Онлайн чтение книги Убийство в Угличе
ШАЙКА... ИЗ ЛЕСУ?

Наутро Кухов, придя на службу, первым делом спросил про­токолы вскрытия. Все трое были убиты тяжелым тупым пред­метом по голове одинаково, удары были настолько сильны, что черепа у всех прямо разможжены. Видимо, убийца обладал большой силой.

Старик и кухарка убиты спереди в лоб, на руках были раны, видимо, перед смертью они пытались закрыться руками. А Ва­силий Николаевич убит в затылок, наверно, он знал убийцу и не подозревал, что его ожидает, а спокойно повернулся к ним спи­ной.

А то, что убийца был не один, это ясно по разным приметам осмотра места преступления, их было не меньше трех, но как Василий-то не знал, что отец и Пелагея уже убиты? Как же все произошло?

Кухов поразмышлял: убийцы не знали — деньги в доме или в лавке! Предположили, что в лавке, у старика железный ящик для денег кованый стоит под прилавком. И во время торговли он не закрывается, потому и пришли днем.

Убив старика и не найдя денег, пошли в дом и натолкнулись на старуху. Опять непонятно: если все знали, то могли предполо­жить, что старуха дома, зачем им еще один труп?! И как же Ва­силий-то дома оказался в это время? И сейф открыл — значит, знал кому! Прямо с ума сойдешь, ничего не ясно.

Давай, брат Кухов, сначала. Наобум ведь не шли, знали: деньги есть. Стоп! — сказал себе Никита Иванович: а что, если убив старика и кухарку, они каким-то образом вызвали младше­го Шунаева в дом из его мучного лабаза? Риск ведь большой, в лавке труп, в доме труп, а тут надо ждать Василия, а ну как Се­мен приказчик вернется?

Или они знали, до какого времени его не будет, а лавку пос­ле убийства старика они изнутри закрыли, чтобы никто не вошел? Так как же они Василия вызвали? Надо в мучной лабаз идти спра­шивать! Может, кто что и знает. Но сперва Хряпина дожидаться, а в мучной лабаз я сейчас своего сыщика пошлю, что бывший гимназический надзиратель.

Позвав его к себе, Кухов дал задание, и стал ждать Хряпина. А пока занялся чтением протокола осмотра дома и лавки после совершения преступления. Его внимание привлекла запись: что в комнате, где был труп Василия Шунаева, на портьере на уров­не около двух аршин от пола замечены пятна крови.

—     Так, — выговорил Кухов, — вот мои догадки и подтверж­даются: убийца стоял за портьерой и поджидал сигнала, но кто же привел Василия, кто? А пятна остались, вероятно, от кроваво­го топора, который убийца держал наготове. Хорошо бы еще и топор найти, да где его найдешь, в доме, во дворе — нигде нет.

Вышли убийцы еще засветло, а приказчик прибежал в учас­ток, когда темнеть стала, значит, убийцы ушли сразу, все про­изошло от двенадцати до пяти вечера, а скорее, ближе к пяти, потому что сынишка бондаря видел Зайцевых перед обедом.

Они шлииз лавки... Хотя почему из лавки?! Зайцевы показа­ли, что в лавку не заходили, а только дверь дернули, а она — зак­рыта. Костька хотел у старика Шунаева три рубля попросить взаймы, хотя старик, может, и не дал бы. Закрыта лавка была, вот почему и ругались Зайцевы. Значит, убийцы были уже в доме и поджидали Василия.

Убив его и взяв деньги и серебро, ушлитот же час. Но как могли пройти люди средь бела дня с поклажей — непонятно. Что, никто и не видел? А может, что и видели, надо еще раз схо­дить и поспрашивать.

Наконец пришел Хряпин, как и обещал, около полудня.

—      Как себя чувствуете, господин Хряпин? — спросил его следователь.

—    Да ничего, спасибо, по свежему воздуху прошел, а то за­сиделся дома-то,

—      Присаживайтесь, Фрол Данилыч, рассказывайте, что уда­лось узнать.

—    Пришел я сегодня в номера да и говорю Ефиму, давай-ка, Ефимушка, книгу посмотрим да наличность сочтем, надо бы Двор­нику да сторожу денег немного дать, наградить хоть по три руб­ля, люди пожилые и служат хорошо.

—    Надо, надо, говорю, неси книги, проверим, сосчитаем и те­бе пять рублей дам, за меня ты тут трудился эти дни.

—     Мне это не в тягость, — отвечает. Принес он книги, ста­ли мы с ним разбираться, я то про одного спрошу, то про дру­гого, а сам все запись про купца этого Заворыкина смотрю. Ви­жу — есть, прибыл семнадцатого, убыл двадцатого утром, де­нег взято за три дня. Спрашиваю — почему за три дня, когда два пробыл, ведь девятнадцатого утром уехал. Как бы после обеда, тогда день засчитался, а так — нет, не порядок, у нас лишнего не берут.

А он говорит: утром не рано было, а часов десять, ну я и поставил день-то, купец не ругался,, поворчал немного, но зап­латил. Ну я деньги пересчитал за все дни, что постояльцы запла­тили, выдал всем, что обещал, да и пошел было, а по пути из кух­ни Степка, мальчишка, помощник коридорного, бежит.

—     Стой — говорю, а ну, поди сюда, ты что же это, стервец, господам сапоги подаешь с опозданием? Кому, говорит, я с опоз­данием подаю?!А купцу Заворыкину, что намедни уехал, хотел ехать часов в восемь, уехал в десять и все из-за тебя! Где тебя черти носили,, что гость без сапог сидел до десяти часов?!

Помилуйте, говорит, я этого купца и в глаза не видел. Как, говорю, не видел, из номера шестого он девятнадцатого уехал, купец солидный, а ты что же это?! «Так этого купца я с вечера не видывал, вечером же он уехал!» Восемнадцатого что ли? — спрашиваю. А я почем знаю, какого! А только я видел, что он вечером на телегу садился!

—     На какую телегу, — спрашиваю. А простая телега с ло­шадью, — отвечает. Ну, дурак, ясно, что не с коровой! С какой лошадью? Да темно было, лошадь и лошадь, вроде, гнедая. А ку­чер — что? — спрашиваю. А кучер в армяке да малахае был. Я не разглядел, отвечает. А купца-то разглядел! А, может, это и не он был!

Степка говорит: пальто на ём черное да сапоги были. А ли­цо-то видел? — спрашиваю. А на что мне разглядывать? Холод­но, чай, стоять-то! А тебя-то он видел? — спрашиваю. Нет, я ведь не с главного крыльца вышел, а из ворот сбоку глядел.

—    А чего вечером на улице шлялся? Да не шлялся, а вышел снега набрать, кухарка, вишь, угорела — так снегу-то ей на голо­ву надо было. Набрал снегу и домой.

Ну, ладно, вот тебе двугривенный, так что никому ни сло­ва — понял аль нет?! Понял? — Отвечает: не маленький! Ну смот­ри у меня! С тем я и к вам пришел.

—    Да, — покачал головой Кухов, — что-то неладно тут! На­до запрос на Улейму об купце подавать, хотя тут недалеко; по­жалуй, я урядника наряжу, скоро и вернется.

Он позвал дежурного и приказал: позови-ка мне, братец, урядника Нилова, Через малое время Нилов переступил порог кабинета: «Вызывали, господин следователь?»

—     Вызывал, вызывал.,. Вы вот, что, милейший, поезжайте-ка на Улейму, на бумажную фабрику. Узнайте там, купец Заворыкин на месте ли,

—    А если нет, что прикажете, — доставить?

—     Нет, тогда прознай про купца, когда приезжал в Углич да сколько пробыл, где останавливался, с кем, куда ходил. Все ли понял, Петр Иванович?

—    Все понял, ваше благородие, разрешите идти.

—    Идите, да как приедете, тотчас ко мне!

—    Да мне и к вечеру не управиться: туда верст двенадцать да тем, да обратно, только к ночи вернусь!

—    Ну. вот утром и придете сразу.

Отпустив, Кухов еще раз поблагодарил Хряпина за помощь:

—   Дело ведь очень серьезное, Фрол Данилыч, само губерн­ское начальство запрос по этому делу уже прислало. А у нас по­ка — ничего, ни одной зацепки нет!

Теперь Кухов решил сам пойти на Московскую улицу и по­спрашивать, может, кто чего и видел.

Погода стояла солнечная, весна была в самом разгаре. «Не­далеко и до светлого праздника»,.. — подумал следователь, на­до бы закончить это дело побыстрей, а то город взбудоражен и люди боятся, а мы четвертый день топчемся на месте...» || Время стало уже около трех пополудни. Подойдя к дому Шунаевых, Кухов подозвал городового.  — Все тихо? — спросил следователь.  — Тихо, ваше благородие! — ответил городовой.

—    Никто не приходил эти дни, не справлялся ни о чем?

—     Любопытных много, да я гоню всех!

—    А что судачат промеж себя?

— Да разное все, кто чего говорит, а больше небылицы плетут.

—    Какие, например?

— А такие, дескать, это Ванька Кривой, недаром в участке сидит! Другие не согласны, не может, мол, Ванька, он не душегу­бец, вор — да, но не убийца. Третьи вовсе околесицу плетут, мол, из леса лихие люди пришли, да и из какого леса, ваше благородие? Нет у нас шаек в округе!

—    Да. шаек нет, ерунда все это, — согласился Кухов.

—     Вот и я говорю, ерунди, а старуха Егорова толкует: ви­дела здоров с го мужика с бородой — весь прямо леший, а на те­леге у его хвою заприметила, не иначе из леса.

—    Что за старуха, где проживает?

—    На Дмитровской, недалече от кладбища, это рядом, вон направо за угол, да и третий дом.

—    Так! Пойду-ка я к ней схожу, — оживился Кухов, — а ты будь здесь, скоро родственники из Твери приедут, так дом им передадут, кончится твоя охрана.

Пройдя до конца по Московской, свернул на Дмитровскую и отсчитав третий дом, постучал в калитку.

—    Эй, есть кто живой, или нет?

—     Из дома вышла девочка лет восьми: «Кого надо, дяде­нька?»

—     Егорова здесь проживает, или нет? — спросил Кухов.

—    Здесь бабушка живет.

—- Ну так позови, да побыстрей, скажи — полиция требует!

Девчонка мигом юркнула в дверь и вскоре на крыльцо вы­шла старуха.

—    Чего надо, господин хороший? — спросила бабка.

—    Расскажи, какую это ты шайку видела и когда?

—      Видела, видела, милок, вот как видела, — затараторила старуха. — Иду я это домой от подружки своей, что на Песочной живет, уж Московскую прошла, уж к дому лажу. Смотрю, на той стороне у кладбища телега с лошадью стоит, и вся грязная телеге-то, колеса в глине! И хвоя налипши на них, я еще подумала: не помер ли кто, может, хвою привезли для похорон. Потом, думаю, вроде, никто не помирал.

—    Ну а почему решила, что шайка, что в телеге разбойники с топорами сидели что ли?

—     А не смейся, господин хороший, про шайку-то я потом подумала, а тогда мне невдомек было, что купцов убили.

—    Ну, а что же ты видела тогда?

—     А вот что, на телеге-то мужик сидел в армяке да на го­лове малахай здоровый, так что и лица не видать, я уж к дому своему подошла да любопытство меня взяло, дай, думаю, спро­шу пойду у него, может и, вправду хвою привез, кто преставился, а я не знаю!

А тут к нему, значит, еще двое ладят, один-то здоровый, бо­рода черная лопатой, на цыгана похож, а второй поменьше, но тоже видный мужик, и прямиком к телеге. Сели, мешок бросили да и поехали.

—    Что за мешок? Куда поехали? — быстро спросил Кухов.

—     Мешок как мешок, да не очень и большой, когда бросил на телегу, так что-то звякнуло там у него. А поехали — сразу на кладбище повернули.

—    А там куда?

—     А я почем знаю, я не смотрела, а только думаю, там на Хутора дорога... Она одна за кладбищем.

—    Так почему же шайка-то, бабка, а?

—      А как же господин хороший! На завтра и про убийство Шунаевых узнала, ну, беспременно они — из лесу разбойники!

Бабка перекрестилась.

—    Чего же никому столько дней не говорила?

—    Как не говорила, а около стражи-то у дома купцов и го­ворила.

—    Так надо бы в полицию идти, а не у дома говорить!

Бабка виновато молчала.

—    Ну, ладно, спасибо, что рассказала.

Кухов вернулся к полицейскому.

—     Что же вы, господин полицейский, про бабку-то не доло­жили? Непорядок это. Ведь инструкцию знаете, что всякий свиде­тель должен быть выслушан и доложено о нем по начальству!

—    Виноват, господин следователь, бабка эта уж больно брех­ливая, так что не придал значения.

—    Ну что же, придется вам по послужному списку выговор сделать.

Полицейский понурил голову и виновато молчал.