за ним, поручив свою жизнь богу.

Теперь они поняли, какая угроза нависла над их головами. Даже лошади инстинктивно почувствовали, что им угрожает смертельная опасность, и помчались так быстро, что, казалось, у них выросли крылья за спиной.

Нет страшнее бедствия в пустынях Дальнего Запада, чем ураган. С ним нельзя сравнивать даже ужасы африканского самума.

Песок, поднятый бурей, приняв форму огромного столба, мчится во всех направлениях по прерии, уничтожая, сметая все и всех на своем пути, будь то деревья, люди или животные.

Этот невиданный по величине песчаный столб, доходящий почти до облаков, закрывает солнечный свет, вырывает, кружась, целые почвенные слои, притягивает и всасывает в себя любые тяжелые предметы — и за несколько часов меняет внешний вид прерии.

Дон Горацио и его солдаты закрыли себе лица до глаз мокрыми платками: предосторожность, которой их научили индейцы и без которой они неизбежно бы задохнулись.

Два часа неослабевающего, неистового бегства протекли в мучительной тревоге.

Изредка, на какой-то миг, тьму прорезали свинцовые отблески света и тут же исчезали. И тогда наступившая непроницаемая мгла казалась еще страшнее.

Донья Линда почти не понимала, что происходит вокруг: уцепившись инстинктивно с отчаянной силой за пояс индейца, почти теряя сознание, она думала, что все это — кошмарный сон.

Бегство продолжалось. Иногда слышался крик, потом проклятие. Это означало, что один из всадников упал. А другие неслись, перескакивая через него, через его лошадь, даже не замечая этого.

Наконец стало светлеть, наступила тишина.

Антилопа испустил пронзительный крик и остановился.

Да и время было: если бы такая бешеная скачка продолжалась еще хоть четверть часа, белые погибли бы от усталости и ужаса.

Квадрилья была уже вне пределов прерии.

Примерно в полулье от них громадный девственный лес обещал тенистое убежище, так необходимое им в данный момент.

Дон Горацио поглядел на свой отряд, и вздох отчаяния невольно вырвался из его груди.

Больше половины его всадников было поглощено песками.

Только чудо спасло остальных.

— Благодарю вас, вождь! — горячо сказал он индейцу. — Мы вам обязаны жизнью. Если бы не ваша великодушная преданность, мы все остались бы в этой ужасной пустыне.

— Антилопа исполнил свой долг, — ответил индеец, спокойный, холодный и бесстрастный, как будто ничего необычайного не произошло. — Ведь Мос-хо-ке поручил ему быть проводником бледнолицых.

Он спрыгнул с лошади, осторожно взял на руки Линду и тихо положил ее на траву.

— Ах, зачем вы спасли меня, вождь! — сказала ему донья Линда с глубокой печалью.

— Затем, что отец девушки с голубыми глазами умер бы от горя, если бы команчи не вернули ему дочери! — шепотом сказал Антилопа, наклонившись к уху молодой девушки. — Пусть моя сестра не теряет мужества — ее друзья близко.

И, поклонившись низко молодой девушке, прелестное лицо которой осветилось лучом надежды, вождь удалился, оставив ее на попечение служанок, которые едва оправились от перенесенного страха.