Онлайн чтение книги Зловещий доктор Фу Манчи
ГЛАВА XVI. КАРАМАНИ

На следующий день мы опять были на ногах и вскоре вновь вступили в схватку с врагом. Теперь, оглядываясь назад, я вижу это беспокойное время, как хаотическое нагромождение событий, в водовороте которых у нас не было даже короткой передышки.

Спокойствие и мир, царившие в природе, казалось, насмехались над нами. А мы знали, что в наших благословенных рощах злой полубог установил свой алтарь, ненасытно требующий новых жертв. Эта мысль сверлила меня в тот мягкий осенний день.

— Рыбка скоро попадет в сеть, — сказал Найланд Смит.

— Будем надеяться на хороший улов, — смеясь, подыграл я ему.

За окнами сонно плескалась Темза, а за ней виднелись крыши Виндзора и через осенний туман проглядывали замковые башни. Вокруг царили покой и красота.

У нас в руках была одна из немногих ощутимых зацепок, которые нам пока удалось обнаружить, но теперь действительно казалось, что мы в силах ограничить возможности врага белой расы, кровавыми буквами написавшего свое имя по всей Англии. Мы не могли надеяться захватить Фу Манчи, но по крайней мере у нас был шанс уничтожить один из опорных пунктов врага.

Мы провели на карте окружность, охватывавшую кусок местности, через который протекала Темза, с центром в Виндзоре. В этом круге находился дом, из которого мы чудом совершили побег, — дом прекрасно организованной группы преступников. Это мы знали. Даже если бы мы нашли этот дом, что было довольно вероятно, мы были готовы к тому, чтобы найти его брошенным Фу Манчи и его загадочными слугами. Но все равно мы бы уничтожили одну из его баз.

Мы разработали подробный план, и наши невидимые помощники, а их было по крайней мере двенадцать человек, были опытными сыщиками. Пока мы ничего не достигли, но место, к которому мы со Смитом направлялись сейчас, уже появилось в поле зрения: старый особняк с большим участком земли, окруженным стеной. Оставив реку за спиной, мы резко повернули направо по аллее, вдоль которой шла высокая стена. На открытой лужайке я заметил цыганскую кибитку. На ступеньках, склонив сморщенное лицо и подперев рукой подбородок, сидела старуха.

Я едва взглянул на нее, продолжая быстрым шагом идти вперед, не заметив даже, что рядом уже не было моего друга. Я спешил дойти до места, откуда я мог увидеть дом; мне не терпелось узнать, было ли это место пристанищем нашего таинственного врага, работавшего со своей жуткой компанией, растившего смертоносных скорпионов и бациллы, ядовитые грибы, откуда он рассылал своих посланцев смерти. Наверное, мне больше всего хотелось знать, здесь ли пряталась прекрасная девушка-рабыня, которая была таким незаменимым действующим лицом в планах доктора, но в то же время и обоюдоострым мечом, который мы надеялись повернуть против Фу Манчи. Даже в руках хозяина красота женщины — опасное оружие.

За моей спиной раздался крик. Я быстро повернулся, и моим глазам предстало необычайное зрелище.

Найланд Смит схватился со старухой цыганкой, грубо таща ее на дорогу своими длинными руками, сомкнувшимися за ее спиной. Она молча и яростно отбивалась, пытаясь вырваться.

Смит часто удивлял меня, но, увидев подобное, я подумал, что разум покинул его. Я побежал назад и уже почти достиг арены этого невероятного единоборства, видя, как Смиту было нелегко удерживать ее, когда смуглый мужчина с большими серьгами в ушах выпрыгнул из кибитки.

Бросив один быстрый взгляд на нас, он побежал к реке.

Смит сумел подобраться поближе ко мне, таща старуху за собой.

— За ним, Петри! — закричал он. — За ним! Не дай ему уйти. Это дакойт!

В мозгу у меня крутился водоворот мыслей. Хотя я все еще склонен был думать, что мой друг вдруг лишился рассудка, слова «дакойт» оказалось достаточно, чтобы я пустился по дороге вслед за убегавшим человеком.

Он бежал легко, ни разу не оглянувшись, а это доказывало, что у него были причины бояться погони. Я летел, как ветер; пыльная дорога звенела под моими ногами. Ощущение фантастики происходящего, так часто охватывавшее меня в дни нашей отчаянной борьбы с врагом, чья победа означала бы победу желтой расы над белой, опять овладело мной. Я был актером в одной из кошмарных сцен мрачной трагедии, поставленной Фу Манчи.

Цыган бежал по траве к берегу реки, и это был не цыган, а член зловещего братства дакойтов, религиозной организации бирманских головорезов. Я бежал за ним по пятам, но неожиданно он прыгнул в заросли тростника. Увидев это, я быстро остановился.

Дакойт вошел в воду, и я видел, что в руке он держит какой-то предмет. Он прошел несколько метров вброд, затем нырнул, и, когда я достиг берега и посмотрел по сторонам, он совершенно исчез. Только расходящиеся по воде круги показывали, где он нырнул.

Теперь он был у меня в руках.

Потому что, как только он поднимется на поверхность, его будет видно и с того, и с этого берега. У меня был полицейский свисток, и, если понадобится, я мог вызвать одного из наших помощников, лежащих в засаде на той стороне реки. Я ждал. Мимо меня безмятежно проплыла дикая утка, совершенно не обеспокоенная этим странным вторжением в ее пределы. Я ждал целую минуту. Из аллеи за моей спиной донесся голос Смита:

— Не дай ему уйти, Петри!

Я успокаивающе помахал ему рукой, не сводя глаз с воды. Но дакойт все не поднимался на поверхность. Я оглядел всю водную гладь; насколько я мог видеть, ни один пловец там не показывался. Тогда я решил, что он нырнул так глубоко, что запутался в водорослях и утонул. В последний раз бросив взгляд налево и направо, с чувством определенного ужаса перед внезапной трагедией смерти, разыгравшейся в такой прекрасный солнечный день, я повернул назад. Смит крепко держал цыганку; но не успел я сделать и пяти шагов к нему, как услышал за спиной слабый всплеск. Я инстинктивно пригнул голову. Я не знаю, откуда взялся этот спасительный инстинкт, которому я обязан моей жизнью. Как только я пригнулся, что-то, вылетевшее из зарослей, пронеслось мимо меня и с металлическим звуком упало на обочину дороги. Нож!

Я повернулся и прыжками понесся к берегу. Я услышал за собой слабый крик, который могла издать только цыганка, которую держал Смит. Но вода была спокойна. На реке не было ни одной гребной лодки. У противоположного берега на плоскодонке плыла девушка, отталкиваясь шестом, и эта одетая в белое фигурка была единственным живым существом на реке, которое находилось на расстоянии достаточном, чтобы метнуть в меня нож, если имелись соответствующие навыки.

Сказать, что я был сбит с толку, значит не сказать ничего. Я был совершенно изумлен. Я не сомневался в том, что убить меня пытался именно дакойт. Но где же он находился? Нормальный человек не мог так долго продержаться под водой; однако его явно не было на поверхности, он не мог прятаться в камышах, не мог лежать, затаившись на берегу.

Кругом светило солнце. Природа ликовала, а мной овладело ощущение чего-то жуткого и необъяснимого. Я повернулся и пошел к Смиту, чувствуя, что мой невидимый враг, может быть, целит мне в спину второй нож. Мои страхи не оправдались. Я поднял из травы нож, который чудом прошел мимо меня, и с этим ножом в руке присоединился к моему другу.

Он стоял, одной рукой держа явно обессилевшую цыганку, темные глаза которой впились в него с непередаваемым выражением.

— Что это значит, Смит… — начал я.

Но он прервал меня.

— Где дакойт? — быстро спросил он.

— Он, видимо, обладает свойствами рыбы, — ответил я. — Невозможно понять, где он.

Цыганка подняла на меня глаза и засмеялась. Ее смех был музыкальным; так не могла смеяться старая карга, которую держал Смит. И этот смех показался мне знакомым!

Я вздрогнул и всмотрелся в сморщенное лицо.

— Он одурачил тебя, — сердито сказал Смит. — Что это у тебя в руке?

Я показал ему нож и рассказал, как он ко мне попал.

— Я знаю, — резко сказал он. — Я видел. Он был в воде. Меньше трех ярдов от того места, где стоял ты. Ты должен был заметить его. Неужели же ничего не было видно?

— Ничего.

Женщина опять засмеялась, и опять я не мог понять, чем мне знаком этот смех.

— Дикая утка, — добавил я, — больше ничего.

— Дикая утка! — раздраженно передразнил Смит. — Если ты вспомнишь повадки диких уток, ты поймешь, что это была птица совсем другого полета. Это старый трюк, Петри, но он хорош как приманка. В этой дикой утке была спрятана голова дакойта! Теперь поздно. Он, наверное, уже далеко.

— Смит, — сказал я, чувствуя себя виноватым, — почему ты не пускаешь эту цыганку?

— Цыганку? — засмеялся он, крепко держа женщину, которая сделала нетерпеливое движение. — Посмотри как следует, старина.

Он сорвал парик с ее головы, из-под которого показалось облако волос, сияющих в лучах солнца.

— Мокрая губка доделает остальное, — сказал он.

В мои широко раскрытые от удивления глаза взглянули темные глаза пленницы, и под гримом я рассмотрел очаровательные черты девушки-рабыни. На ее выкрашенных белым ресницах стояли слезы, она больше не сопротивлялась.

— На этот раз, — сурово сказал мой друг, — мы действительно поймали ее и не отпустим.

Где-то сверху по течению раздался слабый зов.

Дакойт!

Худощавое тело Найланда Смита выпрямилось и напряглось, как струна; он внимательно прислушался.

Послышался ответный крик, затем откликнулся еще один. Затем прозвучал пронзительный полицейский свисток, и я заметил столб черного дыма, поднимающийся за стеной, вздымающийся прямо к небу, как угодное Богу всесожжение.

Окруженный стеной особняк горел!

— Проклятие! — зло сказал Смит. — В этот раз мы оказались правы. Но он, конечно, имел массу времени, чтобы все унести. Я так и знал. Его дерзость просто невероятна. Он ждал до последнего момента, и мы наткнулись на два передовых поста.

— В одном случае виноват я. Я упустил одного.

— Неважно. Мы поймали другого. Я не думаю, что мы сумеем арестовать еще кого-нибудь. Слуги Фу Манчи так подожгли дом, так что ничего спасти уже не удастся. Боюсь, что на пепелище мы не найдем никаких улик, Петри, но у нас появился рычаг, который должен расстроить планы Фу Манчи.

Он взглянул на странную фигуру, покорно обвисшую в его руках. Она гордо подняла глаза.

— Вам незачем так крепко держать меня, — мягко сказала она. — Я пойду с вами.

Читатель, который дошел до этого места в моих записях, уже знает, какие необычайные события и дикие сцены мне пришлось пережить; но из всех подобных сцен этой стремительной драмы, в которой Найланд Смит и доктор Фу Манчи играли главные роли, я не помню ни одной более фантастической, чем та, что разыгралась у меня в доме в тот вечер.

Не медля ни минуты и ничего не сказав сотрудникам Скотланд-Ярда, мы повезли нашу пленницу в Лондон, что позволяли сделать неограниченные полномочия моего друга. Мы представляли собой странную троицу, вызвавшую немало удивленных замечаний, но наконец наша поездка подошла к концу. Теперь мы сидели в моей скромной гостиной, где когда-то впервые Смит рассказал мне историю доктора Фу Манчи и великого тайного сообщества, пытавшегося нарушить мировой баланс сил, повергнуть Европу и Америку под скипетр Китая.

Я сидел, опершись локтями на письменный стол, подперев кулаком подбородок, Смит ходил по комнате, все время зажигая тухнувшую трубку. В большом кресле, уютно свернувшись калачиком, сидела лжецыганка. Грим был быстро снят, и сморщенное старушечье лицо превратилось в лицо очаровательной девушки, выглядевшей диким прекрасным цветком в своем живописном цыганском тряпье. Она держала в пальцах сигарету и наблюдала за нами через опущенные ресницы.

Казалось, что она с истинным восточным фатализмом смирилась со своей судьбой и время от времени останавливала на мне взгляд своих прекрасных глаз, который, я уверен, не смог бы равнодушно выдержать ни один мужчина.

Хотя я не мог не видеть чувств этой страстной восточной души, я старался не думать о них. Пусть она могла быть сообщницей убийцы из убийц, но ее прелесть представляла еще более грозную силу.

— Этот человек, который был с вами, — внезапно повернувшись к ней, сказал Смит, — до недавнего времени находился в Бирме. Он убил одного рыбака в тридцати милях вверх по течению от Прома всего за месяц до моего отъезда. Окружная полиция обещала тысячу рупий за его голову. Я прав?

Девушка пожала плечами.

— Предположим; что тогда? — спросила она.

— Предположим, я передам вас полиции? — сказал Смит, хотя и не очень уверенно, ибо мы оба были обязаны ей жизнью.

— Как вам угодно, — ответила она. — Полиция ничего не узнает.

— Вы не с Дальнего Востока, — внезапно сказал мой друг. — Может быть, в ваших жилах и течет восточная кровь, но вы не из племени Фу Манчи.

— Это правда, — признала она и стряхнула пепел с сигареты.

— Вы скажете мне, где найти Фу Манчи?

Она опять пожала плечами, бросив на меня красноречивый взгляд.

Смит прошел к двери.

— Я должен подготовить рапорт, Петри, — сказал он. — Присмотри за пленницей.

Когда дверь за ним бесшумно закрылась, я знал, как должен себя вести, но, честно говоря, я прятался от ответственности. Как к ней относиться? Как выполнить эту деликатную миссию? Не в силах решить эту задачу, я смотрел на девушку, которую необычайные обстоятельства превратили в мою пленницу.

— Вы не думаете, что мы сделаем вам вред? — неуклюже начал я. — С вами ничего не случится. Почему вы не хотите довериться нам?

Она подняла свои глаза, полные изумительного блеска.

— Что толку было от вашей защиты другим, — сказала она, — тем, кого он искал?

Увы, никакого, и я отлично знал это. Мне показалось, я понял, что она имела в виду.

— Вы хотите сказать, что, если вы заговорите, Фу Манчи найдет способ убить вас?

— Убить меня? — презрительно вспыхнула она. — Неужели похоже, что я боюсь за себя?

— Тогда чего вы боитесь? — удивленно спросил я. Она посмотрела на меня странным взглядом.

— Когда меня схватили и продали в рабство, — ответила она медленно, — мою сестру тоже взяли и моего брата — ребенка. — Она сказала это с нежностью, а ее легкий акцент еще больше смягчил интонацию ее слов. — Моя сестра погибла в пустыне. Брат выжил. Лучше, намного лучше было бы, если бы он тоже умер.

Ее слова произвели на меня сильное впечатление.

— О чем вы говорите? — спросил я. — Вы говорите о набегах работорговцев, о пустыне. Где все это происходило? Из какой вы страны?

— Какое это имеет значение? — ответила она вопросом на вопрос. — Из какой я страны? У рабов нет ни страны, ни имени.

— Ни имени! — воскликнул я.

— Вы можете звать меня Карамани, — сказала она. — Под этим именем меня продали доктору Фу Манчи, и так же был куплен мой брат. Он купил нас по дешевке, — она рассмеялась коротким истеричным смехом. — Но он истратил немало денег, чтобы дать мне образование. Мой брат — все, что у меня осталось в этом мире, а он в руках Фу Манчи. Вы понимаете? Кара падет на его голову. Вы просите меня бороться против Фу Манчи. Вы говорите о защите. Разве ваша защита сумела спасти сэра Криктона Дейви?

Я горько покачал головой.

— Теперь вы понимаете, что я не могу ослушаться приказов хозяина, да если бы и захотела, я не смею предать его.

Я подошел к окну и стал глядеть в него. Как я мог ей ответить? Что я мог сказать? Я услышал шорох ее юбок, и та, что звалась Карамани, уже стояла рядом со мной. Она положила руку мне на плечо.

— Пустите меня, — сказала она умоляюще. — Он убьет брата! Он убьет его!

Ее голос дрожал от волнения.

— Он не может выместить это на вашем брате, ведь вы ни в чем не виноваты, — сердито сказал я. — Мы вас арестовали, и вы здесь не по собственной воле.

Она глубоко вздохнула, сжала мою руку, и по ее глазам было видно, что она пытается принять трудное решение.

— Слушайте, — быстро и нервно заговорила она. — Если я помогу вам схватить Фу Манчи, — скажу вам, где его можно застать одного, — то обещайте мне, дайте мне торжественное обещание, что немедленно пойдете туда, куда я вас поведу, и освободите моего брата и что отпустите нас обоих на свободу.

— Обещаю, — сказал я без колебаний. — Можете положиться на мое слово.

— Но есть одно условие, — добавила она.

— Какое?

— Когда я скажу вам, где его схватить, вы меня отпустите.

Я колебался. Смит часто обвинял меня в слабости по отношению к этой девушке. Что же мне надлежало делать? Я был уверен, что она откажется говорить что бы там ни было, если не захочет. Если она говорит правду, к тому, что она предлагала, не было примешано какого-либо личного чувства; теперь я видел ее поведение в новом сеете.

Я подумал, что мне следует принять ее предложение и по соображениям гуманности, и по дипломатическим соображениям.

— Согласен, — сказал я и поглядел в ее глаза, в которых теперь горело новое чувство, возбужденное, может быть, предвкушением свободы, а может быть, страхом.

Она положила руки мне на плечи.

— Вы будете осторожны? — умоляюще спросила она.

— Ради вас, — ответил я, — буду.

— Не ради меня.

— Тогда ради вашего брата.

— Нет, — ее голос упал до шепота. — Ради вас самого.