Онлайн чтение книги Под алыми небесами Beneath A Scarlet Sky
Глава девятая

1

Пино в ужасе вскинул руки. Как и трое его подопечных.

– Прошу вас… – начал Пино.

Человек, не опуская ружья, прорычал:

– Кто вас прислал?

– Отец, – пробормотал Пино. – Отец Ре.

Прошла, казалось, вечность, прежде чем человек, внимательно осмотрев всех, опустил ружье.

– Такие уж дни настали – мы должны быть осторожны.

Пино опустил руки. Он почувствовал тошноту, слабость в ногах. Холодный пот выступил на спине. Никогда прежде он не стоял под дулом ружья.

– Вы поможете нам, синьор?.. – спросил Луиджи.

– Меня зовут Бергстром, – сказал человек. – Дальше вас поведу я.

– Куда? – озабоченно спросила Мария.

– Через перевал Эмет в швейцарскую деревню Иннерферрера, – сказал Бергстром. – Вы в безопасности, а там мы подумаем, куда отправить вас дальше. – Бергстром кивнул Пино. – Мой привет отцу Ре.

– Непременно передам, – пообещал Пино, потом повернулся к своим подопечным. – Удачи вам.

Мария обняла его. Рикардо пожал ему руку. Луиджи вытащил из кармана маленькую металлическую трубку с винтовым колпачком. Протянул ее Пино.

– Кубинская, – сказал он.

– Я не могу ее взять.

Луиджи посмотрел на него обиженно:

– Ты думаешь, я не знаю, как ты провел меня по последнему отрезку? Такую отличную сигару редко встретишь, и я отдаю ее не с легким сердцем.

– Спасибо, синьор, – сказал Пино. Он улыбнулся и взял сигару.

Бергстром сказал Пино:

– Залог твоей безопасности – невидимость. Будешь выходить из леса – сначала осмотрись. Огляди склоны и долину, прежде чем идти дальше.

– Непременно.

– Ну, мы уходим, – сказал Бергстром и развернулся.

Луиджи похлопал Пино по спине и пошел за Бергстромом. Рикардо улыбнулся ему. Мария сказала:

– Желаю счастья, Пино.

– И вам тоже.

– Надеюсь, подъемов больше не будет, – услышал Пино слова Луиджи, обращенные к Бергстрому, когда они исчезали за деревьями.

– Спускаться – это вам не подниматься, – ответил Бергстром.

После этого до Пино доносились только хруст веток под ногами или звук падения камня, а потом и это стихло, лишь ветер шелестел в елях. Хотя и переполненный радостью, Пино вдруг странным образом и очень остро испытал чувство одиночества, когда развернулся и пошел в сторону Италии.

Пино сделал все, как советовал ему Бергстром. Он остановился, не выходя из леса, оглядел долину, склоны над ней. Убедившись, что там никого нет, вышел из леса. Его часы показывали почти полдень. Он был в пути уже девять часов и очень устал.

Отец Ре предвидел его усталость и советовал не пытаться вернуться в тот же день. Он советовал ему идти на юго-запад в старую пастушью лачугу, несколько таких было в горах, и провести ночь там. В этом случае Пино вернулся бы в «Каса Альпина» следующим утром.

Пино шел на юг по Валь-ди-Леи и чувствовал себя прекрасно. Они сделали это. Отец Ре и все остальные, которые помогали беженцам добраться до «Каса Альпина». Их команда сегодня спасла троих людей от смерти. Они тайно сражались с нацистами и победили.

К удивлению Пино, переполнявшие его эмоции добавили ему сил, освежили его. Он решил не оставаться в хижине на ночь, а добраться до Мадезимо, переночевать в гостинице и повидаться с Альберто Аскари. Уже у самого хребта Пино остановился, чтобы дать отдых ногам и перекусить.

2

Покончив с едой, он оглянулся на Валь-ди-Леи и увидел четыре крохотные фигурки, двигающиеся на юг вдоль скал над озером. Пино приставил ко лбу руку, сложенную козырьком. Поначалу он ничего не разглядел, потом увидел, что они все вооружены.

Тошнотворный клубок завязался у него в желудке. Неужели они заметили, как он зашел в лес с тремя людьми, а вышел один? Немцы ли это? Почему они оказались здесь – среди этого безлюдья?

У Пино не было ответов на эти вопросы, и они продолжали беспокоить его и тогда, когда четверо людей исчезли из виду. В деревню он пришел около четырех часов. Недалеко от гостиницы играла группа мальчишек, включая и его маленького друга Никко, сына хозяина. Пино собирался войти в гостиницу и спросить про комнату, когда увидел спешащего к нему и явно расстроенного Альберто Аскари.

– Сюда вечером приходила группа партизан, – сказал Аскари. – Они сказали, что борются с немцами, но спрашивали о евреях.

– О евреях? – переспросил Пино и отвернулся. Никко присел в высокой траве и подобрал что-то, похожее на большое яйцо. – И что вы им сказали?

– Сказали, что нет здесь евреев. Почему, ты думаешь, они…

Никко поднял яйцо, чтобы показать друзьям. За долю секунды до того, как сила взрыва ударила Пино, словно мул копытом, яйцо сверкнуло пламенем.

Он чуть не упал, но с трудом сохранил равновесие, хотя и чувствовал себя дезориентированным и толком не понимал, что произошло. В ушах у него звенело, он слышал ребячьи крики. Пино бросился к ним. Те ребята, что находились рядом с Никко, теперь лежали на земле. Одному оторвало руку. У другого на месте глаз были кровавые впадины. Часть лица Никко и большая часть правой руки отсутствовали. Из его тела кровь била фонтаном.

Пино в панике подобрал Никко, увидел, как закатились глаза мальчика, и бросился к гостинице навстречу отцу и матери, которые выскочили из дверей. У мальчика начались судороги.

– Нет! – закричала мать. Она взяла сына на руки. Тело опять забилось в конвульсиях, а потом обмякло на ее руках. – Нет! Никко! Никко!

Оцепенев от ужаса, Пино смотрел, как рыдающая мать Никко опустилась на колени, положила на землю мертвое тело сына и накрыла его своим, словно склонилась над его люлькой, когда он был младенцем. Пино долго стоял там в онемении перед этим зрелищем скорби. Опустив взгляд, он заметил, что его одежда в крови. Оглянулся, увидел жителей деревни, которые бросились к другим детям, хозяин гостиницы пустыми глазами смотрел на жену и мертвого сына.

– Простите. Я не смог его спасти, – пробормотал Пино.

– Это не твоя вина, Пино, – ровным голосом проговорил синьор Конте. – Видимо, партизаны, приходившие прошлым вечером… Но кто бы стал оставлять гранату там, где?.. – Он помотал головой. – Ты можешь позвать отца Ре? Отпеть моего Никко?

Хотя он был на ногах с середины ночи и проделал почти двадцать три километра по гористой местности, Пино решил бегом преодолеть расстояние до «Каса Альпина», словно скорость могла снять напряжение от жестокости, свидетелем которой он был. Но на полпути он вынужден был остановиться. Запах крови на его одежде, яркие воспоминания о хвастовстве Никко, который говорил, что катается на лыжах лучше Пино, огненная вспышка… Пино согнулся пополам, и его вырвало.

Он, рыдая, преодолел оставшийся путь до Мотты, когда на землю опустились сумерки.

3

Когда Пино добрался до «Каса Альпина», его лицо посерело, он был измотан. При виде Пино, вошедшего в столовую, отец Ре был потрясен.

– Я же тебе говорил переночевать… – начал было отец Ре, но потом увидел окровавленную одежду Пино и поднялся на ноги. – Что случилось? С тобой все в порядке?

– Нет, отец, – ответил Пино и, не скрывая слез, рассказал священнику о том, что произошло. – Зачем кому-то понадобилось это делать? Оставлять гранату?

– И представить себе не могу, – мрачно сказал отец Ре, беря свою куртку. – А наши друзья – что с ними?

Воспоминание о Луиджи, Рикардо и Марии, уходящих в лес, казалось, принадлежало уже далекому прошлому.

– Я передал их синьору Бергстрому.

Священник надел куртку, взял посох.

– Слава богу, хоть есть чему порадоваться.

Пино рассказал ему о четверых вооруженных людях, которых видел.

– А они тебя видели?

– Не думаю, – ответил Пино.

Отец Ре положил руку на плечо Пино:

– Ты хорошо поработал. Все сделал правильно.

Священник ушел. Пино сел на скамью за пустой стол, закрыл глаза, склонил голову; перед его мысленным взором появилось изуродованное тело Никко, мальчик с выбитыми глазами, потом мертвая девочка с оторванной рукой в вечер первой бомбардировки. Эти образы преследовали его, он никак не мог прогнать их. Они возникали снова и снова, и он наконец почувствовал, что сейчас сойдет с ума.

– Пино? – услышал он голос Миммо спустя какое-то время. – Ты цел?

Пино открыл глаза, увидел рядом сидящего на корточках брата.

– Я слышал, что умер маленький сын хозяина гостиницы. И может, еще два мальчика.

– Я видел все это, – сказал Пино, снова заплакав. – Я держал его на руках.

При виде слез брата Миммо потерял дар речи, но потом сказал:

– Идем, Пино. Давай помоешься – и спать. Ребята не должны видеть тебя таким. Они равняются на тебя.

Миммо помог ему подняться на ноги, провел по коридору в душевую. Пино разделся, а потом долго сидел под теплой водой, автоматически оттирая кровь Никко с рук и лица. Случившееся казалось невероятным. Но было реальностью.

На следующее утро отец Ре осторожно разбудил его около десяти. Несколько мгновений Пино не мог понять, где он. Потом вспомнил все; эмоции так захлестнули его, что перехватило дыхание.

– Как Конте?

Лицо священника помрачнело.

– Для любого родителя потеря ребенка – страшный удар в любых обстоятельствах. Но чтобы так…

– Он был такой забавный мальчуган, – с горечью в голосе сказал Пино. – Это несправедливо.

– Это трагедия, – сказал отец Ре. – Два других мальчика будут жить, но они уже никогда не будут такими, как прежде.

Они долго молчали.

– Что мы будем делать, отец?

– У нас есть вера, Пино. У нас есть вера, и мы продолжим делать то, что считаем правильным. В Мадезимо мне сказали, что у нас появятся еще два беженца сегодня к обеду. Я хочу, чтобы ты сегодня отдохнул. Мне нужно, чтобы ты ушел с ними утром.

4

В течение следующих недель такой ритм жизни стал привычным. Каждые несколько дней появлялись два, три, а иногда и четыре беженца и звонили в колокольчик «Каса Альпина». Пино уходил с ними задолго до рассвета, они поднимались по склону при свете луны и пользовались карбидной шахтерской лампой, только когда на небе висели тучи или луны не было. Пино, передав беженцев Бергстрому, отправлялся ночевать в пастушью хижину.

Это было довольно грубое сооружение с каменным фундаментом, заглубленным в склон, с крышей из дернины на опорах и дверью на кожаных петлях. В домике были соломенный матрас и печурка с дровами и топориком. Пино страдал от одиночества, проводя ночи в хижине перед печуркой. Он не раз пытался вызвать воспоминания об Анне, чтобы утешиться, но помнил только скрежет трамвая, который скрыл ее от него.

Потом его мысли приобретали абстрактный характер – о девушках, о любви. Он надеялся, что в его жизни будет и то и другое. Он думал о том, какая у него будет девушка, будут ли ей нравиться горы так, как ему, будут ли ей нравиться лыжи, и еще сотня вопросов приходила ему в голову, но ответов на них он не знал, и это сводило его с ума.

В начале ноября Пино вел в Швейцарию пилота Британских королевских ВВС, сбитого во время налета на Геную. Неделю спустя он помог другому пилоту добраться до Бергстрома. И почти каждый день в «Каса Альпина» прибывали евреи.

В темные дни декабря 1943 года беспокойство отца Ре выросло из-за увеличившегося числа немецких патрулей на дороге, ведущей к перевалу Шплюген.

– Они становятся подозрительными, – сказал он Пино. – Немцы нашли не очень много евреев. Нацисты знают, что им помогают бежать.

– Альберто Аскари говорит о разных зверствах, – сказал Пино. – Нацисты убивают священников, которые помогают евреям. Иногда они стаскивают их прямо с алтаря, на котором те служат мессу.

– Мы знаем об этом, – сказал священник. – Но мы не можем перестать любить наших соотечественников, даже если нам страшно. Если мы утратим любовь, мы утратим все. Нам нужно действовать умнее.

На следующий день отец Ре и священник из Камподольчино разработали оригинальный план. Они решили использовать наблюдателей, чтобы отслеживать нацистские патрули на дороге к перевалу Шплюген, а кроме того, придумали систему оповещения.

В часовне за «Каса Альпина» внутри колокольни имелась лестница. С нее через ставни мальчики могли видеть верхний этаж дома приходского священника в пятнадцати метрах ниже Камподольчино, а в особенности одно из окон. Если немцы патрулировали Шплюген, занавеси были опущены. Если же они были подняты в течение дня или вечером в окне горела лампа, то беженцев можно было безопасно вывозить на гору Мотта в телегах под кипами сена.

Когда стало ясно, что Пино не в состоянии выводить всех евреев, сбитых летчиков или политических беженцев, которые приходили в «Каса Альпина» в поисках пути к свободе, он начал тренировать других ребят постарше, включая и Миммо.

Сильных снегопадов не было до середины декабря 1943 года. Но потом наступили холода, и начались обильные и частые снегопады. Перистый порошкообразный снег скапливался в желобах и чашах верхней части Гропперы, что угрожало сходом лавин, а потому вскоре предпочтительный северный маршрут в Валь-ди-Леи и на перевал Эмет в Швейцарию стали недоступны.

Поскольку большинство беженцев никогда прежде не сталкивались с холодами и высокими снегами и не имели ни малейшего представления об альпинизме, отцу Ре пришлось идти на риск и отправлять Пино, Миммо и других проводников легким южным маршрутом через Пассо-Анджелога. Они стали брать с собой лыжи с камусами, чтобы облегчить обратный путь и быстрее возвращаться.

Братья уехали из «Каса Альпина» в третью неделю декабря – к родителям в Рапалло, чтобы отпраздновать Рождество и поговорить о том, кончится ли когда-нибудь война. Прежде Лелла рассчитывали, что союзники к этому времени освободят Италию. Но так называемая линия Густава, состоящая из огневых сооружений, танковых эскарпов и других укреплений, сдерживала наступление союзников от Монте-Кассино на западе до Адриатического моря на востоке.

Продвижение союзников застопорилось.

5

Поезд, которым Пино и Миммо возвращались в Альпы, проходил через Милан. Некоторые районы города они почти не могли узнать. Пино всей душой стремился в «Каса Альпина» – хотел провести зиму в Альпах.

Они с Миммо любили кататься на лыжах, а к этому времени стали опытными лыжниками. С помощью камусов они поднимались на склоны над школой и съезжали по свежему глубокому снегу, который выпал за время их короткого отсутствия. Они оба любили скорость и получали удовольствие от скоростного спуска, но для Пино это было не только приключение. Спуск по склону создавал ощущение, полета. На лыжах Пино чувствовал себя птицей. Это грело душу. Дарило ему такое чувство свободы, как не дарило ничто иное.

Пино засыпал усталый, с ноющими мышцами и счастливый, а еще – полный желания повторить все это на следующий день.

Альберто Аскари и его подружка Титьяна решили встретить Новый год в гостинице Конте в Мадезимо. Во время праздничной недели число беженцев уменьшилось, и отец Ре отпустил Пино на вечеринку.

Довольный Пино смазал горные ботинки, надел лучшую одежду и пошел в Мадезимо под падающим снежком, благодаря которому все казалось волшебным и новым. Аскари и Титьяна заканчивали украшать зал, когда появился Пино. Некоторое время он провел с Конте, которые все еще оплакивали сына, а потому ухватились за его предложение, дававшее возможность отвлечься от горя.

Ах, что это была за вечеринка! Число девушек в два раза превышало число молодых людей, и все танцы на вечер у Пино были расписаны. Еду предлагали замечательную: ветчину, ньокки[10] Ньокки  – итальянские клецки. и поленту со свежим сыром монтазио, а еще оленину с сушеными томатами и семенами тыквы. Вино и пиво текли рекой.

Позднее тем вечером Пино, танцуя медленный танец с Фредерикой, осознал, что он ни разу не вспомнил об Анне. Он спрашивал себя: закончится ли вечеринка идеальным образом – поцелуем Фредерики, когда открылись двери гостиницы. Вошли четыре человека со старыми ружьями и дробовиками. На них была потрепанная одежда и грязные красные шарфы на шеях. Их запавшие щеки покраснели от мороза, ввалившиеся глаза навели Пино на мысль о диких собаках, которых он видел после начала бомбардировок, собаках, которые набрасывались на любые отбросы.

– Мы партизаны, мы сражаемся, чтобы освободить Италию от немцев, – сообщил один из них и облизнул левый уголок рта. – Чтобы продолжить борьбу, нам необходимы пожертвования.

Этот человек был выше других, он стащил с головы вязаную шерстяную шапочку и помахал участникам вечеринки.

Никто не шелохнулся.

– Вы мерзавцы! – взревел синьор Конте. – Вы убили моего сына!

Он бросился на главаря, который ударом приклада своего ружья свалил его на пол.

– Мы ничего такого не делали, – сказал он.

– Твоя вина, Тито, – сказал с пола Конте, у которого шла кровь из раны на голове. – Ты или один из твоих людей оставил гранату. Мой сын подобрал ее, думал, это игрушка. Он умер. Другой мальчик потерял зрение. Еще один – руку.

– Я тебе говорю, – сказал Тито, – мы ничего об этом не знаем. Пожертвования, per favore[11]Будьте добры (ит.) ..

Он поднял ружье и пустил пулю в потолок, после чего мужчины начали выворачивать карманы, а девушки открывать сумочки.

Пино вытащил из кармана банкноту в десять лир и протянул ее незваным гостям.

Тито выхватил деньги, потом оглядел Пино с ног до головы.

– Хорошая одежда, – сказал он. – Выворачивай карманы.

Пино не шелохнулся.

Тито сказал:

– Делай, что тебе говорят, или мы разденем тебя догола.

Пино хотелось ударить его, но он покорился – вынул из кармана кожаный, с магнитом, зажим для денег, изготовленный в мастерской его дяди, вытащил оттуда пачку лир и протянул Тито.

Тито присвистнул и выхватил деньги. Потом подошел поближе и вперился в Пино взглядом, излучая угрозу не менее сильную, чем дурной запах, исходящий от его тела и дыхания.

– Я тебя знаю, – сказал он.

– Нет, не знаешь.

– Знаю, – повторил Тито, подходя вплотную к Пино. – Я видел тебя в бинокль. Ты перебирался через Пассо-Анджелога и Эмет, и с тобой были какие-то неизвестные.

Пино ничего не сказал.

Тито улыбнулся, облизнул уголок рта:

– Немцы много дадут, чтобы познакомиться с тобой.

– Я думал, вы сражаетесь с немцами, – сказал Пино. – Или это только предлог, чтобы грабить людей?

Тито ударил Пино прикладом в живот, сбил его с ног.

– Не суйся на те перевалы, парень, – сказал он. – И то же передай священнику. Пассо-Анджелога? Эмет? Они принадлежат нам. Ты понял?

Пино лежал на полу, хватая ртом воздух, и ничего не отвечал.

Тито ударил его ногой:

– Понял?

Пино кивнул. Тито с довольным видом принялся снова разглядывать его с ног до головы.

– Хорошие ботинки, – сказал он наконец. – Какой размер?

Пино что-то пробормотал в ответ.

– И пара теплых носков – сгодится. Снимай.

– У меня нет других.

– Ты можешь снять их, пока живой. Или я могу снять их с твоего трупа. Выбирай.

Пино кипел от ненависти, но умирать ему не хотелось. Он расшнуровал ботинки, снял их. Посмотрел на Фредерику, она покраснела и отвернулась, отчего Пино почувствовал себя последним трусом, передавая Тито ботинки.

– И зажим для денег тоже, – сказал Тито, дважды щелкая пальцами.

– Это подарок моего дяди, – возразил Пино.

– Пусть сделает тебе еще один. Скажи ему, это на хорошее дело.

Пино, нахмурившись, вытащил из кармана зажим и бросил его Тито.

Тот поймал его в воздухе:

– Вот и молодец.

Он кивнул своим людям, они, прежде чем уйти, принялись рассовывать по карманам и пакетам еду.

– Не суйся на Эмет, – повторил Тито, после чего они ушли.

6

Когда дверь за ними закрылась, Пино от ярости хотелось пробить кулаком стену. Синьора Конте бросилась к мужу, прижала кусок ткани к его ране.

– Как вы? – спросил Пино.

– Не смертельно, – сказал хозяин гостиницы. – Эх, не смог я достать свое ружье. Перестрелял бы их всех.

– А кто он такой – этот партизан? Вы сказали – Тито?

– Да, Тито. Он из Состе. Но он никакой не партизан. Мошенник и контрабандист – их теперь много развелось. А теперь еще и убийца.

– Я верну мои ботинки и зажим.

Синьор Конте отрицательно покачал головой:

– Тито хитер и опасен. Если печешься о своей жизни, держись от него подальше, Пино.

Пино чувствовал отвращение к себе, он сожалел, что не дал отпор Тито. Он больше не мог оставаться на вечеринке. Для него праздник кончился. Он попытался взять у кого-нибудь на время ботинки или туфли, но ни у кого не нашлось обуви такого размера. В конечном счете он взял шерстяные носки и невысокие резиновые сапоги у хозяина гостиницы и пошел сквозь снежную бурю в «Каса Альпина».

Когда он закончил рассказывать отцу Ре о том, что сделал Тито, и о том, что он или один из его людей убили Никко и искалечили других ребят, священник сказал:

– Ты поступил правильно, Пино.

– Почему же я этого не чувствую? – возразил Пино, все еще недовольный собой. – И он просил передать вам держаться подальше от Пассо-Анджелога и Эмета.

– Неужели? – спросил отец Ре, и лицо его окаменело. – К сожалению, мы не можем на это пойти.