Онлайн чтение книги Эмилия Amelia
Глава 7. Дальнейшее продолжение истории

– Миссис Эллисон в конце концов все же удалось уговорить меня пойти вместе с ней в маскарад, – продолжила миссис Беннет. – Привлекательность зала, разнообразие нарядов и новизна зрелища привели меня, должна вам признаться, в немалый восторг, и воображение мое было возбуждено до крайности. Поскольку мне и в голову не приходило заподозрить что-нибудь дурное, то я забыла всякую осторожность и всей душой отдалась веселью. Правда, сердце мое было совершенно невинно, но и беззащитно, опьянено неразумными желаниями и податливо для любого искушения. О разного рода пустяках, приключившихся с нами в первые два часа, не стоит и упоминать. А потом к нам присоединился милорд, который весь остальной вечер от меня не отходил, и мы не один раз с ним танцевали.

– Едва ли, я думаю, есть надобность говорить вам, сударыня, насколько занимателен его разговор. Как бы мне хотелось с чистой совестью уверить вас, что его речи не доставили мне удовольствия или что у меня было право слушать их с удовольствием. Однако я не стану ничего от вас скрывать. Именно тогда я начала понимать, что он ко мне явно неравнодушен, но к тому времени он уже внушал мне слишком прочное уважение к себе, чтобы это открытие могло меня неприятно поразить. Что ж, так и быть, откроюсь вам чистосердечно: я была в восторге оттого, что догадалась о его чувстве, и была непрочь считать, что он пылал ко мне любовью с самого начала, а старания милорда так долго утаивать свое чувство от меня были, как мне казалось, вызваны благоговением перед моей добродетелью и уважением к моей рассудительности. И в то же время, поверьте, сударыня, в своих желаниях я никогда не переступала границ дозволенного. Я была очарована деликатностью его чувства и при тогдашнем своем безрассудном легкомыслии вообразила, будто могла бы даже позволить себе чуть-чуть поощрить такого человека, ничем при этом не рискуя, что я могла бы в одно и то же время потворствовать своему тщеславию и интересам, не совершая ничего недостойного.

Я знаю, что миссис Бут осудит подобные мысли, я и сама осуждаю их не меньше, ибо твердо убеждена теперь: стоит только женщине сдать пусть самый незначительный форпост своей добродетели, как в ту же минуту она обрекает на гибель всю крепость.

Когда мы почти в два часа ночи возвратились домой, то увидели, что стол изящно накрыт и подан легкий ужин. Меня пригласили поужинать, и я не отказалась, не смогла отказаться. Однако кое-какие подозрения меня все же тревожили, и я дала себе множество зароков, один из которых был не пить ни капли сверх моей обычной нормы, что составляло никак не более полупинты слабого пунша.

Я строго отмерила выпитое, однако напиток, без сомнения, обманным образом подменили: еще до того, как я встала из-за стола, голова у меня пошла кругом. Чем этот негодяй напоил меня, я так и не знаю, но помимо явного опьянения, напиток оказал на меня действие, которое я не берусь описать.

И здесь, сударыня, я должна опустить занавес над дальнейшими событиями этой роковой ночи. Достаточно сказать, что меня постигло ужасное бесчестье… и, поверьте, оно было нанесено мне против моей воли; я едва ли сознавала, что со мной происходит, и только наутро этот негодяй открыто признался мне в содеянном.

Вот я и довела свою историю до самого ужасного момента и могла бы счесть себя счастливицей, если бы это был лишь момент в моей жизни, однако мне суждены были еще худшие бедствия; прежде чем рассказать о них, я должна упомянуть об одном весьма примечательном обстоятельстве, которое сделалось мне тогда известным и свидетельствовало о том, что во всем случившемся со мной не было ничего случайного и что я пала жертвой долго вынашиваемого и тщательно продуманного умысла.

Вы, возможно, помните, сударыня, что мы поселились у миссис Эллисон по рекомендации одной особы, у которой до этого снимали квартиру. Так вот, эта женщина была, судя по всему, сводней милорда и еще раньше обратила на меня его внимание.

И это еще не все: знайте же, сударыня, что этот негодяй, этот лорд признался мне в то утро, что впервые увидел меня на галерее во время исполнения оратории; билет предложила бывшая моя хозяйка, сама получившая его, вне всякого сомнения, от милорда. Там-то я и увидела впервые этого гнусного притворщика, который изменил свое обличье, надев на себя кафтан из грубой шерсти и прицепив к щеке пластырь.

При этих словах Амелия воскликнула: «Боже, смилуйся надо мной!» – и откинулась на спинку кресла. Миссис Беннет тотчас приняла необходимые меры, чтобы привести ее в чувство, и Амелия рассказала ей, что и она впервые встретила того же самого человека в том же самом месте и точно так же изменившего свою внешность.

– О, миссис Беннет, – воскликнула она, – сколь многим я вам обязана! Какими словами, какой благодарностью, какими поступками могу я выразить свою признательность вам! Я считаю вас и всегда буду считать своей спасительницей, удержавшей меня на краю пропасти, где меня ожидало бы точно такое же бесчестье, о котором вы так великодушно, так отзывчиво, так благородно не устыдились рассказать, дабы уберечь меня от опасности.

Сопоставив впечатления от первой встречи с незнакомцем, обе женщины убедились, что милорд вел себя с ними совершенно одинаково: беседуя с Амелией, он прибегал к словам и жестам, уже испробованным прежде на несчастной миссис Беннет. Может показаться странным, что ни та, ни другая не узнали его впоследствии, – и, тем не менее, это было так. Однако если мы примем в соображение, что милорд, изменив свою внешность, пробыл с ними совсем недолго и что ни миссис Беннет, ни Амелия, как следовало предположить, не испытывали особого интереса к новому знакомству, будучи увлечены концертом, то ничего удивительного, я полагаю, усмотреть здесь нельзя. Амелия, впрочем, заметила, что отчетливо припоминает теперь и голос незнакомца и его наружность и нисколько не сомневается, что это был не кто иной, как милорд. Только тут ее осенило, почему он не явился с визитом на следующий день, как обещал, – ведь она решительно объявила тогда миссис Эллисон, что не намерена с ним встречаться. И уж тут Амелия никак не могла удержаться от крайне язвительных замечаний по адресу названной дамы, хитрости и порочности которой сам сатана мог бы позавидовать.

Теперь, когда дело разъяснилось, миссис Беннет стала поздравлять Амелию, а та, в свой черед, с необычайной сердечностью – выражать ей свою признательность. Мы, однако же, не будем заполнять страницу взаимными излияниями обеих дам, а возвратимся вместо этого к истории миссис Беннет, продолжение которое читатель найдет в следующей главе.