Онлайн чтение книги Том 1. Авиация превращений
1933

Однажды господин Кондратьев

попал в американский шкап для платьев

и там провел четыре дня.

На пятый вся его родня

едва держалась на ногах.

Но в это время ба-ба-бах!

Скатили шкап по лестнице и по ступенькам до земли

и в тот же день в Америку на пароходе увезли.

Злодейство, скажете? Согласен.

Но помните: влюбленный человек всегда опасен.

Два человека в злобном споре

забыли всё вокруг, но вскоре

им стал противен этот спор,

и вот они не спорят больше с этих пор.

Они друг к другу ходят в гости,

пьют сладкий чай, жуют печенье,

угасли в них порывы прежней злости,

они друг к другу чувствуют влеченье.

И если нет возможности им встретиться,

то каждый в лоб себе из пистолета метится

и, презирая жизни лодку,

спешит в тартар и восклицает во всю глотку:

 «Порвись, порвись моя окова —

держать в разлуке нас нет смысла никакого!»

Счастливые натуры! В наше время

не часто встретишь ловкую пару.

То кнут сломается, то лопнет стремя,

то боком ногу конь прижнет к амбару.

Удачи редки в наши дни.

Вы, в этом случае, одни

в своей удаче двухсторонней.

Мой глаз, хотя и посторонний,

следит за вами со вниманием.

Вот вы расходитесь. За «досвиданием»

вы кажете друг другу спины,

идёте по домам, но чудные картины

витают в вашем проницательном мозгу, —

об этом вы до этих пор друг другу ни гу-гу,

молчали, чаю в рот набрав.

Но кто из вас неправ,

кто виноват во всей создавшейся никчёмной сложности? —

судить об этом не имею никакой возможности.

При следующем свидании вы сами выйдете из тупика.

Ну, до свидания, пока!

Я не имею больше власти

таить в себе любовные страсти.

Меня натура победила,

я, озверев, грызу удила,

из носа валит дым столбом

и волос движется от страсти надо лбом.

Ах если б мне иметь бы галстук нежный,

сюртук из сизого сукна,

стоять бы в позе мне небрежной,

смотреть бы сверху из окна,

как по дорожке белоснежной

ко мне торопится она.

Я не имею больше власти

таить в себе любовные страсти,

они кипят во мне от злости,

что мой предмет любви меня к себе не приглашает в гости.

Уже два дня не видел я предмета.

На третий кончу жизнь из пистолета.

Ах, если б мне из Эрмитажа

назло соперникам-врагам

украсть бы пистолет Лепажа

и, взор направив к облакам,

вдруг перед ней из экипажа

упасть бы замертво к ногам.

Я не имею больше власти

таить в себе любовные страсти,

они меня как лист иссушат,

как башню временем, разрушат,

нарвут на козьи ножки, с табаком раскурят,

сотрут в песок и измечулят.

Ах, если б мне предмету страсти

пересказать свою тоску,

и, разорвав себя на части,

отдать бы ей себя всего и по куску,

и быть бы с ней вдвоем на много лет в любовной власти,

пока над нами не прибьют могильную доску!..

Передо мной висит портрет

Алисы Ивановны Порет.

Она прекрасна точно фея,

она коварна пуще знея,

она хитра, моя Алиса,

Хитрее Реине́ке Лиса.

Камнями милая подруга

искала ночью тёмный лес

она бродила как лунатик

её ногами двигал бес

она с дороги быстро сбилась

её сердечко быстро билось

она звала, она кричала

но только эхо отвечало

на одинокий девы крик

да ветер плакал как старик.

тут между скал бродили волки

блистали ночью их глаза.

зрачки волков остры и колки

и если горная коза

завидит волчий блеск зрачка

она несётся с кондачка.

Мария!

Кто зовет меня?

Я восемь лет не слышала ни звука,

и вдруг в моих ушах

зашевелилась тайная пружина.

Я слышу грохот ломовой телеги

и стук приклада о каблук при смене караула.

Я слышу разговор двух плотников.

Вот, говорит один, махорка.

Другой, подумав, отвечает: суп и пшенная каша.

Я слышу, на Неве трещит моторка.

Я слышу, ветром хлопает о стену крыша.

Я слышу чей-то тихий шепот: Маша! Маша!

Я восемь лет жила не слыша.

Но кто зовет меня?

Мария!

Вы слышите меня, Мария?

Не пожалейте ваших ног,

сойдите вниз, откройте двери.

Я весь, Мария, изнемог.

Скорей, скорей откройте двери!

А в темноте все люди звери.

Я не могу сама решиться.

Мой повелитель — архитектор.

Его спросите,

может быть, он вам позволит.

О, непонятная покорность!

Ужель не слышите волненья,

громов могучих близкий бой,

домов от страха столкновенье,

и крик толпы, и страшный вой,

и плач, и стон,

и тихое моленье,

и краткий выстрел над Невой?

Напрасна ваша бурная речь.

Мое ли дело — конь и меч?

Куда идти мне с этого места?

Я буду тут —

ведь я невеста.

Обязанности брачных уз

имеют свой особый вкус.

Но кто, хоть капельку не трус,

покинув личные заботы

и в миг призвав на помощь муз,

бежит в поля большой охоты.

Смотрите!

Архитектор целится вам в грудь!

Убийца!

твой черед не за горами.

Ах!

Дым раздвинул воздух сизыми шарами!

Очищен путь:

восходит ясный день,

и дом закончен, каменный владыка.

Соблюдена гармония высот и тяжести.

Любуйся и ликуй!

Гранита твердый лоб,

изъеденный времён писанием,

упёрся в стен преграду.

Над лёгкими рядами окон

вверху, воздушных бурь подруга,

раскинулась над нами крыша.

Флаг в воздухе стреляет.

Хвала и слава архитектору!

И архитектор — это я.

Шарики сударики

блестят шелестят

шарики сударики

блестят шелестят

и люди тоже шелестят

и шарики шелестят

и люди тоже шелестят

блестят шелестят

и шарики тоже

блестят шелестят

и люди блестят шелестят

и шарики блестят шелестят

и люди стоят

и блестят шелестят

а шарики летят

и блестят шелестят

а люди глядят

как шарики летят

как шарики летят

и блестят шелестят

и люди тоже

блестят шелестят

и глядят

как шарики тоже

блестят шелестят

люди с палками стоят

и блестят шелестят

и на шарики глядят

как шарики летят

как шарики летят

и блестят шелестят

и палки тоже

блестят шелестят

и люди блестят шелестят

и палки блестят шелестят

и шарики тоже

блестят шелестят

а люди стоят

и на шарики глядят

и на шарики глядят

и блестят шелестят

и палки тоже блестят шелестят.

Ходит путник в час полночный,

прячет в сумку хлеб и сыр,

а над ним цветок порочный

вырастает в воздух пр.

Сколько влаги, сколько неги

в том цветке, растущем из

длинной птицы, в быстром беге

из окна летящей вниз.

Вынул путник тут же сразу

пулю — дочь высоких скал.

Поднял путник пулю к глазу,

бросил пули и скакал.

Пуля птице впилась в тело,

образуя много дыр.

Больше птица не летела

и цветок не плавал пр.

Только путник в быстром беге

повторял и вверх и вниз:

«Ах, откуда столько неги

в том цветке, растущем из».

Игнес игнес

какой восхитительный лес!

я в миг ослеп

что было цветом

стало вес

кора осины

зверю хлеб

мы набрали полные корзины

волчих ягод

всё это зря.

Новой жизни рухнула заря

игнес игнес

где наши кости лягут?

Нарочно за руку подвел тебя к опушке леса

тут разыграется сейчас одна великая пиеса

Из мысли выдернута шпора

и времяни задёрнута глухая штора.

не слышит ухо шум и говор

язык не радует умелый повар.

и дева плечь не обнимает

и в страсти рук не просит греть

и к небу глаз не поднимает

и в гроб не хочет умереть.

Я с огромной высоты

Не заметил красоты

Ваших плеч и ваших ног

Да, признаться, я не мог

Их заметить в то мгновенье,

Ибо вышло столкновенье

Наших гибких страстных тел.

Я подпрыгнул и взлетел

Вместе с вами в те высоты,

Где земные все красоты

Исчезают словно дым.

А теперь мы с вами, Леля,

Входим вместе в этот дом.

Я взглянул на Ваши плечи,

Я взглянул на Ваши ноги.

Так прекрасны только боги,

И архангелы потом!

дом с бесконечными фигурами

стоит на табуретке

час проходят люди с абажурами

в зелёном галстуке и фас.

И бочка взрывается тут

и щенки летят как песок

и воздухом человек надут

ладонью трёт висок.

я возбуждаюсь глядя на девушку,

я поражен ей.

стоит свечой над морем нага

Елизавета играла с огнем,

Елизавета играла с огнем,

пускала огонь по спине,

пускала огонь по спине.

Петр Палыч смотрел в восхищенье кругом,

Петр Палыч смотрел в восхищенье кругом

и дышал тяжело,

и дышал тяжело,

и за сердце держался рукой.

— Мне всё противно.

Миг и вечность

меня уж больше

не прельщают.

Как страшно,

если миг один до смерти,

но вечно жить ещё страшнее.

А к нескольким годам

я безразлична.

— Тогда возьми вот этот шарик —

научную модель вселенной.

Но никогда не обольщай себя надеждой,

что форма шара —

истинная форма мира.

Действительно,

мы к шару чувствуем почтенье

и даже перед шаром снимем шляпу:

лишь только то высокий смысл имеет,

что узнаёт в своей природе бесконечной.

Шар бесконечная фигура.

— Мне кажется —

я просто дура.

Мне шар напоминает мяч.

Но что такое шар?

Шар деревянный,

просто дерева обрубок.

В нём смысла меньше, чем в полене.

Полено лучше тем,

что в печь хотя бы легче лезет.

Однако я соображаю:

планеты все почти шарообразны.

Тут есть над чем задуматься,

но я бессильна.

— Однако я тебе советую подумать:

чем ниже проявление природы,

тем дальше отстоит оно от формы шара.

Сломай кусок обыкновенного гранита —

и ты увидишь острую поверхность.

Но если ты не веришь мне, голубка,

то ничего тебе сказать об этом больше не могу.

— Ах нет, я верю,

я страдаю,

умом пытаюсь вникнуть в суть.

Но где мне силы взять,

чтоб уловить умом значенье формы.

Я женщина,

и многое сокрыто от меня.

Моя структура предназначена природой

не для раскрытия небесных тайн природы.

К любви стремятся мои руки.

Я слышу ласковые звуки.

И всё на свете мной забыто —

и время конь,

и каждое мгновение копыто.

Всё погибло. Мир бледнеет.

Звезды рушатся с небес.

День свернулся. Миг длиннеет.

Гибнут камни. Сохнет лес.

Только ты стоишь, учитель,

неизменною фигурой.

Что ты хочешь, мой мучитель?

Мой мучитель белокурый?

В твоём взгляде светит ложь.

Ах, зачем ты вынул нож!

Генрих Левин

ты цветок

и света удивительный поток

летит из глаз твоих на вещи

и в этом свете мир мы видим резче.

Ты первый двигатель как раз.

Смотри пожалуйста на нас.

Ты колокол воздушных токов

ты человек лишённый всех пороков.

Вот Кумпельбаков пробегает,

держа на палке мыслей пук.

К нему Кондратьев подбегает,

издав губами странный звук.

Тут Кумпельбаков сделал глазом

в толпу направо дивный знак.

Упал в траву Кондратьев разом

и встать не мог уже никак.

Смеётся громко Кумпельбаков.

Лежит Кондратьев точно сор.

От глаза лишь нежданных знаков

какой случается позор!

Мчится немец меж домами

мчится в бархатных штанах

мчится быстро в гости к маме

в город славный Штаккельнах.

немца кудри черно-буры

грозди глаз его блестят

по бокам его кабуры

бьют по крупу и свистят

по бокам его кобуры

бьют коня в тяжелый круп

немец немец от натуры

ловок, смел, суров и груб.

гвозди глаз его так хмуры

точно снится немцу сон

по бокам его кобуры

испускают страшный звон.

люди в страхе рассуждают:

кто сей всадник? объясните!

в нас, от страха, мысли тают,

рвутся нервов наших нити.

Немцу жизнь как игрушка

немцу пища невдомёк

вот вдали стоит избушка

светит в окнах огонёк.

Лес качает вершинами,

люди ходят с кувшинами,

ловят из воздуха воду.

Гнётся в море вода.

Но не гнется огонь никогда.

Огонь любит воздушную свободу.

Из воздухоплавательного парка

бежит с восторгом фермоплаз.

блестит Юпитер. Звёздам жарко.

К трубе подносит Клумбов глаз.

Огромной силы приближенье

увидел Клумбов сквозь трубу.

Звёзд бесконечное движенье

планет безумный танец

фу ослепительно

Где ты?

Я тут.

А где твоя подруга?

Подруга в гости не пришла.

А где твоя большая книга?

А книга спрятана в шкапу.

Зачем ты книгу спрятал в шкап?

Ах, просто по ошибке.

Я вытирал со стула пыль

мохнатой тряпкой.

Смотрю летают мухи

около еды.

и оставляют разные, паршивые следы

на разных, дорогих предметах.

Молчите все!

А мне молчать нельзя:

я был однажды в Англии, друзья.

Передо мной открылся пир:

сидело сорок человек

на креслах стиля пол-ампир,

прекрасно приспособленных для нег.

Зал освещало электричество.

Я вижу: вдруг Его Величество,

рукой мантилью скинув с плеч,

произнести готово речь.

Тут сразу мухи полетели,

производя особый шум,

а все испуганно глядели

и напрягали тщетно ум.

Вдруг входит в зал в простой накидке

какой-то странный гражданин

и, королю дав под микитки,

садится мрачно в цеппелин,

и, заведя рукой пружину,

ногами быстро жмёт педаль,

и направляет вверх машину,

и улетает быстро вдаль.

Сначала все остолбенели:

не слышно было вздоха.

Потом тарелки зазвенели,

и поднялась ужасная суматоха.

Король зубами грыз подушки,

то в стену стукал кулаком,

то, приказав стрелять из пушки,

скакал в подштанниках кругом,

то рвал какую-то бумагу,

то, подскочив нежданно к флагу,

срывал его движеньем воли,

то падал вдруг от страшной боли.

Жил-был в доме тридцать три единицы

человек, страдающий болью в пояснице.

Только стоит ему съесть лук или укроп,

валится он моментально, как сноп.

Развивается боль в правом боку,

человек стонет: «Я больше не могу!

Погибают мускулы в непосильной борьбе.

Откажите родственнику карабе…»

И так, слово какое-то не досказав,

умер он, пальцем в окно показав.

Все присутствующие тут и наоборот

стояли в недоумении, забыв закрыть рот.

Доктор с веснушками возле губы

катал по столу хлебный шарик при помощи медицинской трубы.

Сосед, занимающий комнату возле уборной

стоял в дверях, абсолютно судьбе покорный.

Тот, кому принадлежала квартира,

гулял по коридору от прихожей до сортира.

Племянник покойника, желая развеселить собравшихся гостей кучку,

заводил грамофон, вертя ручку.

Дворник, раздумывая о привратности человеческого положения,

заворачивал тело покойника в таблицу умножения.

Варвара Михайловна шарила в покойницком комоде

не столько для себя, сколько для своего сына Володи.

Жилец, написавший в уборной «пол не марать»,

вытягивал из-под покойника железную кровать.

Вынесли покойника, завернутого в бумагу,

положили покойника на гробовую колымагу.

Подъехал к дому гробовой шарабан.

Забил в сердцах тревогу громовой барабан.

Запутался в системах черных знаков

И помощи не вижу. Мир шатается.

Теперь я окончательно запутался.

Не нужен ум и быстрая смекалка?

Я в мыслях щепки нахожу,

а в голове застряла палка,

отсохли ноги на посту,

из рук винтовка падает…

Пройдешь с трудом одну версту,

и мир тебя не разует.

Я погиб и опустился,

бородой совсем оброс,

в кучу снега превратился, победил меня мороз.

Часовой!

Гу-гу!

Часовой!

Гу-гу!

Часовой!

Гу-гу!

Я замерзаю!

Обожди, помогу!

Обожди мою подсобу.

Что же ты медлишь?

Я из будки вылезаю.

Ах, спаси мою особу!

Двигай пальцы на ногах,

чтоб они не побелели.

Где ты?

Гибну!

Гибнешь?

Ах!

Тут погибнешь в самом деле!

Уж и руки, словно плеть…

Тут недолго околеть.

Эка стужа навернула!

Так и дует и садит!

Из-за каждой снежной горки

зимних бурь встают подпорки,

ходят с треском облака,

птица в тоненьком кафтане

гибнет, крылышки сложив…

Если я покуда жив,

то шинель меня спасала

да кусок свинного сала.

Отмерзают руки-ноги,

снежный ком вползает в грудь.

Помогите, люди-боги,

помогите как нибудь!

Ну чего тебе, злодейка?

Эка баба закорюка!

Ну и время! Вот скамейка.

Посижу — да покурю-ка.

О том никто не скажет фразы

что не имеет, как Венера, фазы

К тому никто не стукнет в дверь

кто с посетителем как зверь

Я понял, будучи в лесу:

вода подобна колесу.

Так вот послушайте. Однажды

я погибал совсем от жажды,

живот водой мечтал надуться.

Я встал,

и ноги больше не плетутся.

Я сел,

и в окна льется свет.

Я лег,

и мысли больше нет.

Подбегает он ко мне

говорит: «останься тут»

подъезжает на коне

он под мышкой держит кнут.

Говорит: «останься здесь»

он подходит зол и пешь

с головы до пяток весь

улыбнувшись молвил: «ешь».

Захлопнув сочиненья том

я целый день сидел с открытым ртом.

прочтя всего пятнадцать строк

я стал внезапно к жизни строг.

Для быстрого движенья

по шумным площадям

пришло распоряженье

от Бога к лошадям:

скачи всегда в позиции

военного коня,

но если из милиции

при помощи огня

на тросе вверх подвешенном

в коробке жестяной

мелькнет в движеньи бешеном

фонарик над стеной,

пугая красной вспышкой

идущую толпу,

беги мгновенно мышкой

к фонарному столбу,

покорно и с терпением

зеленый жди сигнал,

борясь в груди с биением,

где кровь бежит в канал

от сердца расходящийся

не в виде тех кусков

в музее находящихся,

а виде волосков,

и сердца трепетание

удачно поборов,

пустись опять в скитание

покуда ты здоров.

Вошла Елизавета

в большой, прекрасный дом

центрального Совета.

Вошла с открытым ртом.

Нуль плавал по воде.

Мы говорили: это круг,

должно быть, кто-то

бросил в воду камень.

Здесь Петька Прохоров гулял —

вот след его сапог с подковками.

Он создал этот круг.

Давайте нам скорей картон и краски,

мы зарисуем Петькино творенье.

И будет Прохоров звучать, как Пушкин.

И много лет спустя

подумают потомки:

«Вот Прохоров когда-то,

должно быть, славный был художник».

И будут детям назидать:

«Бросайте, дети, в воду камни.

Рождает камень круг,

а круг рождает мысль.

А мысль, вызванная кругом,

зовет из мрака к свету нуль».

На коня вскочил и в стремя

ногу твёрдую вонзил

Пётр Келлер. В это время

сверху дождик моросил.

С глазом шорою прикрытым

в нетерпенье конь плясал

и подкованным копытом

дом и площадь потрясал.

На крыльце Мария с внуком

тихо плакали в платок,

и сердца их громким стуком

отражались в потолок.

На твоем лице, подруга,

два точильщика-жука

начертили сто два круга

цифру семь и букву К.

Над тобой проходят годы,

хладный рот позеленел,

лопнул глаз от злой погоды,

в ноздрях ветер зазвенел.

Что в душе твоей творится,

я не знаю. Только вдруг

может с треском раствориться

дум твоих большой сундук.

И тогда понятен сразу

будет всем твой сладкий сон.

И твой дух, подобно газу,

из груди умчится вон.

Что ты ждешь? Планет смятенья

иль движенье звездных толп?

или ждешь судеб смятенья,

опершись рукой на столб?

Или ждешь, пока желанье

из небес к тебе слетит

и груди твоей дыханье

мысль в слово превратит?

Мы живем не полным ходом,

не считаем наших дней,

но минуты с каждым годом

все становятся длинней.

С каждым часом гнев и скупость

ловят нас в свой мрачный круг,

и к земле былая глупость

опускает взоры вдруг.

И тогда, настроив лиру

и услышав лиры звон,

будем петь. И будет миру

наша песня точно сон.

И быстрей помчатся реки,

И с высоких берегов

будешь ты, поднявши веки

бесконечный ряд веков

Наблюдать холодным оком

нашу славу каждый день.

и на лбу твоем высоком

никогда не ляжет тень.

Всю покорив Азию

На метле теперь несусь над Карпатами.

Деревяшка лесная к земле пригнулась

Хромая старуха бежит за цыплёнком

Длинной ногой через лужи скачет

А короткой семенит по травке

Всю покорив Азию

На метле теперь несусь над Карпатами

Треплет ветер колпак на моем затылке

Режет ветер ноздри мне

Под рубашку залетает

Раздувает рукава

Вон гора на моем пути

Палкой гору моментально сокрушаю

Орла тюкнул по голове палкой

Он вниз полетел как бумажка

Хлоп! Воробей в моём кулаке

Ногами болтаю.

Горный воздух глотаю.

Летит моё тело.

Какое мне дело

Когда умно и беспристрастно

в моём отшельническом доме

я сумасшедшими руками

хватаю муху за крыло

меня понять никто не в силах.

Прости природа мой поступок

прости невинное желанье

прости неведенье моё.

Вода в реке журчит, прохладна,

И тень от гор ложится в поле,

и гаснет в небе свет. И птицы

уже летают в сновиденьях.

А дворник с черными усами

стоит всю ночь под воротами,

и чешет грязными руками

под грязной шапкой свой затылок.

И в окнах слышен крик веселый,

и топот ног, и звон бутылок.

Проходит день, потом неделя,

потом года проходят мимо,

и люди стройными рядами

в своих могилах исчезают.

А дворник с черными усами

стоит года под воротами,

и чешет грязными руками

под грязной шапкой свой затылок.

И в окнах слышен крик веселый,

и топот ног, и звон бутылок.

Луна и солнце побледнели,

созвездья форму изменили.

Движенье сделалось тягучим,

и время стало, как песок.

А дворник с черными усами

стоит опять под воротами

и чешет грязными руками

под грязной шапкой свой затылок.

И в окнах слышен крик веселый,

и топот ног, и звон бутылок.

Одна красивая торговка

с цветком в косе, в расцвете лет,

походкой лёгкой, гибко, ловко

вошла к хирургу в кабинет.

Хирург с торговки скинул платье;

увидя женские красы,

он заключил её в объятья

и засмеялся сквозь усы.

Его жена, Мария Львовна,

вбежала с криком «Караул!»,

и через пол минуты ровно

хирурга в череп ранил стул.

Тогда торговка, в голом виде,

свой организм прикрыв рукой,

сказала вслух: «К такой обиде

я не привыкла…» Но какой

был дальше смысл её речей,

мы слышать это не могли.

журчало время как ручей.

темнело небо. И вдали

уже туманы шевелились

над сыном лет — простором степи

и в миг дожди проворно лились,

ломая гор стальные цепи.

Хирург сидел в своей качалке,

кусая ногти от досады.

Его жены волос мочалки

торчали грозно из засады,

и два блестящих глаза

его просверливали взглядом;

и, душу в день четыре раза

обдав сомненья чёрным ядом,

гасили в сердце страсти.

Сидел хирург уныл,

и половых приборов части

висели вниз, утратив прежний пыл.

А ты, прекрасная торговка,

блестя по-прежнему красой,

ковра касаясь утром ловко

своею ножкою босой,

стоишь у зеркала нагая.

А квартирант, подкравшись к двери,

увидеть в щель предполагая

твой организм, стоит. И звери

в его груди рычат проснувшись,

а ты, за ленточкой нагнувшись,

нарочно медлишь распрямиться.

У квартиранта сердце биться

перестаёт. Его подпорки,

в носки обутые, трясутся;

колени бьют в дверные створки;

а мысли бешено несутся.

И гаснет в небе солнца луч.

и над землёй сгущенье туч

свою работу совершает.

И гром большую колокольню

с ужасным треском сокрушает.

И главный колокол разбит.

А ты, несчастный, жертва страсти,

глядишь в замок. Прекрасен вид!

И половых приборов части

нагой торговки блещут влагой.

И ты, наполнив грудь отвагой,

вбегаешь в комнату с храпеньем,

в носках бежишь и с нетерпеньем

рукой прорешку открываешь,

и вместо речи — страшно лаешь.

Торговка ножки растворила,

ты на торговку быстро влез,

в твоей груди клохочет сила,

твоим ребром играет бес.

В твоих глазах летают мухи,

в ушах звенит орган любви,

и нежных ласк младые духи

играют в мяч в твоей крови.

И в растворённое окошко,

расправив плащ, влетает ночь.

и сквозь окно большая кошка,

поднявши хвост, уходит прочь.

Осень быстро наступает

в небе солнце не блестит

в окна муха не влетает

в рощах птица не свистит.

Года и дни бегут по кругу.

Летит песок; звенит река.

Супруга в дом идет к супругу.

Седеет бровь, дрожит рука.

И светлый глаз уже слезится,

На все кругом глядя с тоской.

И сердце, жить устав, стремится

Хотя б в земле найти покой.

Старуха, где твой черный волос,

Твой гибкий стан и легкий шаг?

Куда пропал твой звонкий голос,

Кольцо с мечом и твой кушак?

Теперь тебе весь мир несносен,

Противен ход годов и дней.

Беги, старуха, в рощу сосен

И в землю лбом ложись и тлей.

Здравствуй берег быстрой реки!

мы с тобой не старики,

нам не надо разных каш,

хлеб и мясо завтрак наш.

Наша кровля, дым и снег,

не стареет каждый миг;

наша речка лента нег,

наша печка груда книг.

Мы с тобой, должно быть, маги,

разрушаем время песней,

от огня и нежной влаги

все становится прелестней.

Берег, берег быстрой реки!

мы с тобой не старики.

Нам не сорок, как другим.

Нашим возрастом благим

мы собьём папаху с плеч.

Вот и всё. Я кончил речь.

Пётр выходит с ружьём из ворот

Птицы летят звеня перьями

Клим Логофет открывает свой рот

Полон глухими поверьями.

Чтобы вспомнить слова позабытых рагат

Повернул Логофет свои взоры назад

Колесо радости жено

глупости каша мать

напоим тебя

напоим тебя

а если хочешь

накормим тебя.

Ты открыл уже зубы свои

расчесал на пробор волосы ты

подбежал ко мне

подбежал ко мне

растворить окно города Кыбаду

растворить окно города Кыбаду

растворить окно города города Кыбаду

города Кыбаду милый мой человек по имени Пётр.

Мельница смеха весло

машинка румянца пень

о суп выражений твоих

о палочки рук твоих

о шапочки плеч твоих

о кушачки жен твоих

отойди от меня Пётр

отойди от меня человек по имени Пётр

отойди от меня мастер Пётр.

Генрих Левин

в твоём глазу

я видел гибкую лозу

она качалась как цветок

и света удивительный поток

летит из глаз твоих на вещи.

Не знаю так ли в самом деле.

Мои глаза всегда глядели

На мир спокойно без помех.

Я ухом слышу чей-то смех.

Не над моими ли словами?

Мне неприятно спорить с вами.

Однако в чём ты видишь спор.

В твоих речах я вижу удивительный напор.

А ну скажи:

какая сила

вбивает в землю кол?

Сидит на ярмарке могол

и держит слабую дощечку.

куда приткнуться человечку

когда погнут, разбит и сломан

его несчастный организм?

Я влюблена в тебя.

ты видишь я страдаю.

и каждый день грозит во мне

исчезнуть красота.

Я подхожу к тебе особенной походкой

стараясь выглядеть упругой

Я сплю и сон коварный

твой образ длительно не держит

предо мной.

и я влюблён и я страдаю

исчезло всё и только Нина

собой во всём отражена

Исчезло всё и только Нина

одна владычица моя

передо мной стоит богиня

улыбкой в храм войти маня

и я к ногам её повержен

о Нина ты любви дворец.

один лишь вздох и я отвержен

и выстрел в сердце мой конец.

исчезло всё и только Нина

меня пленяет каждый миг

передо мною как богиня

она стоит, и чудный лик

склонив ко мне и грустным взглядом

питает бурно страсть мою

сама Эсфирь с тобою рядом

не превзойдёт красу твою.

Почему любовный фибр

каждый миг меня трясёт

и в толпу девичьих игр

страстный вихр<ь> меня несёт

удержаться нет сил боле

с диким рёвом точно лев

я несусь туда где в море

плещат груди чудных дев

Положи к моим ногам трофей

Прикажи меня бросать на воздух

Ты охотник, я же скромный житель

Города. Лес меня пугает

Страшно мне смотреть в кусты

Если ветка шевелится я бледнею

Может ветер ветку шевелит,

А может зверь. Или дух лесной

А может птица.

Если птица, я возьму ружьё,

Заряжу его коварной дробью

От Невы поднимается пар

начинается ба ба бар

Над Невой пролетает колонна мух

полнимается в городе мрачный слух

я сделал шаг и вдруг назад

бегом пустился в Летний сад.

в саду поднявшись со скамейки

девица шла в берете белом

прямая в верх как по линейке

она играла своим телом.

(Ее догнать моя забота

Бегу вперед изныв от пота

А солнце греет мозжечок

И все прохожие распарены.

И даже старый старичок

Сидел дел на солнце

в виде человеческой развалины.)

Открыв наук зелёный том

я долго плакал, а потом

его закрыл и бросил в реку.

Науки вредны человеку.

науки втянут нас в беду

возьмёмтесь лучше за еду.

Птичка с маленькой головкой

о чём так жалобно свистишь?

что ты землю бьешь подковкой?

что ты кверху не летишь?

птичка с маленькой головкой

залетела к нам в окно

с этой маленькой плутовкой

мы знакомы так давно.

прошлый год в начале Марта

мы сидели в лесу густом

вдруг летит как легкая карта

птичка с маленьким хвостом.

птичка с маленькой головкой

выше облака летить

человек идёт с винтовкой

птичку пулей застрелить.

На паровом тромбоне мы играли

нам жизнь казалась колосом.

Иван Петрович Пятаков

глядел на небо сквозь трубу

Иван Петрович Пятаков

играл на паровом тромбоне

как пуля в ухо звук летел

Иван Петрович поглядел

в тетрадку с нотами и грянул

такой стремительный галоп,

что звук летел как пуля в лоб.

Луиза!

Ты моё пристанище

Ты небесный лампион

Ты кораблик с мачтой-пикой

Ты воздушная струя

Ты коробочка с цветочком

Ты бубенчик на шлее

Луиза!

Стань передо мной на стул

Стань на бочку из под яблок

Стань с подсвечником на шляпе

Стань с метёлочкой в зубах

Стань со звёздочкой во взоре

Стань с пером на голове

Луиза!

Покажи мне карту мира покажи мне

Пульхиреев и Дроздов

Вместе ехали в Ростов.

Пульхиреев на картоне.

Ехал вывернув ладони.

Вода внизу отразила все то, что наверху.

Вход закрыт.

Только тому, кто вышел из воды и чист, откроется вход.

Путник идет по зеленому саду.

Деревья, трава и цветы делают свое дело.

И во всем натура.

Вот огромный камень кубической формы.

А  на  камне  сидит  и  повелевает натурой.

Кто знает больше, чем этот человек?

Легкомысленные речи

за столом произносив,

я сидел, раскинув плечи,

неподвижен и красив.

Ветер дул. Текла вода.

Пели птицы. Шли года.

А из тучи к нам на землю

падал дождик иногда.

Вот в лесу проснулся волк

фыркнул, крикнул и умолк

а потом из лесу вышел

злых волков огромный полк.

Старший волк ужасным глазом

смотрит жадно из кустов

Чтобы жертву зубом разом

разорвать на сто кусков.

Темным вечером в лесу

я поймал в капкан лису

думал я: домой приеду

лисью шкуру принесу.