Онлайн чтение книги Армадэль Armadale
Глава VII. Заговор усложняется

Два известия ждали Аллэна, когда он воротился домой. Мидуинтер велел сказать ему, что он пошел гулять, и мистер Армадэль не должен тревожиться, если он долго не вернется. Человек из конторы мистера Педгифта приходил, когда оба джентльмена были у майора, и велел сказать, что мистер Бэшуд кланяется и будет иметь честь опять зайти к мистеру Армадэлю вечером.

К пяти часам Мидуинтер вернулся, бледный и молчаливый. Аллэн поспешил уверить его, что он помирил его с обитателями коттеджа, а потом, чтобы переменить предмет разговора, упомянул о посещении Бэшуда. Мидуинтер был так озабочен, что как будто не помнил этого имени. Аллэн был принужден напомнить, что Бэшуд пожилой клерк, которому Педгифт поручил быть его наставником в обязанностях управителя. Он выслушал, не сделав никакого замечания, и ушел в свою комнату отдохнуть до обеда.

Оставшись один, Аллэн пошел в библиотеку посмотреть, не может ли он провести время за книгой. Он снял с полки несколько томов и опять поставил их назад, тем все и кончилось. Мисс Мильрой умела каким-то таинственным образом вставать между читателем и книгой. Ее церемонный поклон и ее безжалостная прощальная речь не выходили из головы Аллэна, как он ни старался их забыть. По мере того как пролетали праздные часы, он начал все с большим нетерпением желать занять потерянное место в ее благорасположении. Опять зайти в коттедж и спросить, чем он имел несчастье оскорбить ее, было невозможно. Задать вопрос письменно в приличных выражениях на опыте оказалось свыше его литературных способностей. Он начал ходить взад и вперед по комнате с пером во рту и выбрал более дипломатический способ, который оказался в этом случае самым легким, — написать к мисс Мильрой так дружелюбно, как будто не случилось ничего, и выяснить по ответу, который она ему пришлет, какое место он занимает в ее благорасположении. Приглашение какое-нибудь (включающее, разумеется, ее отца, но адресованное к ней самой) надо было изложить надлежащим способом, чтобы заставить ее прислать письменный ответ, но тут являлось затруднение: какого рода приглашение это могло быть. О бале нечего было и думать в настоящем положении Аллэна относительно его соседей. Об обеде без пожилой дамы, которая могла бы принять мисс Мильрой, кроме миссис Гриппер, которая могла принять ее только в кухне, также нечего было и говорить. Какого же рода могло быть приглашение? Никогда не останавливаясь, когда ему нужна была помощь, а спрашивая ее направо и налево во всех возможных направлениях, Аллэн, чувствуя, что все ресурсы его истощились, хладнокровно позвонил в колокольчик и удивил слугу, пришедшего на зов, спросив, какие удовольствия имело последнее семейство, жившее в Торп-Эмброзе, и какого рода приглашения обыкновенно посылали они своим друзьям.

— Здесь жили так, как живут все дворяне, сэр, — отвечал слуга, с изумлением смотря на своего господина. — Давали обеды и балы, а в хорошую летнюю погоду, такую, как эта, устраивали пикники…

— Довольно! — закричал Аллэн. — Именно пикник может ей понравиться. Ричард, вы человек драгоценный, вы можете идти вниз.

Ричард удалился с удивлением, а господин Ричарда схватил перо.

"Любезная мисс Мильрой! С тех пор как я оставил вас, мне вдруг пришло в голову, что мы можем устроить пикник. Небольшая перемена и развлечение для вас необходимы после вашего продолжительного заключения в комнате миссис Мильрой. Пикник послужит переменой и (когда вино хорошо) также и развлечением. Не спросите ли вы майора, согласится ли он на пикник.. И если у вас есть какие-нибудь друзья по соседству, которым было бы приятно быть на пикнике, пожалуйста, пригласите их, потому что у меня здесь нет друзей. Это будет ваш пикник, но я доставлю все и повезу всех. Назначьте день, и у нас будет пикник, где вы хотите. Я непременно желаю устроить этот пикник.

Прошу вас считать меня преданным вам навсегда.

Аллэн Армадэль".

Перечитывая свое сочинение, прежде чем он его запечатал, Аллэн откровенно признался себе на этот раз, что оно было не совсем безукоризненно.

— Слово «пикник» повторяется слишком часто, — сказал он. — Нужды нет, если ей понравится эта мысль, она не будет на это в претензии.

Он тотчас же послал письмо со строгим приказанием подождать ответа.

Ответ явился через полчаса на раздушенной бумаге, без всяких помарок, благовонный для обоняния и красивый для зрения.

От обнаружения голой правды инстинктивно возмущается деликатность женской души. Никогда дело не было так изворотливо перевернуто, как прекрасной корреспонденткой Аллэна. Сам Макиавелли не подозревал бы из письма мисс Мильрой, как искренно раскаивалась она в своем неудовольствии на молодого сквайра, как только он ушел, и как сумасбродно восхищалась она, когда получила его приглашение. Письмо ее было сочинением образцовой молодой девицы, все душевные ощущения которой держатся под замком родителями и выдаются ей в надлежащих случаях. В ответе мисс Мильрой слово «папа» являлось так же часто, как в приглашении Аллэна слово «пикник». Папа был так же внимательно добр к ней, как мистер Армадэль, желая доставить ей маленькую перемену и развлечение, и согласился расстаться со своими тихими привычками и участвовать в пикнике. С согласия папа она приняла с большим удовольствием предложение мистера Армадэля, и по совету папа она воспользуется добротой мистера Армадэля и пригласит двух друзей, недавно поселившихся в Торп-Эмброзе, на пикник — вдову с сыном. Последний духовного звания и деликатного здоровья. Если в будущий вторник мистеру Армаделю удобно, то это первый день, которым папа может располагать после поправок, требуемых его часами. Все остальное по совету папа она предоставляет мистеру Армадэлю, а пока с поклоном от папа она остается искренно преданной мистеру Армадэлю Элинор Мильрой.

Кто мог бы предполагать, что писавшая это письмо прыгала от радости, получив приглашение от Аллэна? Кто мог бы подозревать, что в дневнике мисс Мильрой явилась уже запись такого рода:

«Милейшее, драгоценнейшее письмо, я знаю от кого. Никогда, пока я жива, не буду неласково обращаться с ним».

Аллэн же был в восхищении от успеха своей проделки. Мисс Мильрой приняла его приглашение, следовательно, мисс Мильрой не сердилась на него. У него чуть было не сорвалось с языка сказать об этой переписке своему другу, когда они встретились за обедом, но в лице и обращении Мидуинтера было что-то такое (заметное даже для Аллэна), заставившее его подождать, прежде чем он возобновит тягостный предмет визита в коттедж. По общему согласию оба избегали всякого разговора, относившегося к Торп-Эмброзу. Даже о посещении Бэшуда, который должен был прийти вечером, избегали они упоминать. Во весь обед они занимались прежним вечным разговором о кораблях и мореплавании. Буфетчик ушел, кончив прислуживать за столом, с морской проблемой в голове и спрашивал своих товарищей-слуг, знает ли кто-нибудь из них относительные достоинства «под ветром», «за ветром», «шхуны» и «брига».

Молодые люди просидели за столом позднее обыкновенного. Когда они вышли в сад с сигарами, летние сумерки спустились на луг и цветник и суживали постепенно бледнеющий светлый круг в окрестности. Роса выпала сильная, и, побыв несколько минут в саду, они решили пойти на более сухую аллею перед домом.

Друзья подошли к повороту, который вел в кустарник, как вдруг из-за деревьев позади них выскользнула черная фигура, как тень, мрачно движущаяся в тусклом вечернем свете. Мидуинтер вздрогнул при виде ее, и даже менее утонченные нервы его друга дрогнули на одно мгновение.

— Что за черт! — воскликнул Аллэн.

Фигура обнажила голову и медленно сделала шаг ближе. Мидуинтер выступил вперед и посмотрел пристальнее. Это был тот человек с робким обращением и в траурной одежде, у которого он спрашивал дорогу в Торп-Эмброз там, где сходились три дороги.

— Кто вы? — спросил Аллэн.

— Смиренно прошу вашего извинения, сэр, — пролепетал незнакомец, опять с замешательством отступив назад. — Слуги мне сказали, что я найду мистера Армадэля…

— Как, вы мистер Бэшуд?

— Да, с вашего позволения, сэр.

— Извините, что я так грубо заговорил с вами, — сказал Аллэн, — но дело в том, что вы испугали меня. Меня зовут Армадэль. Пожалуйста, наденьте вашу шляпу. А это мой друг, мистер Мидуинтер, который ждет вашей помощи по управительским делам.

— Нам не нужно рекомендоваться, — сказал Мидуинтер. — Я встретил мистера Бэшуда несколько дней тому назад, и он был так добр, что указал мне дорогу, когда я заблудился.

— Наденьте вашу шляпу, — повторил Аллэн, так как мистер Бэшуд все еще с непокрытой головой стойл и кланялся, не говоря ни слова, то одному молодому человеку, то другому. — Пожалуйста, наденьте вашу шляпу и позвольте мне показать вам дорогу к дому. Извините, если я вам замечу, — прибавил Аллэн, когда Бэшуд в какой-то нервной застенчивости уронил свою шляпу, вместо того чтобы надеть ее на голову, — но вы, кажется, несколько растревожены. Рюмка хорошего вина не сделает вам вреда, прежде чем вы и мой друг займетесь делом. Где вы встретились с мистером Бэшудом, Мидуинтер, когда вы заблудились?

— Я не знаю здешних окрестностей. Я должен спросить об этом мистера Бэшуда.

— Скажите нам, где это было? — продолжал Аллэн, стараясь немножко резко разогнать принужденность этого человека, когда они все трое возвращались в дом.

Мера природной робости Бэшуда, по-видимому, переполнилась через край громким голосом Аллэна и его резким вопросом. Он вдался в тот же самый поток слов, которым он наполнил Мидуинтера, когда они встретились в первый раз.

— Это было на дороге, сэр, — начал он, обращаясь попеременно то к Аллэну, которого он называл сэр, то к Мидуинтеру, которого он называл по имени. — Я хочу сказать, если вы позволите, на дороге к Малому Джилль-Беку. Странное имя, мистер Мидуинтер, и странное место. Я говорю не о деревне, а об окрестностях, то есть, извините, я говорю о Бродсах. Может быть, вы слышали о норфолькских Бродсах, сэр? То, что называется озерами в других частях Англии, то здесь называется Бродсами. Бродсов очень много, я думаю, их стоит посетить. Вы видели бы первые из них, мистер Мидуинтер, если бы прошли несколько далее того места, где я имел честь встретить вас. Замечательно многочисленны Бродсы, сэр, между этими окрестностями и морем. Около трех милей от моря, мистер Мидуинтер, около трех милей! Между ними текут реки, прекрасные, уединенные. Страна, обильная водой, мистер Мидуинт, ер, совершенно отдельная сама по себе. Туда ездят на прогулку, сэр, в лодках. Это целая сеть озер. В холодную погоду там славная охота. Диких уток там очень много. Да, Бродсы стоит посмотреть, мистер Мидуинтер, в первый же раз, когда вы пойдете в ту сторону. Расстояние отсюда до Малого Джилль-Бека, а от Малого Джилль-Бека до Гардлер-Брода, первого озера, не более как…

Из-за нервной застенчивости, не зная, как остановиться, он, вероятно, говорил бы о норфолькских Бродсах целый вечер, если бы один из слушателей не прервал его бесцеремонно.

— К Бродсам можно отсюда съездить и вернуться назад в один день? — спросил Аллэн, чувствуя, что место для пикника уже найдено.

— О да, сэр! Прекрасно можно съездить из этого прекрасного замка!

Они в эту минуту входили на ступени портика. Аллэн пошел вперед и позвал Мидуинтер и Бэшуда в библиотеку, где была зажжена лампа. В промежуток до появления вина Мидуинтер взглянул на своего случайного знакомого на большой дороге со странной смесью сострадания и недоверия — сострадания, увеличивавшегося против его воли, недоверия, упорно уменьшавшегося, как он ни старался, чтобы оно возросло. Неудобно торча на кончике стула, сидел бедный, унылый несчастливец в своем поношенном черном платье, со своими водянистыми глазами, в своем старом, честном парике, в своем жалком шерстяном галстуке и со своими фальшивыми зубами, которые не могли обмануть никого, сидел из вежливости неспокойно, то вздрагивая от яркого блеска лампы, то дрожа от громкого голоса Аллэна. Этот человек имел на лице морщины шестидесятилетнего старика и обращение ребенка в присутствии посторонних. Он, конечно, представлял предмет сострадания.

— Чего не боялись бы вы, мистер Бэшуд, — закричал Аллэн, наливая вино, — не бойтесь этого, и от целого бочонка не разболится голова. Расположитесь поудобнее, я оставляю вас и мистера Мидуинтера говорить о делах. Все дела в руках мистера Мидуинтера, он действует за меня и решает все, как знает.

Он сказал эти слова в осторожных выражениях, совсем ему не свойственных, и без дальнейших объяснений прямо пошел к двери. Мидуинтер, сидя возле двери, приметил выражение его лица, когда он выходил. Как ни легко было заслужить расположение Аллэна, мистер Бэшуд каким-то непонятным образом не заслужил его!

Собеседники, так странно походившие характером друг на друга, остались вдвоем, широко разделяемые — так казалось по наружности — от всякого сочувствия, невидимо притягиваемые друг к другу тем магнетическим сходством темперамента, которое перескакивает всякую разницу в летах или положении, наперекор всему наружному несходству в душе и характере. С той минуты, когда Аллэн вышел из комнаты, тайное влияние начало медленно привлекать этих двух людей друг к другу через великую общественную пустыню, которая лежала между ними до сегодня.

Мидуинтер первый приблизился к причине их свидания.

— Могу я спросить, — начал он, — известно ли вам мое положение здесь и почему я прошу вашей помощи?

Бэшуд, все колеблясь и все робея, но, очевидно, успокоенный отсутствием Аллэна, сел подальше на стуле и осмелился подкрепить себя скромным глотком вина.

— Да, сэр, — отвечал он. — По крайней мере, мне кажется, что я могу это сказать. Я должен научить или, может быть, я должен бы сказать, посоветовать…

— Нет, мистер Бэшуд, первые слова вернее. Мне совсем неизвестны обязанности, которые мистер Армадэль по доброте своей возложил на меня. Сколько я понял, в вашей способности наставить меня не может быть сомнения, потому что вы сами занимали место управителя. Могу я спросить где?

— У сэра Джона Меллоушина, сэр, в западном Норфольке. Может быть, вам угодно — он со мною — взглянуть на мой аттестат? Сэр Джон мог бы поступить со мной добрее, но я жаловаться не могу, теперь все кончено!

Его водянистые глаза сделались еще водянистее, и трепет рук распространился до губ, когда он вынул из записной книжки старое письмо и положил его на стол.

Аттестат был написан очень кратко и очень холодно, но был удовлетворителен. Сэр Джон считал справедливым сказать, что он не может пожаловаться на недостаток способности или честности своего управителя. Если бы домашнее положение мистера Бэшуда позволило ему продолжать свои обязанности по управлению имениями, сэр Джон охотно оставил бы его у себя. Теперь же затруднения, возбужденные личными делами мистера Бэшуда, делали невозможным для него оставаться в службе сэра Джона, и по этой причине — только по этой — сэр Джон расстался со своим управителем. Вот как аттестовал сэр Джон мистера Бэшуда. Когда Мидуинтер читал последние строчки аттестата мистера Бэшуда, он подумал о другом аттестате, еще находившемся у него, который дали ему в школе, когда выгнали больного учителя на все четыре стороны. Его суеверие, не доверявшее всем новым событиям и всем новым лицам в Торп-Эмброзе, еще сомневалось в человеке, находившемся перед ним, так же упорно, как и прежде. Но когда теперь он старался выразить эти сомнения словами, сердце упрекало его, и он молча положил аттестат на стол.

Внезапное молчание в разговоре как будто испугало Бэшуда. Он подкрепил себя еще глотком вина и, не дотрагиваясь до аттестата, заговорил скороговоркой, как будто молчание было для него нестерпимо.

— Я готов отвечать на все вопросы, сэр. Мистер Педгифт сказал мне, что я должен отвечать на вопросы, потому что ни вы, ни мистер Армадэль не будете довольствоваться одним аттестатом. Сэр Джон не сказал, он мог выразиться добрее, но я не жалуюсь, сэр Джон не сказал, по каким неприятностям я лишился моего места. Может быть, вам угодно знать?..

Он остановился в замешательстве, посмотрел на аттестат и не сказал ничего более.

— Если бы дело шло только о моих интересах, — отвечал Мидуинтер, — уверяю вас, аттестата было бы совершенно для меня достаточно, но, пока я стану учиться моим новым обязанностям, человек, который будет меня учить, на самом деле будет управителем имения моего друга. Мне очень неприятно просить вас говорить о предмете, может быть, тягостном для вас, и во мне недостает опытности делать такие вопросы, какие следовало бы, но, может быть, для интересов мистера Армадэля мне следует узнать более или от вас, или от мистера Педгифта, если вы это предпочитаете.

Он также остановился в замешательстве, посмотрел на аттестат и не сказал ничего более.

Наступило минутное молчание. Вечер был теплый, и мистер Бэшуд между другими своими бедствиями имел печальный недуг — у него потели ладони. Он вынул жалкий бумажный носовой платок, свернутый в комок, и начал вытирать им руки. Если бы это сделал кто-нибудь другой при подобных обстоятельствах, это могло бы показаться смешно, но этот поступок от этого человека в таком месте беседы казался неуместным.

— Время мистера Педгифта слишком драгоценно, сэр, чтобы терять его для меня, — сказал он. — Я расскажу то, что следует рассказать вам, если вы позволите мне. Я был несчастлив в своем семействе. Это несчастье трудно было переносить, хотя на словах это и не покажется. Жена моя… — одной рукой он крепко схватил носовой платок, вытер свои сухие губы, борясь сам с собой, и продолжал:

— Жена моя, сэр, несколько мне мешала, она — я боюсь, что должен признаться в этом — повредила мне в глазах сэра Джона. Вскоре после того как я занял место управителя, она начала.., она взяла привычку.., я, право, не знаю, как это сказать.., пить. Я не мог отучить ее от этого и не всегда мог скрывать это от сэра Джона. Она раза два выводила его из терпения, когда он приходил в контору по делам. Сэр Джон извинял это не очень ласково, но все-таки извинял. Я не жалуюсь на сэра Джона, я.., не жалуюсь теперь и на мою жену.

Он трепещущей рукой указал на жалкий креп, которым обвязана была его шляпа.

— Я ношу по ней траур, — сказал он слабым голосом. — Она умерла около года тому назад в здешнем доме умалишенных.

Губы его начали судорожно подергиваться. Он взял рюмку вина и, вместо того чтобы отхлебнуть, на этот раз осушил ее всю.

— Я не очень привык к вину, сэр, — сказал он, сознавая, вероятно, румянец, выступивший на лице его.

— Я прошу вас, мистер Бэшуд, не огорчать себя, рассказывая мне более, — сказал Мидуинтер, не желая настаивать на признаниях, которые уже довольно обнаружили горести этого несчастного человека.

— Я очень вам благодарен, сэр, — сказал мистер Бэшуд. — Но если я не задерживаю вас слишком долго и если вам угодно будет вспомнить, что инструкции мистера Педгифта были очень настоятельны, кроме того, я только упомянул о моей покойной жене оттого, что если бы она не выводила из терпения сэра Джона, то все могло бы устроиться иначе… — Он остановился, бросил неоконченную фразу, в которой запутался, и начал другую:

— У меня было только двое детей, сэр, сын и дочь. Дочь умерла в младенчестве, сын мой вырос, но я через него лишился моего места. Я сделал для него все, что мог. Я определил его в хорошую контору в Лондоне. Его не хотели взять без денежного обеспечения. Я боюсь, что это было неблагоразумно, по у меня не было богатых друзей, которые могли бы помочь мне, я, сам поручился за него. Сын мой оказался дурным человеком, сэр. Он, может быть, вы поймете меня, если я скажу, что он поступил нечестно. Его хозяева согласились по моей просьбе отпустить его без судебных преследований. Я просил очень усердно, я любил моего сына Джэмса, взял его домой и употреблял все силы, чтобы исправить его. Он не хотел остаться со мной, он опять отправился в Лондон, он, извините, сэр, боюсь, что я все перепутываю, боюсь, что я отступаю от главного пункта…

— Нет, нет, — ласково сказал Мидуинтер, — если вы считаете нужным рассказать мне эту печальную историю, рассказывайте, как хотите. Вы видели вашего сына после того, как он уехал от вас в Лондон?

— Нет, сэр, он еще в Лондоне, сколько мне известно. В последний раз, как я имел о нем известие, он зарабатывал себе пропитание не весьма честным образом. Он служил в Частной Справочной Конторе на Шэдисайдской площади.

Он сказал эти последние слова очень рассеянно, осматриваясь вокруг в замешательстве и напрасно стараясь отыскать потерянную нить рассказа.

Мидуинтер сострадательно помог ему.

— Вы мне говорили, — сказал он, — что вы лишились места по милости вашего сына. Как это случилось?

— Вот каким образом, сэр, — отвечал Бэшуд, с волнением возвращаясь к надлежащему пункту. — Его хозяева согласились отпустить его, но они обратились к его поручителю — это был я. Конечно, их порицать нельзя, это поручительство покрывало их потерю. Я не мог заплатить всего, я должен был занять. Мой кредитор стал преследовать меня. Это, конечно, жестоко, но так как ему нужны были деньги, он, конечно, поступал справедливо. Но, верно, и другие джентльмены сказали бы то же, что сказал сэр Джон; наверно, и другие не захотели бы оставить управителя, которого преследовала полиция и мебель которого продавали за долги. Вот как это кончилось, мистер Мидуинтер! Я не стану задерживать вас долее, вот адрес сэра Джона, если вы желаете обратиться к нему.

Мидуинтер великодушно отказался взять этот адрес.

— Благодарю вас, сэр, — сказал Бэшуд, вставая. — Кажется, не о чем более говорить, кроме как… Мистер Педгифт поручится за меня, если вы желаете узнать о моем поведении с тех пор, как я служу у него. Я очень обязан мистеру Педгифту, он иногда бывает несколько груб со мной, но если бы он не взял меня в свою контору, я, кажется, поступил бы в богадельню, когда оставил сэра Джона, — я так был разбит душой.

Он поднял свою грязную шляпу с пола.

— Я не буду долее задерживать вас, сэр, я с удовольствием зайду, если вы желаете подумать, прежде чем решитесь.

— Мне не нужно думать после того, что вы мне сказали, — горячо отвечал Мидуинтер, вспоминая то время, когда он рассказывал свою историю мистеру Броку, и ждал великодушного слова, как теперь ждал человек, находившийся перед ним. — Сегодня суббота, — продолжал он. — Можете вы дать мне первый урок в понедельник утром? Извините, — прибавил он, перебив многоречивые выражения мистера Бэшуда, в которых он выражал свое согласие, и остановив его, когда он выходил из комнаты, — нам надо решить еще одно, не так ли? Мы еще не говорили о вашем вознаграждении в этом деле, то есть об условиях.

Он с некоторым замешательством намекал на денежную часть предмета. Бэшуд, все ближе и ближе подвигаясь к двери, отвечал с еще большим замешательством:

— Сколько-нибудь, сэр, сколько вы сочтете нужным. Я не стану задерживать вас долее… Я предоставляю это решить вам и мистеру Армадэлю.

— Я пошлю за мистером Армадэлем, если вам угодно, — сказал Мидуинтер, провожая Бэшуда в переднюю, — но я боюсь, что он так же малоопытен в этом, как и я. Может быть, если вы не против, мы спросим мистера Педгифта?

Мистер Бэшуд с жаром ухватился за последний намек, все подвигаясь к парадной двери.

— Да, сэр, о, да-да! Никто не может знать этого лучше мистера Педгифта. Пожалуйста, не беспокойте мистера Армадэля!

Его водянистые глаза сделались совершенно дики от нервного испуга, когда он обернулся при свете лампы, висевшей в передней, сделать эту вежливую просьбу. Если бы послать за Аллэном, было бы то же, что спустить с цепи свирепую собаку. Мистер Бэшуд едва ли мог бы быть более испуган.

— Желаю вам доброго вечера, сэр, — продолжал он, выходя. — Я непременно буду в понедельник утром, я надеюсь.., я думаю.., я уверен, что вы скоро научитесь всему, чему я могу научить вас. Это нетрудно. О! Совсем нетрудно. Желаю вам доброго вечера, сэр. Прекрасная ночь, да, прекрасная ночь для того, чтобы возвращаться домой!

С этими словами, не замечая в своем замешательстве протянутой руки Мидуинтера, он шумно спустился со ступеней и исчез в ночной темноте.

Когда Мидуинтер повернулся, чтобы вернуться в комнату, дверь в столовой отворилась, и его друг вышел к нему в переднюю.

— Ушел мистер Бэшуд? — спросил Аллэн.

— Ушел, — отвечал Мидуинтер, — рассказав мне очень печальную историю и заставив меня стыдиться, что я сомневался в нем без причины. Я условился, что он даст мне первый урок в понедельник утром.

— Хорошо, — сказал Аллэн. — Вам нечего бояться, старикашка, что я стану прерывать ваши занятия. Наверно, это впечатление ошибочно, но мне не нравится мистер Бэшуд.

— Наверно, мое впечатление ошибочно, — отвечал Мидуинтер несколько сердито.

В воскресенье утром Мидуинтер вышел в парк, ожидая почтальона, в надежде получить письмо от мистера Брока.

В обыкновенный час почтальон явился и подал ожидаемое письмо Мидуинтеру. Он распечатал и прочел:

"Любезный Мидуинтер, я пишу более для того, чтобы успокоить вас, а не потому, чтобы я мог сказать вам что-нибудь определенное. В моем последнем торопливом письме я не имел времени сказать вам, что старшая из двух женщин, которых я встретил в Кенсингтонском саду, пошла за мной и заговорила на улице. Кажется, я могу назвать то, что она говорила, не делая ей несправедливости, цепью лжи с начала до конца. По крайней мере, она утвердила меня в подозрении, что затевается что-то недоброе, для чего Аллэн предназначен быть жертвой, и что первым двигателем заговора является та самая гнусная женщина, которая помогла замужеству его матери и ускорила ее смерть.

Будучи убежден в этом, я не колебался сделать для Аллэна то, чего не сделал бы ни для кого на свете. Я оставил мой отель и поселился с моим старым слугой Робертом в доме, напротив того дома, в котором живут обе эти женщины. Мы попеременно наблюдаем за ними — чего, как я уверен, совершенно они не подозревают — и день и ночь. Все мои чувства, как джентльмена и пастора, возмущаются против подобного занятия, но делать нечего. Я должен или нарушать таким образом уважение к самому себе, или предоставить Аллэну с его легкомысленным характером защищаться против негодной женщины, которая, как я твердо убежден, готовится воспользоваться самым бессовестным образом его слабостью и молодостью. Просьба его умирающей матери не выходит у меня из головы, и да поможет мне Господь, а я теперь унижаюсь в моих собственных глазах вследствие этого.

За мою жертву уже было некоторое вознаграждение. Сегодня, в субботу, я приобрел огромную выгоду — наконец видел лицо этой женщины. Она выходила с опущенной вуалью и воротилась домой. Я видел ее лицо без вуали у окна, а потом опять на балконе. Если представится случай описать ее подробно, вы будете иметь это описание. Теперь мне нужно только сказать, что ей на вид тридцать пять лет и что она совсем не так хороша собой, как я ожидал, сам не зная почему.

Вот все, что я теперь могу сказать вам. Если ничего более не случится до понедельника или до вторника, мне ничего более не остается, как обратиться к моим нотариусам за помощью, хотя мне очень не хочется доверить это щекотливое дело в чужие руки. Оставив, однако, в стороне мои чувства, дело, которое было причиной моей поездки в Лондон, так важно, что им нельзя пренебрегать долее, так как я пренебрегаю им теперь. Во всяком случае, будьте уверены, что я уведомлю вас о том, что будет, и считайте меня искренно вам преданным.

Децимус Брок".

Мидуинтер положил письмо, так же как первое, в свою записную книжку вместе с описанием сна Аллэна.

«Сколько еще дней? — спрашивал он себя, возвращаясь в дом. — Сколько еще дней?»

Немного. Время, ожидаемое им, уже приближалось. Настал понедельник, и мистер Бэшуд аккуратно явился в назначенный час. Настал понедельник, и Аллэн погрузился в приготовления к пикнику. Он имел разные свидания и дома, и вне дома целый день. Он устраивал дело с миссис Гриппер, с буфетчиком, с кучером, в их трех разных департаментах — еды, питья и езды. Он отправился в город советоваться с Педгифтом насчет Бродсов и пригласить отца и сына (так как ему некого было больше приглашать) на пикник. Педгифт-старший (в своем департаменте) доставил общие сведения, но просил извинить его от присутствия на пикнике по случаю деловых занятий. Педгифт-младший (в своем департаменте) прибавил все подробности и, отложив в сторону занятия, принял приглашение с величайшим удовольствием. Возвратясь из конторы стряпчего, Аллэн отправился в коттедж майора получить согласие мисс Мильрой на место, выбранное для пикника. Исполнив это, он воротился домой решить последнее затруднение — затруднение уговорить Мидуинтера присоединиться к поездке к Бродсам.

Аллэн нашел своего друга твердо решившимся остаться дома. Естественное нежелание Мидуинтера встретиться с майором и его дочерью после того, что случилось в коттедже, можно было бы преодолеть, но решимость Мидуинтера не прерывать занятий с мистером Бэшудом устояла против всех усилий поколебать ее. Аллэн принужден был согласиться на сделку. Мидуинтер обещал, не весьма охотно, присоединиться к обществу вечером там, где назначено было пить чай. Таким образом, он согласился воспользоваться случаем стать на дружеской ноге с Мильроями.

Более он не хотел уступить, даже на убеждения Аллэна, и о большем бесполезно было его просить.

Настал день, назначенный для пикника. Прекрасное утро, веселые хлопоты нисколько не прельстили Мидуинтера и не заставили его переменить намерение. В назначенный час он ушел от завтрака к мистеру Бэшуду в управительскую контору. Они оба спокойно занялись счетами в задней стороне дома, между тем как в передней шли приготовления к пикнику. Молодой Педгифт, невысокого роста, щегольски одетый и с самоуверенным обращением, приехал незадолго до часа, назначенного для отъезда, чтобы помочь в окончательных приготовлениях своим местным знанием. Аллэн и он еще совещались, когда вдруг явилось препятствие. Пришли сказать, что служанка из коттеджа ждет внизу ответа на записку своей барышни. По записке было видно, что душевные ощущения мисс Мильрой преодолели в ней чувства приличия. Тон письма был лихорадочный, и почерк шел вкось и вкривь.

"О, мистер Армадэль! — писала дочь майора. — Какое несчастье! Что нам делать? Папа получил сегодня утром письмо от бабушки насчет новой гувернантки. Ее аттестация оказалась удовлетворительной во всех отношениях, и она готова приехать хоть сейчас. Бабушка думает (как это досадно!), что чем скорее, тем лучше, и пишет, что мы должны ожидать новую гувернантку или сегодня, или завтра. Папа говорит (он всегда нелепо внимателен ко всему), что мы не можем допустить мисс Гуильт приехать сюда (если она приедет сегодня) и не найти никого дома. Что делать? Я готова расплакаться от досады. Я получила самое дурное впечатление (хотя бабушка пишет, что она очаровательна) о мисс Гуильт. Не можете ли вы посоветовать что-нибудь, мистер Армадэль? Я уверена, что папа согласится. Не пишите, пришлите мне ответ на словах. Я купила новую шляпку для пикника и — ах! Как мучительно не знать, должна я снять ее или оставить.

Искренно вам преданная Э. М."

— Черт побери мисс Гуильт! — вскричал Аллэн, вытаращив глаза на своего стряпчего с отчаянием.

— Позвольте спросить, что случилось? — заметил Педгифт-младший.

Аллэн сказал ему. Мистер Педгифт-младший мог иметь свои недостатки, но ненаходчивость не числилась среди них.

— Можно выпутаться из этого затруднения, мистер Армадэль, — сказал он. — Если гувернантка приедет сегодня, пусть она также поедет на пикник.

Аллэн с удивлением вытаращил глаза.

— Не все же лошади и экипажи в Торп-Эмброзе будут употреблены на нашу поездку, — продолжал Педгифт-младший. — Конечно, нет. Очень хорошо. Если мисс Гуильт приедет сегодня, она не может приехать прежде пяти часов. Хорошо. Прикажите, чтобы коляска ждала у дверей майора к тому времени, мистер Армадэль, а я растолкую кучеру, куда ехать. Когда гувернантка приедет в коттедж, пусть она найдет извинительную записочку (с холодным цыпленком или с чем-нибудь другим, что они приготовят ей закусить после дороги), в которой ее просят присоединиться к пикнику. Ей-богу, сэр! — вскричал весело молодой Педгифт. — Она должна быть обидчива, если останется недовольна после этого!

— Отлично! — закричал Аллэн. — Ей будет оказано всевозможное внимание. Я дам ей кабриолет, запряженный пони, и белую упряжь. Она может править сама, если хочет.

Он написал ответ мисс Мильрой, чтобы успокоить ее, и сделал необходимые распоряжения насчет кабриолета. Через десять минут экипажи для гостей стояли у дверей.

— Теперь, когда мы столько хлопотали для нее, — сказал Аллэн, говоря о гувернантке, когда они выходили из дома, — желал бы я знать, приедет ли она сегодня и увидим ли мы ее на пикнике?

— Это решительно зависит от ее возраста, сэр, — заметил молодой Педгифт, произнося свое мнение со счастливой самоуверенностью, отличавшей его. — Если она стара, она устанет от дороги и останется за холодным цыпленком в коттедже; если она молода, то или я совсем не знаю женщин, или пони в белой упряжи привезут ее на пикник.

Они отправились к коттеджу майора.