Онлайн чтение книги Слова, из которых мы сотканы The Making of Us
7 - 1

Робин держала под мышкой подшивку по микробиологии, а на носу сидели очки для чтения в черной оправе, хотя сейчас не собиралась читать. Она была в симпатичном клетчатом платье-рубашке от «Urban Outfitters», зеленых колготках и старомодных сапогах. Она выглядела умной и прикольной. Неформальный шик. В колледже она одевалась совсем не так, как дома. Там, в Бакхерст-Хилл, она выглядела более рафинированной. Здесь, в практичной лондонской обстановке, она позволяла себе немного расслабиться. Впрочем, ей не хотелось выглядеть девушкой, только что приехавшей из Эссекса. Она по-прежнему носила достойное нижнее белье, пользовалась помадой от «Mac» и духами «Agent Provocateur Boudoir».

Она находилась на Гоуэр-стрит и после учебных занятий направлялась в главную библиотеку на лекцию в институте неврологии. Робин была одна. Солнце стояло низко над горизонтом, и Лондон казался странно притихшим, как будто стояло раннее утро и подземка еще не начала работать. «Куда все подевались?» – гадала Робин. Но ей это нравилось; это давало ощущение исключительности и владения местом, как бывает, когда полицейские освобождают улицу для съемок фильма и обычным людям приходится направляться в обход или просто стоять и глазеть на более значительных людей, которые, вполне возможно, являются лишь помощниками осветителей или ассистентами оператора. Пустые улицы заставляли Робин чувствовать себя звездой собственного кино. Она улыбнулась, зная о том, что никто этого не видит, и стала покачивать бедрами при ходьбе. Никто не смотрел, но она вела себя так, как будто все взоры были устремлены на нее. Ей нравились такие моменты, она была студенткой медицинского колледжа, но в процессе изучения медицины иногда не участвовала. Между лекциями она могла моментально очистить свой мозг от всех фактов, профессионального жаргона, имен и чисел, которые ей приходилось постоянно носить в голове, и просто наслаждаться фактом своего существования в этом разреженном мире. В остальное время она была ошеломлена и устрашена количеством знаний, которые ей предстояло усвоить. Книги, похожие на шлакоблоки, наполненные жизненно важной информацией, ежедневные тесты, обучение, усвоение, запоминание. Это было не то, чего она ожидала. Она думала, что будет сидеть в просторной и хорошо проветриваемой аудитории с записной книжкой у локтя и внимательно слушать ученых мужчин и женщин, пожевывая кончик карандаша. Она полагала, что экзамены будут легкими, а тесты окажутся пустяковыми. Месяц за месяцем, вместе с небольшими, беспокоящими вспышками осознания, ей становилось все яснее, что она не такая умная, какой себя считала.

Робин свернула за угол и оказалась перед Брансуик-Центром. Она улыбнулась, поскольку неотразимый соблазн новых магазинов каждый раз взывал к ее тщеславию. В торговом центре она нашла магазин одежды с характерным названием «Радость». Внимание сразу же привлекло яркое платье, выставленное в витрине. Оно было блестящим и красно-оранжевым, с низким лифом и длинной юбкой. Оно вместе с расшитым кардиганом и золотыми туфлями на платформах идеально подошло бы для ее девятнадцатилетия в следующем месяце. Но цена – 89,99 фунта. Откуда ей взять девяносто фунтов? Родители подарили ей на день рождения тысячу, но эта сумма была предназначена для чего-то значительного и важного – годового пребывания за рубежом, покупки автомобиля, депозита на новую квартиру, а не для разбрасывания на новые платья. И в конце концов, сколько выходных платьев нужно для одной девушки? Робин подавила искушение зайти в магазин и примерить платье. (Оно будет отлично смотреться на ней; она уже знала об этом, но если ты примеряешь вещь, то уже на шестьдесят процентов соглашаешься с ее покупкой.)

Робин испытала удовольствие от своей решимости, когда с пустыми руками миновала магазин. Она взрослела и менялась. Пошарив в кармане, она нашла сложенный листок бумаги и для большей уверенности погладила его кончиками пальцев. Это было письмо от ее отца, от ее настоящего отца, которое мать отдала ей в августе, когда они вернулись из паба после праздничного обеда в честь ее совершеннолетия.

Робин постоянно носила письмо с собой, сама не зная почему. По правде говоря, она не хотела этого знать. Письмо было коротким, меньше страницы формата A4, и Робин помнила его почти дословно, включая мелкие грамматические ошибки и редкие восклицательные знаки. Письмо было безобидным. Оно никак не нарушало ее детскую фантазию. Более того, оно лишь укрепляло ее, добавив новые слои фактуры и подробностей. Робин живо представляла симпатичного врача с полными губами, одетого в белый халат и забавную пеструю шапочку, какие носят педиатры, чтобы дети чувствовали себя непринужденно; Робин видела, как он благожелательно улыбается болезненному ребенку на больничной кровати, держа руки в карманах и, возможно, покачиваясь с пятки на носок. Теперь Робин могла добавить к этой сцене частицу индивидуальности: очаровательно неправильное употребление английских причастий в прошедшем времени, склонность заканчивать фразы на удивленной нотке, определенную застенчивость и самоуничижение.

Вместо того чтобы сделать его неприятно человечным в физическом смысле слова, письмо делало его еще более вымышленным и недостижимым. В свою очередь, это лишь укрепляло Робин в ее решении никогда-никогда не встречаться с ним.

Но это было тихим февральским утром во вторник, на полпути между учебными занятиями и лекцией, ровно за две недели до того, как она познакомилась с Джеком Хартом и влюбилась.

Был вечер вторника, разгар поздней торговли на Оксфорд-стрит. Робин стояла у кассы внизу, в отделе мужской одежды. Магазин закрывался через полчаса, и она так устала, как будто работала в угольной шахте. Она вышла из дома в восемь утра, прослушала несколько лекций, потом провела изнурительно групповое занятие после обеденного перерыва, потом опрокинула с подругой желанный стаканчик в баре и прибыла в магазин «Zara» в 18.00 для работы в вечернюю смену.

Когда Джек Харт вошел в магазин, часы показывали 20.31. Он миновал Робин, даже не взглянув на нее, и сразу же направился к витрине с вязаными вещами. Что-то в его осанке заставило Робин слегка выпрямиться и облизнуть губы. Он не был высоким и мускулистым, но в нем было что-то пружинистое и энергичное, как будто он с ходу мог прокрутить сальто. Его черные волосы были подстрижены в «лохматом» стиле. Робин еще не видела его лица, но была зачарована его спиной, покроем пальто, углом плеч, манерой стоять на широко расставленных, напружиненных ногах. В нем не было ничего сказочного или неопределенного. Он стоял с таким видом, как будто торговый зал принадлежал ему, как будто он был королем, инспектирующим своих подданных. Он с разочарованным видом перебрал несколько кардиганов. Это не было бездумным перебором; он явно искал что-то определенное, о чем заранее составил представление и чего, по-видимому, не существовало в реальной жизни.

– Вам помочь? – поинтересовалась Робин, убрав гнусавые тона своего эссекского выговора и стараясь улыбаться не слишком широко.

Посетитель повернулся и удивленно посмотрел на нее, как будто полагал, что пребывает в одиночестве.

По его лицу промелькнула улыбка. Безразличие .

– Вообще-то да, – ответил он, как будто мысль о том, что помощница в торговом зале может кому-то помочь, никогда не приходила ему в голову. – Да. Я ищу свитер, похожий на этот. – Он распахнул пальто и продемонстрировал свитер. – Но только умеренно коричневого цвета.

Робин улыбнулась.

– Очень приятный свитер, – сказала она. – Думаю, мы сможем найти именно то, что вам нужно.

Она пошла по торговому залу, и покупатель последовал за ней. Робин носила облегающие серые брюки и шифоновую блузку без рукавов. Она знала, как выглядит сзади, так как уже проверила это в примерочной, когда переодевалась для работы. Ее волосы были собраны в пучок, обнажая шею, и Робин знала, что он видит крошечную татуировку на вершине ее позвоночника, причудливые завитушки, составленные из инициалов ее сестер: G и R, Джемма и Рэйчел. Робин сделала эту татуировку в прошлом году, с разрешения родителей. «Если ты потом пожалеешь, что сделала ее, то всегда можешь закрыть ее волосами», – сказали они. Позже они плакали, когда увидели татуировку. Сказали, что она очень красивая и сделана со вкусом, на память об их дорогих девочках.

– Хм-мм, – протянул посетитель, когда она развернула третий джемпер кремово-кофейного цвета на столе в задней части магазина. – Почти, почти…

– Но не совсем?

– Да, вам не кажется, что он чуточку золотистый ? – Он ущипнул себя за подбородок и улыбнулся: – Я кошмарный покупатель, верно?

Робин рассмеялась:

– Нет, вовсе нет. Хорошо, когда знаешь, чего ты хочешь. Это значит, что совершаешь в жизни меньше ошибок.

– Ага, – сказал он. – Значит, я разговариваю с коллегой-педантом?

– Возможно. – Она улыбнулась: – Да. Я знаю, чего хочу. Я знаю, что мне нравится, и не готова идти на компромиссы.

Он шутливо попятился.

– Теперь я говорю, как кошмарная педантка! – со смехом воскликнула она.

– Нет, вовсе нет, – возразил он. – Вы говорите, как девушка с таким характером, который мне нравится.

Он явно заигрывал с ней, но это не могло сбить Робин с выбранного курса. Она ожидала этого не просто потому, что была хорошенькой и привыкла к мужскому флирту, но и потому, что все в этом человеке казалось очень знакомым. Его замечание выглядело не так, словно появилось из ниоткуда; оно больше напоминало часть более долгого и интимного разговора.

Робин посмотрела на собеседника. Раньше она толком не смотрела на него, так как отвлекалась на вязаные вещи. Он был красавцем, другого слова не подберешь. Просто красавцем. Черты его лица были мягкими, почти женственными, но на мужской стороне андрогинности. Кожа была чистой и гладкой, а глаза – зеленовато-голубыми, льдистого оттенка. Аккуратный прямой нос хорошо сочетался с полными губами, но впечатление ума и юмора, исходившее от него, было более убедительным, чем безупречная внешность.

Робин пропустила его комментарий мимо ушей и спросила:

– А для чего понадобился новый джемпер?

– Ни для чего в особенности. Просто для того, чтобы я перестал все время носить старый.

Робин украдкой взглянула на его левую руку: нет ли там обручального кольца? Судя по манере поведения, он мог быть женат или иметь серьезные отношения с женщиной. Люди, как правило, описывают состояние одинокого человека как ту или иную степень отчаяния. Робин смотрела на это по-другому. Для нее одиночество было связано с ощущением уязвимости. Существовала некая хрупкость в одиноком человеке, который смотрит на другого человека. Нечто тонкое и ломкое, как скорлупа воробьиного яйца. Не имело значения, как сильно старается одинокий человек скрыть свое состояние за похвальбой и бравадой: оно по-прежнему оставалось под поверхностью, беспомощное, как новорожденный птенец. Но у этого человека не было скорлупы птенца. Он был цельным от начала до конца. Значит, либо он женат, либо он гей, либо не имеет ни малейшего интереса к знакомству с кем-либо.

– Где вы достали этот? – спросила Робин и указала на его джемпер, подавив желание положить ладонь парню на грудь.

– Здесь. – Он улыбнулся. – В магазине «Zara», около трех лет назад. А теперь он побит молью. – Он закатал подшитый край и показал дырочку на спине.

Робин скорчила гримаску.

– Ненавижу моль, – сказала она. – Это сущее зло.

– Абсолютное зло, – со смехом согласился покупатель. – Поэтому я решил, что пришло время купить новый джемпер от «Zara». Это прекрасная возможность расстаться с серым цветом.

В конце концов Робин продала ему три джемпера: коричневый, еще один серый и черный. Его привлекательность вовсе не означала, что она не сможет заработать на нем дополнительную комиссию.

После того как Робин сняла ценники, сложила джемперы и упаковала их, атмосфера стала вязкой и напряженной. Она уклонилась от его единственной попытки продолжить беседу о джемперах, и он явно не собирался предпринимать новую.

– Сто восемнадцать фунтов, пожалуйста, – сказала Робин.

Он приподнял бровь с таким видом, словно 118 фунтов для него были целой кучей денег, и передал Робин дебетовую карту.

– Спасибо. – Робин попыталась прочитать его имя на карте за тот короткий момент, пока вставляла ее в приемник. Ей удалось заметить «мистер», двойные инициалы и фамилию Харт. Мистер такой-то и такой-то Харт.

Робин Харт .

Эта мысль промелькнула у нее в голове со скоростью пассажирского экспресса. Робин моргнула, чтобы убедиться, что все закончилось. Раньше она никогда не соединяла свое имя с мужской фамилией. Никогда, даже в школе. Она вообще не имела желания менять собственную фамилию, которая принадлежала ей, отцу и матери, сестрам. Она никогда не откажется от нее, ни ради кого. Но вот же оно: Робин Харт. Доктор Харт. Это воспринималось уже не как школьная фантазия, а скорее как пророчество.

– Будьте добры, введите пин-код, – слабым голосом попросила Робин.

Она посмотрела, как покупатель сильным указательным пальцем вводит номер, и облизнула губы. Его сумка лежала на стойке, готовая и собранная. Автомат напечатал чек, и Робин оторвала его часть.

– Положить в сумку?

– Да, конечно. – Харт кивнул.

Их мимолетное знакомство неотвратимо близилось к концу. Сейчас он подхватит сумку за ручки, улыбнется и уйдет. И это, вдруг поняла она, будет трагедией.

– Вы работаете здесь? Все время?

Робин ощутила, как напряжение покидает ее. Мистер Харт бросил спасательный круг для утопающей. Она подхватила его и благодарно улыбнулась.

– Нет, – ответила она после небольшой заминки. – Нет, только вечером по четвергам. А еще по субботам и воскресеньям в местном отделении сети, рядом с моим домом.

– А чем вы занимаетесь в остальное время?

Робин снова улыбнулась:

– Я студентка. Учусь на медицинском факультете.

Приподнятые брови обозначили его удивление.

– Ого, это классно. В какой области специализируетесь?

– Педиатрия.

– Напомните-ка, это что-то, связанное с ногами? Или с детьми?

– С детьми. – Она рассмеялась. – Я хочу лечить больных детей. Ну и, разумеется, стремиться к миру во всем мире.

Харт тоже рассмеялся.

– Значит, в один прекрасный день вы станете врачом?

– Да, по идее, примерно так. Но, конечно, сначала мне придется пройти долгий путь. Я еще в самом начале. Но если упорно работать, то можно надеяться, что когда-нибудь я буду лечить одного из ваших еще не родившихся детей.

Он поморщился. Сначала она подумала, что его покоробило от одной мысли о детях, но потом она поняла скрытый смысл собственных слов.

– О господи, нет, конечно же, я не имела в виду… Если у вас будет ребенок, я очень надеюсь, что мне не придется лечить его…

– Если только это не будет ваш ребенок, – с улыбкой закончил он.

Ее мысли лихорадочно скакали, пока она старалась интерпретировать его слова в таком виде, который бы не означал того, что явно угадывалось за его словами.

– Что? Вы хотите сказать…

Он выглядел немного смущенным.

– Ничего, – сказал он. – Просто сморозил глупость. Не обращайте на меня внимания. Так или иначе, – он повел разговор к стремительному завершению, – спасибо за то, что были так терпеливы и внимательны в вопросе о выборе коричневого джемпера. И… э-э-э… желаю удачи.

– Спасибо, – сказала она. – Надеюсь, что вы и ваши новые джемперы будете счастливы вместе.

Он натянуто улыбнулся. Робин видела, что какие-то новые слова пытаются пробиться через эту улыбку. Ей хотелось, чтобы это произошло, но ничего не случилось.

Когда он уходил, его фигура выглядела не такой подвижной и жизнерадостной, как двадцать две минуты назад. Магазин опустел. Часы на стойке показывали 20.54. Пора было снимать кассу, выключать приборы, приглушать освещение и уходить.

Через полчаса Робин надела пальто, сменила шпильки на кроссовки, перекинула сумку через плечо и вышла из магазина через парадный вход, сопровождаемая оглушительным звоном поставленной на взвод охранной сигнализации.

Вместе с менеджером и другой девушкой Робин собиралась повернуть налево и направиться к станции подземки Тоттенхэм-Корт-роуд, когда сбоку появилась мужская фигура.

– Прошу прощения, – сказал мистер такой-то и такой-то Харт. – Я полчаса околачивался поблизости, как сумасбродный охотник. Просто было интересно. Я знаю, что уже поздно, но вам обязательно прямо сейчас идти домой, или у вас есть время для беседы?

Робин посмотрела на него, потом на свою подругу. Та послала ей предостерегающий взгляд. Робин снова посмотрела на Харта. «Я верю тебе, – подумала она. – Я знаю тебя». А потом она выразила свое согласие простым кивком.

Она познакомилась с Хартом всего лишь час назад, но уже мечтала стать его женой, а он уже говорил о том, что может стать отцом ее детей. Иначе и быть не могло.