Через девять дней после появления капитанов Пирса и Форреста в Двойном-Неразбавленном — так окрестили 4077-й местные игроки в кости, произошли два важных события. Волны поступающих раненых утихли, в лагере наступил штиль, и как следствие первого, распорядок в операционной изменился: двойка стала работать в дневные смены. Такой распорядок гораздо больше устраивал и того и другого, за исключением того, что теперь при пробуждении и выходе на завтрак им приходилось наблюдать и обходить своего соседа, распластавшегося в религиозном исступлении на полу возле раскладушки.
— Майор, — обратился Ястреб к соседу, когда тот закончил свой продолжительный ритуал, — Вы чересчур озабочены религией, на мой взгляд. Это у Вас по жизни увлечение, или так — очередная навязчивая идея из тех что скоро проходят?
— Можете глумиться сколько угодно, — гудел в ответ майор, — но я буду продолжать молиться, особливо за Вас и за капитана Форреста.
— Эй! Тыы… энта… — начал было Дюк.
Ястреб остановил его. Было видно, что Дюк совершенно не желал получать отпущение грехов от первого попавшегося янки-евангелиста, поэтому Ястреб кивнул ему, предлагая выйти из палатки.
— Пошел он к чёрту, — выйдя на улицу, сказал Дюк. — Не нравится он мне, и вдобавок он мешает нашему утверждению в здешних общественно-культурных кругах.
— Точно, — согласился Ястреб. — Только он такой наивный простофиля, что мне даже неудобно над ним издеваться. С другой стороны, жить с ним я тоже не могу.
— Что же мы можем сделать? — спросил Дюк.
— Придется от него избавиться, — ответил Ястреб. — Только по-тихому. Без боли и шума.
Ястреб и Дюк постучали в дверь палатки полковника Блэйка, и были приглашены внутрь. Оба устроились максимально комфортно, и Ястреб открыл рот.
— Как Вы себя сегодня чувствуете, полковник? — вежливо поинтересовался он.
— Вы не за этим сюда пришли, — ответил полковник, разглядывая с подозрением.
— Итак, Генри, — продолжил Ястреб, — Мы не собирались сначала тебе рассказывать, но у нас сложилось подозрение, что твоя фантастическая репутация, заслуженная столь успешным командованием такой потрясающей организацией, может быть слегка или совсем испорчена, если конечно ты не выкинешь из нашей палатки этого угодника.
– Вашей палатки? — рассердился было Генри, но потом еще раз подумал. Он сидел молча с минуту, пока огромные эмоциональные волны хлестали одна другую на его красном лице.
В конце концов, тщательно взвешивая слова, он продолжил:
— Я в Армии давно служу, и точно знаю, что у вас на уме. Вы вообразили что можете себе со мной позволить что угодно. И в какой-то мере, вы правы. Вы хорошо оперируете. От нас скоро уйдут наши опытные сотрудники. На их место придут желторотые новички. Поэтому получается что вы — просто незаменимы. Но не наглейте же, прошу вас. Я не в состоянии выполнить каждое ваше требование. Если я сейчас пойду у вас на поводу, то вашим причудам конца не будет.
— Полковник, — ответил Ястреб, — мы прекрасно понимаем твою позицию.
— Точно, — сказал Дюк.
— Теперь я обрисую в двух словах нашу позицию, — настаивал Ястреб. — Пока мы здесь, мы обещаем работать с такими усердием и отдачей, на какие мы только способны. Даже если нас завалят ранеными с головой, мы будем прилагать все хирургические усилия, чтобы не уронить честь этой организации. В конце концов, нас сюда для того и направили.
— Точно, — сказал Дюк.
— В то же время, давай мы будем демонстрировать умеренное уважение к тебе и твоей должности, а ты взамен будешь игнорировать некоторые анормальные аспекты поведения, не принятые тут до нашего появления. Не думаю, что эти аспекты будут совсем уж из рук вон, но если тебе что-то не понравится, то нам с тобой скорее всего придется расстаться.»
— Ох, ребята, — поразмышляв, вздохнул полковник, — не знаю, в какой омут я тут лезу, но так и быть. Хобсона из вашей палатки я сегодня переведу.
Он запустил руку под раскладушку и выудил оттуда три банки пива.
— Будете? — спросил он.
— Нуу… ты… энта. Ещё спрашиваешь, — ответил Дюк.
— Ах да. У нас еще одна малюсенькая просьба — сказал Ястреб.
— Какая? — удивился Дюк.
— Нужен хирург-грудник — ответил Дюку Ястреб.
— Ах да! Точно, — сказал Дюк полковнику.
— Вы что? — удивился полковник.
За время затишья, установившегося западном корейском фронте, до слуха редко долетали звуки одиноких выстрелов. Основной поток пациентов составляли пострадавшие в дорожных происшествиях, и жертвы голодных желудков, забредшие на минные поля в поисках фазанов или оленей. Ястреб и Дюк штопали животы и нижние конечности неудачливых охотников с присущей им легкостью. Когда же дело доходило до каскадёров на джипах, с их переломами ребер, вдавленными травмами грудины, и всеми сопутствующими осложнениями, оба друга жалели о недостаточной практике в области грудной хирургии.
— Это точно, — обратился Дюк к полковнику. — Тыы… энта, нам еще грудника найди. Иначе — не жизнь
— Хватит выдумывать. Ишь, размечтались, — сказал полковник, — пейте своё пиво.
— Мы тут подумали, — развивал тему Ястреб, — и решили, что ты мог бы запросто махнуть двоих-троих здешних клоунов Медицинских Войск, на кого-нибудь, кто ближе знаком с анатомией легких и сердца. На всякий случай и дождливый денёк…
— … я б даже сказал, моросит уже вовсю, — добавил Дюк.
— Слушайте, вы! — бросил Генри. — Я вам сейчас скажу так же, как мне генерал Хаммонд ответил. Вы себе что тут вообразили — клинику Уолтера Рида? Обойдетесь.
— Как же. Обойдемся! — настаивал Ястреб. — И так уже как котята слепые ковыряемся, ладно хоть…
— … ладно хоть нам везло до сей поры, — закончил Дюк.
— Всё. Проехали, — ответил Генри. — Как пивко?
— Ничего не проехали! — ответил ему Ястреб. — Ты просто закрываешь глаза на проблему. Здесь травмы грудины гораздо более обычное дело, чем в любой больнице дома, и нам нужен опытный в грудных вскрытиях человек. Мы, конечно, стараемся, учимся, но этого не достаточно. И ты это прекрасно сам понимаешь, без нашей подсказки.
— Точно, — прибавил Дюк.
— Хватит. Забыли, — ответил Генри, — да, и кстати, поскольку Хобсон в вашей палатке с этого момента не проживает, будьте любезны подежурить как следует для него в предоперационной.
В 4077-ом давно стало правилом для хирурга на дежурстве, если он конечно не требовался за столом, коротать время в предоперационной. В спокойные дни, это было совершенно лишним. О прибытии раненых всегда сообщалось заранее, к тому же никто не мог отойти больше чем за триста ярдов от лагеря. Таким образом, доктора всегда были поблизости.
Сие логическое рассуждение к сожалению избежало встречи с майором Хобсоном, и как командующий сменой он изволил возложить это бестолковое бдение в предоперационном отделении на плечи капитанов Пирса и Форреста с момента их перехода в дневной состав. Ястреб и Дюк сразу же его не послушались, сообщив что их завсегда можно найти за никогда не прекращающейся игрой в Покерной (и одновременно — Зубоврачебном кабинете) Доброго Поляка. Там Валдовский — капитан Армейских Зубоврачебных Частей из Хамтрамка, Штат Мичиган — двадцать четыре часа в сутки раздавал карты, пиво и безболезненно удалял зубы всем желающим.
— Не знаю, Генри, — сказал Ястреб. — Ты слишком много от нас хочешь. Но, если б ты нам грудного потрошителя достал…
— Вон отсюда! — возмутился Генри. — Допивайте пиво, и проваливайте!
Время, не занятое покером, Ястреб и Дюк обычно проводили в своей палатке. В этот день, когда наступила послеобеденная тишина, Ястреб сидел за игрой, а Дюк устроился на раскладушке с подставкой для письма на коленях в теперь уже их совершенно личной палатке. Каждый день он писал преданные письма жене, что было процедурой весьма времяпоглощающей. Он с головой погрузился в своё сочинение, когда в палатку влетел майор Хобсон и потребовал чтоб капитан Форрест сию же минуту проследовал в предоперационную.
— Пациенты есть? — спросил Дюк.
— Это не имеет никакого значения! — раздраженно рявкнул в ответ майор.
— Если… энто, там нет пациентов, я никуда не пойду.
— Явитесь в предоперационное отделение незамедлительно! — орал майор. — Это приказ!
— Ты-ы… энто, валил бы отсюда, — тихо посоветовал Дюк.
Майор перешел в нападение с видом карающего ангела. Дюк поднялся с койки с видом футбольного защитника из Джорджии, каковым он был в прошлом, и майор Джонатан Хобсон неожиданно обнаружил себя распластавшимся в снегу и слякоти, отлетев от палатки на добрые шесть футов.
Ястреб узнал о происшедшем и тут же вернулся в палатку.
— А вот это, мой несмышленый бунтарь, — заявил он, — отдаёт таким же идиотизмом, как и Нападение генерала Пиккета под Геттисбургом. За это мы можем схлопотать по шее.
Ждать появления полковника Блэйка на пороге палатки пришлось всего пару минут. Дверь распахнулась, в неё влетел Блэйк, и дверь с грохотом захлопнулась следом за ним. Лицо полковника сделалось совсем фиолетовым, и выражало страшную обиду на нанесенное оскорбление воинской чести лично ему и Армии вообще.
— Да вы с ума сошли! — орал он, — я вас под трибунал отдам!
— Генри, — сказал Ястреб, — я тут вообще не причём. Это всё глупый южанин натворил. Хотя я с удовольствием приму личное и посильное участие в несении наказания. Где нас будут судить? В Токио, или может быть, в Сан-Франциско?
— Разбежались — Сан-Франциско! Прямо здесь и сейчас. С этой секунды вам обоим запрещено на месяц покидать территорию лагеря. Вот вам краткая версия суда, и я его только что совершил!
— Но ты-ы… энто, не имеешь права… — начал было Дюк.
— Послушай, Генри, — мягко сказал Ястреб, — будь благоразумен. Я сам бы ни в жисть не смог удрать из этого лагеря, даже если бы сильно захотел. Но давай оставим дороги открытыми: вдруг меня выберут Министром Здравоохранения Соединенных Штатов.
— Да. И меня, — добавил Дюк.
С рыком, командир лагеря покинул палатку и, вполне вероятно, его наказание возымело бы силу. Вот только на следующий день майор Хобсон, воспряв духом, возобновил свою деятельность с утроенным энтузиазмом. Он начал молиться в столовой по пятнадцать минут перед каждым приемом пищи.
— Это ему так просто не сойдёт, — предсказал Дюку Ястреб.
И не сошло. Полковника Генри Блэйк проявил гораздо больше терпимости, человеколюбия и сострадания к ближнему, чем обычно полагалось Офицеру Регулярных Медицинских Войск, но уже на третий день он бросил свой обед недоеденным, ушел к себе в палатку, позвонил в Командный Пункт 8-й Армии, выпросил направление на имя майора Хобсона, отвёз его в Сеул, и посадил его в самолет до Токио. Оттуда майор улетел в направлении дома, где вскоре подошла к завершению его принудительная служба. Почётно уволенный в запас, он вновь был волен целиком отдаться своей поликлинике, мелким операциям, и церкви.
Отправив столь Важную Посылку домой, полковник Блэйк вернулся из Сеула сильно уставшим и помятым. Он смешал себе коктейль, отхлебнул и повалился на койку. Ему не удалось заснуть, потому что на пороге нарисовались Ястреб Пирс и Дюк Форрест. Изображая сильнейшее раскаяние, оба молча соорудили себе по коктейлю и, плеснув жидкость в глотки, повалились на колени перед своим командиром, принялись отбивать земные поклоны.
— О Боженька-Всемогущий Полковник, Наш Родной, Вездесущий Сэр!» завывали они, — отправь и наши задницы домой.
Поднимаясь в гневе, полковник Блэйк крикнул:
— Катитесь отсюда нафиг вместе со своими задницами!
— Слушаемся, Великий Сэр! — пробормотали капитаны, пятясь задом и отвешивая поклоны.
Нецензурные выражения и дубли удаляются автоматически. Избегайте повторов, наш робот обожает их сжирать. Правила и причины удаления