Онлайн чтение книги Слова, из которых мы сотканы The Making of Us
Дин

– Ты хоть понимаешь, что выглядишь жалко?

Дин вздрогнул. Он упирался лбом в сжатые кулаки, а его нос уткнулся в пол. Он смотрел на грязное пятно на сером ковре. Происхождение грязи было трудно определить. Это могла быть подпалина или просто растоптанный комок дерьма. Под таким углом зрения было трудно судить, выпуклое оно или вогнутое. Жилка на виске Дина начала пульсировать в такт с голосом Скай. Вы думаете, что у девушки по имени Скай должен быть голосок жаворонка или голубицы? Думаете, девушка по имени Скай должна носить цветы в волосах и благоухать жасмином или розовой водой? Нет. Эта Скай, его Скай, была жесткой и суровой. Она была маленькой, даже крошечной, словно недоношенный ребенок, который никогда не вырастет до нормального размера. Но она возмещала нехватку объема своей манерой поведения. Скай пугала. Пугала еще в то время, когда была обычной девятнадцатилетней девушкой, не имевшей более важных забот, чем выбор одежды для вечернего выхода… но теперь, когда забеременела, вообще стала похожа на одержимую дьяволом. Она относилась к Дину как к грязи или еще хуже. Как будто он был досадным пятном. Непонятно, чего Скай могла ожидать от грязи – быть немного менее грязной?

– Я жду ребенка, – процедила Скай. – Настоящего ребенка. Я отказалась от выпивки, отказалась от сигарет, даже отказалась от гребаной диет-колы. Так? И я всего лишь прошу тебя перестать курить эту вонючую дрянь, так? Ты не можешь себе этого позволить, и это плохо для твоей головы. Так?

Он медленно оторвал голову от кулаков и посмотрел на Скай через опущенные ресницы. Хуже всего, что она была права. Он не мог себе этого позволить. И это было плохо для его головы. Но это был его личный выбор, пусть и неправильный. А Скай хотела его лишить даже этого. Он вздохнул. «Оставь мне хоть что-нибудь, – хотелось сказать ему. – Ты забрала мою юность и мою свободу. Оставь мне это. Только это». Но он лишь улыбнулся.

– Ты права, – он указал на коробочку, лежавшую на столе, – клянусь, я завяжу, хорошо?

Скай подняла брови.

– Так. Хорошо. Я верю тому, что вижу. Но это нечестно, – продолжала она. – Только я приношу все эти проклятые жертвы. Мое тело… ты только посмотри на это. – Она приподняла край туники. – Сплошные долбаные растяжки. Они никогда не сойдут. Они останутся у меня на всю жизнь, понимаешь? Мне девятнадцать лет, и я уже просрала свое тело. А для тебя это просто большая игра. – Скай опустила тунику. – Просто большая игра. Ты. Маленький. Дрянной. Мальчишка.

Скай выбралась из глубины дивана и с некоторым усилием подняла себя и свой раздутый живот (Дин подозревал, что тут не обошлось без дополнительного драматического эффекта). Потом она зашаркала в поношенных кожаных шлепанцах, устало придерживаясь одной рукой за копчик, вошла в спальню и театрально хлопнула дверью.

Дин провел пальцами по коротко стриженной голове и снова вздохнул. Еще недавно он работал на перевозках, зарабатывал больше 250 фунтов в неделю, имел достаточно денег на развлечения, спиртное и все остальное, чего душа пожелает. У него была ладная подружка Скай Донелли, секс по предъявлению спроса, хорошая жизнь. Потом работа пропала, Скай забеременела, стала фригидной и покрылась растяжками. Он никак не мог бросить ее, и не имело значения, как сильно она грызла его и собачилась с ним. Никаких шансов. Так уж он был воспитан. Кроме того, он вырос без отца и не мог допустить, чтобы такое случилось с кем-то из его детей.

Это будет девочка. Маленькая девочка. Скай хотела назвать ее Айседорой. Дин хотел назвать ее Кэти в честь своей бабушки, которая умерла год назад. Он знал, кто победит в этой схватке. Его Скай – маленькая, но смертоносная.

Айседора Кэти Хиггинс. Звучало не очень складно, но все-таки гораздо лучше, чем добрая половина имен, которыми награждают детей в наши дни. Один из его приятелей из товарного депо назвал своих близнецов Гуччи и Прада.

Через пять минут Скай вышла из спальни. Она была полностью одета.

– Куда ты собралась? – спросил Дин.

– В клинику.

– Зачем?

– Ох! Для того чтобы сделать долбаный педикюр, вот зачем! Сам-то как думаешь?

– Я не знаю, поэтому и спросил.

– У меня кровотечение.

– Что?

– Да, кровотечение. Понятно?

– Вот дерьмо. Ты думаешь…

– Я думаю, что могу потерять ребенка, и не собираюсь сидеть здесь и ждать, когда это случится. Ты идешь или как?

Через полчаса после того, как Скай и Дин вошли в клинику и обратились в отделение интенсивной терапии, им сообщили, что у Скай начались первые схватки, но плацента лежит слишком низко, и Скай в опасном количестве теряет кровь. Их отправили прямиком в акушерское отделение госпиталя королевы Шарлотты, где сказали, что ребенка нужно рожать немедленно.

– Но у меня лишь тридцать недель! – запричитала Скай.

– У нас работает одно из лучших неонатальных подразделений в стране. С ребенком все будет в порядке.

– Но он будет крошечным!

– Да, но у нас бывали еще меньше. К нам поступали дети после двадцати двух недель беременности, которые выживали и потом прекрасно себя чувствовали.

– Но я сама была недоношенным ребенком. Я много недель пролежала в клинике, а потом отставала во всем. Что, если ребенок окажется умственно неполноценным?

– Послушайте, Скай, – сказала медсестра. – Если вы сейчас не родите ребенка, то оба можете умереть. Поэтому на самом деле мы просто должны рискнуть.

Скай схватила Дина за руку и отчаянно посмотрела на него:

– Вот дерьмо, Дин! Господи, я боюсь! Я правда боюсь!

Он сжал ее руку и выдавил улыбку через маску ужаса, сковавшую его лицо.

– Все будет хорошо, детка. Ты слышала, что они говорят? Все будет отлично.

– Но тридцать недель! Она будет такой маленькой. Нам придется покупать новые распашонки, комбинезоны и все остальное. О боже, Дин, я не готова к этому. Я не готова!

Дин тоже не был готов. Он никогда не был готов и не представлял, что это вообще может случиться. Он оттягивал этот момент в надежде, что если он не будет думать об этом, то ничего не произойдет, что его жизнь каким-то образом пойдет дальше, превратившись в маленькое серое пятнышко на горизонте. В каком-то смысле даже хорошо, что это происходит сейчас. По мере приближения назначенной даты Дин становился бы все более нервозным, все менее способным совладать с надвигающейся реальностью. А теперь реальность свалилась ему на голову, как кирпич. Это лучше, чем недели тошнотворного ожидания.

– Все будет в порядке, – повторил Дин. – Честно. Я попрошу маму достать для ребенка новые вещи.

– Я бы сейчас не стала беспокоиться об одежде для младенца, – вмешалась медсестра. – Малышка пробудет здесь еще несколько недель, ей надо будет окрепнуть. Здесь у нас есть необходимая одежда, а к тому времени, когда вы заберете ее домой, ей подойдут все те чудесные вещи, которые вы уже купили для нее.

Дин поразмыслил об этом. Ребенок скоро родится, но останется здесь. О малышке будут заботиться другие люди. Он сможет отправиться домой, все обдумать и хорошенько выспаться. Все начинало казаться вполне осуществимым. Скай больше не будет беременна, и не будет еще десяти недель вечной грызни. Десять недель, в течение которых она, вероятно, будет постоянно находиться здесь, рядом с ребенком. И все это время он будет медленно, постепенно знакомиться со своей малышкой. Она капля за каплей просочится в его жизнь, а не стремительно ворвется в нее.

Дин улыбнулся.

– Все будет замечательно, – теперь уже совершенно искренне произнес он.

– Они собираются разрезать меня, Дин! Они вскроют мне живот. Черт, у меня больше никогда не будет плоского живота! О боже, я не позвонила маме… Сколько мне осталось? – обратилась она к медсестре.

– Уже готовят хирургический кабинет, скоро подойдет анестезиолог. Ваш ребенок должен появиться на свет в течение часа.

– Вот дерьмо! Дин, достань мой телефон. Дай его мне!

– Где он?

– У меня в кармане. В моем пальто. Там… нет, не там. В другом кармане! В другом, ты слышишь, недоумок? – Скай выхватила телефон из его пальцев и набрала номер своей матери. – Мама, я в клинике! У меня схватки! Кровотечение… Да. И они собираются достать ребенка. Нет. В отделении C. Да. Дин здесь, да. Ты приедешь, мама? Приедешь сейчас? Пожалуйста, приезжай, мама. Мне так страшно. О господи, анестезиолог уже здесь. Они собираются сделать мне инъекцию. Скорее, мама, скорее!

Скай плакала. Дин был странно тронут при виде слез, блестевших на щеках его подруги. Скай никогда не плакала, даже после смерти своего приемного отца. Даже когда они смотрели действительно грустные истории вроде «Икс-фактора». Она была жесткой и совершенно не сентиментальной. Сейчас она бросила ему свой телефон и в отчаянии отвернулась к стене. Акушерка взяла ее за руку и сочувственно улыбнулась:

– Здесь все самое лучшее. Лучшие врачи. Здесь вы в безопасности, поверьте.

Скай повернулась и слабо улыбнулась акушерке. Это была улыбка из разряда «да, все верно», какими она постоянно пользовалась в общении с Дином.

– Ты собираешься позвонить своей маме?

Дин заморгал.

– Она захочет узнать, Дин. Это ее первая внучка, а я могу умереть. Ты должен ей сказать.

Он приподнял брови и выпятил нижнюю губу.

– Полагаю, да, – сказал он и нащупал свой телефон во внутреннем кармане куртки. На номере его матери включилась голосовая почта, и Дин оставил сообщение:

– Мама, это я. Перезвони нам, ладно?

Он убрал телефон на место и заметил, что Скай пораженно уставилась на него.

– Перезвони нам? Перезвони нам?

– Да. А что?

Она сжала губы и покачала головой:

– Ты проклятый придурок, Дин. Разве ты не мог сказать что-нибудь дельное ? Например, где ты находишься? Или что происходит? Или о том, что я тут подыхаю ? Господи!

– А что? – неуклюже возразил он. – Она все равно перезвонит, и тогда я все расскажу.

Скай закатила глаза, потом скривилась от боли. Дин вскочил и взял Скай за руку:

– Ты в порядке?

– Да, да, просто крутануло… Схватка. Мышцы сокращаются, понимаешь?

Дин сжал ее руку, гадая, что он может сказать или как может помочь. Все казалось потенциально опасным. Но сидеть и молчать было еще опаснее.

– Я могу что-то сделать для тебя? – спросил он, посчитав это предложение достаточно безобидным.

– Дай мне нормальную плаценту и еще десять недель, чтобы доносить ребенка. – Скай наградила его улыбкой из разряда «ты полный идиот», сложила руки на животе и отвернулась.

Прибыл анестезиолог, азиат с бородкой клинышком и в модных туфлях. Он попросил Скай принять позу зародыша и сделал укол ей в спину. Дин не мог на это смотреть. Он болезненно относился к иглам, особенно к таким, которые вкалывают в позвоночник. Скай дернулась и застонала, но уже через несколько секунд совершенно успокоилась.

Оглядываясь на день рождения своего первенца, Дин едва мог припомнить что-либо после того, как Скай увезли на операцию. События начали разворачиваться с пугающей быстротой. В какой-то момент появилась Роза, мать Скай, и сразу же стала вести себя так, словно до ее прибытия никто ничего не мог сделать правильно. Потом позвонила его мать и сказала, что не сможет приехать раньше, чем через два часа, потому что находится в Брайтоне. Дин был настолько потрясен, что даже не удосужился спросить, какого черта она там делает. Потом мать Скай сфотографировала его, облаченного в зеленую накидку, зеленые штаны и такую же зеленую шапочку. Как они это называли? Ах да, хирургическая форма. Возможно, он сам надел все это. Потом медсестра сказала, что он может пройти в операционную, и он хорошо запомнил, что подумал: «Вот черт, нет времени для быстрого перекура», а потом еще подумал, насколько легче было бы наблюдать за рождением ребенка приняв чего-нибудь спиртного. А потом и опомниться не успел, как ее вынесли. Айседора. Вот. Похожа на освежеванного ягненка. Обвисшая кожа, голубые жилки, ручки и ножки размером с ноготь большого пальца. Дин едва успел взглянуть на ее лицо. Девочку тут же унесли и положили под лампу, словно похищенную инопланетянами, но потом кто-то позволил им быстро, очень быстро пройти мимо нее, так что Дин успел заметить широко расставленные глаза, большой рот и темные волосы, которые росли низко на лбу. И в этот краткий миг его дочь посмотрела на него с таким разумным и понимающим выражением, что у него пресеклось дыхание и он почувствовал себя мелким и незначительным, как фруктовая мушка.

Скай послала ему отчаянный взгляд, когда ребенка снова унесли.

– Все в порядке? – выкрикнула она. – С ней все в порядке?

– Она выглядит потрясающе, – сказала медсестра. – Ее унесли для большей уверенности. Но она выглядит потрясающей. Она действительно сильная.

– Я хочу маму! Где моя мама?

– Она ждет снаружи.

– Можно мне увидеть ее? Я хочу ее видеть.

– Вы сможете увидеться с ней, когда мы закончим приводить вас в порядок, хорошо?

– Дин, иди и скажи ей, – попросила Скай. – Иди и скажи ей, что ребенок здесь, иначе она все там разнесет.

Дин сделал, как ему было сказано. Мир как будто разлетелся на отдельные фрагменты и вращался вокруг его головы. Дин не мог ни за что уцепиться. Он смутно помнил, как мать Скай вскочила с места, когда увидела его, схватила его за плечи и едва ли не закричала:

– Все в порядке? Они в порядке?

Потом он помнил людей, устремившихся наружу из родильной палаты, помнил их крики. Он стоял и смотрел в каком-то оцепенении, не в силах связать одни факты с другими. Они кричат о ком-то другом, внушал он себе, может быть, там есть дверь, ведущая в другую палату.

– Что происходит? – спросила мать Скай следующего человека, который быстро шел мимо. Человек на долю секунды взглянул на нее, но ничего не сказал и пошел дальше.

У Дина пересохло во рту. Он облизнул губы. Он чувствовал страх, исходивший от матери Скай, как волны излучения. Чем больше она паниковала, тем больше Дин замыкался в себе. Если он не будет ничего говорить и делать, то в конце концов все успокоится.

– Как ты можешь просто стоять и ничего не делать? Это твоя женщина лежит там! Выясни, что за чертовщина здесь творится!

Наконец кто-то вышел в коридор и сообщил им, что у Скай продолжается кровотечение, что она потеряла опасное количество крови и что возникло затруднение в подборе крови нужного типа, но они начнут переливание, как только найдут подходящую кровь.

Тогда Дин ощутил спокойное смирение. Он ничего не мог поделать, эти люди делают все возможное, и он очень скоро отправится домой. У него снова мелькнула мысль, что он мог бы тихонько выйти и покурить, но поскольку нервная, крикливая мать Скай находилась рядом, он понимал, что ему не позволят это сделать. У него было такое чувство, как будто он существовал в трех разных измерениях. Часть его находилась здесь, спокойная и рассудительная, но две другие его части, его малышка и ее мать, были отделены от него и заключены за пределами восприятия. Каждый раз, когда он пытался передать какую-то мысль одной из них, другая требовала его внимания, и в конце концов он оказывался у себя в голове, желая курнуть. Скай, малышка, курнуть, бонг, бонг, бонг .

А потом, спустя какое-то время, может быть, час, может быть, меньше, появился врач, который с мрачным выражением на лице застыл перед Дином и матерью Скай, и она сразу же начала завывать: « Нет, нет, только не моя девочка, только не моя маленькая девочка, нет, нет, нет! », и никто не произносил слова «умерла», но Дин знал, что она мертва.

Скай мертва .

Его хорошенькая строптивая девушка замолчала навеки.

Мать Скай не прикасалась к нему. Она вела себя так, как будто он убил Скай. Возможно, так оно и было. Она забеременела от него. Если бы она не забеременела, то по-прежнему была бы жива.

Его мать приехала через час после смерти Скай. Дин сел и позволил ей ненадолго обнять себя, пока мать Скай завывала и кричала на персонал. Физически он так ничего и не сделал. Он не плакал, не кричал, не падал в обморок, никого не бил и ничего не бросал. Насколько он помнил, он даже ничего не говорил. Это и не требовалось. Мать Скай произносила все слова, которые следовало произнести, и даже более того.

Через несколько минут к ним подошла медсестра, и мать Дина выпустила сына из своих объятий.

– Малышка хорошо справляется, – сказала медсестра. – Хотите посмотреть на нее?

Вопрос был обращен к Дину. Он кивнул: ему действительно хотелось видеть Айседору. Его мать пошла с ним, но мать Скай не захотела расставаться со своей дочерью.

– Я приду позже, – сказала она. – Сделайте фотографию для меня. Поцелуйте ее. О господи!

Мать взяла его за руку, когда они шли по коридору следом за медсестрой. Дин чувствовал, как его голова приходит в порядок по мере того, как они удаляются от горестного сумбура и направляются к более мирному ландшафту.

– Она выглядит немного непривычно, – с улыбкой объяснила медсестра. – Масса трубок и других вещей, но бояться там нечего. Она очень сильная и надолго в таком положении не останется.

– Нам можно будет взять ее на руки? – спросила мать.

– Возможно. Вам придется поговорить с дежурной сестрой.

Они дочиста оттерли руки в низкой металлической раковине и прошли через двойной ряд защитных дверей, прежде чем оказались в маленьком, хорошо освещенном помещении с инкубаторами.

Дин огляделся по сторонам. Обстановка казалась неземной. Восемь младенцев кукольного размера, подключенных к сияющим аппаратам.

– Вот она, – сказала медсестра, – ваша маленькая девочка.

Дин втянул воздух в легкие. Девочка была в белой вязаной шапочке, слишком большой для нее, и в огромном подгузнике. Ее ноги высовывались из пещерообразных отверстий подгузника, распластанные, как у цыпленка в супермаркете. Руки были раскинуты в стороны, и девочка выглядела так, как будто принимала солнечную ванну.

– Она прекрасна, – сказала мать. – Ох, Дин, она просто прекрасна!

Дин заглянул в инкубатор. Малышка спала. Ее пальчики сворачивались и разворачивались во сне. Со своим широким ртом и расставленными глазами она была немного похожа на куклу из «Маппет-шоу», словно ее лицо могло разделиться пополам, когда она открывала рот. Дочка выглядела прямо как он. Точно так же, как он.

– Она похожа на тебя, правда? – спросила его мать.

Дин кивнул.

– Можно мне прикоснуться к ней? – спросил он у медсестры.

– Да, можно.

Он погладил ладонь малышки кончиком пальца. Ее кожа была теплой и такой тонкой и просвечивающей, как будто он прикоснулся к теплому дуновению воздуха.

– Она такая маленькая, – пробормотал Дин.

– Немного меньше четырех фунтов, – сказала медсестра. – Хороший вес для ее срока. Как вы собираетесь назвать ее?

Дин посмотрел на малышку и передвинул кончик пальца на ее щеку, покрытую невесомым пушком. Наполовину кукла, наполовину оборотень.

– Айседора, – сказал Дин. – Айседора Кэти.

Медсестра улыбнулась.

– Красивое имя, – сказала она. – Вы уже решили… прежде чем…

– Да, – ответил он. – Так хотела Скай.

– Очень хорошо, – сказала медсестра. – Хорошо, что вы решили заранее. Тогда мы можем это записать, верно? Ай-се-до-ра? Кэ-ти? Хиггинс? Чудесно. Замечательно. Тогда я ненадолго оставлю вас с ней, хорошо?

Мать пододвинула стул для сына, и они несколько минут сидели рядом, глядя на ребенка. Дин был рад, что матери Скай не было с ними. Она бы только говорила. Мать Дина была похожа на него – тихая, задумчивая.

– Поразительно, правда? – наконец сказала она. – В ней все твое. Вся твоя сущность, словно ингредиенты для торта.

Дин кивнул. Он этого не ожидал. Не ожидал, что малышка окажется похожей на него. Вся беременность была посвящена Скай. Все всегда вращалось вокруг Скай: ее тело, ее ребенок, ее беременность, ее жизнь, ее квартира, ее мир. Еще недавно Дин полагал, что его дочь будет точной копией Скай в миниатюре. И вот она: четыре фунта его собственного подобия. Скай была бы крайне разочарована. Она даже однажды высказалась на эту тему: «Надеюсь, в этой девочке не будет ничего от тебя, Дин, иначе она всю жизнь будет хмурить свои чертовы брови и выть на луну».

Но его черты хорошо легли на ее лицо, какой бы крошечной и недоношенной она ни была. Она была хорошенькой.

Другая медсестра с улыбкой присоединилась к ним.

– Чудесная малышка, – сказала она и повернулась к Дину: – Я очень сожалею о вашей утрате.

Дину показалось, будто ему влепили пощечину. Его утрата . До сих пор он не сознавал, что что-то утратил. Он постарался вызвать образ Скай, не той Скай, которая недавно умерла на операционном столе, не той Скай, которая провела последние полгода в едва сдерживаемой ненависти к нему, а другой Скай, той, которую он вожделел три года подряд и о которой строил фантазии. Дин не был уверен, что когда-либо любил ее больше, чем любую другую девушку, с которой переспал.

Нет, он не утратил любовь к жизни. Он не потерял спутницу своей души. Но он потерял женщину, которая собиралась родить ему ребенка. Эта женщина ушла вместе со своим молоком, своими колыбельными и энтузиазмом для покупки маленьких розовых платьиц. У малышки не было матери. Очень скоро этот ребенок станет достаточно большим, чтобы покинуть хорошо освещенную маленькую комнату, и кому-то придется забрать ее домой и вырастить. Тут все поочередно оборачивались и глядели на Дина.

В его голове проносились образы: пустая квартира, кричащий младенец у него на плече, темная ночь за окном, освещенная бутылочка молока, вращающаяся в микроволновке, – вся его жизнь, сведенная к бытию среди дерьма, шума и одиночества. Дин сказал, что хочет в туалет. Вместо этого он украдкой выскользнул на улицу и вышел под навес в начале асфальтовой дорожки, где трясущимися руками достал сигарету из пачки и выкурил ее до фильтра.

Он обдумал вероятность возвращения домой. Уже начинало темнеть, и никто не заметил бы его ухода. Он посмотрел на здание за спиной и подумал о том, что там находится. Крошечный недоношенный ребенок, весь опутанный трубками и проводами, тянущимися из каждого отверстия; тело матери этого ребенка, вялое и обескровленное, как кусок кошерной телятины; бабушки этого ребенка, больные, обесцвеченные пергидролем и постаревшие на десять лет за последние полчаса. Дин подумал об ожиданиях, нуждах и потребностях, заключенных внутри этого здания. Ему стало тошно. Он ощутил слабость. Над ним низко нависало пурпурное небо. Стены здания давили. Его загоняли в угол и сдавливали со всех сторон. Он понимал, что должен бежать в том или ином направлении.

Он сделал выбор: убежать прочь.