Онлайн чтение книги Без надежды на искупление Beyond Redemption
Глава 3

В харчевне только и было что четыре стола, круглых, сделанных из брошенных на землю колес от телеги, поверх которых прибито по несколько грубо обструганных досок. Барная стойка представляла собой два больших ящика, соединенных прогнувшимися досками же. Стульями служили перевернутые ящики.

– Великолепно, – произнес Бедект, тяжело опустившись на место за единственным свободным столиком. У него сильно болела спина.

Оглядев заведение, Вихтих фыркнул и громко сказал:

– Выгребная яма.

С полдюжины посетителей повернулись посмотреть на вновь прибывших.

Штелен, как всегда, села напротив Бедекта, поперек возможных подходов к нему, готовая прикрыть ему спину.

Оставшись стоять, Вихтих осмотрелся вокруг, встретившись глазами с каждым из посетителей; он дожидался, пока те не отведут взгляд.

– Выгребная яма, – уверенным тоном провозгласил он. – Кишащая червями, крысами и оскопленными таракашками.

Бедект достал топор, как обычно висевший у него за спиной, и положил на стол. Старые доски простонали от такой тяжести.

– Если хочешь подраться, вали отсюда куда-нибудь. А я намерен посидеть и выпить.

– Но если я устрою драку в другом месте, – убедительным тоном отозвался Вихтих, – то тебя там не будет, и ты не сможешь меня прикрыть. – Видя, что Бедект не шевельнулся, он недовольно проворчал: – Скукотища, – и сел.

– Скучно бывает только скучным людям, – сказал Бедект, не обращая внимания на обиженное непонимание, отразившееся на лице Вихтиха. – Принеси нам эля.

Вихтих перестал разыгрывать обиженного, ничего не сказал и продолжал сидеть, не шелохнувшись. Уставившись на трактирщика, он смотрел на него так долго, пока тот не смутился под тяжелым взглядом мертвых глаз Вихтиха. Ни разу не моргнул молодой фехтовальщик. Менее чем через минуту на столе у них уже стояли три высокие кружки теплого эля.

По четыре пинты каждому. Потом дверь харчевни открылась, и порыв сухого ветра нанес пыли им в кружки и в глаза. Бедект услышал, как заворчали все остальные посетители, до того момента осторожно хранившие молчание. Не желая встретиться взглядом с Вихтихом, они старались вообще не смотреть на всю эту троицу. Даже трактирщик принес свежие кувшины, не глядя никому в глаза и не произнося ни слова.

Штелен, проморгавшаяся от пыли, посмотрела на дверь.

– Проклятая жрица, – проворчала она.

Вихтих повернулся, чтобы взглянуть на женщину в дверях, и с видом ценителя кивнул.

– А вот и что-то вкусненькое, – громко произнес он.

Бедект с удовольствием наблюдал за потрясением фехтовальщика, когда молодая женщина не вздрогнула и не отошла подальше, а направилась прямо к их столику. «Чудно. Еще одна чокнутая жрица старается спасти наши пропащие души». Будь у нее хоть малейшее представление о том, что они за люди, она бы развернулась и убежала.

– Приветствую вас, путники. – Жрице, одетой в длинный балахон пыльного цвета, явно было не больше двадцати. Она стояла у их стола, ничуть не боясь и не смущаясь.

Бедект рассмотрел ее, пытаясь представить, что скрывается под одеждами, и его ничуть не беспокоило, не вызовет ли у нее неловкости такое разглядывание.

– Путники, говоришь?

– Я видела, как вы приехали верхом, – ответила она. Если его внимание ей и досаждало, то ей удавалось блестяще это скрывать. – В Унбраухбаре не так много жителей.

– В этой выгребной яме, – поправил ее Вихтих.

Жрица признала замечание, слегка склонив голову.

– Где бы вы ни были, вы там и существуете. Мы определяем нашу реальность.

Бедект, с удовольствием наблюдавший смущенный взгляд Вихтиха, решил ответить ей в том же ключе. Это поможет чем-то занять время, да к тому же, пожалуй, помешает двум его товарищам вцепиться друг другу в глотку.

– Мне знакома эта философия.

– Геборене Дамонен, – произнесла жрица. – Вы о нас слышали.

– Слышал как о философии, а не как о религии, – ответил Бедект.

От эля забивавшая его нос слизь размягчилась, и, закрыв одну ноздрю грубым грязным пальцем, он высморкал на пол изрядное количество соплей. Облегчение оказалось непродолжительным – его носовые пазухи быстро заполнились снова.

Жрица подняла бровь, глянув на лужицу соплей, и продолжила:

– Философия и религия во многом одно и то же. Меня зовут сестра Вегверфен. Можно к вам присоединиться?

Опередив Вихтиха, ответил Бедект:

– Конечно. – Возможно, присутствие жрицы заставит молодого фехтовальщика какое-то время держаться подальше. Бедект устал от самовлюбленных шуток Вихтиха. Пусть уйдет Вихтих, и тогда Бедект скажет ей, чтобы проваливала.

Штелен и Вихтих нервно заерзали на своих деревянных ящиках. «Если мне повезет, то они оба от нее смоются, и я смогу немного побыть в покое».

Женщина, казалось, не замечала никакой негативной реакции на свое присутствие.

– Геборене Дамонен всегда было не только философией, – сказала она. – Мы давно собирались воплотить наши идеи. Но когда есть те, кто способен так далеко заглянуть в будущее, как верховный жрец Кёниг Фюример, такие планы строятся на очень долгое время. И только сейчас мы наконец готовы поведать всем о Вознесении бога Геборене.

Бедект не смог сдержать любопытства.

– Как, бога Геборене? Мне казалось, Геборене Дамонен считают, что богов придумали люди. Что они не более чем наши заблуждения, обретающие форму.

– Совершенно верно! – Она просияла, возможно, от радости, что встретила того, кто имеет какое-то представление о ее безумной религии. – Если верой человечества были созданы старые боги, то мы можем создать новых богов.

Вихтих что-то проворчал в свою кружку эля, стараясь не выглядеть ошарашенным этим разговором.

Штелен переводила непонимающий взгляд с жрицы на Бедекта и обратно. На ее худом лице читалось: «Было бы неплохо извлечь из этого какую-то выгоду». Бедект ей в ответ едва заметно пожал плечами, и она, без стеснения оскалившись, сказала:

– Если станешь ходить в треклятую церковь, убью. – Она поправила потертый растрепанный платок, завязанный на ее костлявом запястье. Когда-то он, возможно, переливался разными цветами, но теперь выцвел и истрепался. Заметив, что Бедект обратил внимание, она сдвинула платок выше по руке и спрятала его под рукавом.

– Учту, – отозвался Бедект и снова обратился к жрице: – А разве один из основополагающих догматов Геборене Дамонен не состоит в том, что боги, как творения человека, недостойны почитания…

– Конечно же, именно так! Но они недостойны из-за того, что были сотворены случайным образом . А мы создали нового бога. Бога, возникшего благодаря вере. Бога, предназначенного для определенной цели. Ключом ко всему здесь является намерение. Мы первые разработали собственного бога.

– Разработали? – спросил Бедект.

– Да. Если позволите мне прибегнуть к метафоре…

– Лучше не надо, – пробормотал Вихтих.

– Пещера вполне может сойти за жилище, – продолжала жрица, игнорируя фехтовальщика. – В ней есть крыша над головой, есть вход, возможно, даже несколько комнат. Но она едва ли может сравниться с донжоном, который построил человек. Замок, тщательно спланированный, станет гораздо лучшим домом. – Она посмотрела Бедекту в глаза. – Понимаете, к чему я клоню? – Когда Бедект в ответ только недоумевающе посмотрел на нее, она продолжила: – Мы разрабатываем нашего бога. Формируем его. Выковываем его в пламени нашей веры.

Вихтих встал, уронив на стол пустую кружку.

– Я как раз собрался высекать пламя в щелке у какой-нибудь девахи. Вот в это вполне можно верить. – Он схватил свой пустой кошелек и бросил осуждающий взгляд на Штелен, который она проигнорировала. – Бедект, можешь за это заплатить?

– Ладно.

– Значит, следующий раз с меня.

«Лживый мешок свинячьего дерьма». Вихтих выскочил на улицу, а Бедект проводил его взглядом. Фехтовальщик будет искать проблем на свою голову и, конечно же, отыщет.

Бедект снова повернулся к жрице.

– Вы сказали, что вы формируете его. – Оказалось, что даже теперь, когда ушел Вихтих, тема разговора продолжает его занимать.

Она энергично кивнула:

– Ни один другой бог не был создан намеренно. Рожденные из заблуждений и страхов человека, старые боги непостоянны и безумны, мелочны и погрязли в заблуждениях. Тем, что мы знаем, каким будет наш бог, когда Вознесется, мы определяем его. Мы создаем совершенного бога.

Бедект поднял бровь, насколько это позволял его шрам. Зашевелилась идея. Без сомнения, безумная, но все же это была идея.

– Создаете? В смысле, вы еще не закончили? Ему еще предстоит… Вознестись?

Жрица с сияющими глазами подалась вперед, в сторону своих слушателей.

– Нам был рожден мальчик, ребенок с безграничными возможностями. Верховный жрец Кёниг предсказал, что не женщиной, а чистой верой будет рождено дитя. Мальчик был воспитан в храме и закалится в пламени нашей веры.

– И снова эта сраная метафора, – усмехнулась Штелен.

Злобный комментарий Штелен ничуть не вывел женщину из себя; она пожала плечами и сказала:

– Но все действительно так и происходит.

– Так этот мальчик здесь, в храме в Унбраухбаре? – спросил Бедект, изо всех сил стараясь не выдать никакой заинтересованности. Это было не так и сложно. Череп у него отяжелел от соплей, а когда он попытался снова высморкаться, ничего не вышло, кроме влажного шмыгания. «Да у меня, чтоб его, в носу уже все окаменело».

– Нет-нет, – ответила жрица, покачав головой. – Он находится в Зельбстхасе.

– Разумно. Если вы формируете его вашей верой, нужно, чтобы он находился в самом ее сердце.

Жрица, казалась, готова была погладить Бедекта по покрытому шрамами мускулистому плечу, но затем приняла мудрое решение такого не делать. Вместо этого она только сказала:

– Именно так! Чем дальше вы уходите от чьей-то веры или заблуждения, тем меньшее влияние они оказывают.

– Именно это и спасает нас от вашего Кёнига Ферамера, – огрызнулась Штелен, сплюнув на стол между ними. – А то бы человек с такой манией величия уже правил бы всем миром.

– Фюримера, – исправила жрица. – Если бы Кёниг страдал манией величия, он был бы просто еще одним гефаргайстом из многих. Его иллюзии лежат выше таких мелочей. Своей верой он творит богов.

– Иллюзию богов, вы хотите сказать, – отметила Штелен.

– Да в чем же разница?

Бедект почесал бугорок со шрамом, жалкий остаток своего левого уха.

– Другие последуют вашему примеру.

– Конечно. Но мы будем первыми и сделаем это правильно. Другие постараются слепить своих богов, но осуществят это второпях и непродуманно. Наш бог продуман. Морген будет первым среди новых богов.

Морген. Бедект, стараясь запомнить имя, бросил мимолетный взгляд на Штелен и увидел, что она едва заметно кивнула ему, намекая, что понимает его.

– Вы дали мне богатую почву для размышлений. Ваша вера распространится.

– Мы становимся сильнее с каждым новым последователем. – Жрица тепло улыбнулась и на этот раз в самом деле протянула руку и тронула его за плечо. – Люди приходят к нам, потому что знают, что их вера, их надежды и мечты сформируют нашего бога. Идеи несут в себе силу, и этот замысел обладает могуществом. Мы станем величайшей религией в мире. Мы объединим все человечество верой в одного бога, бога, которого мы все породили. Кёниг предсказал это. – Она встала и поклонилась. – Было приятно с вами поговорить, вижу, что вы культурные и образованные люди. – На это Бедект только хмыкнул, но никак не прокомментировал. – Приглашаю вас в любое время прийти в городской храм, и мы поговорим еще. Благословенны будут те, чья вера сотворит будущее.

– Я приду к вам. Но уже поздно. Штелен проводит вас до храма, так будет безопаснее.

* * *

Штелен появилась из-за стола.

– Прошу вас, – проговорила она самым искренним тоном, на который была способна, – проходите сюда, милая госпожа. Времена сейчас опасные, так что я провожу вас домой.

«Один черт разберет, что задумал Бедект. Какая польза от этой полоумной церковной девки с промытыми мозгами? Скоро выясню», – решила Штелен. Она так часто действовала по его наводке, что знала: обычно за его указаниями что-то стоит, и, как правило, что-то выгодное. Для нее, по крайней мере.

Штелен бросила взгляд через плечо, выводя жрицу из харчевни. Бедект выглядел бледным и жалким. Он дышал открытым ртом и то и дело ковырял обрубок уха, как будто у него там что-то застряло. «Глупый старый пердун». Вздумай он умереть от какой-нибудь стариковской болезни, и она сама убьет его.

Сучке-жрице, похоже, было приятно, когда Штелен открыла и придержала для нее дверь. Ей нравилось, как Штелен помогает ей обойти незаметные в темноте выбоины на дороге. Жрице, кажется, понравилось даже, когда Штелен прижалась к ней своим тощим телом. Штелен, конечно, знала, что она не красавица, но в ней была та упругость, которая некоторых возбуждает. Жрице было несомненно приятно, когда Штелен, хрипло ворча, затащила ее в темный переулок. Она перестала получать удовольствие от этого общения только тогда, когда ее горло оказалось перерезано одним из острых, как бритва, ножей Штелен, и жрица упала на мостовую, истекая кровью.

Штелен наблюдала, как безмозглая тварь подергалась, пуская изо рта пузыри, и наконец перестала шевелиться. Она тщательно обыскала карманы убитой и нашла несколько монеток. Еще она взяла маленький тканый платок, который нашла у своей жертвы, и понюхала его. От платка едва заметно пахло жасмином; наверняка это был подарок от любовника, столь же безмозглого. Штелен повязала платок на запястье и осталась довольна тем, как он на ней выглядит.

Бедект пил уже седьмую пинту, когда она вернулась. Пустые кружки так и стояли на столе – трактирщик, судя по всему, опасался за ними подойти. Еще несколько кружек пива ничуть не избавили Бедекта от болезненной бледности, и он тяжело опирался на стол. Кожа его изнуренного лица выглядела обвисшей и липкой.

Штелен бухнулась на перевернутый ящик напротив него и внимательно посмотрела на Бедекта. Он же продолжал пить, не обращая на нее внимания. «Да и фиг с ним, сдаюсь».

– Зачем я только что убила эту женщину?

Бедект хмуро посмотрел в свою кружку.

– Из-за денег, если я не ошибаюсь.

– Я обшарила ее карманы. Ничего ценного у нее не нашлось.

Бедект посмотрел на новый платок, обвязанный у нее вокруг запястья, и Штелен спрятала руку под столом.

– Это я нашла.

– Я не спрашивал тебя о том, сколько монет ты набрала.

– Я же сказала, что денег у нее не было, – рявкнула она.

Бедект продолжил, как будто не слышал ее:

– У меня есть план. Надо будет доработать детали, но мне кажется, что план хороший.

– Хороший, в смысле поможет нам получить много денег? Хороший, в смысле план, не похожий на последнюю дюжину твоих планов? Хороший, в смысле не тупой и не опасный?

– Думаю, что одно из этих трех.

– Гениально, блин. Так что же это за план?

– Похитить этого ребенка-бога и вернуть его Геборене за выкуп.

Ноздри Штелен дернулись так, как будто она учуяла самое зловонное дерьмо.

– Думаю, что тот, кто придумал план, который «одно из этих трех», может и расщедриться. – Она махнула рукой трактирщику и попросила еще пива. – Знаю, что скажет Вихтих: «Глупый, непродуманный план. Похоже, будет весело». – Она сплюнула на пол харчевни. – Когда мы приступим?

– Завтра ночью. Если Вихтих все еще будет в живых.

– Позволю себе помечтать, что хорошенький придурок отыщет свою смерть, отправившись на дебильные приключения, ради желания стать самым раздражающим окружающих фехтовальщиком в мире. – Штелен фыркнула, глядя в кружку. – Чем, черт побери, так воняет?

– Ну и… какой у нас план на сегодняшний вечер? – спросила она.

Бедект махнул рукой трактирщику, избегая ее взгляда.

– Пить. Спать.

– Еще один блестящий план.

–  Задница.

* * *

Утреннее солнце сверкало в облачках пыли, поднятых собравшейся толпой. Бедект прикрывал слезящиеся глаза от лучей обрубком ладони. В голове у него стучало так, как будто внутри скакал боевой конь. Из-за насморка он дышал через рот, и на его сухой язык ложилась пыль, похожая на мел. «Мне надо вернуться на постоялый двор и лечь в кровать. Вихтих может помереть здесь и один».

Он обвел взглядом толпу. Человек пятьдесят стояли тесным кругом, толкая друг дружку и стараясь встать так, чтобы все получше увидеть. В центре круга возвышался крупный мускулистый тип, который с презрением в глазах разглядывал Вихтиха.

Бедект смотрел, как поигрывает мускулистыми плечами громила, обратив внимание на его яростное, покрытое шрамами лицо. «Раз уж я сюда пришел, можно и развлечься». Он похлопал Вихтиха по спине.

– Твой соперник многих убил, и сделал это с удовольствием.

Вихтих только крякнул. Он всматривался в толпу, рассчитывая найти симпатичных баб, и не обращал на Бедекта особого внимания.

Бедект сделал еще одну попытку:

– Посмотри на эти шрамы. Этому типу много кто бросал вызов. И он их всех убил.

Вихтих бросил снисходительный взгляд на фехтовальщика, стоявшего напротив него в круге.

– У него шрамы, потому что ему случалось быть раненым. У меня их нет, потому что мне не случалось. Скажи мне, кто же из нас лучший фехтовальщик. – Он произнес это так громко, что его слышали многие из собравшейся толпы.

– Но он, – сказал Бедект, – стоит среди тех, кто в него верит… а о тебе здесь никто не слышал.

– Скоро он будет валяться мертвым, а они услышат обо мне, – ответил Вихтих Бедекту, обиженно поджав губы. – Я так люблю эти зажигательные речи. Они помогают мне сосредоточиться. Сначала я завоевываю сердца толпы. А потом побеждаю в схватке.

– Ты, похоже, ужасно уверен в себе.

– Верно-верно.

Как ни печально, Бедект уже повидал довольно таких схваток, чтобы признать: у Вихтиха есть для этого по крайней мере некоторые основания.

Покрытый шрамами фехтовальщик вышел в центр круга и встал, упираясь ладонями в бедра. Он громко обратился к Вихтиху, чтобы было слышно всем собравшимся вокруг:

– Тебе меня не победить. В этом городе все знают, что я самый опасный из ныне живущих, способных владеть клинком.

Вихтих подмигнул симпатичной юной девице. Его голос зазвучал на низкой ноте, раскатисто и уверенно:

– Это так, но есть сотня городов в десятках государств, где каждый знает, что это я – величайший из ныне живущих фехтовальщиков. – Он ослепительно улыбнулся зрителям. – Конечно же, пару человек в этом милом городишке… как там называется это место, Бедект?

– Унбраухбар.

– …в этой выгребной яме о тебе слышали… как там его зовут, Бедект?

– Да откуда мне знать, черт возьми.

– И не важно, как бы тебя ни звали…

– Фольк Уршлюс.

– …они о тебе здесь наслышаны. Но я путешествовал в дальних краях, и много где побывал, и убил много тех, кто мог бы стать величайшими в мире фехтовальщиками. А о тебе я никогда не слышал. Как это ни печально, мне кажется, что ты не входишь даже в первую сотню лучших.

Бедект видел, как Фольк бросает взгляды на собравшихся, стараясь оценить их реакцию. Умение владеть клинком бесполезно, когда на стороне противника вера стоящей плотными рядами толпы.

– Эти города далеко, – ответил Фольк. – То, во что там верят, здесь значения не имеет.

– Да-да. Об этом я начитан.

Бедект закатил глаза. Вихтих любил повторять слова более умных и более образованных, чем он, людей так, как будто это его собственные мысли.

Вихтих продолжал проповедовать толпе:

– И все же вы забываете учесть количество верящих и глубину их веры. Позвольте мне процитировать Геборене Дамонен: «Если достаточно людей будут достаточно сильно верить, то они смогут изменить весь мир». – Вихтих самодовольно ухмыльнулся. – Я знаю, что я величайший фехтовальщик мира. Сотни тысяч людей знают, что я величайший фехтовальщик мира. Вскоре вся эта выгребная яма будет знать, что я – величайший фехтовальщик мира. Ты же, друг мой, как это ни печально, не доживешь до этого и не увидишь тех дней. Такова судьба камней на пути идущего.

Бедекту было интересно, откуда Вихтих взял эту цитату.

Фольк с яростью уставился на Вихтиха.

– Я не каменный. Хотя… хотя я тверд, как камень. Так же крепок. А ты только болтать умеешь.

Вихтих с уверенным жестом поклонился собравшейся толпе. Бедект видел, что Вихтих их уже покоряет; они уже почти были на его стороне. Вихтих злобно глянул на Фолька.

– Ты думаешь, что ты лучший. А я действительно лучший. Ты думал, что сможешь победить, потому что в тебя верит толпа. А теперь… даже ты уже понял, как будет на самом деле. – Он вытащил меч и с поклоном церемонно приветствовал противника. – Приступим?

Через десять секунд Фольк Уршлюс лежал в пыли, а в глубокой ране на его груди пузырилась кровь. Вихтих стоял спиной к поверженному фехтовальщику, сияя в ответ толпе, которая выражала ему восторг, хлопая в ладоши.

Бедект увидел, как Фольк царапает землю пальцами, как закатываются от ужаса его глаза, как пытается он еще вдохнуть воздуха в легкие, которые уже наполняются кровью.

– Вихтих, ты оставляешь его на медленную и мучительную смерть. Почему ты его не прикончишь?

Вихтих похлопал Бедекта по спине.

– У тех, кто видел, как он умирает медленно, эта картина отпечатается в сознании. Важно, чтобы они ясно помнили это, если однажды я буду признан величайшим фехтовальщиком мира. Эти люди окажутся для меня бесполезны, если все забудут.

– Сколько же в тебе дерьма.

– Ты совершенно прав. Я знаю, что я не настолько умен, красив, ловок и удачлив, как мне это представляется. Я знаю, что это мои заблуждения. И все же я при этом чертовски уверен, что я намного более умен, красив, ловок и удачлив, чем любой из жителей этого засранного городишки. И поэтому они подчинятся моей воле. Я хочу им нравиться, и я начинаю им нравиться. Я хочу, чтобы они меня боялись, и они меня боятся. Я талантливый оратор.

– Ты вообразивший невесть что идиот, – ответил Бедект. – Мне печально видеть, что тебе удается убеждать людей во всем, что ты только пожелаешь. Ты повторяешь то, что сказали люди поумнее тебя и чего ты сам понять не можешь.

Вихтих холодно и злобно посмотрел Бедекту в глаза.

– Нет, это ты не можешь понять. Факты значения не имеют, и это факт. Я не стал перетягивать толпу на свою сторону с помощью логики, я просто посеял семена сомнения и укрепил собственную уверенность. Как только я увидел, что его сторонники засомневались, я понял, что и сам он усомнится. – Вихтих презрительно посмотрел на соперника, который все еще кашлял, забрызгивая пыль своей кровью. – Его сомнения убили его раньше, чем я.

«Конечно, – подумал Бедект, – а то, что твой меч пробил ему легкое, никакого значения не имело».