Онлайн чтение книги Гамбусино Les Gambucinos
XVIII. ВОЖДЬ

Итак, дон Энкарнасион Ортис остался в лесу, граничившем с деревней, или, вернее, с лагерем гамбусинос.

Выбрав удобное убежище, он сошел с лошади, сел у подножия какого-то дерева и, опустив голову, задумался.

Это были невеселые мысли. Дон Энкарнасион понимал, что находится в данный момент в очень опасном положении: без дружеской помощи, один, в засаде. Если бы обитателям лагеря пришла мысль (а это было весьма вероятно) устроить в лесу облаву для поисков шпионов, они, конечно, обнаружили бы его и убили.

И все же не это предположение, как бы мало приятно оно ни было, тревожило молодого человека; другие мысли мучили его и заставляли проклинать свое вынужденное бездействие.

Сейчас, оставшись в одиночестве и трезво взвесив все происшедшее, он горько пожалел, что согласился отпустить своего друга к гамбусинос. Ведь дону Луису, храброму и умному человеку, были почти неизвестны мексиканские нравы. Сумеет ли он обмануть врагов? Сможет ли достаточно убедительно сыграть свою роль? И была еще одна мысль, терзавшая его больше всего. Как мог он, жених доньи Линды, он, которого она любила и считала своим защитником, — как мог он уступить свое место другому! Другому — хотя бы это был такой верный друг, как дон Луис! Не пренебрег ли он своим долгом, не нарушил ли клятву, передав другому право отомстить за оскорбление своей невесты?..

И много других столь же мучительных мыслей вскоре так разбередили молодого человека, что его охватила бешеная ярость.

Он вскочил, решив любой ценой проникнуть в лагерь гамбусинос, не думая о последствиях этого смелого, но необдуманного поступка.

В тот момент, когда дон Энкарнасион вложил уже ногу в стремя, в кустах послышался легкий шум. Не успел он инстинктивно повернуть голову, как несколько человек с быстротой молнии бросились на него, схватили и лишили возможности защищаться.

Дон Энкарнасион понял, что борьба бессмысленна, поэтому решил хладнокровно принять свое поражение.

— Чего вы хотите от меня? Почему вы бросились на меня, как взбесившиеся волки? — высокомерно спросил он.

— Э! — послышался насмешливый голос. — Кажется, мы ошиблись и, охотясь за лисицей, поймали случайно льва?

— Кто вы и что вам от меня нужно?

— Сейчас вы это узнаете, сударь мой! Зажгите факелы, друзья!.. Нам надо посмотреть друг на друга.

Этот приказ был немедленно выполнен.

Молодой человек воспользовался несколькими секундами свободы и выхватил свой мачете. Он решил дорого продать свою жизнь.

— А! — вскричал он. — Если мне суждено умереть, я все же оставлю кое-кому из вас свои метки! Чего же вы ждете, приятели?

В этот момент лужайка осветилась факелами.

Дон Энкарнасион бросил взгляд вокруг себя — его окружало не меньше сотни человек. Кроме того, за деревьями были видны чьи-то черные силуэты.

«Ого! — прошептал про себя Энкарнасион. — Их много! Тем лучше! Если суждено умереть, умру с честью!»

— Вот так так! — послышался тот же насмешливый голос. — Долой оружие! Я же говорил вам, что мы ошиблись! Мы имеем дело с другом!

— Где, черт возьми, я слышал этот голос?.. — пробормотал дон Энкарнасион.

Ряды незнакомых людей раздвинулись, и на середину лужайки быстро вышли два человека.

Дон Энкарнасион издал крик удивления и радости и, кинув на землю свой нож, бросился к ним навстречу.

Один из этих мужчин был дон Рамон Очоа, другой — Великий Бобр, вождь команчей.

— Ах! Вот это встреча! Будь благословен бог за случай, который вас привел! — возбужденно сказал молодой человек.

— Это не случай, мой мужественный друг! — смеясь, возразил бывший алькальд. — Наоборот, я явился сюда по приглашению Мос-хо-ке, чтобы присоединить мою квадрилью к отряду дона Хосе Морено.

— Клянусь честью, вождь, вы действительно неоценимый человек! — весело произнес Энкарнасион, сердечно пожимая руку Мос-хо-ке. — Дон Хосе Морено знает о подкреплении, которое вы ему так кстати привели?

— Два дня назад Мос-хо-ке оставил бледнолицего начальника. Мос-хо-ке не говорил ему о своих планах. Белые говорят, а краснокожие действуют. Мой отец Седая Голова будет доволен, когда увидит, что число его воинов удвоилось, и узнает, что это сделал его сын-команч.

— Послушайте-ка, мой друг, а что же вы делали тут, с одной ногой в стремени, а другой — на земле? — спросил дон Рамон.

— В тот момент, когда вы так неожиданно напали на меня, — ответил дон Энкарнасион, — я садился на лошадь, чтобы на свой страх и риск ехать в лагерь этих бандитов.

— У белый людей нет разума, — серьезно сказал Мос-хо-ке. — Что стоит один человек против ста?

— Вы правы — ничего! Но я хотел спасти донью Линду даже ценою своей жизни!

— Пусть так! — сказал индеец. — Спасти ее нужно. Но и жить нужно.

— Это, конечно, лучше всего! — ответил молодой человек, невольно улыбнувшись, несмотря на свою печаль. — Но как это сделать?

— Пусть мой бледнолицый брат подождет. Сейчас глубокая ночь; ничто не заставляет нас спешить. Завтра надо начать действовать.

— Как — ничто не заставляет спешить?.. Ах да, ведь вы ничего еще не знаете, вождь!

— Что случилось? — спросил дон Рамон.

— Пусть мой брат говорит, — добавил индеец, — уши вождя открыты.

По знаку Мос-хо-ке факелы были потушены сразу же после того, как в пленнике узнали дона Энкарнасиона Ортиса. Мос-хо-ке опасался, что гамбусинос могут обнаружить в лесу отряд. Ранчерос, уставшие от длительной езды, растянулись на траве, не выпуская из рук поводьев, готовые вскочить на лошадей при первом же сигнале.

Дон Энкарнасион в нескольких словах рассказал о том, что произошло с ним и с его друзьями: как дон Кристобаль Нава повернул обратно, чтобы поторопить прибытие каравана дона Хосе Морено; как дон Луис Морен отправился вперед, надеясь разузнать что-либо о донье Линде; как, наконец, он сам, измученный тревогой, решил ехать в лагерь и разыскать своего друга, а в этот момент ранчерос внезапно набросились на него.

— О! — сказал вождь. — Бледнолицый брат говорит, как мудрый человек, а действует как ребенок. Но пусть он не приходит в отчаяние, Ваконда велик, он ему поможет. Бледнолицей девушке с голубыми глазами не угрожает никакая опасность. Вождь точно знает, что белый начальник — гачупин относится к ней с уважением. Сейчас не надо опасаться за нее. Пламенный Глаз не нуждается в помощи, ему ничего не угрожает. Мос-хо-ке пойдет в деревню бледнолицых.

— Вождь пойдет один?

— Мос-хо-ке — могучий воин. Гачупины боятся его.

— Хорошо, пусть будет так, — решительно сказал молодой человек. — Но при одном условии: я пойду с моим братом.

Индеец окинул его проницательным взглядом, подумал

мгновение, потом ответил:

— Мой брат пойдет.

— Едем же! — вскричал дон Энкарнасион.

— Молодость нетерпелива, — нравоучительно произнес индеец. — Воины моего отца Седой Головы в сопровождении двух воинов моего народа прибудут сюда, прежде чем луна успеет пробежать половину своего пути в небе. Белый начальник со своим отрядом должен ожидать здесь своих братьев и не уходить отсюда в деревню, пока Мос-хо-ке не вернется. А молодой бледнолицый брат мой пусть приготовится следовать за краснокожими воинами, которые пойдут в лагерь гачупинов.

При этом вождь два раза подряд громко крикнул, как кричат собаки прерий.

Немедленно двадцать пять воинов-команчей появились на лужайке и выстроились позади своего вождя.

Дон Энкарнасион был уже на лошади и с нетерпением ждал сигнала к отъезду.

Но вождь, холодный и бесстрастный, как все люди его расы, нисколько не спешил. Он внимательно оглядывал воинов-команчей, желая убедиться, что их оружие в порядке. Потом, вложив ногу в стремя, вскочил на лошадь и сказал, обращаясь к дону Рамону:

— Мой брат хорошо меня понял, не правда ли? Прежде чем покинуть этот лагерь, он должен ждать возвращения Великого Бобра столько времени, сколько продлится его отсутствие. А главное, ни один из воинов бледнолицего начальника не должен показываться на равнине.

— Поезжайте спокойно, вождь, — сказал дон Рамон Очоа и добавил, сердечно пожимая руку дону Энкарнасиону: — Да поможет вам бог, мой друг!

— Спасибо! — ответил Энкарнасион, горячо пожав ему руку.

— Вперед! — скомандовал вождь.

И воины-команчи, пришпорив коней, галопом помчались по равнине.

Деревня гамбусинос была темна, улицы пустынны; только иногда тьму прорезал красный свет и слышались нестройные крики. Это были ночные кабачки. Какие-то подозрительные тени быстро и бесшумно скользили во тьме.

Команчи пересекли деревню и появились у развалин, не привлекая ничьего внимания. Гамбусинос знали, что часть племени расположилась лагерем на равнине, поэтому они предполагали, что проезжая группа была отрядом воинов, вернувшихся в деревню с охоты.

Прибыв к Большому Дому Монтесумы, вождь дал приказ остановиться, а сам спешился; то же сделал и Энкарнасион; краснокожие остались в седлах, с ружьями в руках, готовые каждую минуту к бою.

Мы уже сказали, что появление команчей не привлекло внимания; однако Великий Бобр, осторожный, как все краснокожие, принял на всякий случай меры предосторожности.

По его распоряжению два воина отправились в находившийся за несколько сот шагов от деревни лагерь краснокожих, с приказом немедленно всем вооружиться и прибыть к Большому Дому.

Шесть воинов окружили развалины. Им было точно приказано загородить проход всякому, кто попытается войти в дом или выйти из него.

Как только приказания были отданы и выполнены, вождь подошел к дону Энкарнасиону и сказал ему на ухо:

— Мой брат видит, что я делаю для него? Он доволен?

— Да, вождь, — тихо ответил молодой человек.

— Хорошо. Мой брат не произнесет ни одного слова, не сделает ни одного жеста без разрешения Великого Бобра. Пусть он поклянется Вакондой!

— Я вам клянусь честным словом, вождь! Но и вы поклянитесь мне, что вы спасете моего друга, дона Луиса!

— Великий Бобр его спасет, или мы все погибнем! — ответил индеец.

Приблизившись к самой двери дома, они стали слушать.

В доме горячо спорили; гневные, судя по интонациям, фразы сталкивались с такой быстротой, что их невозможно было понять.

Дон Энкарнасион, несмотря на свое обещание, чувствовал, что в груди у него клокочет буря; если бы вождь не удерживал его железной рукой, он бы бросился в дом. При последнем донесшемся слове, произнесенном капитаном, индеец был вынужден резко оттолкнуть Энкарнасиона от двери.

— Брат мой хочет погубить себя и своего друга? — сказал он.

— Что же делать? — воскликнул дон Энкарнасион.

— Держать свое слово, ждать и предоставить действовать вождю. Пусть мой брат помнит, что при малейшей неосторожности перебьют всех индейских воинов. Брат мой отвечает за них вождю, а вождь отвечает за его друга. Пусть мой брат ждет. Вождь войдет.

И Великий Бобр открыл дверь и вошел в комнату.

Мы уже рассказали в конце предыдущей главы, как присутствующих поразило непредвиденное появление вождя команчей. Великий Бобр почтительно поклонился молодой девушке и обратился к капитану:

— Великий Бобр долго был в пути и устал; он голоден и хочет пить; не может ли его брат, бледнолицый начальник, предложить ему прохладительные напитки? Или он предпочитает сначала закончить дело, которое привело сюда вождя?

— О каком деле хочет говорить вождь? — хмуря брови, спросил дон Горацио. — Я не знаю, чего может требовать от меня Мос-хо-ке. Нас всегда соединяют дружеские отношения.

— У моего брата короткая память. Он забыл, что земля, которую здесь роют по его приказанию, принадлежит воинам индейского племени. Он забыл, что по приказанию Великого Бобра эти воины служили начальнику проводниками и привели сюда. Он забыл, что Великий Бобр разрешил ему разбить лагерь при одном условии…

— Й вы пришли требовать выполнения этого условия? — побледнев, вскричал капитан.

— Да, Великий Бобр пришел сюда для этого, — ответил индеец. — Разве бледнолицый начальник не ждал его?

Молния, упавшая к ногам капитана, не могла бы более ужаснуть его, чем эти спокойно произнесенные слова, подчеркнутые насмешливой улыбкой.

Индеец продолжал:

— Уже прошло три дня, как бледнолицый начальник завладел развалинами и Домом Монтесумы. Доверяя начальнику, вождь позволил ему разбить лагерь на этой равнине. Бледнолицый начальник помнит, какие условия поставил ему вождь?

— Я обязался, — холодно ответил капитан, положив незаметно руку на саблю, — передать донью Линду в ваши руки, если вы мне дадите право в течение трех дней производить работы по моему усмотрению.

— Вождь выполнил эти условия?

— Да.

— Вождь ждет пленницу, которую бледнолицый ему продал, — она принадлежит вождю.

— Боже!.. — в бешенстве закричал капитан. Индеец жестом прервал его и, рванув дверь, сказал:

— Пусть бледнолицый одумается. Пленницу требует не только вождь, но и все племя вождя!

Капитан оцепенел от ужаса. Он понял, что побежден.

Через открытую дверь, при бледном свете луны, он увидел индейских воинов, мрачных и угрожающих, тесными рядами окруживших дом.

— Пусть она уезжает! — произнес он задыхающимся от гнева голосом. — Она свободна.

Потом, через мгновение, добавил угрожающе:

— Хорошо сыграно, вождь, но я возьму реванш! Индеец, не отвечая, подошел к молодой девушке и взял ее за руку.

— Мы еще увидимся, сеньор француз! — Со сдержанным бешенством сказал капитан уходившему дону Луису.

— Надеюсь, кабальеро, — просто ответил тот.

— Да, мы увидимся, несчастный, и, клянусь богом, скоро! — вскричал дон Энкарнасион, стремительно ворвавшись в комнату.

Но взгляд вождя удержал его. Зачем начинать ссору теперь, когда донья Линда спасена!

— А-а! Это заговор! — прошептал дон Горацио, взбешенный от сознания своего поражения, но вынужденный склониться перед явной силой.

Молодые люди презрительно пожали плечами и, даже не удостоив его словом, вышли из комнаты.

А через несколько мгновений отряд уже мчался во весь опор прочь из лагеря.