Онлайн чтение книги Ромовый дневник
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

Контора Сандерсона располагалась на верхнем этаже самого высокого здания в Старом городе. Сидя в кожаном кресле, я обозревал всю береговую линию, «Карибе-Хилтон» и большую часть Кондадо. Чувство было такое, будто находишься на диспетчерской вышке.

Сандерсон закинул ноги на подоконник.

— Итак, два пункта, — говорил он. — Это дельце с «Таймс» не особо значительное — всего несколько статей в год. Зато проект Зимбургера действительно крупный.

— Зимбургера? — переспросил я.

Он кивнул.

— Вчера я не хотел об этом упоминать, потому что он мог наведаться.

— Минутку, — пробормотал я. — Мы про одного и того же Зимбургера толкуем? Про «генерала»?

У Сандерсона сделался недовольный вид.

— Все верно, он один из наших клиентов.

— Черт возьми, — сказал я. — Наверное, с бизнесом совсем худо. Ведь этот человек просто мудак.

Сандерсон покатал в пальцах карандаш.

— Вот что, Кемп, — медленно проговорил он. — Мистер Зимбургер строит марину — и очень немалую. — Он помолчал. — Он также собирается построить один из лучших отелей на острове.

Рассмеявшись, я откинулся на спинку стула.

— Послушай, — резко произнес Сандерсон. — Ты здесь уже достаточно долго, чтобы начать кое-что для себя уяснять. И одна из первых вещей, которые тебе следует усвоить, это что деньги порой в весьма странной обертке поступают. — Он постучал карандашом по столу. — Зимбургер, известный тебе как «просто мудак», может тридцать раз купить тебя и продать. А если ты все-таки настаиваешь на том, чтобы судить по одежке, лучше тебе куда-нибудь в Техас переехать.

Я снова рассмеялся.

— Может, ты и прав. А теперь будь так любезен рассказать, что у тебя на уме. Я спешу.

— В один прекрасный день, — пообещал Сандерсон, — это твое дурацкое высокомерие будет стоить тебе кучу денег.

— Ну вот что, — отозвался я. — Я здесь не за тем, чтобы меня психоанализу подвергали.

Сандерсон напряженно улыбнулся.

— Все верно. «Таймс» нужна общая статья в раздел весеннего туризма. Миссис Людвиг соберет для тебя кое-какой материал — я скажу ей, что тебе нужно.

— А чего они хотят? — спросил я. — Тысячу радостных слов?

— Более или менее, — ответил Сандерсон. — Обработаем фотографии.

— Ладно, — сказал я. — Задачка не из простых. А что там насчет Зимбургера?

— А то, — отозвался он, — что мистеру Зимбургеру нужна брошюра. Он строит марину на острове Вьекес — это между нами и Сент-Томасом. Мы получим снимки и сделаем макет — ты напишешь текст, слов так на пятнадцать тысяч.

— Сколько он заплатит? — поинтересовался я.

— Тебе он ничего не заплатит, — ответил Сандерсон. — Нам он заплатит прямой гонорар, а мы выплатим тебе по двадцать пять долларов в день плюс расходы. Тебе придется съездить на Вьекес — скорее всего, с Зимбургером.

— О Господи, — простонал я.

Сандерсон улыбнулся.

— Никакой спешки. Скажем, в следующую пятницу. — Он добавил; — Брошюра будет ориентирована на инвесторов. Марина очень неслабая — два отеля, сотня коттеджей, все дела.

— Откуда у Зимбургера деньги? — спросил я.

Сандерсон покачал головой.

— Тут не только Зимбургер. Вместе с ним еще несколько человек работают. Откровенно говоря, он и меня просил присоединиться.

— Что же тебя остановило?

Он снова развернулся лицом к окну.

— Я еще не готов уволиться. Тут чертовски интересно работать.

— Не сомневаюсь, — сказал я. — Какая у тебя там доля — десять процентов с каждого доллара, инвестированного в остров?

Сандерсон ухмыльнулся.

— Корыстно мыслишь, Пол. Мы здесь затем, чтобы помогать колесикам крутиться.

Я встал, чтобы уйти.

— Ладно, приду завтра и заберу материал.

— Как насчет ленча? — спросил Сандерсон. — Самое время.

— Извини, — сказал я. — Надо бежать.

Он улыбнулся.

— На работу опаздываешь?

— Ага, — отозвался я. — Пора назад — над одной разоблачительной статейкой поработать.

— Не позволяй бойскаутской этике взять над собой верх, — посоветовал Сандерсон, по-прежнему улыбаясь. — Да, кстати о бойскаутах — скажи своему приятелю Йемону сюда заглянуть, когда будет возможность. У меня тут кое-что для него есть.

Я кивнул.

— Поставь его на работу с Зимбургером. Они отлично поладят.

Когда я вернулся в газету, Сала подозвал меня к столу и показал свежий номер «Эль-Диарио». На первой странице имелась живописная фотография нашей троицы. Я с трудом себя узнал — глаза как щели, взгляд наиподлейший, горблюсь на скамье, будто закоренелый преступник. Сала смотрелся пьяным, а Йемон — просто как маньяк.

— Когда они это дельце обтяпали? — спросил я.

— Не помню, — ответил он. — Но обтяпали они его классно.

Под фото была небольшая заметка.

— И что пишут? — поинтересовался я.

— Примерно то же, что врал начальник, — ответил Сала. — Большое будет счастье, если нас не линчуют.

— А Лоттерман что сказал?

— Он все еще в Понсе. Меня начал охватывать страх.

— Тебе непременно нужен пистолет, — заверил меня Моберг. — Ведь теперь они будут за тобой охотиться. Уж я-то этих свиней знаю — они наверняка постараются тебя угрохать.

К шести часам я стал так подавлен, что бросил все попытки поработать и отправился к Элу.

В тот самый момент, когда я поворачивал на Калле-О'Лири, стало слышно, как с противоположного направления приближается мотороллер Йемона. В тех узких улочках он издавал жуткий треск, и слышно его было кварталов за шесть. Мы прибыли к Элу одновременно. На заднем сиденье ехала Шено, и она соскочила, когда Йемон вырубил мотор. Оба казались пьяными. По пути в патио мы заказали гамбургеры и ром.

— Дела всё паршивей, — сообщил я, подтаскивая стул для Шено.

Йемон помрачнел.

— Этот ублюдок Лоттерман сегодня уклонился от слушаний. Вышла сущая чертовщина — эти хмыри из департамента труда видели нашу фотографию в «Эль-Диарио». Я даже вроде как рад, что Лоттерман не появился. Сегодня он мог бы выиграть.

— Ничего удивительного, — сказал я. — Картинка еще та. — Я покачал головой. — Лоттерман в Понсе — нам повезло.

— Будь оно все проклято, — выругался Йемон. — Мне на этой неделе до зарезу нужны деньги. Мы отправляемся на Сент-Томас — на карнавал.

— А, да, — отозвался я. — Я об этом слышал. Оргия ожидается жуткая.

— Я слышала, он чудесный! — воскликнула Шено. — Говорят, он будет не хуже того, что на Тринидаде.

— А поехали с нами, — предложил Йемон, — Скажи Лоттерману, что хочешь статью сделать.

— Вообще-то я бы не прочь, — сказал я. — А то Сан-Хуан меня совсем достал.

Йемон начал что-то говорить, но Шено его перебила.

— Сколько времени? — тревожно спросила она.

Я взглянул на часы.

— Скоро семь.

Она быстро встала.

— Мне надо идти — там в семь начинается. — Шено взяла сумочку и направилась к двери. — Вернусь через час, — крикнула она, — Не очень тут напивайтесь.

Я взглянул на Йемона.

— В большом соборе какая-то вроде как служба, — устало произнес он. — Один бог знает, что это такое, но ей непременно надо увидеть.

Я улыбнулся и покачал головой. Йемон кивнул.

— Ага, черт знает что. Будь я проклят, если знаю, что с ней делать.

— Что с ней делать? — переспросил я.

— Ну да. Я уже почти решил, что это место насквозь прогнило и пора отсюда убираться.

— Да, кстати, — сказал я. — Ты мне кое о чем напомнил. У Сандерсона есть для тебя работа — писать рекламные статьи. Его честность требует превратить в реальность то, что он про нас прошлой ночью наврал.

Йемон простонал.

— Блин, рекламные статьи. Как низко может пасть человек?

— Выясни это у Сандерсона, — посоветовал я. — Он хочет, чтобы ты с ним связался.

Он откинулся на спинку стула и уставился на стену, какое-то время ничего не отвечая.

— Его честность, — повторил он, словно препарируя это слово. — По-моему, у человека вроде Сандерсона честности не больше, чем у Иуды.

Я глотнул рома.

— Что заставляет тебя с этим типом общаться? — спросил Йемон. — Ты вечно туда ходишь — в нем есть что-то такое, чего я не вижу?

— Не знаю, — сказал я. — А что ты видишь?

— Да не так много, — ответил он. — Я знаю, что про него Сала говорит. А он говорит, что Сандерсон голубой — ну и, конечно, что он пустозвон, мерзавец и бог знает что еще. — Он помолчал. — Хотя Сала просто словами бросается: пустозвон, мерзавец, голубой — что с того? Мне любопытно, что ты, черт возьми, в этом типе видишь.

Теперь я понял вчерашнюю шпильку Салы за завтраком. И почувствовал, что все, сказанное мной теперь о Сандерсоне, будет иметь решающее значение — не для Сандерсона, а для меня. Ибо я знал, почему я с ним общаюсь, и большинство причин были довольно низменными: Сандерсон был внутри, а я снаружи, и он смотрелся чертовски славным каналом для массы нужных мне вещей. С другой стороны, в нем было что-то, что мне нравилось. Возможно, меня завораживала борьба Сандерсона с самим собой — как практичный делец постепенно вытеснял парнишку из Канзаса. Я вспомнил его рассказ про то, как Хел Сандерсон из Канзаса умер, когда его поезд прибыл в Нью-Йорк, а всякий человек, который подобное говорит, и пытается сделать это с гордостью, стоит того, чтобы его выслушали, — если, конечно, у тебя нет куда более лучшего способа проводить время.

Голос Йемона резко вывел меня из задумчивости.

— Ладно, — махнул он рукой. — Раз ты так над этим голову ломаешь, значит, тут что-то есть. Хотя я по-прежнему думаю, что он мразь.

— Слишком много думаешь, — заметил я.

— Приходится всю дорогу думать, — пробормотал Йемон. — Просто беда — порой я беру отпуск от размышлений. — Он кивнул. — Все точно так же, как и со всеми прочими отпусками — на две недели расслабляешься, а потом пятьдесят недель к этому готовишься.

— Что-то я не врубаюсь, — сказал я.

Он улыбнулся.

— Ты меня перебил. Мы говорили о Шено — и ты вдруг вытащил на свет Иуду.

— Ладно, — рявкнул я. — Так что насчет Шено? Уж не хочешь ли ты таким образом сказать, что думаешь мне ее оставить?

Йемон треснул кулаком по столу.

— Слушай, Кемп, лучше бы ты так не болтал. Я чертовски консервативен, когда речь идет об обмене девушками — а в особенности девушкой, которая мне нравится. — Он сказал это спокойно, и все же я почувствовал в его голосе нерв.

Я покачал головой.

— Ты мудак непоследовательный — это я в последнюю очередь ожидал от тебя услышать.

— Не очень ценю последовательность, — отозвался Йемон, снова обретая легкость. — Нет, я просто вслух все обдумывал — я так не слишком часто делаю.

— Знаю, — сказал я.

Йемон глотнул рома.

— Вчера я весь день думал, — признался он. — Я должен отсюда свалить — и я не знаю, что делать с Шено.

— А куда ты хочешь направиться? — спросил я.

Он пожал плечами.

— Не знаю. Может, дальше на острова, а может, в Европу.

— В Европе неплохо, — заметил я. — Когда есть работа.

— У меня не будет, — сказал Йемон.

— Не будет, — согласился я. — Скорее всего.

— Как раз об этом я и думал, — продолжил он. — И сам удивился, какого черта меня в Европу тянет — чего ради?

Я пожал плечами.

— Почему бы и нет?

— Знаешь, — признался Йемон, — я три года дома не был. А когда последний раз был, почти все время по лесам гулял.

— Я опять выпадаю, — сказал я. — Ведь я даже не знаю, откуда ты.

— Место называется Лондон, в штате Кентукки, — пояснил он. — «Лавровый округ» — славное местечко, чтобы исчезнуть.

— Исчезнуть хочешь?

Йемон кивнул.

— Возможно. Только не в Лавровом округе. — Он помолчал. — Мой отец пустился в разные игры со своей монетой — и мы потеряли ферму.

Я закурил сигарету.

— А чудное было местечко, — продолжил он. — Можно туда отправиться, весь день стрелять, гонять собак, черт знает что учинять — и ни одна душа в мире не станет тебе на нервы действовать.

— Угу, — буркнул я. — Мне тоже охотиться доводилось — вокруг Сент-Луиса.

Йемон откинулся на спинку стула и уставился в свой бокал.

— Над этим я тоже вчера стал раздумывать, и у меня возникло чувство, будто я по ложному следу иду.

— В смысле? — спросил я.

— Не знаю, не уверен, — ответил он, — Но у меня такое чувство, будто я следую курсом, который кто-то давным-давно проложил, — и что у меня при этом чертовски большая компания.

Я поднял взгляд на банановую пальму и позволил ему продолжить.

— И с тобой то же самое, — сказал Йемон. — Мы все проходим по одним и тем же проклятым местам, занимаемся одной и той же чертовщиной, которой люди уже пятьдесят лет маются, и все ожидаем, что вот-вот что-то случится. — Он поднял взгляд. — То есть — я бунтарь, я не прогибаюсь… и где же моя награда?

— Ты мудак, — пробормотал я. — Нет никакой награды. И никогда не было.

— Будь оно все проклято, — выругался Йемон. — Кошмар какой-то. — Он взял бутылку и допил ее из горлышка. — Мы просто алкаши, — сказал он затем. — Алкаши беспомощные. А, черт с ним — вот вернусь в какой-нибудь богом забытый городок и стану пожарным.

Я рассмеялся, и тут вернулась Шено. Мы еще несколько часов сидели в патио и пили, пока Йемон не встал и не сказал, что они едут домой.

— Подумай насчет этой ерунды на Сент-Томасе, — сказал он. — Можно и в игрушки поиграть, пока получается.

— Почему бы и нет? — пробормотал я. — Пожалуй, я поеду. Наверное, это будет последнее веселье в моей жизни.

Шено помахала на прощание и вслед за Йемоном вышла на улицу.

Я еще какое-то время там посидел, но было слишком тоскливо. Мысленно переходя от беседы с Йемоном к моей фотографии в «Эль-Диарио», я начал чувствовать, что близок к самоубийству. Кожа покрылась мурашками, и я стал задумываться, не одолевает ли меня в конце концов все это пьянство. Затем я вспомнил заметку про паразитов в местном водопроводе, напечатанную «Ньюс» на прошлой неделе, — про мелких червячков, которые разрушают внутренности. Господи, подумал я тогда, мне лучше отсюда выбраться. Я расплатился и вытряхнулся на улицу, мотая головой влево-вправо и понятия не имея, куда мне идти. Просто гулять я не желал из страха быть узнанным и избитым разгневанной толпой — но одна мысль о том, чтобы пойти домой, в самое логово мух и ядовитых мандавох, где я спал уже три месяца, наполнила меня откровенным ужасом. Наконец я поймал такси до «Карибе-Хилтона». Битый час я проторчал в баре, надеясь познакомиться с девушкой, которая пригласит меня к себе в номер, однако познакомиться удалось только с футбольным тренером из Атланты, который хотел, чтобы мы с ним прогулялись на пляж. Я заверил его, что пойду, только вот сперва позаимствую на кухне мясную плетку.

— Зачем? — осведомился он.

Я недоуменно на него уставился.

— Разве вы не хотите, чтобы вас выпороли?

Он нервно рассмеялся.

— Подождите здесь, — сказал я. — Я только плетку добуду. — Я встал и прошел в комнату отдыха, а когда вернулся, его уже не было.

Никаких девушек в баре не наблюдалось — только дамочки средних лет и лысые мужики в смокингах. Меня трясло. «Боже, — подумал я, — наверное, у меня белая горячка». Я пил в предельном темпе, стараясь совсем напиться. Все больше и больше людей, казалось, смотрели исключительно на меня. Но я не мог говорить. Я чувствовал себя одиноким и беззащитным. И слишком ошалел, чтобы снять номер в отеле. Ехать было некуда, кроме как в грязную, полную тараканов квартиру. Другого дома у меня не имелось.

Там я зажег свет и открыл окна, затем сделал хороший глоток и растянулся на койке, решив почитать журнал со своими заметками. Дул легкий ветерок, но шум с улицы был таким ужасающим, что я бросил всякие попытки читать и выключил свет. Люди все ходили мимо по тротуару, заглядывали в окна — и теперь, когда они не могли меня видеть, я ожидал, что в окно в любой момент могут залезть грабители. Я раскинулся на койке с бутылкой рома на пупке и прикидывал, как мне себя защитить.

Будь у меня «люгер», подумал я, мне бы ничего не стоило продырявить ублюдков. Приподнявшись на локте, я уставил палец в окно и представил себе, какой славный выстрел я мог бы сделать. На улице было как раз достаточно освещения, чтобы выхватить силуэт. Я знал, что все произойдет очень быстро, что у меня не будет выбора: только нажать на спусковой крючок и оглохнуть от жуткого рева, бешеных воплей и скрежета вслед за кошмарным глухим ударом сбитого с подоконника тела о тротуар. Соберется толпа, и мне, вероятно, придется из самозащиты пристрелить еще нескольких. Затем прибудет полиция — и этим все закончится. Меня узнают и, скорее всего, убьют прямо здесь, в квартире.

Боже, подумалось мне, я обречен. Живым мне никогда отсюда не выбраться.

Тут мне показалось, какие-то твари ползут по потолку, а голоса в проулке выкликают меня по имени. Я задрожал и буквально облился потом, а потом впал в тяжелый и путаный бред.