Онлайн чтение книги Дело о влюбленной тетушке The Case of the Amorous Aunt
14

Судья Хорат Д. Мейнли занял свое место на возвышении, внимательно посмотрел в зал, до отказа заполненный публикой, и заявил:

— Начинаем предварительное слушание дела «Народ против Лоррейн Элмор».

— Обвинение готово! — сказал Маршалл.

— Защита готова! — сказал Мейсон и положил руку на плечо Лоррейн Элмор.

Судья Мейнли откашлялся и объявил:

— Прежде чем процесс начнется, я должен заметить, что в газетах было очень много сообщений об этом деле, о фактах и о людях, затронутых следствием. Я хочу предупредить собравшихся в зале, что это не спектакль, и вообще не зрелищное мероприятие. Это Суд!.. И все присутствующие должны вести себя подобающе, в противном случае Суд предпримет соответствующие меры, чтобы создать рабочую обстановку.

— Можете ли Высокий Суд меня выслушать? — спросил Мейсон, встав со своего места.

— Говорите, мистер Мейсон, — сказал судья Мейнли.

— Случилось так, — заговорил Мейсон, — что защита очень стремилась поговорить с мистером Джорджем Летти… У нас есть основания полагать, что обвинение либо скрывает Джорджа Летти, либо знает, где он находится, вопреки тому, что окружной прокурор лично заверил, что не знает местонахождения Джорджа Летти.

— Одну минуточку, одну минуточку, — сказал Маршалл, тоже вставая с места. — Я это отрицаю.

— Я неверно излагаю факты? — спросил Мейсон.

— Ваши факты не точны.

— Вчера я был участником телефонного разговора, Ваша Честь, — сказал Мейсон. — В ходе его окружной прокурор заявил мисс Линде Кэлхаун, племяннице моей подзащитной, что не имеет понятия о том, где находится Джордж Летти. Я бы хотел, чтобы он повторил свое заявление в присутствии Высокого Суда.

— Вы просто меня неверно поняли, — заявил окружной прокурор. — Я вовсе не делал подобного заявления.

— Не делали? — удивился Мейсон.

— Нет. Мисс Кэлхаун задала мне вопрос специфически: «Знаете ли вы, где Летти?» Я, естественно, ответил, что не знаю и не могу этого знать. Я разговаривал с нею по телефону. Откуда мне было знать, где он в этот момент находится и чем занимается?

— Ах, в тот момент! — повторил его слова Мейсон. — Но этого-то вы ей не сказали! Вы ясно ответили, что не имеете ни малейшего представления, где он.

— Мне кажется, что защитник преднамеренно искажает мои слова, Ваша Честь! — заявил Маршалл.

— Хорошо. Чтобы сейчас не было никаких сомнений, я повторю вопрос: известно ли вам, мистер Маршалл, где он был час назад? Можете ли вы мне сказать, как мисс Линда Кэлхаун может связаться с мистером Джорджем Летти? Линда и Джордж помолвлены и должны пожениться, Ваша Честь, ее беспокойство понятно.

— Я не обязан отвечать на ваши вопросы, — заявил Маршалл. — Я руковожу окружной прокуратурой, а не бюро по регистрации браков. Если Джордж Летти пожелает связаться с Линдой Кэлхаун, он, разумеется, сможет это сделать.

— Если только не получил указания не делать этого, — заметил Мейсон. — А чтобы не допустить неверного толкования, я спрашиваю вас, господин прокурор, давали ли вы указания Джорджу Летти не сообщать о себе Линде Кэлхаун?

— Я определенно не делал этого! Фактически, я как раз специально инструктировал Джорджа Летти связаться с мисс Линдой Кэлхаун.

Мейсон приподнял брови.

— И сообщить мисс Кэлхаун, где он находится?

— Этого я не говорил.

— В таком случае, возможно, мне надо иначе выразить свою мысль и спросить: вы не давали указаний Джорджу Летти не сообщать мисс Линде Кэлхаун о своем местопребывании?

— Я не обязан отвечать на этот вопрос и не намерен подвергаться перекрестному допросу! — повторил окружной прокурор.

— Я полагаю, — сказал Мейсон, — Высокий Суд может видеть, к каким уверткам и недомолвкам, увиливаниям от прямого ответа, хитрости и обману прибегает окружной прокурор в связи с нашими попытками найти Джорджа Летти. Я бы просил Высокий Суд дать указание окружному прокурору сообщить защите теперешнее местопребывание Джорджа Летти.

Мейсон сел.

— Вы знаете, где Джордж Летти? — спросил судья Мейнли окружного прокурора.

— С разрешения Высокого Суда, я заявляю, что это нечестный вопрос, — ответил Маршалл. — Пусть защитник сначала объяснит, почему он интересуется Джорджем Летти. Пусть докажет, что он нужен ему в качестве свидетеля защиты, и в этом случае у него появятся основания спрашивать о местопребывании молодого человека. Мы не обязаны ему отвечать, потому что он помолвлен с родственницей обвиняемой и важным свидетелем обвинения.

Судья Мейнли посмотрел на Мейсона.

Тот поднялся и с достоинством ответил:

— С разрешения Высокого Суда, мы еще не знаем, будет ли вызван Джордж Летти в качестве свидетеля защиты или нет. Мы так и не получили возможности опросить его после того, как определенные вещи привлекли наше внимание. Но почти наверняка может случиться, что мы пожелаем его использовать для уточнения отдельных моментов…

— Пусть Высокий Суд не обманывается, — перебил адвоката Маршалл. — У них нет ни малейшего желания организовать какую-либо защиту. Весь этот шум по поводу местонахождения Летти поднят только для того, чтобы поставить в неловкое положение обвинение.

— А я все же возвращаюсь к своему вопросу, — упорно повторил судья Мейнли. — Вы знаете, где находится Джордж Летти?

— Конечно, знаем, — ответил Маршалл. — Он свидетель обвинения, и мы держим его в таком месте, где никто не сможет вмешаться и внести произвольные изменения в его показания.

— Могу ли я узнать, во что вмешаться и во что внести произвольные изменения? — поинтересовался Мейсон.

— На него могли бы оказать постороннее влияние в такой степени, что он бы изменил показания! — воскликнул Маршалл. — Благодаря его романтической привязанности к племяннице обвиняемой этот свидетель мог бы оказаться в таком положении, что многоопытный и малоразборчивый в средствах адвокат заставил бы его отказаться от собственных слов!

— Вы хотите сказать, — уточнил Мейсон, — что ваш свидетель настолько неустойчив, что может изменить свои показания о том, что он видел, слышал или знал, если с ним побеседует родственница обвиняемой?

— Вы прекрасно знаете, что я имею в виду! — закричал Маршалл. — Я говорю о том, что вы могли бы оказать на него давление в такой степени, что у него все бы переменилось в голове!

— Если, — произнес Мейсон, — окружной прокурор сейчас признает, что, по его собственной оценке, этот свидетель не может вынести ничьего допроса, кроме допроса самого прокурора, не изменив своих показаний, то я без колебаний поддержу это заявление.

— Я об этом не говорил! — рявкнул Маршалл. — Вы отлично понимаете, что это не так!

Лицо окружного прокурора побагровело от злости.

Судья Мейнли почувствовал, что обстановка накаляется.

— Достаточно, господа! — вмешался он. — Замечания обеих сторон в дальнейшем должны адресоваться только Суду. Теперь, господин обвинитель, поскольку выяснилось, что вам известно местонахождение Джорджа Летти, имеются ли у вас какие-либо причины не сообщать его невесте, где он находится? Или ваши действия были направлены на то, чтобы защита не могла ему вручить повестку?

— Джордж Летти находится в окружной прокуратуре в ожидании вызова в качестве свидетеля обвинения по данному делу, — объявил Маршалл. — Я бы сказал, в качестве самого важного свидетеля.

— В таком случае, — вмешался Мейсон, — насколько я понимаю, можно с полным основанием объяснить мисс Линде Кэлхаун, что невнимательность ее нареченного обусловлена тем, что он действовал так в соответствии с приказом прокурора?

— Мисс Кэлхаун не проходит по делу! — заявил окружной прокурор. — Мы вовсе не обязаны ей что-либо объяснять!

— Правильно ли я понял, господин обвинитель, — спросил судья Мейнли, — что вы ожидаете прихода мистера Летти в зал суда?

— Он прибудет сюда в течение ближайшего часа, — ответил Маршалл.

— Очень хорошо, — сурово сказал судья Мейнли. — Независимо от того, что было сделано, чтобы скрыть местонахождение этого свидетеля, нет никаких причин, это обусловивших. Свидетель будет доставлен в Суд и защитник получит возможность опросить его в отношении того, где он находился и почему не соизволил сообщить о себе своей невесте…

— Но я считаю, что подобные вопросы были бы не совсем правомочны, Ваша Честь, — сказал окружной прокурор. — Джордж Летти всего лишь свидетель, а не участник процесса. Адвокат всегда…

— Адвокат всегда может проверить настрой свидетеля, — прервал его Мейсон, — в особенности такого предубежденного и полностью попавшего под влияние обвинения. Ведь мистер Джордж Летти предпочел прервать всяческую связь с невестой, лишь бы только не нарушать планов окружного прокурора! Естественно, я не могу считать его беспристрастным и абсолютно объективным свидетелем! Защите должна быть предоставлена возможность выяснить причины, побудившие его так себя вести.

— Я с вами совершенно согласен, — заявил судья Мейнли.

— Ваша Честь, я полагаю, мы обсудим этот вопрос позднее, по ходу дела, — поспешил сказать Маршалл.

— Совершенно верно, сейчас нет возможности тратить на это время, — согласился судья Мейнли. — Я вынесу соответствующее решение, как только свидетель поднимется на возвышение.

— Но, как я понял, обвинение обязуется пригласит Джорджа Летти для дачи показаний? — спросил Мейсон.

— Обвинение не обязано заранее называть своих свидетелей, — запротестовал Маршалл.

— Вы только что заверили Высокий Суд, что в течение часа Джордж Летти займет место свидетеля?

— Да, я обязуюсь его вызвать, — сдался Маршалл.

Мейсон кивнул и поклонился.

— Если бы обвинение поставило нас в известность об этом раньше, мы бы сэкономили много времени.

Маршалл, не в силах справиться с гневом, ответил:

— Я терпеть не могу, когда мое дело заранее становится ясным защите!

— На этот раз вы сами во всем виноваты, — сухо сказал судья Мейнли. — Вызывайте своего первого свидетеля!

На какое-то мгновение показалось, что прокурор начнет спорить с судьей, но после перешептывания со своим помощником, сидевшим с ним рядом за столиком обвинения, он объявил:

— Первый свидетель — таможенный чиновник округа.

Таможенный чиновник представил план отеля в Калексико, карту дорог, ведущих в него, и указал на карте место, где была найдена автомашина миссис Элмор.

От перекрестного допроса защита отказалась.

Шериф, вызванный после таможенника, показал, что он нашел автомобиль, застрявший в песке, и что на его переднем сиденье лежала ампула со снотворным.

— Знаете ли вы, что находилось в ампуле? — спросил Маршалл.

— Да, теперь знаю.

— Эта ампула с вами?

— Да.

— Покажите ее, пожалуйста.

Шериф достал маленькую упаковку, где лежала небольшая ампула.

— Что она содержит? — спросил Маршалл.

Краудер взглянул на Мейсона.

— В ампуле находится сомниферал, — ответил шериф.

— Знаете ли вы, что это такое?

— Да, сэр.

— Что же это?

— Одно из новейших снотворных, весьма сильное, обладает быстродействующим и продолжительным эффектом. Как правило, быстродействующие средства вскоре выводятся из организма, но этот наркотик долго задерживается там, отличаясь от многих других.

— Сказала ли вам ответчица что-нибудь про ампулу?

— Она вообще отказалась делать заявление, мотивируя это тем, что так ей посоветовал ее адвокат.

— Обнаружена ли упаковка, откуда взята эта ампула?

— Да, в сумке ответчицы.

Дункан Краудер, с нетерпением наблюдавший за Мейсоном, понял, что тот и тут не собирается возражать, придвинулся к нему и прошептал:

— Это же умозаключение. Он не может знать, откуда взялась эта ампула.

Мейсон нагнулся к самому уху Краудера.

— Не надо цепляться к каждому пустяку и возражать слишком часто. Это признак неопытности. Пусть выкладывают все доказательства, а потом положите его на лопатки при перекрестном допросе… Не забудьте при этом напирать на то, что откуда он знает, что это та самая коробка? Заставьте его признать, что он опирается на слухи… Спросите его, неужели он не знает, что это незаконно. Непременно справьтесь, не обсуждал ли он эту часть показаний с прокурором, не советовал ли тот ему что-то, вроде следующего: если окружной прокурор задаст этот вопрос, то шерифу на него нужно отвечать до того, как защита выразит протест. Эти сведения с чужих слов, но, мол, попробуем. Покажите Суду предвзятость свидетеля.

— Одну минутку, почему вы говорите, что я буду вести перекрестный допрос? — взволнованно спросил Краудер.

— Разумеется, вы, — улыбнулся Мейсон. — Разве вы не хотите попробовать свои силы?

— В зале находится одна молодая женщина, и мне бы очень хотелось… Честно говоря, я очень хотел бы произвести на нее хорошее впечатление.

— Вам будет предоставлена возможность.

Судья Мейнли, заметив, что защитники переговариваются, повторил:

— Шерифу был задан вопрос, нашел ли он тот контейнер, из которого была взята данная ампула, и он ответил, что нашел коробку, из которой она была взята, в сумочке обвиняемой, обнаруженной в мотеле в Калексико.

— Была ли эта ампула прописана врачом? — спросил Маршалл.

— Да, — ответил свидетель.

— Кто этот врач?

— Он из Бостона, штат Массачусетс.

— Он присутствует в качестве свидетеля?

— Нет.

— Но он, тем не менее, объяснил вам, почему он выписал больней такое большое количество наркотика?

— Да.

— У меня в настоящий момент больше нет вопросов. Можете приступить к перекрестному допросу, — сказал Маршалл, кланяясь Мейсону с таким видом, будто оказывал ему великую милость, который тот вообще-то не заслуживает, но поскольку прокурор ратует за справедливость, то желает, чтобы игра велась по всем правилам, даже со столь недостойным противником.

Мейсон кивнул в сторону Краудера.

— Начинайте, Дункан, — предложил он.

— Вы заявили, шериф, что эта ампула содержит сомниферал? — спросил Краудер.

— Совершенно верно.

— Откуда вы узнали, что в ампуле сомниферал? Вы провели анализ?

— У меня имеется рецепт.

— Какой рецепт?

— По которому были приобретены ампулы в аптеке.

— Где вы его взяли?

— У доктора, который его выписал.

— А оригинал рецепта у вас имеется?

— Нет, конечно, их забирает аптека.

— Значит, рецепта у вас не было?

— И вы не произвели анализ содержимого ампулы?

— Нет, она нетронутая.

— Тогда как вы определили, что это именно та ампула, которая могла быть получена по рецепту?

— На упаковке имеется наклейка.

— А где она была найдена?

— В номере отеля, занимаемого обвиняемой.

— Каким образом вы, шериф, узнали, что ампула взята именно из этой упаковки?

— Потому что это точно такая же ампула, как и те, что находятся в коробке.

— Откуда это известно?

— Ну… тот же цвет и форма… одним словом, все эти ампулы одинаковы.

— Таким образом, вы считаете, что эта ампула взята из упаковки только потому, что вам было сообщено по телефону из другого города о нахождении в упаковке сомниферала.

— Вы не все изложили правильно, — заявил шериф. — Кое-что не так.

— Хорошо, изложите так, как вы считаете правильным, — согласился Краудер.

— Я разговаривал с врачом, который выписал рецепт, и он сообщил, что именно им было прописано лекарство. Я проверил…

— Продолжайте, шериф, что вы проверили?

— Проверил содержимое коробки, точнее, сверил, так ли это в действительности.

— А вы не потрудились справиться в аптеке, куда был предъявлен рецепт, не назвали им номера заказа, и не получили их версии содержимого этой коробки?

— Нет, я не посчитал это необходимым.

— Известно ли вам вообще, что свидетельство с чужих слов не принимается Судом?

— Да.

— Вы не отдавали себе отчета в том, что это как раз свидетельство с чужих слов?

— Но у нас не было иной возможности получить доказательства. Не могли же мы вызвать из Бостона этих людей, чтобы они подтвердили только то, что и так известно?

— А как вы узнали, что ампула именно из этой упаковки?

— Потому что она такого же цвета, размера и формы, как и все остальные ампулы в упаковке.

— Есть в этой ампуле что-то такое, что отличает ее от ампул с другими препаратом?

— Цвет.

— Зеленый?

— Да.

— Сказал ли вам доктор, что сомниферал непременно приготовляется в ампулах зеленого цвета?

— Нет.

— А кто сказал?

Шериф замялся.

— Аптекарь в Эль-Сентро.

— Он здесь и может подтвердить свои показания?

— Нет, его не приглашали…

— С разрешения Высокого Суда, — сказал Краудер, повысив голос, — я прошу аннулировать все так называемые доказательства обвинения в отношении природы и содержания ампулы с прописанным препаратом, на том основании, что они базируются не на бесспорных фактах, а на чужих словах и умозаключениях.

— Ох, Ваша Честь, начинается! — вскочил на ноги Маршалл. — Мы не продвинемся с такой массой ничтожных второстепенных возражений, придуманных моим молодым высокоэрудированным коллегой… После того, как он подольше попрактикуется, то поймет, что подобными несущественными придирками только затрудняется судопроизводство.

— Мы не усматриваем отступлений, — спокойно возразил Краудер, — а пока лишь способствуем уточнению и выяснению правды. Наши требования совершенно законны. Никто не знает, что содержится в ампуле. Обвинение говорит, что это — сомниферал, потому что считает само собой разумеющимся, что ампула взята из упаковки, в которой хранился этот наркотик.

— Ваше обращение в Суд удовлетворяется, — объявил судья Мейнли. — Мы не принимаем доказательств обвинения относительно препарата в ампулах.

— Но, Ваша Честь! — закричал окружной прокурор, — в этом же суть дела! Мы намерены доказать, что покойнику был дан наркотик вместе с виски. Ведь бутылка с виски содержала в себе сомниферал… и мы хотим доказать, что у обвиняемой имелся в наличии этот наркотик.

— Доказывайте это на основании несомненных фактов, тогда у Суда не будет возражений, — возразил Краудер. Но защита никогда не согласится, чтобы дело против обвиняемой было построено на показаниях с чужих слов и предположений и вымыслов обвинения.

— Суд уже вынес решение по данному вопросу! — холодно произнес судья Мейнли.

— Но, Ваша Честь, это лишь предварительное слушание! — попробовал подойти с другой стороны Болдуин Маршалл.

— К которому применимы те же правила, что и в Суде Присяжных! — напомнил Краудер.

— Полагаю, что это правильно, — подтвердил судья Мейнли и добавил: — Может быть, позднее вам удастся собрать недостающие доказательства.

— Но для этого придется вызвать моих свидетелей из Бостона! — возразил Маршалл.

— Защита будет только рада отсрочке, с тем чтобы свидетелей могли сюда доставить, — сообщил Краудер, — мы бы и сами очень хотели спросить этого врача, каким образом он смог узнать, что находится в упаковке, разговаривая по телефону. Я полагаю, доктор только выписал рецепт, но к получению лекарств не имел никакого отношения. Так что один лишь фармацевт может сказать точно, что находится в этих ампулах.

— Ну что ж, мы заставим прилететь сюда и фармацевта, если вам того хочется! — заявил Маршалл.

Дункан Краудер улыбнулся.

— Единственное, что я хочу, это чтобы обвинение представило свои улики, а не опиралось на слухи и домыслы.

— Суд уже вынес свое решение, — сурово произнес судья Мейнли. — Вы бы лучше вызвали своего следующего свидетеля, а потом попытались бы исправить свои промахи, господин окружной прокурор.

— Хорошо, Ваша Честь, — сказал Маршалл, плохо справляясь с раздражением, вызванным еще и тем, что репортеры быстро заполняли страницы своих блокнотов. — Я вызываю Хартвелла Элвина, шефа полиции Калексико.

Элвин, высокий, высохший как мумия мужчина с ничего не выражающими глазами и белесыми ресницами выступил вперед, скороговоркой произнес снова присяги и занял место для дачи свидетельских показаний. По манерам свидетеля было видно, что все происходящее его не интересует.

— Ваше имя Хартвелл Элвин, и вы занимаете пост шефа полиции Калексико округа Империал в Калифорнии? — спросил окружной прокурор.

— Совершенно верно, — ответил Элвин.

— Обращаю ваше внимание на утро десятого числа текущего месяца. Случилось ли вам поехать в мотель «Палм Корт» в Калексико рано утром?

— Да.

— Теперь, поскольку адвокат возражает против показаний, основанных на чужих словах, я не стану спрашивать, что заставило вас туда поехать, поскольку все, что вы услышали по телефону, явится слухами, — ехидно сказал Маршалл. — Просто расскажите, что вы обнаружили, приехав туда.

— Я нашел мертвого мужчину в четырнадцатом номере.

— Знали ли вы этого человека?

— Нет.

— Был ли он позднее опознан?

— Да.

— Опознали ли в нем некоего Монтроза Девитта из Лос-Анджелеса?

— Да.

— Когда вы вошли в номер?

— В начале восьмого.

— Утра?

— Да, утра.

— Что вы еще обнаружили?

— Как я уже сказал, труп на полу номера. Увидел, что все вещи в беспорядке, как видно на фотографиях, которые здесь представлены. Некоторые ящики были выдвинуты, чемодан и саквояж раскрыты. Я обнаружил, что номер шестнадцать находится в еще большем беспорядке: все до единого ящики выдвинуты, багаж раскрыт, одежда и другие предметы разбросаны по всему полу.

— Вы сфотографировали эти помещения?

— Да. То есть отдал приказание их сфотографировать.

— У вас имеются снимки?

— Да.

— Будьте добры, передайте их мне и объясните, который что воспроизводит.

На протяжении нескольких минут свидетель предъявлял обвинению фотографии, давая подробные объяснения, что изображено на каждой из них, с какого места производилась съемка, как падал свет…

— Разговаривали ли вы с администратором мотеля и проверили ли регистрационный журнал? — спросил Маршалл.

— Да. Номер номер шестнадцать был занят обвиняемой, Лоррейн Элмор, а номер четырнадцать — Монтрозом Девиттом.

— Находились ли вы с шерифом, когда автомобиль, принадлежавший Лоррейн Элмор, был найден в песках?

— Был.

— Вы произвели осмотр местности вокруг машины?

— Да.

— Вы сделали фотографии?

— Да.

— Они при вас?

— Да, сэр.

— Предъявите их, пожалуйста.

Свидетель передал окружному прокурору фотографии, на которых была представлена машина, увязшая в песке.

— Нашли ли вы что-нибудь в машине?

— Да.

— Что?

— В багажнике под ковриком я обнаружил приспособление для колки льда, в обиходе именуемое ледоколом.

— Он у вас с собой?

— Да, сэр.

— Покажите мне его, пожалуйста.

Свидетель показал ледокол, и Маршалл распорядился, чтобы он был идентифицирован.

— Я вам показываю цифру шестнадцать на ледоколе и спрашиваю, стояла ли она уже тогда, когда вы обнаружили его в багажнике?

— Да, сэр.

— Нашли ли вы что-нибудь еще?

— Я видел, как шериф подобрал капсулу зеленоватого цвета с переднего сиденья.

— Присутствовали ли вы, когда шериф нашел упаковку с наклеенной на ней этикеткой?

— Присутствовал.

— Где она была найдена?

— В номере шестнадцать, в дамской сумочке.

— Можете приступать к перекрестному допросу, господа защитники, — заявил Болдуин Маршалл.

— Обработайте его, Дункан, — прошептал Мейсон. — Конечно, с ним вы многого не сделаете, но все же и тут они допустили промах. Не делайте обобщений, бейте в одно место, которое вы посчитаете слабым, пусть он выкручивается!

Мейсон, откинувшись в кресле, с интересом наблюдал за молодым человеком. Дункан Краудер поднялся, улыбнулся шефу полиции и начал:

— Насколько я понял из ваших показаний, подтвержденных фотографиями, номер шестнадцать был приведен в состояние разрушения, или хаотический беспорядок?

— Совершенно верно.

— Кто-то перерыл содержимое чемоданов и ящиков?

— Очевидно.

— Вы искали отпечатки пальцев?

— Да.

— Почему вы об этом не упомянули, когда давали показания прокурору?

— Об этом он меня не спрашивал.

— Почему он вас не спросил?

Окружной прокурор вскочил с места.

— Ваша Честь, я протестую против данного вопроса, как неправильного и наталкивающего на неправильный ответ. Свидетель не может читать мысли окружного прокурора…

— Поддерживаю, — сказал судья.

— Я иначе сформулирую вопрос, — не отступал Краудер. — Обсуждали ли вы разбираемое дело с прокурором?

— Конечно.

— До того, как вышли на свидетельское место?

— Естественно.

— А не говорил ли вам окружной прокурор, что он не желает, чтобы вы упоминали об обнаруженных отпечатках пальцев, если вас не спросят особо? Не предупреждал ли он вас, что не станет задавать такого вопроса при прямом допросе?

— С разрешения Высокого Суда, я возражаю против данного вопроса, — заявил Маршалл. — Разговор, если таковой и состоялся у свидетеля с прокурором, не имеет никакого отношения к воздействию на ход разбирательства. Это не меня здесь судят.

Краудер покачал головой.

— Но если стало бы известно, что свидетель намеренно построил свои показания определенным образом, умолчав о некоторых деталях при прямом допросе по совету окружного прокурора, это показало бы необъективность свидетеля, Ваша Честь. Поэтому я имею право это проверить при перекрестном допросе.

— Я думаю, это правильно, — согласился судья Мейнли, — возражение не принимается.

— Отвечайте на вопрос, — сказал Краудер.

Маршалл, размышляя, стоит ли ему продолжать спор, пару минут стоял в нерешительности, затем неохотно опустился на место.

— Прокурор не велел мне ничего говорить об отпечатках пальцев, если меня не спросят.

— Он объяснил почему?

— Сказал, что это только запутает и усложнит расследование.

— Хорошо, теперь я спрашиваю вас об отпечатках пальцев. Что вы там обнаружили?

— Мы нашли отпечатки пальцев Лоррейн Элмор, обвиняемой, а также Монтроза Девитта.

— В обеих номерах?

— Да.

— Продолжайте. Еще что-нибудь?

— Было обнаружено несколько отпечатков пальцев девушки, производившей уборку помещения, и несколько следов, которые нам не удалось идентифицировать.

— Но они были достаточны ясны, чтобы провести идентификацию?

— Если мы найдем человека, который их оставил, то, разумеется, не будет затруднений с установлением идентичности…

— Вы сфотографировали эти отпечатки?

— Да.

— Снимки при вас?

— Да.

— Предъявите их, пожалуйста.

— Если Высокий Суд разрешит, — вмешался Маршалл, — свидетеля на перекрестном допросе поздно спрашивать о том, что он нашел, и защита не имеет права настаивать на предъявлении снимков в качестве вещественного доказательства защиты… Если защита желает представить эти фотографии в качестве вещественных доказательств, тогда они обязаны вызвать данного свидетеля в качестве свидетеля защиты.

— Ничего подобного, — покачал головой судья Мейнли. — Свидетеля спросили о том, что он нашел… Он сделал несколько фотографий внутреннего помещения на месте преступления, или распорядился их сделать. Если часть этих фотографий была преднамеренно не предъявлена по просьбе прокурора, а это выяснилось во время перекрестного допроса, адвокат имеет право потребовать предъявить эти фотографии.

— Я возражаю, против заявления, что фотографии были преднамеренно не предъявлены по просьбе прокурора.

— Вы, конечно, можете возражать, — улыбнулся судья Мейнли, — однако не можете запретить защите так расследовать и расценивать предъявленные доказательства.

Свидетель представил фотографии неопознанных отпечатков пальцев, и по требованию Краудера они были причислены к числу вещественных доказательств.

— Пойдем дальше, — продолжил Дункан Краудер. — На основании фактов можно сделать вывод, что кто-то очень поспешно разыскивал нечто в обеих номерах, неправда ли?

— Совершенно верно.

— Но помещение выглядело бы точно так же, если бы неизвестное лицо подложило бы какой-то предмет, скажем, упаковку с наклейкой куда-нибудь в багаж, верно?

— Ну, не совсем. Когда человек что-то подкидывает, беспорядок бывает только в одном месте, а в остальном помещение остается нетронутым.

— Сформулирую вопрос иначе, — сказал Краудер. — Если какой-то человек осмотрит багаж с целью убедиться, что какого-то предмета там нет, а затем, проверив это, подсунет в вещи какой-то предмет, чтобы следователи его непременно отыскали, состояние вещей в номере разве не было бы именно таким, каким вы его обнаружили?

— Верно, — согласился свидетель, — действительно, когда наталкиваешься на подобный беспорядок, не можешь с уверенностью сказать, взяли ли какую-то вещь или просто нашли ее. И если нет точного перечня вещей, имевшихся в помещении, то не определишь с точностью, изъято ли что-нибудь из него или, наоборот, добавлено.

— Спасибо за объективное описание положения вещей, — поблагодарил Краудер. — Ценю вашу откровенность. Больше вопросов нет.

— Адвокату нет необходимости произносить речь! — взорвался Маршалл.

— Он просто благодарит свидетеля, — заметил судья Мейнли.

— Он не имеет права этого делать!

— Почему? Присяжных нет, это предварительное слушание дела, защитник никого не обижают. Более того, Суд тоже считает своим долгом поблагодарить свидетеля за похвальную откровенность… Вы свободны, мистер Элвин!

Элвин поспешно покинул возвышение.

— Позовите Ронли Эндовера.

Мейсон вопросительно оглянулся на Пола Дрейка. Тот пожал плечами, показывая, что он тоже не знал, что обвинение вызовет Эндовера в качестве своего свидетеля.

Эндовер был приведен к присяге, поднялся на возвышение, сообщил свое имя и адрес.

Заговорил Маршалл.

— Видели ли вы труп человека, что по данным коронера считался Монтрозом Девиттом?

— Видел.

— Знали ли вы этого человека при жизни?

— Да.

— Под каким именем вы его звали?

— Он называл себя Вестоном Хейлом.

— Вы делили с ним квартиру?

— Да.

— Известно ли вам, что при нем имелась сравнительно большая сумма денег наличными, когда он уезжал из Лос-Анджелеса?

— Да.

— Сколько денег он взял с собой?

— Пятнадцать тысяч долларов.

— Можете начинать допрос! — бросил Маршалл.

— Им займусь я, Дункан, — сказал Мейсон и обратился к свидетелю: — Откуда вам известно, что у него было именно пятнадцать тысяч долларов?

— Потому что я сам дал ему эти деньги.

— Откуда вы их взяли?

— Я получил деньги по чеку, который он выписал на мое имя.

— Известно ли вам, было имя Вестон Хейл настоящим именем этого человека или оно вымышленное?

— Я считаю, что его действительно звали Вестон Хейл.

— Знаете ли вы, почему он называл себя вымышленным именем Монтроз Девитт?

— Нет.

— Знали ли вы, что он снимал квартиру, как Монтроз Девитт, вел совершенно другой образ жизни вне вашего с ним дома и даже имел другой счет в банке?

— Теперь знаю, раньше не имел понятия.

— Вы сами вручили ему деньги?

— Да.

— Когда?

— Девятого числа.

— Где?

— Он остановился возле нашего дома.

— Он поднимался в квартиру?

— Нет, просто притормозил машину, я подошел и вручил ему конверт с деньгами.

Мейсон нахмурился, задумался и, наконец, сказал:

— Больше вопросов не имею.

Маршалл вызвал коронера, затем патологоанатома, производившего вскрытие, и указавшего на наличие одной колотой раны на голове и многих на теле убитого.

— Раны были нанесены тонким острым предметом, сходным с ледоколом? — спросил окружной прокурор.

— Да, сэр, — ответил свидетель.

После этого давала показания администратор отеля, показавшая, что в каждом номере имелся свой ледокол, что все они были одинаковы по внешнему виду, поэтому у них на ручках были выгравированы соответствующие номера, так что ледокол, обнаруженный в машине Лоррейн Элмор, согласно имеющемуся на нем номеру, был взят из шестнадцатой комнаты.

Краудер вопросительно посмотрел на Мейсона, спрашивая инструкций, но тот покачал головой и прошептал:

— Перекрестного допроса не будет. До сих пор вы все делали отлично, показания же этих свидетелей не имеют принципиального значения, пусть отправляются с миром.

Болдуин Маршалл, поднявшись, произнес трагическим тоном:

— Если Высокий Суд разрешит, моим следующим свидетелем станет Джордж Кесвик Летти. И после того, как он даст показания, адвокат может его допрашивать сколько угодно.

— Последнее замечание неуместно, — нахмурился судья Мейнли. — Если Джордж Летти ваш следующий свидетель, вызывайте его без ваших лирических отступлений.

— Да, Ваша Честь, — стушевался Маршалл, — но защита пыталась доказать, что была лишена возможности его допросить. Я хотел сообщить защите, что этот свидетель будет предоставлен для перекрестного допроса.

— Совершенно излишне сообщать нам прописные истины. Каждый адвокат знает, что он имеет право подвергнуть перекрестному допросу любого свидетеля, вызванного обвинением для дачи показаний. Ну, а поскольку вы так любезно даровали защите возможность допрашивать Джорджа Летти сколько угодно, Суд не будет ограничивать время допроса… А теперь вызывайте вашего свидетеля.

— Мистер Летти, займите место для дачи свидетельских показаний, — попросил Маршалл.

Наступила минутная заминка, глаза присутствующих обратились к дверям зала… Наконец, на пороге появился Джордж Летти в сопровождении полицейского офицера. Он остановился, приняв эффектную позу, очевидно будучи в восторге от всеобщего внимания. Потом прошел нарочито небрежной походкой видавшего виды мужчины к свидетельскому креслу, поднял правую руку и отчеканил слова присяги.

Заметив в зале Линду Кэлхаун, он улыбнулся ей с видом коронованной особы, награждающей верного слугу за преданность.

— Ваше имя — Джордж Кесвик Летти, — сказал окружной прокурор, — вы помолвлены с Линдой Кэлхаун, которая является племянницей обвиняемой, не так ли?

— Да, сэр.

— Хорошо. Теперь я спрошу вас, где вы проживаете?

— В штате Массачусетс. В Бостоне.

— Вы там учитесь в университете?

— Да, сэр.

— Когда вы оттуда уехали?

— Утром восьмого числа.

— Самолетом?

— Да, сэр.

— Куда вы направились?

— В Лос-Анджелес.

— С кем вы там встретились?

— С Линдой Кэлхаун.

— Это — племянница Миссис Элмор?

— Да.

— Вы обсуждали дела миссис Элмор с нею?

— Да.

— Я не собираюсь расспрашивать вас о содержании этого разговора, потому что это было бы сочтено слухами и не относилось бы к разбираемому дну, просто скажите мне, предприняли ли вы в результате этого разговора какие-либо действия?

— Да.

— Какие же?

— Мы отправились посоветоваться с Перри Мейсоном утром девятого числа.

— Теперь, не касаясь сути вашей беседы, я предполагаю, что в то время, когда вы советовались с мистером Мейсоном, ситуация вообще была такова, что Линда и ее тетка находились в ссоре и…

— Одну минуту, Ваша Честь, — вмешался Мейсон, — я возражаю против данного вопроса, поскольку он является наводящим и провоцирует ответ, основанный на слухах.

— Возражение принято, — сказал судья Мейнли.

— Хорошо, — сказал Маршалл, вновь начиная злиться, — если я не могу доказать это прямо, Ваша Честь, я докажу это косвенным путем. Что вы сделали после того, как ушли из конторы Мейсона, мистер Летти?

— Я взял в аренду машину.

— И что вы сделали с этой наемной машиной? Куда поехали?

— Я поехал следом за автомобилем Лоррейн Элмор.

— Куда вас привела слежка?

— К миссис Элмор присоединился Монтроз Девитт, они погрузили в машину большое количество багажа и направились к югу, на несколько минут остановившись у обочины, чтобы получить конверт из рук человека, которого, я теперь знаю, зовут Ронли Эндовер.

— Что вы сделали потом?

— Я ехал за ними следом, пока не потерял их из вида миль за десять до Аризоны.

— Что вы сделали дальше?

— Поехал в Аризону.

— Вы видели там кого-нибудь из знакомых вам людей?

— Да, Перри Мейсона и Пола Дрейка, частного детектива.

— Что случилось после этого?

— Я возвратился в Эль-Сентро, оттуда позвонил Линде, и она мне сообщила, где остановилась Лоррейн Элмор. Это был мотель «Палм Корт» в Калексико.

— Ну, и что вы намеревались делать?

— Я хотел вернуться в Лос-Анджелес, однако мотель «Палм Корт» находился недалеко от Эль-Сентро, и я решил проехать туда и посмотреть, каково там состояние дел.

— И вы отправились?

— Да.

— В котором часу вы приехали в Калексико?

— Точно не скажу, где-то перед полуночью.

— Что вы сделали?

— Я проверил машины перед коттеджами и убедился, что автомобиль миссис Элмор стоит там.

— Что вы сделали потом?

— Я заметил, что машина стоит перед номером четырнадцать. В отеле было несколько свободных комнат, и я зарегистрировался. Сначала мне дали номер ближе к улице, но я попросил у них номер подальше, и мне дали номер двенадцать, который я и занял.

— Объясните, где находилась ваша комната по отношению к комнате, занимаемой Монтрозом Девиттом.

— Монтроз Девитт занимал номер четырнадцать, а я — номер двенадцать, он с запада примыкал к его комнате.

— Что вы сделали, заняв свой номер?

— Обследован положение вещей.

— Что вы под этим подразумеваете?

— Ну, я все осмотрел.

— И что вы обнаружили?

— Очевидно, номера двенадцать и четырнадцать были так сконструированы, что их можно было использовать в качестве сдвоенного номера в том случае, если между ними открыть дверь, их соединяющую. В данном случае дверь была закрыта, но кто-то просверлил небольшое отверстие в ней, и через него можно было видеть соседний номер изнутри.

— А слышать можно было через дверь?

— Через дверь — не очень хорошо. Однако если войти в стенной шкаф для верхней одежды и прижаться ухом к стене, то слышны все разговоры в соседнем помещении.

— Что вы слышали?

— Я посмотрел через маленькую дырочку, которая была просверлена в двери. Через нее мне была видна часть кровати, на которой бок о бок сидели Монтроз Девитт и Лоррейн Элмор. Там было видно, что они разговаривают, но о чем — не слышно, поэтому я и забрался в стенной шкаф… Как я уже говорил, прижав ухо, я смог разобрать то, что они говорили.

— Весь разговор?

— Практически да, лишь отдельные слова долетали глухо.

— И что же вы услышали?

— Сначала было что-то сугубо личное.

— Что вы имеете в виду?

— Как бы это выразить… Он стал к ней приставать, распустил руки…

— То есть, любовное объяснение? — уточнил Маршалл.

— Какое там, несли всякую чепуху, объяснялись… и все такое.

— Хорошо, — сказал Маршалл, повернулся лицом к переполненному залу и широко улыбнулся. — Не станем на этом задерживаться. Вы слышали, как они обсуждали планы на будущее?

— Да.

— Что они говорили?

— Мистер Монтроз Девитт убеждал Лоррейн, что Линда просто охотится за ее деньгами, что она хочет командовать Лоррейн и заставить вести такой образ жизни, который сама выберет для нее — одиночество, затворничество, отказ от личного счастья, что равносильно пострижению в монахини, и что это быстро сведет Лоррейн в могилу, ну, а Линде только этого и надо…

— Продолжайте!

— Миссис Элмор стала возмущаться, что Девитт неправильно судит о Линде, что та импульсивная, но искренняя, так что когда он познакомится с нею, то они, очевидно, друг другу понравятся. Она добавила, что страшно переживает из-за своей ссоры с Линдой, поэтому она ей позвонила и попросила прощения, пообещав завтра днем повидаться с нею. К этому времени они с Девиттом поженятся и ей очень хотелось бы их познакомить.

— Хорошо, переходите к фактам. Что было дальше?

— Монтроз разозлился, узнав, что она звонила Линде, и закричал: «Я же тебе не велел с ней общаться! Я предупреждал, что мы начнем самостоятельную жизнь, вложим все наши деньги в общее предприятие и никому не станем об этом рассказывать, потому что через год у нас будет минимум полмиллиона долларов, и от попрошаек и нахлебников не будет отбоя!» Он сказал, что позже Лоррейн сможет сообщить своим друзьям и родственникам, где и как она живет, но сначала надо стать по-настоящему богатыми…

— Я вас просил придерживаться только фактов, — прервал его Маршалл. — Что случилось после этого?

— Лоррейн Элмор обиделась и рассердилась. Она ответила, что достаточно обеспечена сейчас, что никакой тяги к богатству у нее нет и она не намерена жертвовать близостью своих родственников и друзей ради каких-то будущих миллионов, поскольку богатство — еще не все в жизни.

— Что произошло потом?

— Она не могла успокоиться и заявила, что не видит оснований для того, чтобы порвать свои связи с семьей только потому, что они решили начать новую жизнь. Они еще довольно долго спорили на эту тему, потом она пожелала ему спокойной ночи и заявила, что уходит в свою комнату.

— И ушла?

— Она дошла до двери, но тут Монтроз Девитт заметил что-то такое на стоянке для машин, что его встревожило. Я не расслышал его слов в отношении автомашин, они отошли от кровати к двери, и мне было уже плохо слышно, однако, я понял, что речь идет об автомобиле. После этого было много хождений по комнате, они уже почти не разговаривали. Неожиданно свет в комнате был выключен, и через минуту затарахтел мотор машины Лоррейн Элмор… Я бросился к двери и глянул на место стоянки автомашин как раз в тот момент, когда они вместе выезжали на подъездную дорогу.

— Кто вел машину?

— Лоррейн Элмор.

— И что вы сделали?

— Попытался следовать за ними. Выбежал, сел в свою машину, завел мотор, но к тому времени, когда я добрался до улицы, они уже давно свернули куда-то за угол. Я понимал, что у меня нет времени на то, чтобы ошибаться… Мне показалось, что они должны были повернуть налево, к городу, поэтому помчался по более короткому пути, но вскоре убедился, что моя догадка неверна, их впереди не было. Только я собрался развернуться посреди квартала и повернуть назад, как заметил патрульную полицейскую машину. Мне пришлось ехать до самого конца квартала, чтобы сделать поворот по всем правилам. Понятно, когда я вернулся к развилке, беглецов уже и след простыл. Еще примерно час я ездил по окрестным улицам, но напрасно.

— Что вы сделали после этого?

— Поехал по шоссе до развилки на Холтвилл.

— А потом?

— Поскольку мне не удалось их разыскать, я вернулся домой.

— То есть?

— То есть в мотель. Настроение у меня было кошмарным, я понимал, что потерпел неудачу по всем направлениям. Не избежать мне было колких вопросов мистера Мейсона, и я боялся, что все это окажет нежелательное воздействие на Линду. Поэтому настроение у меня было отвратительное. Я подождал еще четверть часа, а потом решил, что они попросту от меня скрылись, так что мне остается только лечь спать. Так как я страшно устал, то сразу же заснул.

— И что вас разбудило?

— Звук голосов в соседнем помещении.

— Вы имеете в виду номер четырнадцать, то есть тот, что занимал мистер Девитт?

— Да.

— Что вы сделали?

— Я вскочил с постели и поспешил в стенной шкаф, откуда было лучше слышно.

— Вы не пытались заглянуть в номер?

— Нет, как я уже говорил, я мог смотреть в дырочку в двери, но зато оттуда ничего не было слышно. Поскольку в номере четырнадцать шел разговор, мне важнее было слушать, а не смотреть.

— И что вы услышали?

— Прежде всего, жалобу Девитта, что ему очень хочется спать, что он никогда в жизни еще не чувствовал себя таким усталым, потом он пробормотал что-то вроде того, что спешить не надо, все уже сделано. После этого я уже не мог разобрать ни слова, только какое-то невнятное бормотание, как если бы он разговаривал уже во сне… Но одна фраза прозвучала более отчетливо, очевидно, его интересовали чемоданы. Я слышал, как он снял один из них и швырнул на пол. Затем послышался глухой удар.

— Что вы имеете в виду?

— Ну, как если бы кто-нибудь свалился на пол, как мешок.

— И что было после этого?

— Я попытался объяснить себе происхождение этого звука. Сначала я подумал, что свалился его чемодан. Затем, когда я еще ломал над этим голову, я услышал чьи-то шаги за стеной, ну и решил, что это Девитт.

— Никого не интересует, что вы решили, — перебил его Маршалл. — Вы слышали звук падения чего-то тяжелого, а затем шаги в четырнадцатом номере?

— Правильно.

— Что вы сделали дальше?

— Продолжал слушать, надеясь, что разговор возобновится.

— Этого не случилось?

— Нет.

— Что вы предприняли после этого?

— Я вылез из шкафа и пошел к двери, решив, что смогу разглядеть то, что творится по соседству в окно, а поскольку человек разгуливал взад и вперед по номеру, я не сомневался, что он рано или поздно попадет в сектор моего наблюдения.

— Так и получилось?

— Нет, как раз в тот момент в четырнадцатом номере погас свет, и наступила полная тишина.

— Продолжайте!

— Я постоял, обдумывая случившееся, но тут вспомнил, как Монтроз Девитт жаловался на страшную усталость, и я решил, что он лег спать, а Лоррейн Элмор ушла в свой номер…

— Я уже говорил, что ваши личные выводы никого не интересуют и вы о них не должны говорить, — снова перебил его Маршалл. — Перечисляйте только факты.

— Ну, я опять лег в постель и полежал минут пятнадцать, но на этот раз мне не удалось уснуть. Тогда я решил проверить, есть ли свет в комнате Лоррейн. Я поднялся и начал одеваться.

— Что было дальше?

— Я услышал, как хлопнула дверь в комнате номер четырнадцать.

— Вы услышали, что она хлопнула?

— Да.

— Что было потом?

— Я подбежал к дверям как раз в то время, когда успел увидеть только задние огни машины, вывернувшей со стоянки на подъездную дорогу.

— Могли бы вы узнать автомобиль?

— Не могу быть вполне уверенным, так как не видел номерного знака.

— Но что это, как вы думаете, была за машина?

— Возражаю, поскольку такой вопрос требует личного заключения свидетеля, — вмешался Мейсон.

— Возражение принято, — согласился судья. — Свидетель ясно заявил, что не мог увидеть номер машины, а что он подумал, не имеет никакого значения.

— Хорошо, что вы сделали? — спросил окружной прокурор.

— Я быстро закончил одеваться, снова вскочил в машину и помчался на поиски. Но на этот раз все закончилось гораздо скорее. Я обогнул город и не увидел нигде и следа машины миссис Лоррейн Элмор. Поэтому я вернулся к себе в номер, лег в постель, постарался уснуть, но сон не приходил. Так что я часов в пять или в половине шестого снова оделся и поехал в город позавтракать в ресторане. Когда я вернулся, в мотеле уже был Перри Мейсон. Войдя к себе, я стал бриться. И тут услышал вопль, не разобрав, откуда он. Но у меня из головы еще не выветрились ночные события, и я решил узнать, что происходит. Я подошел к двери своей комнаты, даже не успев добриться, одетый только в нижнюю рубашку и брюки… И тут узнал про убийство.

Маршалл с поклоном повернулся к Мейсону и, улыбаясь, сказал:

— А теперь приступайте к перекрестному допросу, и могу вас заверить, что со стороны обвинения вы не услышите никаких возражений… Давайте, допрашивайте о чем только вам заблагорассудится!

Судья Мейнли постучал по столу кончиком карандаша.

— Господин обвинитель, — сказал он, — Суд не собирается без конца делать вам замечания. Я не желаю больше слышать не относящиеся к делу замечания, и мне не нравится ваш вызывающий тон. Слушая вас, можно подумать, что вы оказываете защите снисхождение, предоставляя возможность начать перекрестный допрос.

— Я, действительно, делаю уступку, если хотите знать! — ответил Маршалл. — Я официально заявил, что не стану возражать, какие бы вопросы ни задавали свидетелю при перекрестном допросе.

— Терпеть не могу подобные фокусы, — проворчал судья Мейнли. — Приступайте к перекрестному допросу, господа защитники.

Мейсон поднялся и внимательно взглянул на свидетеля.

Минуту Летти с вызовом смотрел ему прямо в глаза, но потом, не выдержав, отвел их в сторону и заерзал в кресле.

— Итак, вы помолвлены с Линдой Кэлхаун?

— Совершенно верно.

— Как давно?

— Более пяти месяцев.

— Назначена ли дата вашей свадьбы?

— Мы ждем окончания мною юридического колледжа.

— Кто вам дает средства на обучение?

Маршал вскочил с места.

— С разрешения Высоко Суда, это…

— Садитесь! — рявкнул судья Мейнли. — Вас никто не тянул за язык, когда вы тут громогласно заявили, что не станете возражать против любых вопросов. Вы повторили обещание не один раз, так что Суд вам поверил. Какое бы возражение вы теперь ни выдвинули, оно будет отклонено. Так что не тратьте понапрасну время и садитесь!

— Но это же явно не относится к делу! — сказал Маршалл.

— Почему? — спокойно ответил Мейсон. — Это может показать предвзятость свидетеля.

— Мне нет никакого дела, что это может показать! — усмехнулся судья Мейнли. — Окружной прокурор недвусмысленно заявил, что вы можете задавать свидетелю любые вопросы, какие вам только заблагорассудится, и возражений с его стороны не будет. Я пытался предостеречь мистера Маршалла, но он настаивал. Продолжайте перекрестный допрос, мистер Мейсон.

— Моя невеста ссужает меня деньгами, которые дают мне возможность закончить образование, — ответил Летти. — Позднее я с нею рассчитаюсь.

— Рассчитаетесь, женившись на ней?

— Да.

— А после этого те деньги, которые вы станете зарабатывать, будут общей собственностью?

— Я не думал над этим.

— Когда в последний раз вы видели Линду Кэлхаун до того, как несколько минут назад вы вошли в здание суда?

— Девятого числа этого месяца.

— И с девятого числа вы больше не виделись с невестой до той минуты, как вошли в зал?

— Я… да, девятого числа я в последний раз с нею разговаривал.

Мейсон, все так же внимательно всматриваясь в свидетеля, произнес:

— Я вас в последний раз спрашиваю, когда вы в последний раз видели ее?

— Видел мельком на улице в Калексико.

— Когда?

— Вчера.

— Вы с нею разговаривали?

— Нет.

— На каком расстоянии вы находились от нее?

— Около ста ярдов.

— Сделали ли вы попытку ее догнать?

— Нет.

— А что вы сделали?

— Пошел в свой отель и позвонил туда, где она остановилась.

— Вы просили позвать ее к телефону?

— Да.

— Это было сразу после того, как вы заметили ее на улице в Калексико?

— Да.

— В таком случае, вы знали, что ее не будет в номере?

— Да.

— Ну, и что вам сказали по телефону?

— Я попросил Линду Кэлхаун, а когда мне сообщили, что ее номер не отвечает, я спросил, могу ли оставить для нее записку. Мне ответили положительно, и я продиктовал несколько слов, чтобы она обо мне не волновалась.

— Итак, вы ей позвонили именно в то время, когда точно знали, что ее нет на месте?

— Она одновременно не могла быть в двух местах.

— Значит, вы нарочно дождались, когда она ушла, и тогда стали звонить?

— Нет… так получилось.

— Вы оставили ей записку потому, что предполагали, что она станет волноваться за вас?

— Естественно.

— Уже прошло порядочно времени, как она не имела от вас известий?

— Да.

— День или два?

— Два.

— И вы оставили ей эту записку с просьбой не волноваться, потому что любите ее и знаете, что она не может не тревожиться за вас и не думать, куда вы пропали?

— Да.

— Тогда почему вы не позвонили ей раньше?

— Потому… потому что мне было сказано, что никто не должен знать, где я нахожусь.

— Кто вам это сказал?

— Окружной прокурор, мистер Болдуин Маршалл.

— И вы подчинились его распоряжению?

— Я предпочел бы сказать так — я выполнил его просьбу.

— В такой степени, что предпочли оставить вашу невесту волноваться за вас, искать вас и не знать, где вы?

— Я только что вам объяснил, что продиктовал для нее записку, чтобы она не беспокоилась.

— Но вы этого не делали вплоть до того момента, пока не убедились, что ее нет в номере, и она не сможет лично ответить на ваш звонок?

— Ну…

— Иными словами, вы долго ничего не делали, чтобы уберечь ее от волнения?

— Вы правы, я это признаю.

— И все только потому, что окружной прокурор не велел вам ей звонить?

— Он мне сказал, что чрезвычайно важно никому не знать, где я нахожусь… Я спросил, не могу ли я сообщить об этом своей невесте, и тогда он мне разрешил оставить для нее записку, но запретил лично разговаривать. Он не хотел, чтобы меня кто-нибудь видел.

— Так… Скажите, после вашей беседы с окружным прокурором вы отправились в Мексикаль?

— Нет, сначала в Тихуану.

— В Тихуану? — деланно удивился Мейсон. — И сколько времени вы там пробыли?

— Переночевал.

— А потом поехали в Мексикаль?

— Да.

— Автобусом?

— Нет.

— В частной машине?

— В арендованном самолете.

— Кто же его арендовал?

— Мистер Болдуин Маршалл, окружной прокурор.

— Во время перелета мистер Маршалл упоминая мое имя?

— Ваша Честь, — не выдержал окружной прокурор, — вопросы адвоката зашли далеко в сторону, так что даже смешно… О чем я разговаривал с этим свидетелем, совершенно не касается разбираемого дела и не может на него влиять. При прямом допросе свидетеля ничего не обусловливало необходимости спрашивать о том, что сейчас интересует мистера Мейсона, поэтому я решительно протестую.

— Возражение отводится! — рявкнул судья Мейнли. — Продолжайте, мистер Мейсон, задавать любые вопросы, так как я уже понимаю, что вы имеете основания сомневаться в непредвзятости свидетеля.

— С разрешения Высокого Суда, — снова запротестовал Маршалл, — все это не имеет никакого отношения к настрою свидетеля. Всем совершенно ясно, что я принял необходимые меры для того, чтобы оградить Джорджа Летти от постороннего влияния.

— Мы не станем обсуждать этот вопрос, — холодно отрезал судья Мейнли, — решение уже принято. — Он повернулся к свидетелю: — Вам был задан вопрос: упоминал ли мистер Маршалл имя Перри Мейсона?

— Да.

— Неоднократно? — спросил Мейсон.

— Он обсуждал ваши действия довольно подробно.

— Он много раз упоминал мое имя?

— Да.

— Сколько? Раз десять?

— Я не считал.

— Но много раз?

— Да, много.

— И окружной прокурор сказал вам, что он рассчитывает на то, что ваши показания произведут на защиту впечатление разорвавшейся бомбы, поэтому он и принимает все меры для того, чтобы вы не разболтали эту историю кому-то еще?

— Кажется, да… Да, сэр.

— Вы с окружным прокурором много раз повторили свою историю?

— Да, мы много говорили о том, что я видел и слышал. Он все время уговаривал меня напрячь память и посмотреть, не смогу ли я несколько расширить мои показания?

— Ах, вот даже как! — воскликнул Мейсон. — Окружной прокурор хотел, чтобы вы расширили ваши показания?

— Ну он… не совсем так… но…

— Подождите, секунду назад вы изволили сказать, что он все время уговаривал расширить ваши показания?

— Понимаете, слово «расширить» было моей интерпретацией того, что он говорил.

— Ясно… На основании того, что говорил вам окружной прокурор, у вас сложилось мнение, что он желает, чтобы вы расширили свои показания, так?

— Скорее, усилил бы их.

— Усилил?

— Да.

— И он дал вам деньги, чтобы вы это сделали?

Маршалл даже подскочил на месте.

— Ваша Честь, это чисто личное дело… Я протестую, это неправильный перекрестный допрос. Это инсинуация. Это — ложь!

Но судья уже насторожился.

— Вы возражаете против данного вопроса?

— Да, самым решительным образом!

— Возражение не принимается. Садитесь!

— Отвечайте на вопрос, — сказал Мейсон. — Давал ли вам Маршалл деньги?

— Но не за то, чтобы я усилил показания.

— Давал ли окружной прокурор вам деньги?

— Да.

— Вы целиком зависели от Линды Кэлхаун в отношении ваших средств?

— У меня имелись небольшие сбережения.

— Сбережения?

— Да, на счету в банке.

— За счет чего?

— Я сэкономил их из моего содержания… из моих карманных денег, и я кое-что смог отложить.

— Из какого содержания?

— Из тех денег, что мне давала Линда Кэлхаун.

— А Линда знала, что вы откладываете деньги на счет?

— Нет.

— Линда работала?

— Да.

— Понимаете ли вы, что она лишала себя многих удовольствий, всех тех мелочей, которые так много значат для любой женщины, чтобы постоянно давать вам деньги на учебу в юридическом колледже?

— Наверное.

— А вы еще и присваивали часть денег?

— Что значит присваивал? — закричал Летти. — Эти деньги давались мне!

— Но они вам давались со специальной целью, правда?

— Возможно.

— А вы тайком от вашей невесты часть этих денег относили в банк, где завели себе счет с тем, чтобы у вас имелись свободные деньги для других целей?!

— Вовсе не для других, нет! — возразил Летти.

— Но ведь деньги вам давались на то, чтобы вы могли учиться и закончить образование?

— Да.

— А вы их полностью не тратили?

— Я получал больше, чем мне в действительности требовалось.

— Но ведь избыток вы ей не возвращали?

— Нет. Я отказывал себе во всем, мистер Мейсон, жил экономно, чтобы иметь возможность помогать…

— Кому?

— Линде.

— Тогда вам следовало сказать ей, что она дает вам слишком много денег, и вернуть все излишки.

— Я же объяснил, что излишки относил в банк.

— Счет был открыт на ваше имя?

— Да.

— Так… Теперь скажите, вы видели меня девятого числа в Юме, штат Аризона?

— Видел.

— И вы сказали мне, что вы совсем без денег?

— Да.

— И я дал вам двадцать долларов?

— Да.

— После этого вы немедленно вернулись в Эль-Сентро, позвонили Линде и сказали, что израсходовали решительно все, и попросили телеграфом перевести вам еще двадцать долларов, так это или нет?

— Я попросил субсидию, чтобы вернуться домой.

— Вы велели ей перевести вам телеграфом двадцать долларов, не так ли?

— Да.

— И сказали ей, что все потратили?

— Да.

— Но в это время у вас еще были те двадцать долларов, которые вы получили от меня?

— Но ведь это был заем?

— Вы намеревались вернуть мне деньги?

— Конечно.

— Но они у вас были?

— Да.

— И вы знали, что я вам их дал, чтобы взять на себя ваши расходы?

— Нет, вы их мне дали вовсе не с такой целью.

— С какой же?

— Вы их мне дали, чтобы я поехал в отель в Юме.

— А вы деньги взяли, но в отель решили не ехать?

— Я передумал.

— Но деньги-то находились у вас?

— Я посчитал, что эти деньги мне были даны для совершенно определенной цели, мистер Мейсон. Вы же сами велели мне ехать в отель в Юме, а я решил этого не делать. Поэтому и не желал использовать ваши деньги. Я позвонил Линде и попросил перевести мне телеграфом деньги на обратный проезд.

— В таком случае, что же вы сделали с теми двадцатью долларами, которые я вам дал? Отправили их мне почтой на адрес конторы, прибавив, что крайне сожалеете и что…

— Нет, конечно. Они были у меня.

— И как долго вы их хранили?

— Я могу расплатиться сейчас.

— Я не прошу вас сейчас со мной расплачиваться. Меня интересует, как долго вы их хранили?

— Они все еще у меня.

— Вы их не потратили?

— Нет, — после некоторого колебания ответил Летти.

— В Тихуане вы проживали в лучшем отеле?

— Да.

— Ваши расходы были оплачены?

— Я сам заплатил.

— Из денег, что вам перевела Линда?

— Нет, те ушли.

— Какими же деньгами вы расплачивались?

— Теми, что мне дал мистер Маршалл.

— Вы в Тихуане заходили в разные увеселительные заведения?

— Да.

— Играли на скачках?

— Да, — ответил Летти, немного подумав.

— И не один раз?

— Да.

— И окружной прокурор вас снабдил даже деньгами для игры на скачках?

— Он не сказал мне, что с ними делать.

— Он вручил вам крупную сумму, и все?

— Да. В первый раз он дал сто пятьдесят долларов.

— В первый раз?

— Да.

— Значит, был еще и второй раз?

— Да.

— Сколько вы получили еще?

— Еще сто пятьдесят долларов.

— Таким образом, вы получили от окружного прокурора триста долларов?

— Да.

— А еще что?

— Он дал мне добро на расходы в отеле в Мексикале, сказал владельцу отеля, чтобы тот ни в чем мне не отказывал, а счет переслал в округ. Округ оплатит по этому счету.

— И вы жили в отеле в кредит?

— Да.

— А те деньги, что я вам дал, истратили на скачках?

— Ничего подобного я не делал!

— Значит, вы потратили деньги, данные вам прокурором, на скачках?

— Ну… да.

— А окружной прокурор дал вам эти триста долларов для того, чтобы вы играли на скачках?

— Нет, конечно.

— Тогда почему же вы их истратили на игру на скачках?

— Это были мои деньги, и я мог их тратить на все, что мне заблагорассудится.

— Разве деньги не были вам даны на жизнь и необходимые расходы?

— Ну, полагаю, что да.

— Что было сказано, когда вам вручали деньги?

— Он вообще ничего не сказал. Просто отдал их мне и сказал, что они мне, наверное, потребуются.

— Вы оплатили из них свои расходы?

— Ну… да.

— А потом принялись играть на скачках?

— Я… Должен же я был чем-то заняться? Я был отрезан от друзей, мне запретили общаться с кем бы то ни было.

— Хорошо, теперь вернемся к тому моменту, когда окружной прокурор упомянул мое имя. Что именно он говорил?

— Возражаю, Ваша Честь! — закричал Маршалл. — Так не производят перекрестный допрос! Вопрос не относится к делу и несущественен.

— Протест отводится! — сразу же заявил судья Мейнли, крайне заинтересованный допросом Летти.

— Он сказал, что вы известный адвокат, но что он не боится вас, что он… ну, короче, намеревается положить вас на обе лопатки здесь, в этом округе, где все газеты настроены к нему дружески…

— Он хотел, чтобы вы ему помогли?

— Он сказал, что мои показания будут иметь решающее значение.

— Поэтому он так и стремился не дать мне узнать суть ваших показаний?

— Он сказал, чтобы я вообще об этом не говорил.

— Находясь в Мексикале, вы заходили в антикварные магазины, не так ли? — усмехнувшись, спросил Мейсон.

— Да.

— Вы приобрели там несколько вещей?

— Обычные сувениры.

— Для друзей?

— Да.

— И для себя?

— Да.

— Вы купили дорогой фотоаппарат, верно?

— Ну… да.

— Где он теперь?

— У меня.

— Где?

— В моем чемодане.

— Сказали ли вы окружному прокурору о приобретении фотоаппарата?

— Нет.

— Сколько вы заплатили за него?

— Двести пятьдесят долларов.

— По такой цене это было выгодной покупкой.

— Безусловно. Такой аппарат в этом округе стоил бы по меньшей мере в два раза дороже.

— Объявили ли вы о приобретении фотоаппарата на таможне, когда переезжали границу?

— Мне не надо было этого делать, ведь я им не пользовался.

— Я спросил, заявили ли вы о его покупке на таможне?

— Нет.

— А у вас спрашивали, что вы приобрели в Мексикале?

— Да.

— Значит, вы им ничего не сказали?

— Ну… не сказал. Я им не отвечал.

— А кто отвечал?

— Мистер Маршалл.

— Итак, все это время вы находились в Мексикале, а мистер Маршалл приехал за вами, чтобы доставить сюда сегодня утром?

— Да.

— И в вашем присутствии он заявил на таможне, что вы ничего не покупали в Мексикале?

— Да.

— Сказали ли вы, что он ошибается? Вы же должны были прервать его и сказать, что приобрели фотоаппарат?

— Я этого не сделал.

— Где вы взяли деньги на приобретение фотоаппарата?

— Я выиграл на скачках.

— Выиграли?

— Да… и порядочно.

— Сколько же?

— Сразу трудно сказать.

— Сотню долларов?

— Больше.

— Двести?

— Больше.

— Пятьсот?

— Еще больше.

— Знаете ли вы, что вы обязаны об этом заявить в департамент государственных сборов и заплатить соответствующий подоходный налог?

— Нет, я выиграл деньги в зарубежном государстве.

— Это ничего не меняет. Вы выиграли деньги и привезли всю сумму сюда. И где сейчас находятся деньги?

— Ну… здесь и там.

— Как прикажете вас понимать?

— Некоторая часть при мне.

— В вашем бумажнике?

— Да.

— Допустим, что мы их пересчитаем и выясним, чем вы располагаете?

— Вас совершенно не касается, сколько у меня денег! — закричал Джордж Летти. — Это мои деньги, и я перед вами не обязан отчитываться!

— Я считаю, что защитник имеет право выяснить, откуда у вас эти деньги, — заявил судья Мейнли, — и обеспечил ли вас обвинитель средствами для игры на скачках.

— Он мне просто посоветовал хорошо провести время, повеселиться и познакомиться с городом.

— И дал вам для этого деньги?

— Он не указывал, на что именно он мне их дает. Он просто сказал, что мне они не помешают.

— Господа, уже первый час, — сказал, поднявшись, судья Мейнли. — Суд намерен объявить двухчасовой перерыв… Слушание дела возобновится в четырнадцать часов.

— Могу ли я задать еще всего один вопрос? — спросил Мейсон.

— Пожалуйста, только быстро.

— На каких лошадях вы играли и выиграли?

— Вообще-то… там несколько.

— Назовите лошадь, давшую вам наибольший выигрыш.

— Там была такая лошадь, Эстер Боннет…

— На этой лошади вы выиграли достаточно, чтобы купить фотоаппарат?

— Да.

— Господа, сейчас четверть первого, — сказал судья Мейнли. — Суд не хотел бы прерывать перекрестного допроса, но совершенно ясно, что он не будет закончен за несколько минут, поэтому, как я уже говорил, заседание откладывается до четырнадцати часов.

Судья первым покинул зал.

Линда Кэлхаун побежала к возвышению, чтобы поговорить с Джорджем Летти, но Маршалл решительно взял молодого человека за руку и буквально силой увел ею через боковую дверь во внутренние помещения. Линда осталась стоять с растерянным видом, не веря собственным глазам.

Кто-то из фоторепортеров щелкнул фотоаппаратом, настолько были выразительны ее поза и глаза.

Мейсон быстро повернулся к миссис Лоррейн Элмор.

— Живо скажите мне, говорит ли он правду? Сидели вы с Монтрозом Девиттом на кровати, обсуждали ли с ним свой телефонный разговор с Линдой?

Она кивнула головой, ее глаза были полны слез.

— Потом вы вернулись с Девиттом в его номер?

— Мистер Мейсон, как перед Богом, я сказала вам чистую правду… ну как я бы смогла вернуться назад? Моя машина увязла в песке!

— О чем вы еще говорили с Девиттом?

Она задумалась, стараясь припомнить события того вечера. Мейсон отвел взгляд и заметил как Дункан Краудер подошел к Линде Кэлхаун, чтобы защитить ее от нескромных взглядов и помочь ей справиться со смущением и растерянностью.

— Помнится, что-то я сказала в отношении денег, мистер Мейсон, — наконец ответила Лоррейн Элмор.

— Что именно?

— Когда он захотел поехать со мной покататься… Понимаете, мне не хотелось брать их с собой в машину, да еще такую большую сумму, в ночное время, мне это показалось опасным. Он поднял меня на смех, но я все же настояла на своем, что оставлю деньги в мотеле, только спрячу их получше. Он все еще смеялся и сказал, что я не найду такого места в комнате, куда бы не догадался заглянуть умный вор. Тогда я пояснила, что засуну их под сиденье мягкого кресла, потому что вряд ли кто-то додумается заглянуть ночью в мотель, зная, что в комнате спят люди, но вот обобрать ночью автомобиль нетрудно!

— Ну, и что он ответил?

— Он подумал и согласился.

— О чем вы еще тогда говорили?

— Не могу вспомнить.

— Но вы считаете, что Летти говорил правду, что он…

— Да, да, несомненно. Ох, мистер Мейсон, до чего же удивительно было слушать его слова, о том, как… Мне так стыдно, что я готова провалиться сквозь землю. Мне все время хотелось закрыть лицо руками и зареветь…

— Хорошо, — сказал Мейсон. — На время перерыва вас опять отведут в камеру предварительного заключения.

— Мистер Мейсон, Монтроз не мог туда вернуться! Я сама видела, как его убили! Видела собственными глазами!

— Пока еще вопрос о наркотиках не возникал, — сказал Мейсон, — но мне кажется, что вам придется признать то, что ваши воспоминания могут быть ошибочными и вы неверно представляете себе, что случилось в действительности. Не сомневайтесь, мы проверим решительно все, не оставив без внимания ни одного факта. Только не волнуйтесь! Множество детективов в настоящее время занято поисками, да и с Джорджем Летти мы еще не закончили.

— Мальчишка! — презрительно сказала. — Ну, что Линда нашла в нем хорошего?

— Я не знаю, — ответил Мейсон. — Лично мне кажется, что Летти произвел отвратительное впечатление на судью, но, конечно, приведенные им факты говорят сами за себя, и нам придется с ними считаться. Но, повторяю вам не следует тревожиться, это не ваша забота… Увидимся после перерыва.