Онлайн чтение книги Добро пожаловать в NHK! Welcome to the NHK!
Глава 8: Проникновение

Часть первая

Вообще–то происходящее могло иметь некое отношение к дисбалансу гормонов в моём мозгу. Одержимость и депрессия чередовались, накатывая и отступая словно волны, так продолжалось день за днём. Только начинало казаться, что дела идут на лад, как на следующий же день меня накрывало острое желание покончить с собой. В таком состоянии я был ни на что не способен.

Хотя наркотики помогали мне приободриться, весь мой запал пропадал, как только их действие сходило на нет. Стыд за своё прошлое и неуверенность в будущем, а также многие другие страхи и переживания― всё это одновременно наваливалось на меня. Последующей депрессией я расплачивался за период сверх–энергичности, и, как следствие, депрессия эта была ужасной, просто чудовищной.

Даже вечерние консультации с Мисаки, к которым я к тому времени уже должен был привыкнуть, продолжали меня пугать. Неизвестно откуда идущая тревога охватывала меня, и сама неопределённость её источника только раздувала мой страх.

Первичным, легко определяемым симптомом было то, что мой взгляд начинал бродить по сторонам, и мне становилось тяжело смотреть окружающим в глаза, говоря с ними. Ох, я вёл себя словно застенчивый школьник. Мне было ужасно стыдно. И поскольку я прекрасно понимал, что веду себя глупо, моё поведение становилось ещё более странным и подозрительным. Я не мог разорвать этот порочный круг.

Так или иначе, тем вечером я пытался закурить, чтобы успокоиться, сидя рядом с Мисаки. Дрожащими руками я извлёк сигарету и попытался зажечь её дешёвой зажигалкой. Чёрт― зажигалка кончилась! Да что за ерунда? Вот дерьмо! Я не знал, что делать с сигаретой и зажигалкой в моих руках, но пошёл бы на всё, лишь бы избежать унижения и не убирать их назад в карман. Я изо всех сил старался зажечь сигарету. Щёлк, щёлк, щёлк, щёлк… Я не прекращал бороться, и, наконец, преуспел― хвала богам!

Я тут же отвернулся от Мисаки и нарочито сильно сосредоточился на курении. Я всё дымил и дымил, впустую тратя пять йен с каждой затяжкой. Мои лёгкие болели, болело всё тело. Кончик моей сигареты мелко дрожал. По шее стекал холодный, липкий пот…

― Что с тобой?― спросила Мисаки. Как обычно на наших консультациях, мы сидели друг напротив друга вечером на одной из скамеек парка.

― Кое–какие трудности, вызванные моей хронической болезнью!― ответил я.

― Что ты имеешь ввиду под «трудностями»?

Вот уж что меня задело. Девчонки нынче совсем бестолковые пошли. «Шла бы и выучилась как следует!» ― хотелось мне на неё рявкнуть, но я, конечно, не смог. Вредные привычки, приобретенные мной за несколько лет образа жизни хикикомори ― агорафобия, боязнь прямого взгляда, и все прочие мои тревожные расстройства ― вдруг навалились на меня все разом.

Хм… А дверь в квартиру я запер? Точно ли погасил сигарету? Ещё важнее: Мисаки, не смотри на меня так своими прелестными глазами! И кстати, хватит молчать. Хватит смотреть на меня и молчать! Это совершенно выбивает из колеи. У меня даже живот разболелся.

Нужно было срочно что–то сказать.

― Да, кстати, Мисаки, ты печенье любишь?

Какого чёрта я несу?!

― Нет.

― А ведь обычно девушки твоего возраста вечно грызут что–нибудь эдакое, двадцать четыре часа в сутки. Прямо как маленькие зверушки, хрусть, хрусть, хрусть, хрусть. Что это с ними такое? У них по молодости такой быстрый метаболизм, что им нужно всё время пополнять запас калорий, иначе они умрут? Угадал, да?

Может, мне просто умереть?

Она ничего не отвечала.

Может, просто умереть?

― Не буду я умирать! Потому что я энергичный парень! Ах, во мне кипит энергия! Мне всего двадцать два! Передо мной бескрайние горизонты! «Лучи надежды красят небосвод, и новый день грядё–от…»[примечание со строчкой песни на японском и происхождением]― запел я.

Мисаки потянула меня за рукав футболки.

― Чего?

― Давай погуляем по городу, скажем, послезавтра, ― сказала она, продолжая тянуть меня за рукав, ― где–нибудь возле станции. Вместе. Ещё давным–давно кто–то сказал «выбросьте книги и пойдите в город»[38]Throw Away Your Books, Let’s Go Out Into the Streets — японские фильм и книга, повествующие о несбыточных мечтах и жесткости в японском обществе.,или как–то так. И в этом есть доля правды. Так было написано в книге, которую я недавно прочитала, так что пора нам «пойти в город». Если мы так сделаем, я думаю, тебе должно стать лучше. Ну как, договорились?

Я кивнул не раздумывая.

***

Просьба Мисаки добавила мне причин для беспокойства. Отправиться на прогулку посреди бела дня с таинственной девушкой, о которой я до сих пор толком ничего не знал… Было ясно, что из–за этого опрометчивого решения мне придётся немало понервничать. Совершенно выбитый из колеи, я точно опозорюсь снова. И не было ни единого шанса этого избежать. Ах, мне так не хотелось идти. Мне очень хотелось остаться дома.

Но ничего не попишешь, уговор есть уговор. Я напоминал себе, что прилежное исполнение уговоров ― это первый шаг к тому, чтобы стать порядочным членом общества… Впрочем, я не был членом общества, я был простым хикикомори.

Так или иначе, у меня ужасно болел живот. Внутреннее напряжение и мучительное ожидание грядущего напоминали те чувства, что я испытывал за день до контрольной. Для слабого духом человека вроде меня, такой груз словно давил на плечи.

Однако, в точности как писал Достоевский или ещё кто–то, вместе с выходящими за рамки нормального тяготами пришло также неоспоримое удовольствие. В общем, когда страдания превосходят определённые границы, люди начинают получать от них удовольствие. Сильное переутомление, например, может сделать человека крайне непритязательным. Это, в свою очередь, может принести радость и наслаждение.

― Так ведь, Ямазаки?

― Конечно–конечно. Правда, я так и не понял, о чём ты там болтаешь.

Сегодня, как обычно, Ямазаки с самого утра шлифовал свою игру. Посмотрев на него, можно было подумать, что он даже получал от этого какое–то извращенное удовольствие.

― Дай гляну, далеко ли ты продвинулся,― предложил я, но он заслонил компьютер своим телом. Должно быть, делал какую–то особенно эротическую игру.

Ну, над какой бы дикостью Ямазаки не работал, для меня это теперь ничего не значило. Я решил, что нужно бы прямо сейчас позавтракать, и открыл холодильник.

― А? У тебя что, еда кончилась, Ямазаки?

― Эй, ты! Нечего есть чужие продукты каждый день, так, будто они твои! Да ещё и в чужой квартире!

― Уж прости, но что поделать: я продал холодильник из своей комнаты в магазин подержанных вещей…― сочиняя на ходу уважительную причину, я извлёк лапшу быстрого приготовления с её обычного места в шкафу.

В этот момент зазвенел звонок. Гости?

Ямазаки не спеша поднялся из–за компьютерного стола, прошёл в прихожую и открыл дверь. За ней стояли два религиозных проповедника. Однако сегодня это были не Мисаки с её тётей, а молодой человек лет двадцати в костюме и мальчик, на вид не старше средней школы, в тёмной–синей спортивной куртке. «Маршруты у них, что ли, поменялись?» ― подумал я.

Однако действовали проповедники всё так же.

― Эм, мы раздаём вот эти журналы… ― проповедник протянул две брошюры Ямазаки, ― Видите ли, мы стараемся распространять весть о нашей религии…

Ямазаки принялся отбиваться от проповедника в соответствующих выражениях.

Пока я смотрел на них, у меня внезапно родилась прекрасная мысль. Я подошёл к ним поближе, изо всех сил хлопнул Ямазаки по спине и встрял в разговор:

― Ну о чём ты говоришь, Ямазаки?! Ты же раньше признавался, что тебе очень нравится подобная литература!

― Чего?!

Не обращая внимания на Ямазаки, взглянувшего на меня с видом «Что ты несёшь, придурок?», я повернулся к проповедникам и оттараторил на одном дыхании:

― Вообще–то, мы уже давно интересуемся вашей религией. Не могли бы вы позволить нам посетить одну из ваших встреч?

Часть вторая

Вчера вечером, когда мы прощались, Мисаки шепнула мне:

― Завтра моя очередь выступать в школе миссионерского служения, а я не хочу.

― Что это? ― поинтересовался я, и Мисаки, запинаясь, описала.

Школа миссионерского служения была, судя по всему, неким собранием, где «изучающие учение» могли совершенствоваться в «служении». Завтра ей нужно было выступить с речью перед всеми остальными.

Её речь изобиловала таким количеством религиозных терминов, что постороннему вроде меня было невозможно понять, о чём она говорила. Когда я попытался расспросить её об этом подробнее, Мисаки поспешно вскочила со скамейки, засобиравшись домой. Она ушла, сказав на прощание лишь:

― В общем, поскольку завтра мне нужно заниматься этим, в город мы отправимся послезавтра. Не забудь, ты мне обещал.

Это было вчера вечером. Сегодня у религиозной группы Мисаки будет собрание, и на этом собрании ей придётся сыграть очень сложную роль. Когда я сложил всё это вместе, меня осенило. Это же прекрасная возможность выяснить, кто такая Мисаки на самом деле! Собравшись с духом, я упрашивал проповедников: «Пожалуйста, возьмите нас с собой и дайте нам посмотреть!»

Судя по всему, у них обычно было заведено, что сначала посторонние посещают «изучение религиозной литературы», которое проходит по средам. Поэтому двое проповедников не могли решить, что со мной делать. Я продолжал увещевать их: «Мне нужно прямо сегодня! Пожалуйста, возьмите нас на сегодняшнее собрание!»

Я уговаривал их ещё несколько минут, и наконец, они согласились. Они сообщили мне адрес «Зала Царства» и время встречи: «Собрание начинается в шесть часов вечера. Скажите, что пришли по приглашению Канеды, и вас пропустят».

***

Стоял ранний вечер. Надев для маскировки странные наряды, мы торопливо шли по дороге к Залу царства.

Я хотел внедриться в их собрание для того, чтобы изучить частную жизнь Мисаки и понять её настоящие мотивы. По той же причине я решил замаскироваться. Поначалу Ямазаки упрямо сопротивлялся моим попыткам взять его с собой, но в конце концов я его убедил.

― Внедрение в религиозную организацию ― это возможность, которая выпадает раз в жизни! Будет интересно! ― наконец, он проглотил мой наспех выдуманный довод и, в итоге, с удовольствием замаскировался.

Чтобы казаться элитным новообращённым, я одел купленный ещё при поступлении в колледж чёрный костюм. Затем надвинул себе на глаза розовую, как тюльпан, шляпу и нацепил тёмно― фиолетовые очки от солнца. Даже самому себе я казался нелепым.

Ямазаки, в свою очередь, надел ботинки на толстой платформе, чтобы выглядеть сантиметров на десять выше, вставил зелёные контактные линзы ― и, ко всему прочему, выкрасил волосы в золотой цвет. Я понятия не имел, откуда у него вообще взялась такая дурацкая вещь, как ботинки на платформе. Маскировкой они, впрочем, были безупречной.

И всё же я слегка нервничал. Я боялся, что нас могут выдать наши голоса. «Как думаешь, Ямазаки? Не выйдет как–нибудь сменить голос, а?»

Когда я сообщил ему о своём беспокойстве, Ямазаки потащил меня в универмаг около станции, и мы направились на четвёртый этаж ― магазин игрушек. Среди товаров для праздников он нашёл баллончики с газом гелия. Он был популярен одно время, поскольку вдохнув его, начинаешь пищать не своим голосом.

― О! Да ты гений! ― я хлопнул Ямазаки по спине.

Он показал мне большой палец и ухмыльнулся. Ему было весело.

Таким образом, мы покончили с подготовкой и торжественно направились в Зал царства, находившийся на границе торгового района, возле станции. Проходя мимо нас ― явно подозрительной парочки, пищащей высокими голосами, ― люди кидали в нашу сторону недоумевающие взгляды. Обычно нас бы перепугало их пристальное внимание, но сегодня окружающие нас нисколько не смущали. Мои тёмные очки отсекали все взоры, а рядом храбро шагал друг в лице Ямазаки.

Кроме всего прочего, «энергетическое средство», которое я заказал по почте, работало очень неплохо. Всего двенадцать часов назад я страдал от волнений, которым не было конца, а теперь я был полон энергии. Судя по всему, всего лишь несколько миллиграмм обыкновенной химии могут совершенно поменять человеческие чувства.

― Оно, что ли? ― спросил своим писклявым голосом Ямазаки, когда мы вышли из узкой аллеи, шедшей по соседству с путями, и оканчивающейся возле четырёхэтажного здания, стоявшего бок о бок с магазином самообслуживания.

Я сверился с картой, которую нарисовал мне проповедник. Справочное табло у входа здания подтверждало наши предположения: «Третий этаж ― зал царства». Ошибки не было: мы были на месте. Здорово было, что мы добрались до пункта назначения, но я неожиданно почувствовал некое разочарование.

В пику своему громкому названию, Зал царства оказался довольно старым зданием, в котором сдавались этажи под офисы небольшим фирмам. Первый этаж занимала компания по продаже недвижимости, на втором был офис адвоката по делам налогообложения, и лишь третий этаж был отдан религиозной группе. Закат окрашивал здание красным светом, отчего оно казалось лишь ещё более блеклым. Я воображал себе громадный храм, отделанный золотым листом и тому подобным, так что эта картина меня удивила.

Всё же, пора было начинать нашу операцию по проникновению.

― В–вперёд, Ямазаки.

― Вперёд, Сато.

Подбадривая себя, мы поднялись по узким ступеням здания.

***

В итоге, нам удалось проникнуть в Зал на удивление легко.

Никто из тех, кого мы встретили, даже не намекнул на наши странные одеяния. И всё–таки я прибегнул к ещё одной чудовищной лжи: «Вообще–то, у меня серьёзные проблемы со зрением, не могу без солнцезащитных очков», ― сообщил я им, хотя меня и не спрашивали. И все они отвечали «Ох, как не повезло», жалея меня.

Да, они и впрямь были неплохими людьми.

― Добрый вечер.

― Добро пожаловать.

― Спасибо, что пришли.

Домохозяйка, девочка из средней школы и бизнесмен приветствовали нас подбадривающими улыбками. Мы поклонились им, прошли дальше по узкой лестнице и оказались в комнате для встреч. Тут мы вновь испытали разочарование.

Обстановка внутри комнаты даже близко не напоминала религиозную. Не было никаких элементов интерьера вроде свечей, крестов или алтарей. Вместо них в центральной части помещения находился подиум, вроде тех, что делают в школьных аудиториях, а напротив него стояли ровные ряды складных металлических стульев. Комната могла вместить примерно сотню человек. Полы и стены были покрашены в мягкий кремовый цвет и хорошо освещены флуоресцентными лампами. Это спокойное место, комната для встреч, в целом напоминало обычный зал городского собрания.

Мы заняли места на складных стульях в самом последнем ряду, пригибаясь к земле и стараясь привлекать как можно меньше внимания. Эта попытка, однако, была обречена на поражение. Нас с Ямазаки окружили добродушные, улыбчивые люди ― юные и пожилые, мужчины и женщины. Судя по всему, молодой проповедник, с которым мы недавно общались, заранее рассказал всем о нашем приходе.

― Говорят, вы интересуетесь Библией, ― сказала домохозяйка с ребёнком на руках, ― Да, каждому приходится однажды вспомнить о вере.

Молодой человек примерно моего возраста предложил:

― Пожалуйста, располагайтесь и наблюдайте.

Девочка, на вид, старшеклассница, попросила…

В общем, все они говорили одновременно.

Отвечая на их приветствия писклявым голосом, я всё больше нервничал. Дело плохо. Таким чередом мы будем выделяться на общем фоне. Вернее, мы уже слишком выделяемся, но Мисаки, похоже, ещё не пришла. Для неё разгадать нашу маскировку это лишь вопрос времени.

Мы приняли решение пока что отступить ненадолго. Узнав у домохозяйки, где здесь туалет, мы спешно покинули зал для встреч.

― Беда, Сато.

― Кошмар, да, Ямазаки?

Мы отдышались и справили нужду в вычищенной до блеска туалетной комнате.

― Почему эти люди так дружелюбно относятся к подозрительным типам вроде нас?

― Я прямо тронут, ― я и сам был весьма удивлён. Впервые за свою долгую жизнь я сталкивался с чем–то подобным. Самые разные люди искренне приветствовали меня с улыбками на лицах. Я понятия не имел, как себя с ними вести.

― Ха–ха–ха, наверное, мне нужно обратиться в их веру!

Я услышал, как зашедший в кабинку Ямазаки внезапно расхохотался. Затем послышалось шуршание разматывающейся туалетной бумаги. Высморкавшись, Ямазаки вышел из кабинки. Зрачки его глаз за контактными линзами были расширены, на рукавах остались следы белого порошка.

― Хочешь, Сато? ― Ямазаки протянул пакетик с наркотиком. Я мягко отказался. Поскольку мне вот–вот нужно было начать шпионить, я не мог позволить себе потерять хладнокровность суждений.

Напихав в рот салфеток, я изменил контуры лица, творя ещё более совершенную маскировку. Ямазаки, с широченной улыбкой во всё лицо, тем временем развлекался хождением кругами по туалету.

Пару минут спустя сквозь стены ванной комнаты до нас донеслись звуки исполняемых хором песнопений. Похоже, собрание началось.

Мы направились в зал для встреч.

***

Как я уже говорил, обстановка в зале была лишена какой–либо религиозности. Больше она напоминала центр обучения молодёжи. И всё–таки…

Почему у меня пошли мурашки по всей спине? Я был тронут. Возможно, свою роль тут сыграли и наркотики, которые я принял перед выходом из дома. Усиление моих эмоций могло быть лишь побочным эффектом от их воздействия. Но…

Почти сто человек собралось в этом зале, и сейчас они все пели хором, без запинок и с удивительным воодушевлением. Мужчины и женщины, молодые и старые, ― все они, как один, повернулись к кафедре и от всей души пели хвалу Господу. В этом действительно чувствовалась святость. Ох, вот она какая, эта религия! Так здорово!

Так или иначе, окружённый песнопением, я быстро шёл вдоль стены зала встреч и добрался до своего прежнего места, с самого краю. Когда песнь закончилась, стоявший на трибуне мужчина средних лет начал молиться. Похоже, он здесь был самым главным.

― Дорогой творец, создавший небеса и Землю вместе с нами, людьми, да святится имя твоё, да пребудет царствие твоё на земле, как на небе, ― все обратились вперёд, внимая его молитве. На нас никто не смотрел.

Всё шло по плану.

Ну, или так мне казалось. Заканчивая молитву, главный человек на подиуме сказал что–то вроде «благодаря твоему святому духу, мы смогли собраться сегодня здесь. Много детей пришло, и сегодня с нами новые лица…»

Новые лица? Кто? Кто это?

Это были мы.

Взгляды всех присутствующих сейчас же оказались направлены на нас. Я ещё сильнее надвинул на глаза тюльпановую шляпу. Ямазаки, будто бросая всем вызов, сверкнул своей безумной улыбкой.

Краем глаза я видел Мисаки. Она сидела впереди меня, в ближайшем к трибуне ряду. Она ещё не поняла, что мы здесь. Успокоившись, я остановил Ямазаки, пытавшегося помахать публике рукой.

― Мы благодарим тебя и прими, пожалуйста, эту молитву во имя господа нашего, сына твоего, Иисуса Христа.

― Аминь, ― как один, повторили прихожане. Только наши пискливые голоса резко выделялись в общем хоре.

***

Целью этой встречи было улучшение техник обращения в свою веру. Потому–то она и называлась «школой миссионерского служения».

Вначале на трибуну поднимается опытный прихожанин и приводит примеры из практики. Затем ученики–миссионеры делают доклады на различные темы, по шесть минут каждый. Под конец «ведущий» оценивает доклад каждого ученика одной из трёх оценок: «хорошо», «старайся сильнее» или «требуется доработать».

Во всяком случае, так мне объяснила сидевшая рядом домохозяйка.

Вежливо поклонившись ей, я принялся изучать обстановку. Хотя был вечер буднего дня, собралось немало людей. Внимание моё привлекло большое количество домохозяек. Все они были совершенно нормальными женщинами средних лет, вроде тех, что можно встретить в любом местном супермаркете. Кроме того, были бизнесмены, приехавшие на собрание прямо с работы, не заезжая домой. Наконец, была здесь и пришедшая сразу после школы молодёжь. В этом зале собрались самые разные люди.

Ещё несколько старших проповедников выходили с серьёзными лицами на трибуну, и я был поражён их дискуссиями. Некоторые даже записывали содержимое этих выступлений в свои блокноты. Выступления эти тоже были составлены из таких слов, от которых у любого нормального человека разболится голова. «Армагеддон» , «Сатана» и другие такие же чудесные термины всё лились и лились, от них у меня разболелся живот.

Так или иначе, я был уверен, что здесь собралось примерно сто человек, и все они были очень, очень серьёзны.

― Зарождение человечества шесть тысяч лет назад…

― Ноев ковчег на горе Арарат…

― Грядущая битва Сатаны…

― Книга Откровение гласит…

Вы что, все из Гаккен Му?![39]Гаккен Му — это группа людей, увлекающихся паранормальными явлениями, которая названа в честь журнала с той же тематикой. ― хотелось крикнуть мне, но мы с Ямазаки были тут в сокрушительном меньшинстве.

Наконец, первая лекция подошла к концу. Вкратце смысл её был таким: мир разлагается прямо на глазах. Политической коррупции нет предела, по всей планете не прекращают вспыхивать конфликты, а городская преступность купается в жестокости. Молодёжь привыкает к распущенности в отношениях, взрослые ищут лишь материальных ценностей, а уровень морали падает все ниже и ниже. Короче говоря, всё это дело рук Сатаны. Люди в этом находящемся под властью Сатаны мире и не догадываются, что делают всю работу за него, и именно поэтому надвигается Армагеддон. И прежде, чем он случится, нужно спасти как можно больше людей от вечных мук. Это наша основная задача.

Очевидно, что идёт противостояние Бога и Дьявола, и неверующие отправятся в ад.

Последующие выступления учеников были на похожие темы. Общим правилом было, похоже, «восхваляйте Господа, проклинайте Сатану». Видимо, все они немало практиковались к сегодняшнему дню, умело приводя цитаты из Библии, говоря без запинки. Я отмечал некоторые признаки нервозности, но всё равно они выступали с гордостью. Всякий раз, как звенел звонок, возвещая о конце отведённых шести минут, все хлопали. Я тоже хлопал. Так продолжалось некоторое время, и, наконец, выступления молодых людей закончились.

Теперь… Мы с Ямазаки переглянулись: настал черёд Мисаки.

Я ждал в предвкушении. Я надеялся, что она будет говорить нелепости вроде тех, что я слышал от неё каждый вечер на консультациях. Я надеялся, что от её слов мне станет смешно и весело.

Однако Мисаки, стоя на трибуне, слегка дрожала, лицо её было бледным. За всё время она так и не сказала ничего интересного. Слабым, но быстрым монотонным голосом она произнесла посредственную речь о Библии, не отрывая взгляда от своих туфель.

Кажется, ей было плохо. Её манера держаться натолкнула меня на мысль, что она похожа на девушку, над которой все издеваются ещё с младшей школы.

***

Школа миссионерского служения подошла к концу.

После десятиминутного перерыва должна была начаться «служебная встреча». Во время перерыва все мило болтали друг с другом ― группки домохозяек, мальчишек и молодых людей. Все разошлись по группам, беседуя и счастливо улыбаясь.

― Казума сейчас в Вефиле…

― …вызвавшиеся служители…

― Так вот, тот ремонт, что мы делали…

― …сёстры Сатоми, наконец, крестились.

Специальные термины использовались так часто, что я толком не смог разобраться в разговоре.

Я посмотрел в угол зала для встреч, где в одиночестве сидела Мисаки, согнувшись на стальном стуле. Она вся сжалась, изо всех сил стараясь не выделяться из толпы. Там, в углу комнаты, она пыталась ничем не выдавать своего присутствия. Она была ужасно бледна. Всякий раз, как кто–нибудь проходил мимо, Мисаки опускала взгляд в пол. Казалось, она боялась, что кто–нибудь попытается заговорить с ней. На перерыве желающих не нашлось. Похоже, этого она и хотела.

В дружелюбном зале для встреч она одна не вписывалась в окружающую обстановку.

― Пошли домой, ― я подтолкнул Ямазаки к двери.

― Эй, да ты чего, Сато? Сейчас будет служебная встреча!

Гляза Ямазаки были налиты кровью, и я догадывался, почему. В технических терминах, которые были нам ближе всего ― иначе говоря, в терминах эротических игр, ― «служба» значилась как «специальный вид заботливого массажа, который служанка в фартучке делает своему хозяину».

― Это служебная встреча! Вон те девчонки будут нас обслуживать!

― Не говори глупостей!

Захватив Ямазаки в полный нельсон, я выволок его наружу. Когда мы добрались до главного входа, нас окликнули сзади:

― Эй, вы!

Это был младший из тех двух проповедников, с которыми мы встречались раньше, парень из средней школы. Он пристально смотрел на нас, держа руки в карманах блейзера:

― Вы ведь пришли сюда просто дурака валять, да?

Внезапно Ямазаки сорвался с места. Он умчался, даже не оглядываясь назад.

Я снова остался один.

Однако парень не стал на меня кричать. Напротив, мы зашагали по неосвещённой улице вместе. Хотя уже стояло лето, ночной ветер был не по сезону холодным. Парень курил сигарету. Он выдохнул: «Ах…»

― Это, по–моему, запрещено заповедями.

Предвосхищая мою просьбу, парень достал «Зиппо» из кармана и довольно–таки отточенным движением зажёг ещё одну сигарету.

Шагая по правую руку от меня, он пустился в объяснения:

― Бывает, людям вроде вас хочется чего–нибудь эдакого, потустороннего, так что они приходят посмотреть на собрание. Придурки–студенты вроде вас. Ну и что, как тебе? Весело было?

Я ничего не ответил.

― Я, знаешь ли, связался со всей этой религией не потому, что мне это нравится.

― Что ты имеешь в виду?

― Это мои родители. И мама, и папа обожают эту религию. В нашем доме я единственный с нормальной головой на плечах. Если б я когда–нибудь сказал, что хочу оставить церковь, как думаешь, что случилось бы? Как–то я заявил маме: «Хочу участвовать в школьных мероприятиях и ходить в гости к друзьям». Эта старая карга как разоралась: «Ты ― дьявол!». Даже оставила без обеда несколько дней.

Парень засмеялся:

― Я поддакиваю родителям столько, сколько нужно, чтобы они на меня не злились; а когда я выхожу из дома, я делаю то, что хочу.

Значит, в школе он ведёт себя как нормальный мальчишка, заключил я, а находясь дома, притворяется набожным, религиозным человеком. Ведёт двойную жизнь.

― Я всё это к тому, чтобы вы, парни, не сделали ошибку и не вступали к нам, ― говорил он серьёзно, ― Сегодня все суетились вокруг вас, верно? Все так радовались, да? Вы, верно, могли решить какую–нибудь чепуху вроде «может, я смогу поладить с такими милыми людьми»? Ты ошибаешься. Это уловка. Они так действуют не из какой–то там бескорыстной любви. Это способ обращать людей в свою веру.

― Когда ты попадаешь внутрь, всё как в любом другом нормальном коллективе. Все хотят быть старшими. Все хотят попасть в рай. Мой отец отчаянно пытается устроить себе повышение, даже шлёт подарки лидерам. Ужасная глупость. А видел, что сегодня было? Эта девчонка, выступавшая последней, до недавнего времени была просто обыкновенным исследователем, но родственники твердили ей, чтобы она записалась в миссионерскую школу, пока она, наконец, не согласилась. Когда она, член семьи, ходит в миссионерскую школу, её тётя поднимается в статусе.

Я попытался выудить побольше сведений о Мисаки.

― Э? ― парень моргнул. ― Ну, она стала изучать Библию совсем недавно. Обычная девочка ― то ли приёмный ребёнок, то ли на каком–то попечительстве у этой пожилой женщины. Её дядя, похоже, не интересуется религией, что может оказаться для неё спасительным. Хотя нет, наверное, так она лишь разрывается между двумя сторонами, что ещё хуже. Она почему–то всегда выглядит измученной.

Я был ужасно благодарен парню за эти конфиденциальные сведения.

Когда мы расставались, мальчик ещё раз предупредил меня:

― Повторяю, не надо. Ни за что не обращайтесь в их веру. Впрочем… Обращайтесь, если хотите, мне плевать, только тогда не заводите детей.

Я легонько кивнул и пошёл домой.

Часть третья

На следующий день мы с Мисаки гуляли по улицам города. Небо было безоблачно–синим. Поскольку в тот день была суббота, возле станции было много людей, и от всего этого меня слегка мутило.

Как мы и договорились, я встретил её в окрестном парке в час дня, и мы отправились прямо к станции. Примерно два часа спустя мы ещё гуляли. Мы просто шагали и шагали без перерыва. Хоть Мисаки и шла впереди меня, якобы указывая дорогу, у меня было чувство, что мы уже некоторое время всё ходим и ходим кругами по одним и тем же местам.

И всё же Мисаки шагала вперёд без тени сомнения.

Наконец, я не выдержал.

― Эмм, а куда мы идём?

Мисаки обернулась:

― Что–что?

― Ну, то есть, какой у нас пункт назначения?

― А разве нельзя просто так гулять?

Я возвёл глаза к небу.

Мисаки остановилась и сложила руки на груди, глубоко задумавшись.

― Хм. Да, после твоих слов мне тоже кажется, что это слегка странно. Если подумать, люди обычно стараются выбрать, куда идут.

Мне сказать было нечего.

― Слушай, а куда, по–твоему, обычно ходят люди?

Я и сам толком не знал ответа. А чем, для начала, мы вообще занимались? Была суббота, вторая половина дня, мы встретились, чтобы прогуляться по городу. За кого нас вообще нужно принимать? Если б я мог ответить на этот вопрос, возможно, наш конечный пункт оказался бы другим.

Так или иначе, я спросил:

― Мисаки, а есть место, куда бы ты хотела сходить?

― Нет.

― Ты уже обедала?

― Ещё нет.

И, на какое–то время, мы решили зайти в располагавшийся неподалёку семейный ресторанчик.

***

Когда мы вошли в семейный ресторан, Мисаки сказала:

― Я в первый раз обедаю в таком месте.

Я закурил. Кончик сигареты слегка дрожал. Мне было ужасно тяжело. Я мечтал о солнечных очках. Если бы у меня были солнечные очки, мне не пришлось бы беспокоиться о разглядывающих меня незнакомцах,.

Мисаки заказала блюдо дня. Ела она быстро, с аппетитом, а я попивал свой кофе.

Проклятье, думал я. Кофеин ещё сильнее мешает успокоиться. Скоро я начну подозрительно себя вести.

Мисаки, однако, была вполне довольна. Кажется, она искренне забавлялась, собирая какое–то оригами из бумажных салфеток, лежавших на столе.

― Смотри, готово. Разве не здорово? ― это был журавль.

― Здорово. У тебя талант, ― похвалил я её.

У меня начал болеть живот, так что мы ушли из семейного ресторана.

Мы шагали ещё почти полчаса, прежде чем заглянули в кафе. Я выпил чёрного чаю, а Мисаки съела пирожное. Я пытался вспомнить, зачем мы вообще решили встретиться таким вот образом.

Тем вечером Мисаки сказала:

― Давай погуляем в городе. Если мы так поступим, я думаю, тебе должно стать лучше.

А, точно. Короче говоря, это следующий этап программы по спасению хикикомори, и всё это вовсе не означает, что мы на свидании, ничего подобного. А затем, был ещё вчерашний вечер. После того, как я понаблюдал за Мисаки в зале царства, я был ещё более озадачен её личностью. Как минимум, этот вечер разрушил мою теорию, согласно которой она лишь пыталась хитрым образом обратить меня в свою веру. С учётом того, как плохо она вписывалась в окружение на том собрании, было маловероятно, что она стала бы рьяно пытаться обращать незнакомцев.

Кто же она такая, в конце концов? Даже теперь она оставалась сплошной загадкой. Что же мне делать? Нельзя же просто гулять вот так с такой загадочной девушкой! Что же делать? Так и не придумав ничего иного, я просто молчал.

Мисаки извлекла из сумки, которую она всегда носила с собой, ещё одну книгу. Эта называлась «Множество слов в наставление: сборник поговорок, которые откликнутся в вашем сердце». Ещё одна странная книга… я уже не удивлялся.

Отодвинув блюдце из–под пирожного в сторону, Мисаки положила на стол книгу и открыла её.

― Let it be, ― сказала она, и пристально посмотрела на меня, ― Написано, что слова какого–то Джона[40]Намек на Джона Леннона. Как думаешь, что это значит?

― О–оставь всё, как оно есть.

― Ах, какая хорошая поговорка!

В конце концов, блуждая, мы вернулись к манга–кафе, где иногда подрабатывала Мисаки. Мужчина за кассой кивнул ей. Как любой другой посетитель, я взял чек. Затем мы уселись в самой глубине комнаты.

Заведение было, по большей части, безлюдным.

Потягивая бесплатную колу, я погрузился в чтение манги. Мисаки, сидевшая напротив, наблюдала за мной и пила апельсиновый сок. Я ужасно смущался, но поделать с этим ничего было нельзя. Чувствовалось, как будто в моём животе вот–вот откроется дыра.

Наконец, терпение моё истощилось. Я был совершенно не в состоянии читать мангу в подобных условиях. Я попробовал заговорить:

― Мисаки?

― Хм?

― Что–то не очень много посетителей в этом манга–кафе, а?

― Это из–за недавнего спада в экономике.

Я посмотрел на мужчину за конторкой.

― Этот мужчина, кто он тебе?

― Мой дядя. Я всё время доставляю ему неприятности, но поскольку мне вскоре уезжать, думаю, он меня простит.

Судя по её словам, у них в семье были довольно сложные отношения; мне, впрочем, не хотелось слушать об этом, так что я сменил тему.

― Кстати, Мисаки, тебе нравится заниматься религией?

― Не очень. От меня всё время одни проблемы.

― Проблемы?

― Ну, знаешь, как бы сказать… я не вписываюсь в атмосферу. То есть, моё присутствие угнетает множество людей вокруг меня. Наверное, было бы лучше, если бы меня вообще нигде не было.

― Ушла бы просто из группы.

― Не могу. Я должна сделать что–нибудь в благодарность моей тёте.

― Мисаки, ты ведь на самом деле не веришь в Бога, да?

Мисаки поставила стакан с соком на стол. Он тихонько звякнул.

― Я думаю, было бы здорово, если бы Бог существовал. Если б я могла, я хотела бы верить в него, но это довольно сложно, ― разочарованно сказала она.

Затем смущённым тоном она изложила следующую неожиданную гипотезу:

― Для начала, если бы Бог действительно существовал, он, должно быть, был бы ужасным злодеем. К такому выводу я пришла, всесторонне обдумав это вопрос.

― Да ну?

― Видишь ли, в человеческой жизни соотношение печальных событий и счастливых ― примерно девять к одному. Как–то раз я выписала всё в свою записную книжку и посчитала, ― Мисаки достала свой Секретный Дневник и разложила его на столе.

― Видишь, вот он, этот график. Посмотри, по нему сразу видно, что счастливые происшествия ― такие, когда ты думаешь «Как мне здорово! Я рад, что живу на этом свете!» ― не составляют и десятой части жизни. Я очень аккуратно всё посчитала на калькуляторе, ошибки тут быть не может.

Мне было весьма интересно, какие способы подсчёта она при этом использовала, но Мисаки не показала мне других страниц, а я не собирался изменять своим обычаям и ещё сильнее лезть в её личные дела.

Мисаки продолжала:

― Теперь понимаешь, о чём я? Бог, который умышленно создаёт такой неприятный мир, должен быть ужасным негодяем. Это логичный вывод, разве нет?

― Но ты же только что сказала, что хотела бы верить в Бога?

― Ага. Я хочу верить. Мне кажется, было бы хорошо, если бы Бог существовал. Поскольку…

― Поскольку?

― Поскольку если бы существовал такой ужасный Бог, мы могли бы жить без всяких забот. Если бы можно было свалить всю ответственность за наши страдания на Бога, насколько же у нас было бы больше спокойствия духа! Ведь так?

Беседа выходила сложной. Я сложил руки и сделал вид, что глубоко задумался, но моя голова работала кое–как.

Для начала, насколько серьёзно ты говоришь обо всём этом, Мисаки? Уже какое–то время эта дикая улыбка не сходит с твоего лица. От начала и до конца я чувствовал себя так, будто меня тонко и жестоко разыгрывают.

Впрочем, в конце концов, её слова звучали честно и искренне.

― Если бы я могла поверить в Бога, ― прошептала она, ― я смогла бы стать счастливой. Бог плохой, но даже так, я знаю, я всё равно смогла бы быть счастлива.

― Беда в том, ― продолжала она, ― беда в том, что… у меня плохое воображение, так что мне не так–то просто поверить в Бога. Неужели Он не может сотворить для меня какое–нибудь зрелищное чудо, вроде тех, что происходят в Библии?

Она была из тех девушек, кто говорит подобную бессмыслицу.

Мы болтали ещё около часа, и, наконец, я решил, что пора уходить. Когда я подошёл платить, мужчина за кассовой стойкой сказал:

― Не надо денег. Пожалуйста, будь добр к ней.

Я подумал, что довольно странно было говорить такое молодому человеку, другу девушки возраста Мисаки, но усталое выражение лица мужчины чем–то вызывало во мне симпатию. Я слегка поклонился и поспешил домой.

***

Когда я вернулся в свою квартиру, то был невероятно удивлён.

Посреди моей комнаты расположилась похожая на манекена кукла в натуральную величину. Вокруг неё, шатаясь на каждом шагу, нарезал круги Ямазаки.

― А вот и ты, Сато! Взгляни на объект нашего поклонения.

У меня не было слов.

― На днях я услышал, что у старшего брата моего школьного приятеля есть модель Рурирури[41]Рури Хошино — героиня из аниме Martian Successor Nadesico (так же известно как Mobile Battleship Nadesico). в натуральную величину ― он купил её давным–давно и не знает, куда девать. Ни теряя ни секунды, я сделал всё возможное, чтобы заполучить её! Пожалуйста, Сато, ты тоже поклонись ей ― этой бледной, молодой, маленькой и прекрасной Рурирури!

Она, похоже, была героиней какого–то аниме. Ямазаки распростёрся перед куклой в натуральную величину, за основу образа которой взята девочка, не окончившая и начальной школы.

Осмотревшись, я заметил, что жестянка, в которой мы держали наркотики, была пуста. Ямазаки прикончил всё, что там оставалось.

― Да, я под наркотиками! У меня был величайший приход этого века. Да! На этот раз меня осенило истинное прозрение. Я, Сато, увидал самую сущность всего этого мироздания.

Потеревшись лбом о ноги куклы, Ямазаки поднялся на ноги и обернулся ко мне.

― Я всё думал и думал, чего же нам не хватает? Нам ведь чего–то не хватает. В нашей груди огромная дыра, и я искал что–нибудь, чтобы заполнить эту дыру. Что–нибудь, от чего я перестал бы чувствовать пустоту. Точно. Наша вчерашняя религиозная разведка подстегнула меня к размышлениям на эту тему. Все в нерешительности. В этом непонятном мире мы хотим, чтобы нами управлял кто–то ещё, вот зачем мы создали Бога. Двоякое противопоставление Бога и Сатаны намного проще объясняет мир. Понимаешь? Такое простое и сильное объяснение! Меня, честное слово, тронуло!

― К сожалению, такой Бог нам не подходит, поскольку такой Бог слишком страшен. Вот, посмотри–ка на эти картинки в «Пробудитесь!» ― он слишком реалистичен и вовсе не мил, ― Ямазаки подобрал брошюру, валявшуюся в углу комнаты, и протянул мне.

― Глянь вот на июньскую специальную статью, «Ангелы–хранители: они всегда присматривают за тобой». В их религии ангелы выглядят вот так, ― Ямазаки открыл реалистичную иллюстрацию, изображающую крепкого мужчину с крыльями за спиной.

Он порвал брошюру в клочки.

― Мне не нужны такие ангелы! ― заорал он, ― Он что, бодибилдер какой–то? Мне при слове «ангел» представляется что–то такое, ну, знаешь, прекрасное, и моэ–моэ, и лоли–лоли…

У меня в голове промелькнули воспоминания огромного множества эротических игр, где одной из героинь была девочка–ангел.

― Да–да! Ясно тебе, Сато? Настало время для новой религии!

Я хранил молчание.

― Мы будем поклоняться этой кукле Рурирури! И я основатель этой секты!

Я мягко похлопал Ямазаки по плечу.

Стряхнув мою руку, Ямазаки продолжал разглагольствовать:

― Те, кто уверуют, будут спасены! Мы должны придумывать себе то, во что сами сможем верить, чтобы внести смысл в наши жизни! И смыслом будет жизнь с нашей новой великолепной верой!

Он носился без остановки взад и вперёд по комнате, вздымал кулаки, завывая. Он выкрикивал всё, что приходило ему в голову.

Под конец он замер, безнадёжно обняв свою куклу.

― Я больше не могу так жить, ― прошептал он. Его глаза были широко открыты.

Я сделал ему горячего кофе. Ямазаки пил кофе со слезами на глазах.

Мне тоже хотелось плакать.

― Да, Ямазаки, а что ты теперь собираешься делать с этой куклой?

― Бери её себе, Сато. Делай с ней, что хочешь.