Онлайн чтение книги Все наши ложные «сегодня» All Our Wrong Todays
25

Эшер вел летающий автомобиль, Сяо сидел рядом с ним, мы с Дишей устроились на заднем сиденье. Наш путь лежал в биосферный заповедник «Ниагарский уступ» – 25 000 квадратных миль дикой местности, лежащей по обе стороны американо-канадской границы. В моем воображении заповедник уподоблялся одному из звеньев всемирной цепи свободных территорий, избавленных от пакостной деятельности изобретательного «человека разумного». Что ни говори, а после массового переселения семидесятых годов прошлого столетия, вызванного изменением технологического уклада человечества, ситуация на планете кардинально изменилась. Погоня за энергоресурсами сошла на нет, промышленность стала развиваться совершенно по-другому, так что этим землям, можно сказать, сказочно повезло.

В самом заповеднике остались брошенные городишки, отданные на волю природы – с домами, полускрытыми густыми кронами деревьев. Я не садился в летающие автомобили все две недели, прошедшие с тех пор, как один из них убил мою мать, и чувствовал себя не в своей тарелке.

Странно, однако никто из друзей не подумал об этом, хотя, возможно, ко мне просто применили экстремальную терапию в чистом виде.

После часа полета мы решили заглянуть в один из покинутых городков – Абли в штате Мичиган (правда, никто его уже так не называл: последний житель покинул Абли, если верить дате на газете, торчавшей из ржавого почтового ящика на углу Мейн-стрит, в 1978 году). Стоял прохладный апрельский день, но нагревательные нити в одежде не давали нам замерзнуть, пока мы бродили по безмолвному поселению.

Этот всеми забытый городок в своем замшелом, заросшем грязью, изъеденном непогодами состоянии представлял собой нечто вроде исторического памятника.

Здесь как нельзя остро ощущалось прошлое, которое словно застыло в прозрачном воздухе. Мы помалкивали. Забавно, что еще совсем недавно человечеству приходилось крутиться в колесе, протестуя против могучей энтропии планеты как таковой! Нам было необходимо всегда держаться хотя бы на шаг впереди, чтобы не оказаться поглощенными природой.

Дома почти обрушились, ветер и вода педантично разбирали их на кусочки, а растительность укрывала руины ветками и ползучими лозами. Деревянные конструкции постепенно гнили, кирпич крошился – все планомерно превращалось в чернозем.

Люди оставили Абли в покое, но время не остановилось.

В нашу бытность язвительно настроенными детьми мы смеялись над устаревшими технологиями и примитивными материалами – надо же, жилища строили из дерева и кирпича, а не из синтетических полимеров и рекомбинантных сплавов! Но в эту поездку настроение у нас было подавленным – никаких острот, понятных нашей компании, никаких ностальгических анекдотов, ни даже банальных разговоров о повседневной рутине, казалось бы, естественных среди старых друзей. Пытаясь разрядить обстановку, я вспомнил об очередном провале ученых – над такими вещами мы могли хохотать до упаду, будучи подростками.

– Слышали о клинике по потере веса в невесомости? – осведомился я. – Вообразите: на орбитальной станции установили медицинское оборудование для эксперимента по работе с людьми, которые, похоже, неспособны сжигать жир при обычной силе тяжести. Но там что-то сильно напутали, и у клиентов начали расти под мышками и под коленями жировики размером с дыню, которые пришлось удалять, а потом еще проводить косметическую реконструкцию.

– Я, кажется, видел репортаж про клинику, – сказал Сяо.

– А я пропустил, – заявил Эшер. – И впрямь, смешная история!

– Нисколько, – возразила Диша. – А тем беднягам не до смеха.

– Брось! – фыркнул я. – Ты сама хохотала над подобными вещами.

– Да, в детстве, – кивнула она. – До того, как сама попыталась сделать что-то полезное, и поняла, насколько это трудно. Если проект, в котором я занята, провалится, ты тоже будешь подтрунивать надо мной?

– Давайте вернемся к машине, – перебил ее Сяо. – Хватит вам спорить!

– Конечно, об всякой ерунде и говорить-то не стоит, – отозвалась Диша. – Лучше будем держаться вместе – без него – и обсуждать за его спиной, что мы, дескать, очень волнуемся из-за того, во что Том превращает свою жизнь.

– Диша, у него только что умерла мать, – укорил ее Эшер.

– Верно. Но нам незачем хранить скорбное молчание или – еще хуже – прикидываться подростками, гогочущими над неудачниками! Ведь нас на самом деле кое-что беспокоит. Потому что выяснилось, что остальные были правы, а мы – нет. Тревожиться о реальном деле – это прекрасно. А знаете, что самое важное? Вложить хоть маленькую, но свою лепту во что-нибудь настоящее. Вот что я хочу сказать. Том, займись чем-нибудь. Стань кем-то. Действуй.

– Как? – спросил я – Я ведь даже не что-нибудь . И чем дальше, тем хуже. Отец испытает свой прототип в июле. И когда машинка заработает, а она, бесспорно, заработает, он станет величайшим гением, а я еще большим ничтожеством.

Никто не нашелся, что мне ответить. Беда с людьми, которых знаешь слишком хорошо, заключается в том, что их слова перестают что-то значить для тебя, а молчание… оно становится громогласным.