Онлайн чтение книги Айн Рэнд. Сто голосов
Джун (Като) Курису

Джун Курису была секретаршей Айн Рэнд с 1947 по 1949 год.

Даты интервью: 5 ноября 1996 года и 12 марта 1998 года.

Скотт Макконнелл: Как вы получили работу у Айн Рэнд?

Джун Курису: Мои родители работали на принадлежавшем O’Коннорам ранчо. Мама была кухаркой и домоправительницей, а папа был слугой, подавал на стол. С ними жил и мой брат, еще посещавший школу. Моего отца звали Рёдзи Като. Маму звали Харуно, a моего брата – Кен.

Когда мама сказала мне, что Айн Рэнд ищет секретаршу, я только, в 1947 году, окончила в Лос-Анджелесе среднюю школу, а мама и папа работали на ранчо O’Конноров. Наверно, они сказали ей, что я пошла на секретарские курсы и хотела продолжить учебу, чтобы повысить квалификацию. Поэтому все то лето я провела на ранчо[94]Джун Като начала работать на O’Конноров 30 июня 1947 года.. Когда начались занятия, я вернулась в пансионат «Эвергрин-хостел». Этот поддерживавшийся церковью пансионат предназначался для людей, пожелавших поселиться в Калифорнии после пребывания в одном из лагерей для интернированных японцев на территории Соединенных Штатов. У меня была койка в общей спальне, я посещала Лос-Анджелесский городской колледж, a на уик-энды садилась в автобус и уезжала в Сан-Фернандо [Чатсворт]. Наша семья в полном составе жила на ранчо лишь летом 1947 года. Потом мои родители уехали оттуда, так что я работала только по субботам и воскресеньям.

А долго ли ваши родители прожили в Чатсворте?

Должно быть, они приехали туда в 1947-м, а уехали в 1949 году. Работа по выходным позволила мне познакомиться с двумя кухарками, сменившими моих родителей, леди из Германии и чернокожей леди.

Для меня это было лихорадочное время, поскольку я жила в Ист-Сайде, в пансионате, и на двух автобусах добиралась до Городского колледжа. Потом, на выходных, я ездила на двух автобусах в Сан-Фернандо, откуда меня забирал Фрэнк O’Коннор, a вечером в воскресенье возвращалась домой.

Ваши родители находились в нормальных рабочих отношениях с Айн Рэнд и Фрэнком O’Коннором?

Да, однако работа у них не была делом всей жизни моих родных. Они просто хотели накопить достаточно денег на покупку своего магазинчика и вернуться к привычному им делу. До войны мой папа держал сувенирные лавки в Лагуна-Бич и Эстес-Парке, Колорадо. Будучи американскими японцами, интернированными во время войны, они потеряли все.

И так и не получили никакой компенсации?

Нет. Но если бы они прожили в стране дольше, то могли бы получить двадцать тысяч долларов, подобно другим японцам, пережившим пребывание в лагере.

В каком году все четверо членов вашей семьи были интернированы?

В мае 1942 года все японцы были собраны во временных лагерях, таких как располагавшийся на ипподроме Санта-Анита[95]Парк Санта-Анита; ипподром в Аркадии, Калифорния. Существует с 1934 года. С 1942 по 1945 год соревнования там не проводились, в конюшнях и казармах жили интернированные японцы. ( Прим. пер. ), а потом развезены по разным местам. Нас посадили на поезд и увезли в Паркер, штат Аризона.

Какие обязанности были у вашего отца как у домашнего слуги в доме О’Конноров?

Как мне кажется, он убирал в доме, подавал обеды и, наверно, время от времени помогал Фрэнку O’Коннору на ранчо, однако большую часть времени все же проводил в доме.

Я обнаружил в Архиве отчет вашего отца Фрэнку О’Коннору о той работе, которой он занимался в то время. Там сказано: «В ответ на ваш запрос сообщаю, что исполнял в отношении фермы следующую работу, находясь у вас в услужении с февраля 1947 по октябрь 1947 года. Собирал фрукты, орехи и цветы. Помогал расфасовывать яйца, помогал кормить кур, ухаживал за автомобилем. В соответствии с моей первоначальной профессией флориста я представлял вас на Пасаденской цветочной выставке, чтобы получить регистрацию в качестве профессионального цветовода, дающую право выставлять на ней свои цветы. Я также помогал вам получить из Питомника «Санни-Слоуп» от моих личных знакомых черенки сортовых хризантем. Искренне ваш, Р. Като».

Помню, один или два раза я прошла через весь участок, чтобы посмотреть, что там творится. Не сомневаюсь в том, что папа делал все это, однако, когда я бывала там, он по большей части находился в доме.

Ваш отец был профессиональным цветоводом?

Нет, он был флористом и преподавал японское искусство аранжировки цветов в стиле икебана. Сперва он преподавал свое искусство в Лагуна-Бич, а потом учил ему в Городском колледже Пасадены. Теперь у него снова был свой цветочный магазин, потом он отошел от дел и купил собственный дом.

А что делала ваша мать в доме Айн Рэнд?

Она готовила, и, конечно, не была великолепной кухаркой, потому что до этого в основном работала в магазинах, а потому делала только очень простые блюда. Я по-настоящему удивилась, когда узнала, что она работает кухаркой у Айн Рэнд и готовит неплохо; наверно, ее блюда значительно отличались от тех, которые готовили сменившие ее кухарки, чернокожая и немка – кажется, бывшие профессионалами и готовившими в действительно хороших домах. Я обнаружила у себя рецепт котлет, которые Айн Рэнд называла телячьими, они были очень похожи на гамбургеры, только они были овальными и невероятно вкусными. Кажется, в фарш добавляли хлебные крошки, овощи, лук и петрушку. Их готовили очень часто. Еще Айн Рэнд научила маму готовить борщ или дала ей рецепт. Я помню только эти два блюда.

Итак, ваша мать жила в этом доме и готовила завтрак, обед и ужин?

Да.

А какие взаимоотношения были тогда у вашего брата Кенни с Айн Рэнд?

Тогда он был еще очень молод, так как родился в 1937 году. Я работала наверху. И была занята весь день с перерывами на еду. По правде сказать, я вообще не помню, что видела его там, но, конечно же, и он тоже находился на ранчо.

И чем он там занимался?

Наверно, играл возле дома или обретался около кухни и спальни. У моих родителей там были две спальни. В любом случае, Кенни был очень тихим мальчиком, и я не думаю, чтобы он производил много шума, надоедал взрослым или носился по дому.

Кстати, вы писали в своем хранящемся в Архиве письме [12 декабря 1949 года]: «Не могли бы вы и миссис Страхова сохранять для Кенни все иностранные марки?»

В то время он коллекционировал почтовые марки, а у нас не было знакомых за рубежом… Мы ни с кем не переписывались.

А было ли у Айн Рэнд и Фрэнка О’Коннора особое название для своего ранчо?

Не помню такого. В общем разговоре я называла его «ранчо O’Конноров». Кроме того, я даже в мыслях не называла ее Айн Рэнд, кроме как в письмах, которые печатала. Я всегда называла ее вслух и про себя миссис O’Коннор.

Какую работу вы выполняли для нее?

Печатала. Я печатала рукопись романа Атлант расправил плечи. Помню, что, когда я ушла от них в ноябре 1949 года, она говорила, что мы находимся на середине книги.

Какую еще работу в доме вы исполняли, кроме машинописи?

Мне кажется, что маму несколько тревожило то, что я добавляю всем хлопот в доме, и поэтому я пыталась помочь ей всем, чем могла. Однажды миссис O’Коннор попросила ее прибрать наверху в аптечном шкафчике, в ванной, – и я заглянула в ее спальню, потому что они находились рядом. Увидев, что это делаю я, она по-настоящему рассердилась и сказала, что не хотела, чтобы я это делала, потому что это работа для моей матери, а не для меня. Она самым определенным образом представляла, что я должна делать. Помнится, кухарки хотели, чтобы я ела вместе с ними, ведь тогда со мной можно было поговорить за обедом и потом привлечь к мытью посуды, но миссис O’Коннор была с этим не согласна. Она всегда настаивала на том, чтобы я ела с ними.

Как вы отреагировали на роман Атлант расправил плечи?

Я вполне могла представить себе Айн Рэнд на месте Дагни Таггерт, со всей силой последней и желанием и возможностью сделать что-то реальное – несмотря на все сопротивление. Я считала, что это очень хорошая история, и вопрос «Кто такой Джон Голт?» очень мне нравился.

Наверно, я как-то поучаствовала в создании этого романа. Она спрашивала мое мнение о некоторых эпизодах, и однажды, когда я перепечатывала одну из первых глав Атланта, кажется, ту, где Дагни Таггерт видит тень, тень исчезает, и она пытается понять, что это было, я сказала: «Как насчет того, чтобы сделать видимой тень Джона Голта?» Она задумалась, и потом сказала: «Неплохая идея».

Кажется, она включила этот эпизод в одну из глав[96]См. Атлант расправил плечи, часть первая, глава 8.. Я была в восторге от того, что сумела чуть-чуть поучаствовать в таком деле.

А что еще можете вы сказать о рукописи или своей реакции на нее?

Ничего. Я думала, что лучшей работы найти невозможно: ты печатаешь и одновременно читаешь. Я старалась печатать как можно более аккуратно. Я перечитывала лист еще в машинке и пыталась проверять слово за словом, правильно ли я все поняла. Время от времени я теряла строчку, и мне не хотелось сдавать ей работу в таком виде.

Была ли она терпелива в тех случаях, когда вы делали ошибку?

Да. Она всегда указывала мне на нее, и я всегда могла сказать, когда нужно будет вернуться назад, если она внесла изменения или допустила ошибку.

Как она это делала?

Перечеркивала и писала сверху.

Так, значит, она спрашивала ваше мнение об эпизодах романа по мере того, как вы печатали их?

Как будто бы спрашивала, а может быть, я высказывалась сама, если эпизод или поворот сюжета нравился мне по-настоящему. Мне было очень интересно печатать и читать одновременно, зная, что произойдет. И я очень уважала ее за то, что она умела вести сюжетную линию, заранее зная, к какому исходу она придет.

И как она реагировала на подобные мнения с вашей стороны?

Бывала очень довольной.

В наших записях отмечено, что она называла вас первой машинисткой, печатавшей роман Атлант расправил плечи.

O да, это здорово! Она запомнила, что это я печатала первую половину романа, и, наверно, упомянула, что прислала мне экземпляр книги, когда та вышла в свет.

Вы работали на Айн Рэнд наверху, – в том маленьком алькове по соседству с книжным шкафом на балконе?

Да.

Что еще вы можете рассказать мне о том, как печатали для Айн Рэнд?

Она давала мне рукописный текст, страницы три за раз, я перепечатывала его. После этого она прочитывала перепечатанные страницы. Иногда я допускала ошибки, по большей части не типографические; попадались такие слова, которые я не могла прочесть.

Легко ли вы понимали ее почерк?

Понять его бывало довольно сложно. Тогда я говорила, что чего-то не понимаю, или спрашивала, что здесь за слово. Это происходило чаще, чем мне хотелось бы, но тогда я оставляла пробел, чтобы можно было вставить слово. А когда обнаруживалось хотя бы одно слово, которое она хотела изменить, перепечатывать приходилось всю страницу.

Закончив, я отдавала ей выполненную работу. Она прочитывала ее и иногда возвращала мне в тот же день. Если дело происходило в субботу, она возвращала мне черновик, и я перепечатывала его в воскресенье. В противном случае она возвращала мне его через неделю.

Почему она давала вам не более чем три страницы за раз?

Она давала столько, сколько успевала закончить.

Значит, за уик-энд она писала несколько страниц, передавала их вам, а потом быстро редактировала их?

Так, наверно, и было. В другие времена, по субботам, бывало больше страниц для перепечатки, но не больше десяти или двенадцати. Не помню, чтобы мне приходилось перепечатывать внушительную стопку. Сочинение и перепечатывание романа шли не слишком скоро.

Иногда я печатала с диктовки письма, которые ей нужно было написать, как деловые, так и личные. Работа над письмами Пат Патерсон затягивалась на целый день, до вечера[97]Письма, которые Айн Рэнд писала Изабель «Пат» Патерсон, см. в Letters of Ayn Rand, стр. 173–218..

Всего над одним письмом?

Да. Там всегда оказывалось много страниц, она просила меня перечитать его и вносила исправления, пока я читала. Однако если обнаруживалась моя ошибка или же она решала внести изменения, то она не заставляла меня перепечатывать, а вносила изменения собственной рукой и в таком виде отправляла. Письма получались длинные, многостраничные. И времени на них уходило много, потому что она всегда обдумывала, что именно хочет сказать. Но всегда говорила достаточно медленно, так что я успевала за ней.

Работала она по памяти или перед ней были какие-то заметки?

Никаких заметок, всегда только своя голова. Это происходило в ее кабинете. Не помню, чтобы она при этом расхаживала, так что, наверно, сидела за своим столом, а я находилась перед ней. Она бывала очень взволнованной и оживленной. Диктуя свои письма Пат Патерсон, она воодушевлялась. Не в том смысле, что начинала тараторить, так что я не успевала за нею, но в том, как живо она говорила и увязывала воедино свои мысли. Она много жестикулировала.

Что еще вы можете сказать о ее письмах к Изабель Патерсон?

Айн Рэнд и Патерсон часто писали друг другу письма. Не уверена в том, что ежемесячно, но, по крайней мере, раз в два месяца[98]Интервал между письмами колебался от одной до трех недель.. Письма бывали очень длинными.

Как Айн Рэнд относилась к своим письмам Пат Патерсон?

На мой взгляд, иногда ее смущали какие-то мнения Пат Патерсон. Она говорила тогда: «Понять не могу, почему ей так кажется» – или «…почему она все поняла таким образом» – или выражалась чуть более официально.

А она каким-нибудь образом комментировала эти письма?

Когда была взволнована или особенно довольна. «Она понимает ситуацию точно так же, как я сама».

Значит, Патерсон особенно выделяется среди ее адресатов?

Да. Я знаю, что миссис O’Коннор отвечала на письма некоторых своих почитателей. Одна леди написала ей, что дала своей новорожденной дочке имя Айн. Миссис O’Коннор написала ей письмо и сказала, что ей это весьма приятно.

Вы все письма печатали под копирку?

Да. Я передавала ей копии вместе с письмами. Для своих писем она пользовалась бумагой уменьшенного формата. Это был либо Monarch, либо Executive, тот из них, который меньше.

Она сама заботилась об архивировании своих бумаг, потому что я никогда и ничего не подшивала. Кроме того, не помню, чтобы в ее кабинете находился архивный шкаф, там был только стол и пара кресел, еще одно кресло, в котором она сидела, и кушетка позади ее стола.

Приходилось ли мисс Рэнд учить вас правописанию или грамматике?

Нет, разве что она была очень и очень точна.

Кто печатал ей в течение недели?

Не знаю. Под самый конец моей работы у нее она сочиняла сценарий, однако я не смогла закончить его. Я работала по субботам и воскресеньям, и ей пришлось пригласить машинистку из студии, чтобы та закончила работу посреди недели. Я проработала целое лето, прежде чем вернулась в школу, однако в то время не могла считать себя по-настоящему профессиональной машинисткой. Печатать я могла, однако, конечно же, уступала в скорости машинисткам, работавшим на Paramount и печатавшим рукописи других авторов. В отношении сценария могу сказать, что помню только его название: Дом тумана . Сценарий писался от руки, если только не представлял собой уже отпечатанную и отредактированную копию.

А вам приходилось видеть, как она писала свой рукописный вариант? Он создавался по заметкам или по какому-нибудь наброску?

На деле она должна была использовать какие-то заметки. Я знаю, что она очень внимательно следила за тем, чтобы все отпечатанное мной возвращалось к ней. Если я делала ошибку и начинала страницу заново, она требовала, чтобы я возвращала ей все листы. То есть она хотела, чтобы ни один отпечатанный листок не покидал пределы ее дома. На мой взгляд, она очень внимательно относилась к своим рукописям. Не знаю, сохраняла ли она свои рукописные варианты или же уничтожала их, получив машинописные. Я всегда печатала один оригинал и одну копию.

Когда Айн Рэнд работала над сценариями, она сама зачитывала их вслух или это делали вы?

Да, я помню, как она читала. Не могу сказать, что именно, однако читала сценарий с живостью и энергией. Я помню ее голос, помню, как она читала.

А как она одевалась за работой?

За работой она всегда была в широких брюках и походного типа рубашке. Поэтому когда я впервые увидела ее в выходном платье, то была по-настоящему потрясена, потому что у нее были великолепные ноги, и она, как мне кажется, знала об этом. Она была очень заметной женщиной. Волосы ее всегда лежали аккуратно, потому что она стриглась очень коротко, однако в платье и на каблуках она впечатляла.

Как она платила вам и в каких условиях вы работали?

Кажется, она платила мне двадцать четыре доллара в день или сорок два доллара в неделю, и я считала, что с ее стороны это щедрый жест. Наверно, такой платы в те дни я не заслуживала. Помню, она говорила, что считает, что люди не должны получать больше, чем заслуживают, никаких подарков, она не верила в благотворительность. Но с другой стороны, сама она помогла этой российской леди и мне.

А что это была за леди, которой она помогала?

Старая леди, приехавшая с востока и некоторое время жившая с ними, хотя она не была ни родственницей, ни подругой, и пробывшая с ними около года. Однако они не сошлись по философским вопросам, и в конечном итоге она решила, что не в состоянии больше терпеть эту особу в своем доме, и подыскала ей новое жилье. Не помню, как ее звали.

Похоже, что вы говорите про Марию Страхову, учившую Айн Рэнд английскому языку еще в России, когда она была еще ребенком. Они называли ее Миссис. Мисс Рэнд после войны выписала ее в Америку из австрийского лагеря для перемещенных лиц. Расскажите мне о ней подробнее [99]См. Letters of Ayn Rand , стр. 360..

Это была очень милая леди, однако из той же разновидности людей, что и я сама. Я не была способна думать и реагировать на уровне миссис O’Коннор.

Но эта леди понимала еще меньше, чем я. Мне было жалко ее, потому что она не знала, как реагировать. И если мне иногда казалось, что меня несет по поверхности моря, то эта леди была уже под водой.

Она была очень скромна, пыталась нравиться, но тем не менее располагала собственными мнениями, среди которых не многие были совместимы с мнениями Айн Рэнд. Эта женщина была чем-то вроде тормоза.

Думаю, что Айн Рэнд, при всей своей философии, и та другая женщина, существенно более либеральная, однако консервативно настроенная, не вели дискуссий как таковых. Все происходило за ланчем или ужином, и, наверно, Айн Рэнд спрашивала ее о чем-то, и та высказывала свое мнение. Тогда Айн Рэнд говорила: «Я с этим не согласна. Такого не может быть, потому-то и потому-то» – и выдавала свое мнение размером с хорошую диссертацию. Тогда старая леди давала задний ход, стараясь не раздражать хозяйку. Не надо думать, что Айн Рэнд выбросила ее на улицу из-за идейного несогласия.

Мне она казалась очень старой. За столом Айн Рэнд беседовала с ней, и она отвечала – не исключая из беседы всех остальных – однако разговор всегда шел на английском, иначе я ничего не сумела бы понять.

Давайте вернемся к работе мисс Рэнд в Голливуде. Она ничего не говорила вам о технике написания сценариев?

Нет, но она спрашивала меня, не собираюсь ли я что-нибудь написать. Я говорила ей, что, находясь в лагере для интернированных лиц, писала в газету. Однако когда я работала на нее, мне приходилось зарабатывать на жизнь и сосредоточиваться на своих рабочих качествах, необходимых для того, чтобы получить работу, поэтому я не писала. Она очень хотела помочь мне. Она действительно была очень добра ко мне, предлагала помочь получить штатную должность секретаря на студии Paramount; надо полагать, у нее были знакомства с влиятельными людьми.

Она предлагала помочь вам писать художественные произведения?

Да. Она очень благожелательно относилась ко мне. На самом деле, если бы моего парня Джорджа не было со мной в этом городе, я бы часто подумывала принять ее предложение – и будь что будет. Я могла бы остаться у нее и закончить весь роман Атлант расправил плечи. А если бы я была одинока, то могла бы последовать за ней в Нью-Йорк.

А мисс Рэнд когда-нибудь приглашала вас вместе с собой на территорию студии Paramount?

Она сказала, что собирается работать в студии, и спросила, не хочу ли я пойти вместе с ней и посмотреть. Я сказала, что, конечно, хочу, однако это должно было произойти в будни, когда мне полагалось быть в школе. В те дни я и подумать не могла о пропуске занятий, так что я так и не побывала на киностудии.

Она когда-нибудь высказывала вам свое мнение о Голливуде?

Думаю, что она считала его волнующим, и знала, что я также восхищена им. Однажды она пригласила меня на премьеру, но я не смогла пойти.

Она собиралась устроить вечеринку и пригласила меня – так как знала, что мне нравятся Барбара Стенвик и Роберт Тейлор: «O, они будут там, так что приходи, познакомишься с ними». Я действительно хотела пойти, [однако] прием был назначен на будни, поэтому я не смогла попасть туда.

Это была, случайно, не премьера Источника?

Нет, я смотрела Источник, только без нее. Это была другая премьера.

Значит, это была премьера не ее фильма?

Кажется, она писала для него сценарий или хотя бы работала над ним. Помню, я ходила с подругой на такой фильм в театр Уорнеров в Голливуде. Мы были отгорожены специальной бархатной веревкой от знаменитостей и официальных лиц. Заметив Айн Рэнд, я подозвала ее, она подошла, недолго поговорила со мной и познакомилась с моей подругой.

Видели ли вы Айн Рэнд с другими звездами или знаменитостями?

Я познакомилась с Джанет Гейнор и Адрианом, когда они были у нее в гостях. Это случилось, наверное, году в сорок восьмом. Джанет Гейнор я знала по фильмам, а Адриан был тогда очень популярным модельером. Джанет Гейнор уже не играла, но оставалась очень привлекательной леди.

Кажется, они приехали к ней в гости, а я находилась наверху. Когда они уходили, миссис O’Коннор сказала что-то вроде: «Джун, иди сюда. Я хочу, чтобы ты познакомилась с моими друзьями. Это Джанет Гейнор» – тут глаза мои, ей-богу, вылезли на лоб – «и ее муж Адриан».

И что же вы им сказали?

Наверно, покраснела и сказала: «Очень приятно». Они вели себя очень сердечно.

Они находились в очень близких отношениях с Айн Рэнд?

Да, они были хорошими друзьями. Она разговаривала с обоими по телефону. Теперь я жалею о том, что не воспользовалась теми ситуациями, когда она приглашала меня на свои вечеринки. Причиной было то, что мы жили слишком далеко друг от друга, а в то время у меня не было собственного транспорта. А ведь я могла бы познакомиться с Барбарой Стенвик, Робертом Тейлором, Адрианом, Джанет Гейнор и Кларком Гейблом[100]Уильям Кларк Гейбл (1901–1960) – американский актер, кинозвезда и секс-символ 1930–1940-х годов, носивший прозвище Король Голливуда. Лауреат премии «Оскар» (1935). ( Прим. пер. ). Но я разговаривала с Луэллой Парсонс[101]Луэлла Парсонс (1881–1972) – американская журналистка, кинообозреватель и колумнист. ( Прим. пер. ) и Хеддой Хоппер[102]Хедда Хоппер (1890–1966) – американская актриса и обозреватель светской хроники, урожденная Эльда Ферри. ( Прим. пер. ).

Они обе дружили с Айн Рэнд?

Нет, кажется, только одна из них. По-моему, это была Луэлла Парсонс. Я ответила на телефонный звонок, и мужчина-секретарь сказал, что Луэлла Парсонс просит подойти к телефону мисс Рэнд. Я пошла к ней и сказала: «Луэлла Парсонс хочет говорить с вами». Потом, помнится, сказала: «Оказывается, у нее секретарь – мужчина», и миссис O’Коннор объяснила мне, что многие из голливудских кинозвезд и знаменитостей женского пола пользуются услугами мужчин-секретарей, выполняющих функции охраны и сопровождения.

Миссис O’Коннор также очень дружила с Джинджер Роджерс[103]Джинджер Роджерс (1911–1995) – американская актриса, певица и танцовщица, обладательница премии «Оскар» (1941). ( Прим. пер. ) и ее матерью Лилой Роджерс[104]Лила Роджерс (1890–1977) – сценаристка и актриса. ( Прим. пер. ). Когда к Айн Рэнд приходили Джинджер Роджерс и ее мать, она приглашала и меня, потому что знала, насколько я люблю танцы Джинджер Роджерс. С ее матерью Айн Рэнд связывала тесная дружба. Они разговаривали по телефону. Я знала, что они приезжают с визитом, но не видела их. Они приезжали на обед или просто для того, чтобы поговорить.

Я чувствовала, что в философском плане они очень близки друг другу. Лила Роджерс была наиболее близка Айн Рэнд среди всех ее голливудских знакомых.

Не помню, чтобы она часто выезжала куда-то или вообще часто оставляла ранчо. Для такого случая нужен был какой-то совершенно выдающийся повод. Она не ездила по магазинам. Она всегда была дома и работала. Единственный раз, когда на моей памяти они куда-то отправились – единственный запомнившийся мне – произошел, когда она отправилась стричься.

Если не считать кухарок и домоправительниц, не думаю, чтобы я встречала кого-то еще в их доме.

Не можете ли вы припомнить какое-нибудь крупное текущее событие, о котором могла говорить Айн Рэнд в вашем присутствии или которое всплывало в разговоре, например, тема коммунизма?

O, в то время, когда я работала на нее, она ездила в Вашингтон на заседание Комиссии по расследованию антиамериканской деятельности. Я знаю, что активность коммунистов в Голливуде угнетала ее. Она просто стремилась туда… Мечтала дать показания, так что я осталась без работы на целый месяц.

А вы обменивались с мисс Рэнд рождественскими подарками?

Она дарила мне деньги, губную помаду и духи от Адриана или «Шанель № 5». Скорее всего «Шанель № 5», ее любимые духи.

Я видела у нее очень большой флакон духов от Адриана или «Шанель». Кажется, она говорила, что это подарок Альберта Маннхеймера. Помню, как она говорила, что не верит в даяния, что все должно быть заработано своим трудом. Кажется, она сказала мне так перед Рождеством. Но на последней неделе перед Рождеством я получила от нее подарок, чем была очень удивлена, потому что думала, что она не станет ничего дарить мне, будучи атеисткой и все такое. И тут я получаю отличный, продуманный и очень приятный подарок. Я не могла позволить себе ничего особенного, однако по вечерам она нередко раскладывала солитер, поэтому я подарила ей на Рождество колоду карт. На рубашках у них были изображены кошки. Подарок стоил мне не слишком дорого, но важнее всего внимание. Они действительно понравились ей.

А она не играла в карты в перерывах между работой?

Она могла это делать. Я знаю, что Айн Рэнд часто играла в карты. И возможно, даже посреди дня. Именно поэтому когда я заметила, что ее колода изрядно растрепалась, то сказала ей, что нужно бы купить новую. Это было как раз перед Рождеством, и поэтому я решила сделать ей именно такой подарок.

Случалось ли мисс Рэнд и мистеру О’Коннору проводить вне дома выходные или такие дни, как Четвертое июля?

Не могу вам сказать. Расслаблялась она за музыкой. Музыка, которую она слушала, по-настоящему удивила меня. Помню только, что она любила классическую, оркестровую музыку; например, Шостаковича или других музыкантов классического жанра, наверно, не только его одного, но их имен я тогда не знала. Находясь наверху, я печатала или читала, а она внизу включала стерео на полную громкость. Брала в руки какую-нибудь палочку и дирижировала ей, как дирижер оркестром.

Я спросила ее, что это было, но помню только, что она ответила – Шостакович[105]Возможно, это была полька из балета Золотой век. . Это было возбуждающее… великолепное произведение.

Опишите, как мисс Рэнд орудовала палочкой.

Поскольку балкон изнутри был соединен с нижней гостиной, музыка заполняла собой весь дом. А она стояла и дирижировала, словно дирижер в оркестровой яме. Если бы вы могли видеть ее тогда, это действительно было нечто. Она делала так, когда играли любую вещь. Так она слушала музыку.

Что вам запомнилось в доме О’Конноров?

Наверху находились их спальня и ванная. Там было сплошное стекло и на окнах никаких штор. Можно было видеть находящиеся внизу дома, однако до них было далеко. Наверно, подсмотреть что-нибудь было нельзя. Если только не воспользоваться телескопом. И никаких штор, никаких. Шторы нарушили бы все впечатление. Впрочем, необходимости в уединении не было. Они, скорей, были бы нужны, чтобы заслонить гостиную от солнца и чтобы там ничего не выгорало.

А в Чатсворте было очень жарко?

Да, бывало такое. По правде сказать, я хорошо переношу жару, но тут случались такие времена, что я совсем не могла ее терпеть и мне приходилось просить Фрэнка O’Коннора перенести пишущую машинку и стол вниз, чтобы можно было печатать в более прохладном месте, даже снаружи дома, в тени.

В архиве хранится письмо, написанное вами мисс Рэнд 29 декабря 1949 года. Ваш близкий друг Джордж Курису сделал вам предложение, и вы написали об этом мисс Рэнд.

Он жил тогда в пансионе. Джордж родился на Гавайях. Он уволился со службы и вернулся домой на Кауаи.

Потом вы обедали в обществе мисс Рэнд, и что она сказала о вашем письме?

Стыдно сказать, но на самом деле я не поняла почти ничего из того, о чем она говорила. Я была рассеянна и в основном думала о том, успеем ли мы с Джорджем попасть в кино, если воскресным вечером мне удастся освободиться пораньше.

Мисс Рэнд познакомилась с вашим мужем еще до свадьбы?

Да. Моя подруга с женихом и мы с Джорджем приехали на ранчо, где все они познакомились с ней. Более того, у меня до сих пор хранится фотография обоих наших друзей около окружающего дом рва.

Ну и как Айн Рэнд отнеслась к чужим для нее людям?

Она познакомилась с обоими нашими друзьями и держалась с ними очень сердечно, дружелюбно и приветливо. Хотя их визит, должно быть, оторвал ее от работы.

Мисс Рэнд тогда часто курила?

Да. Но всегда с мундштуком.

И в какой же позе?

Она держала его вверх и от себя между большим и указательным пальцами. Иногда она меняла позу, однако, на мой взгляд, эта была очень и очень элегантной.

А имелись ли у Айн Рэнд другие характерные привычки, жесты, манеры что-либо делать?

Она много жестикулировала. И целенаправленно ходила. Она быстро шла к тому месту, которое ей было нужно. Думаю, эта привычка была у нее естественной. Кроме того, она всегда знала, что хочет сказать, и говорила нужные ей слова. И лазить за ними в карман ей не приходилось.

Могли бы вы описать обычный день в доме О’Конноров?

Он мог начинаться с легкого завтрака. Однако она могла и ограничиться одним кофе. Не знаю, как насчет Фрэнка, не уверена в том, что для него готовили. Ужин всегда были сидячими. Мы не переодевались к ужину – она тоже.

А как было за ланчем?

Кажется, он ограничивался сэндвичами.

Много ли времени он занимал?

Совсем немного, ровно столько, сколько нужно, чтобы поесть и вернуться к делам. Фрэнк O’Коннор возвращался к своему делу, она уходила в свой кабинет, а я возвращалась к пишущей машинке. Потом мы оба работали до ужина.

И в какое время он происходил?

Около шести или семи часов. Мы рассаживались, приходила кухарка и обслуживала нас. От кухни до столовой нужно было долго идти, поэтому использовалась тележка, чтобы ей не нужно было сновать между столовой и кухней.

А что еще случалось за трапезой?

Она никогда не говорила на личные темы, о ранчо, о тех делах, которыми занимался Фрэнк. Разговор шел о текущих событиях, еще она могла расспрашивать меня о школьных делах. Трапезы никогда не проходили в полном молчании. Но говорила по большей части она сама.

А были ли у нее какие-то любимые темы?

Только не ее книги. Иногда она обсуждала то, что ей написала Пат Патерсон в последнем письме, если была с чем-то согласна или нет.

У вас появлялось впечатление, что она пытается убедить вас в собственных воззрениях?

Не думаю, чтобы в то время такое могло прийти мне в голову. Мне казалось, что она просто любит поговорить, что любит поговорить именно об этом, и больше меня ничего не интересовало. Она никогда не оставляла Фрэнка O’Коннора за рамками разговора, однако мне казалось, что она не ждет от него никакой реакции или комментариев. Он продолжал спокойно потреблять пищу. Он по-настоящему нравился мне. Более того, когда я увидела его на экране во время просмотра фильма Айн Рэнд. Смысл жизни, облик его пробудил приятные воспоминания, мне был приятен этот милый, добрый пожилой человек.

После ужина она иногда возвращалась к прерванной работе, но по уик-эндам, когда у них гостил Альберт Маннхеймер, и даже когда его не было, она вместе с Фрэнком O’Коннором уходила в свой кабинет, и они разговаривали там.

Почему они уходили в кабинет?

Потому что в доме не было укромного уголка, a гостиная была просторной и скорее подходила для крупной компании благодаря своей величине. В ней не было уютного, интимного уголка. Около стен стояли широкие диваны, а в центре комнаты находилось широкое свободное пространство. На мой взгляд, в кабинете было просто уютнее, потому что там стояли комфортабельные кресла и кушетка. Я помню, как Фрэнк устраивался на ней.

То есть по уик-эндам она или болтала с мистером Маннхеймером или все время работала?

Да.

Можете ли вы описать ее разговоры с мистером Маннхеймером?

Обычно я слышала повышенные голоса – в основном ее голос, – доносящиеся из-за закрытой двери ее кабинета. Она допоздна вела философские дискуссии с Альбертом Маннхеймером. В них слышался не гнев, скорее различия во мнении. Возможно, таким образом она утверждала собственное мнение.

А что делал мистер Маннхеймер?

Он никогда не повышал голос. Так что я уверена в том, что это был спор. Он не почтительно слушал, пребывая у ног ее; он соучаствовал в обсуждении. Дверь в кабинет была закрыта, сам он находился внизу, и комната, в которой я находилась, располагалась за углом, наверно, стенка к стенке с кабинетом. Я слышала только звук голосов, но не сам разговор.

Следует ли из ваших наблюдений, что Айн Рэнд была лучшим другом Альберта Маннхеймера?

Да. Он бывал у них в гостях очень часто. Не знаю, писал ли он книгу – это было вполне возможно, хотя бы сценарии – однако она помогала ему делать карьеру. Я кое-что печатала для него, наверно, брала рукопись с собой домой, перепечатывала дома и привозила ему на следующей неделе. Помню, однажды он подарил мне губную помаду, наверно, от Адриана. Платила за нее, скорее всего, сама Айн Рэнд.

Каким образом она помогала ему делать карьеру?

По-моему, она давала ему советы, рецензировала написанное. В других случаях они просто разговаривали. Он приезжал к ним почти каждую неделю и оставался до утра понедельника.

Мисс Рэнд тренировала его или они находились в равной весовой категории?

Мне казалось, что она, скорее, была ему помощницей.

Расскажите еще что-нибудь об Альберте Маннхеймере.

Он был симпатичным мужчиной. Наверно, на середине четвертого десятка[106]Альберт Маннхеймер родился в 1913 году., но мог быть и моложе. Симпатичный и хорошо сложенный мужчина. Я считала их близкими друзьями.

У Альберта Маннхеймера были вьющиеся, лохматые или кудрявые волосы [107]В некоторых письмах Айн Рэнд называет Маннхеймера кудрявым.?

Да, он был кудряв, но держал свою голову в порядке. Причесывался в стандартном стиле, но был кудрявым. Такой пригожий и хорошо сложенный молодец. Очень уравновешенный и не слишком эмоциональный. Я видела в нем скорее спортсмена, чем интеллектуала, – спортсмена, потому что он был атлетически сложен.

Где находился Фрэнк О’Коннор во время этих продолжительных бесед?

Иногда вместе с ними в кабинете, но не думаю, чтобы он проводил там весь вечер. Он ложился поздно, однако я не знаю, где он был и что делал.

Опишите, как воспринимались вместе Альберт Маннхеймер, Айн Рэнд и Фрэнк О’Коннор.

Они были милы и сердечны друг с другом. Фрэнк O’Коннор говорил немного. Он делал свои замечания и отвечал на вопросы и все такое. При этом он не казался отстраненным и не проявлял признаков скуки.

Когда мистер Маннхеймер ужинал у О’Конноров, о чем они говорили с Айн Рэнд?

Не помню, однако они обсуждали множество тем. Сами ужины затягивались надолго. Я даже думала, что это раздражает кухарку, которой хотелось закончить ужин, убрать со стола и оставить кухню. Иногда ужины заканчивались довольно поздно – в половине девятого, даже в девять. Она не могла подать следующее блюдо или десерт, пока ей не позвонят. Помнится, для этого на стене была устроена кнопка, и Фрэнку O’Коннору приходилось вставать и нажимать ее.

А что особенным образом интересовало Айн Рэнд?

Разговоры на философские темы.

Вы проработали на Айн Рэнд два года. Какое впечатление она оставила у вас о себе?

Я видела в ней добрую женщину, совсем не склонную к манипуляциям людьми, однако уверенную в своих убеждениях и в том, как нужно поступать и что делать. В своих убеждениях она была абсолютно искренней. Она обладала очень твердыми идеалами, и в этом плане я не заметила в ней никаких перемен. Я видела, что она из тех женщин, которые знают, чего хотят и куда надо идти, и умеют попасть туда, куда им надо… она знала, что нужно делать, чтобы достичь поставленной перед собой цели.

Не думаю, что она была человеком спокойным – однако уверенной точно была. Думаю, что она была очень переменчивой в своих чувствах и философии. Не взрывной или вспыльчивой, но полной чувства. Она была «страстной», так лучше всего сказать.

Как она относилась к вам?

Мы пребывали в добром согласии. Она никогда не отчитывала меня, когда я делала ошибки при печати или при чтении корректуры или печатала не то слово, потому что не разобрала ее почерк, не знала его вообще и не сумела найти в словаре. Однако мне известно, что в то же самое время находившиеся в доме чернокожая кухарка, домоправительница и немка не любили ее. Не знаю, по какой причине.

Можете ли вы сказать, что во время вашего знакомства с ней Айн Рэнд была счастлива?

Да. Но если она не была счастлива, это не проявлялось заметным для меня образом. Она находила счастье в своей работе, и, как мне кажется, работа эта продвигалась как надо. Она не была одинока, потому что рядом с ней был Фрэнк, и друзей у нее было ровно столько, сколько можно пожелать, и она могла общаться с ними по телефону, так что, на мой взгляд, она была счастлива. И поэтому я была удивлена, когда она так скоро уехала в Нью-Йорк.

А какие чувства вы испытывали по отношению к ней?

Мне она очень нравилась. Она была очень, очень добра ко мне. По сути дела, она содержала меня те два года, что я посещала Городской колледж Лос-Анджелеса, так как мои родные только что вышли из лагеря для интернированных и не могли финансово помочь мне. Поэтому, если я хотела посещать школу, то была вынуждена во многом полагаться на собственные силы, хотя папа поддерживал мое желание получить образование и даже более глубокую секретарскую подготовку. Каждую субботу и воскресенье она выдавала мне деньги, которых мне хватало на жизнь в течение недели и на все школьные расходы.

И если называть вещи своими именами, я ей крайне симпатизировала, а точнее, любила. Она была очень добра ко мне.

Ее идеи оказали влияние на вас?

В то время термина «объективизм» не существовало. Пользовались словами «индивидуализм» и «индивидуалистический». Словом, я усвоила от нее, что правительство существует не для того, чтобы помогать людям, что люди должны не отсиживаться дома, а работать. Вот моя соседка по комнате, когда я жила в «Эвергрин-хостел», очень милая девушка и моя добрая подруга, была либеральным демократом. Мы с ней устраивали философские дискуссии. Помню, как она говорила мне: «Этих идей ты нахваталась от Айн Рэнд». И знаете, наверно, она была права.

Я никогда не замечала, чтобы миссис O’Коннор была злой или мстительной. Она была очень открытым, очень честным и искренним человеком. Наверно, она оказала более глубокое влияние на мою жизнь, чем кто-либо еще.

А каким еще образом миссис O’Коннор могла повлиять на вас?

В известной степени я хотела усердно работать и кем-нибудь стать. Я хотела быть честной в своих отношениях к людям и не делать никому подлостей за спиной. Иногда случалось всякое, но я просто отворачивалась и говорила себе: я хочу достичь собственных целей, a этот человек в свое время добьется своих, и мне не о чем беспокоиться, потому что свое он получит. Я и в самом деле так считаю.

Давайте вернемся к Фрэнку O’Коннору. Опишите его.

Я считала его по-настоящему элегантным, очень милым и уравновешенным человеком. Он усердно работал на ранчо.

Каким образом?

Он ухаживал за павлинами. С ними было много хлопот. Насколько я помню, других работников там не было. Иногда они брали работника на какое-то время, но я никого не помню, наверно, потому что приезжала к ним на выходные.

Павлины жили за домом. Надо было выйти через заднюю дверь – пройти мимо кухни, двух спален и ванной комнаты. Там был открытый гараж с большим навесом. Потом нужно было выйти на дорогу, и ты оказывался у просторных вольеров с павлинами.

Он одевался в джинсы и рубашку, и я помню, как он шел с двумя ведерками каши или воды или чего-то еще к павлинам. Думаю, что еще ему приходилось чистить эти огромные клетки.

Ежедневный распорядок дня мистера О’Коннора совпадал с распорядком дня Айн Рэнд?

Думаю, да. Он не занимался уходом за домом или мелким ремонтом. Он работал строго на дворе, или, возможно, ездил куда-то, или выполнял отдельные поручения. Бездельничать у него не было времени.

Он хорошо одевался?

При полном параде он смотрелся потрясающим образом. Он был худым и высоким и потому прекрасно смотрелся в костюме. Фрэнк O’Коннор всегда выглядел элегантно – даже тогда, когда на моих глазах занимался работой на ранчо. Он проводил вне дома существенную часть своего времени. И при всем том всегда выглядел элегантно. Думаю, что его внешний вид производил соответствующее впечатление и на Айн Рэнд.

Он был наделен очень ровным нравом. Не помню, чтобы он когда-нибудь возвышал голос. Само его присутствие производило умиротворяющее воздействие. И я чувствовала, что он находится здесь ради Айн Рэнд и сделает все возможное, чтобы ей было радостно и уютно. Это был сильный мужчина, удовлетворенный своим местом в мире и тем, что он делал в нем. Я очень уважала его. Мистер O’Коннор был очень мудрым человеком.

А вы можете привести какой-нибудь пример?

Конкретно я ничего вспомнить не могу, однако знаю, что многочисленные комментарии, которые он делал по ходу бесед с Айн Рэнд, всегда оказывались уместными и хорошо продуманными. Даже при всей своей молодости – мне было тогда лет восемнадцать-двадцать – я понимала, что он не выходит из круга левых воззрений и что слова его всегда бывают разумными и точными. Он казался очень уверенным в себе человеком. Я никогда не замечала, чтобы он угодничал перед Айн Рэнд или проявлял какую-то неуверенность в своих поступках.

С вашей точки зрения, их с Айн Рэнд отношения были отношениями равных?

Полагаю, что так. Их отношения могли сложиться совсем по-другому. Не сомневаюсь, что в некоторых случаях женщина, находящаяся на вершине карьеры, может быть очень властной, однако в ее отношении к мужу не было никакой снисходительности. Она определенным образом воспринимала его как равного, и, на мой взгляд, это было великолепно. Гэри Купер напоминал ей Фрэнка O’Коннора.

Она что-нибудь говорила вам об этом конкретно?

Она хотела, чтобы Гэри Купер снимался в Источнике именно потому, что он напоминал ей Фрэнка O’Коннора.

А какими они были между собой, она и мистер О’Коннор?

Никаких признаков любви в смысле объятий, прикосновений и поцелуев я не замечала, однако их связывало очень теплое чувство.

Опишите их вместе.

Я полагала, что между ними очень крепкая связь, что они образуют хорошую семейную пару. Видеть их вместе всегда было приятно. На мой взгляд, их связывали очень теплые, долгие и счастливые взаимоотношения. Я знаю, что их брак был удачным.

Как по-вашему, оказал он какое-нибудь влияние на произведения Айн Рэнд?

Она говорила, что видит в своих героях Фрэнка O’Коннора и что писала их по его образцу. В то время я думала, что она подразумевает под этим внешний вид. Ей нравились такие, как Фрэнк, высокие и худощавые мужчины, однако теперь я не сомневаюсь в том, что одной внешностью дело не ограничивалось.

Он был сильным, самодостаточным мужчиной. Он был уверен в себе, в том, что собой представляет, в своей жизни и собственных делах. Он всегда казался мне сильным человеком, способным настоять на своем и быть на страже своего замка.

Почему вы перестали работать на Айн Рэнд?

Потому что окончила школу, это было в середине июня 1949 года.

Придерживались ли вы христианских взглядов в разговорах с мисс Рэнд?

Она была атеисткой. Думаю, что она сама взрастила в себе это убеждение. Она никогда не пыталась оспорить мою религиозность, в которой я была воспитана от рождения. Ее интересовало, чем я занимаюсь, с кем встречаюсь, за кого выхожу замуж, она хотела больше узнать про Джорджа.

Она радовалась за вас, когда вы вышли замуж?

Да. Она была довольна, потому что это было то, чего я хотела. Не помню, чтобы она когда-нибудь говорила мне комплименты, но могу сказать – думая об этом теперь – когда я была ей приятна, или она была довольна моей работой, или просто была безразлична к моему присутствию.

Ваш брак был совершен по христианскому обряду?

Да, но не в церкви. Нас обвенчали в резиденции YWCA, Молодежной женской христианской организации, в трехэтажном здании, предназначенном для одиноких женщин. Поженились мы без особого размаха. Присутствовали только самые близкие друзья. Айн Рэнд была приглашена в качестве моего бывшего работодателя. Мы поженились 11 июня 1950 года.

А почему вы пригласили Айн Рэнд и Фрэнка О’Коннора?

Думаю, что я просто отправила им приглашение, даже в мыслях не имея, что они могут прийти. Для меня это приглашение скорее было извещением о нашей с Джорджем свадьбе. Кажется, она позвонила, сказала, что они придут, и попросила некоторых пояснений. Я была очень рада ее присутствию. Но настолько захлопоталась, что даже не улучила возможности представить ее всем остальным. Наверно, все остальные и так знали ее – не как знаменитую писательницу, но как знаменитую работодательницу.

Я посмотрела список гостей, и она расписалась в нем как Айн Рэнд, а он как Фрэнк O’Коннор.

А вы помните, какие подарки она вам сделала?

Во-первых, блюдо бирюзового цвета – одного из самых любимых ее цветов – такое большое, что мне едва удавалось обнять его перед собой, и соответствующую ему вазу. Ваза потом каким-то образом разбилась, но я до сих пор храню блюдо, причем в оригинальной упаковке. Не помню, когда она подарила мне его, на свадьбу или по другой оказии, но я получила от нее также тостер.

Наш друг-фотограф снял нас с Джорджем на свадебной фотографии идущими к тротуару. Сам он стоял на тротуаре, а за нами располагались наши гости. Фрэнк O’Коннор и Айн Рэнд есть на этом снимке.