Онлайн чтение книги Все наши ложные «сегодня» All Our Wrong Todays
2

Том Баррен просыпается в своем собственном сновидении.

Каждую ночь, пока он спит, нервные сканеры строят карту его сновидений – в результате чего можно успешно построить модель его мозговой деятельности как в сознательном, так и в бессознательном состоянии. Каждое утро нервные сканеры транслируют свежие данные сонного состояния в программу, генерирующую в реальном времени виртуальную проекцию, в которой Том Баррен плавно пробуждается. Бессистемный сюжет сновидения преобразовывается во все более и более линейный и вразумительный – вплоть до той секунды, когда в момент достижения полного сознания достигается и физиологически приятная развязка…

Простите, я так не могу. Я выдохся. Получается фальшиво и уныло.

Конечно, писать в третьем лице удобно, поскольку героем можно управлять, а это – весьма заманчиво, когда дело касается неконтролируемых событий. Примерно так ученый описывает биологический образец, который рассматривает в микроскоп. Но я-то – не микроскоп. Я – как раз тот самый образец, который и лежит на стеклышке. И пишу я вовсе не для удовлетворения своих амбиций. Хотел бы я этого – строчил бы беллетристику.

В романах ведь как? Берешь любые крупные, содержательные детали и собираешь из них картину мира. Но в повседневности на подобные мелочи просто не обращаешь внимания. Не можешь. Мозг прямо-таки проскакивает мимо них, особенно если дело происходит в твоем доме – в месте, которое ощущаешь практически неотделимым от хозяйского сознания, если смотреть изнутри – или от тела, если глазеть на реальность снаружи.

Когда, просыпаясь, ныряешь из настоящего сна в виртуальный, ты словно сидишь на плоту, который всячески швыряет тебя из стороны в сторону и крутит непостижимыми, невидимыми течениями. Но внезапно ситуация меняется: ты понимаешь, что плот рассекает безмятежную зеркальную озерную гладь, и темная бесформенная жуть растворяется в умиротворяющей ясности.

История завершается так, как, вероятно, и должна была завершиться, или вообще – как ей заблагорассудится. И, независимо от того, насколько тревожным было ее содержание, ты просыпаешься со здоровым ощущением восстановленного порядка вещей. А через несколько секунд ты осознаешь, что лежишь в постели, готов встретить утро, и в измятых складках твоего разума не застрял ни один из липких обрывков подсознания.

Пожалуй, сейчас мне более всего недостает именно этого ощущения. Увы, оно исчезло вместе с миром, откуда я прибыл…

А вот тут просыпаться очень погано!

Странно, но никому и в голову не пришло использовать хотя бы самые жалкие технические средства для того, чтобы усовершенствовать процесс. Матрасы не умеют расслаблять твои мышцы посредством легкой вибрации. Направленные форсунки не очищают тело паром, пока ты пребываешь в дреме. Одеяла делают из древесных или травяных волокон, скрученных в нити, и порой набивают перьями! Можно подумать, что от самых настоящих птиц. А ведь пробуждение должно быть счастливейшим мгновением, когда подсознание и сознание функционируют синхронно и в гармонии.

Я привык к комфорту моего мира и потому сейчас буду писать в настоящем времени. Итак, у нас в процессе одевания участвуют специальные автоматические устройства: причем они каждое утро раскраивают и шьют новую одежду, рассчитанную на персональный стиль и телосложение пользователя. Ткань изготовлена из укрепленных лазерным облучением молекулярных цепочек жидких светочувствительных полимеров, которые еженощно перерабатываются для повторного использования наутро. К завтраку подобная система, руководствуясь вкусовыми, ароматическими, цветовыми и текстурными протоколами, создает из белкового геля любые блюда, какие тебе заблагорассудится. И если кому-то это покажется непривлекательным, смею вас заверить, что такое блюдо невозможно отличить от вашей так называемой биологической пищи. Правда, имеется здесь и одно исключение, потому что гелевая еда уникальна и приспособлена к вкусовым рецепторам языка – вдобавок каждый раз вкус и прочее оказываются идеальными.

Знаете, небось, как падает настроение, когда начинаешь резать авокадо и обнаруживаешь, что под кожицей оказывается недозрелый и твердый, как доска, плод… или, вообще, бурый и побитый?

Пока я не попал сюда, я и не думал, что такое возможно! Прежде мне доводилось есть только безукоризненные авокадо.

Дико, наверное, страдать ностальгией по чему-то существовавшему и в то же время не существовавшему. Вроде того, что нельзя же всегда просыпаться утром полностью отдохнувшим. Однако, как ни парадоксально, но мой родной мир и был устроен именно так, а не иначе.

А суть в том, что именно так и было – и одновременно никогда не было.

Кстати, кое-что все же не вызывает во мне ностальгии, поскольку каждое утро, проснувшись, одевшись и позавтракав в сияющей техноутопии, я так и оставался одиноким.