Онлайн чтение книги Через океан
ГЛАВА IV. Первое знакомство с Куртиссом

Раймунд был глубоко тронут рассказом Кассулэ и уже спрашивал себя, может ли он в таких обстоятельствах оказать бедняжке какую-нибудь материальную помощь, а затем сейчас же и покинуть его. Совесть отвечала «нет», и говорила, что ему предстоит более вы сокая и совершенная миссия: спасти беднягу от нищеты и падения, исправить великую социальную несправедливость.

Ведь и сам он… кем он был в семь лет? Одиноким сиротой, бедным, без всякой опоры, так же, как и этот мальчик. К счастью, он встретился с Мартином Фабром и его женой, которые приняли его в свой дом, развили в нем любовь к труду и сделали из него честного человека. Не будь их, кто знает, с какими подонками общался бы он теперь?

Недостаточно было доказывать им свою благодарность, постоянно уделяя часть своего заработка и высылая ее ежемесячно своим приемным родителям; он обязан был как перед обществом честных людей, в котором ему дали место, так и перед самим собой, оказать какому-нибудь обездоленному ту же услугу, какую некогда оказали ему…

Вот что он говорил себе, и чем более думал об этом, тем более убеждался, что его священным долгом было докончить нравственное спасение ребенка, которого случай свел с ним. Он скоро принял решение.

— Если бы я позаботился о тебе, — сказал он Кассулэ, — дал бы тебе средства переехать в Америку, научиться какому-нибудь ремеслу и сделаться полезным человеком, был бы ты доволен?

— О, сударь, — ответил Кассулэ, сжимая свои руки в порыве пламенной надежды, — если вы это сделаете, то всей моей жизни будет мало, чтобы доказать мою преданность!

— Я хочу попытаться сделать это. Для начала тебе дадут кровать, на которой ты будешь спать эту ночь. Я уберу это платье, так как оно могло бы выдать тебя тем, кто тебя разыскивает. Завтра утром я принесу другую одежду, и если мне удастся устроить дела, как я желаю, то завтра вечером мы вместе покинем Бордо и отправимся в Соединенные Штаты.

Эта программа была в точности приведена в исполнение.

Кассулэ получил славную постель с чистыми простынями, какой бедняга никогда не знавал. Он проспал без просыпу восемь часов и проснулся лишь, увидя входящего в комнату Раймунда с чемоданом в руке, где лежал костюм юнги. Нарядившись в него, Кассулэ вместе со своим покровителем сел на извозчика, отвезшего их прямо на набережную, где они сели на американский корабль, который в тот же вечер должен был сняться с якоря. Через двадцать дней оба друга высадились в Нью-Йорке и с этого времени никогда уже не расставались. Ни разу Раймунд Фрезоль не имел повода пожалеть о своем великодушном поступке. Кассулэ не только был честен и добр, но и умен, храбр, изобретателен, как бы создан для жизни, полной труда и приключений. Он оказал Раймунду массу различных серьезных услуг. Никто не понимал так хорошо его указаний, не отгадывал и не приводил в исполнение его желаний. Это был образцовый ученик, или, лучше сказать, преданный паж этого странствующего рыцаря промышленности. Их отношения напоминали вместе и отношения ученика к учителю, и солдата к офицеру, но они принимали братский характер в этом постоянном совместном труде, в котором Раймунд находил лучшую награду за свой добрый поступок; с этих пор он не знал больше тяжелых часов скучного одиночества.

Кассулэ был весел, как жаворонок, и ему было достаточно одного луча счастья, чтобы развернуться и выказать всю живость своего южного темперамента. Он вносил в американскую среду, временами угрюмую и серую, чисто французский дух, который ценил не один Раймунд. Они весело, бок о бок, проходи пи свой трудовой путь, и успех не замедлил вознаградить их старания.

Сначала они работали в Нью-Йорке в химической лаборатории, занимающейся исследованием сахароварения. Затем, получив довольно большую сумму за изобретенную им пишущую машину, патент на которую он продал, Раймунд задумал попытать счастья в стране нефти. Относительно местонахождения нефти он добился очень ценных экспериментальных данных; они теперь известны под именем belt theory (теория зон); суть ее та, что подземные приемники, где скапливается драгоценная жидкость, в каждом округе располагаются всегда по одной линии, главное направление которой идет от северо-востока на юго-запад.

Если эти данные точны, то само собой понятно, что, пробурив два-три колодца, можно заранее определить направление, где надо производить розыски и покупать землю. Прямое наблюдение так часто подтверждало это эмпирическое правило, что азбукой нефтяного дела стало рыть новые колодцы, определив предварительно область тремя первыми, и рыть в направлении, которое минеры назвали «линией 45 °».

Но это вовсе не значит, что все бурильщики непременно попадали на нефть; далеко не так. Можно даже удивляться, что еще довольно многим удалось попасть на залежи нефти, хотя бы даже в стране, богатой ею. Как известно, эти залежи, чрезвычайно изменчивые как по форме, так и по объему, почти всегда отделяются друг от друга довольно значительными промежутками, так что некоторые колодцы бурились именно в этих местах и не попадали на природный нефтяной пласт.

Ремесло бурильщика нефтяных колодцев несколько походит на занятие человека, который для ловли трески задумал бы наугад бросать гарпун в море близ Новой Земли. Хотя оно и изобилует треской, но, очевидно, у рыбака мало шансов попасть верно. Притом надо еще добавить, что нефтяной колодец часто проникает сквозь различные скалы до глубины семьсот-восемьсот метров и каждые сто метров бурения обходятся в среднем в тысячу франков.

Снаряды для бурения несложны, но дороги; состоят они из трех главных частей: 1) derrick'a, 2) железной бабы со стальной полосой, оканчивающейся буром и 3) паровой машины в двадцать-тридцать лошадиных сил. Derrick, как известно, представляет собой пирамидальное строение из толстых срубов, высотой в двадцать пять-тридцать метров; служит он для того, чтобы поднимать бабу со стальным буром, затем сразу опускать ее и пробуравливать таким образом каменные породы. Паровая машина поднимает эту бабу при помощи каната, навертывающегося на вал.

Выбрав место для бурения колодца, сначала выкапывают яму почти в пять метров глубиной, в нее вставляют железную трубу двадцати-двадцати пяти сантиметров в диаметре; над этой ямой строят derrick, снабженный всеми его принадлежностями, и наконец приступают к бурению.

Выбурив известное количество земли, через некоторое время прекращают работу, чтобы сменить бур, который портится очень быстро; в это время спускают в колодец песочный насос — он представляет собой цилиндрическую трубу с открывающимися внутрь клапанами и служит для вытягивания набитых осколков.

Устроив это, укрепляют стенки колодца, чтобы помешать почвенной воде заливать его, и снова приступают к бурению, продолжая его часто в течение нескольких месяцев подряд. В конце концов, если посчастливилось попасть на нефть, вводят в колодец металлическую трубу в два-три дюйма в диаметре, снаружи снабженную двумя или тремя каучуковыми валиками. Эти валики не дают газам вырываться из трубы наружу, оттесняют их внутрь трубы и вместе с тем регулируют нефтяную струю.

Таково, в главных чертах, устройство нефтяного колодца. Раз построен derrick, четырех рабочих вполне достаточно для бурения почвы; каждый из них получает по три-четыре доллара в день, что в месяц составит почти две тысячи франков на одно жалованье, да плюс еще расходы на первое обзаведение, на починку инструментов и на топливо. Но зато, если поиски увенчались успехом остается лишь только собирать нефть; однако, часто случается, что колодец дает ее так мало, что работы не хватает даже на одного человека, а еще чаще он не дает ее совсем. На двадцать тысяч derricks, дающих своим владельцам более или менее значительное количество нефти, в различных округах Пенсильвании приходится пятьсот тысяч derricks, не дающих ни капли минерального масла. В числе последних оказались и колодцы Раймунда Фрезоля.

Напрасно, устроившись в Дрилль-Пите с Кассулэ, он посвятил три недели на основательное изучение почвы и колодцев, находившихся уже в действии, прежде чем приступить к покупке участка земли. Напрасно он старался руководствоваться в своем выборе правилами, которые на основании опытов казались непреложными. Подпочва его участка, быть может, и содержала в себе нефть, но ему не посчастливилось попасть на нее, и его — маленький капитал почти целиком был поглощен этим предприятием.

Тем не менее Раймунд сделал при этом массу новых наблюдений и приобрел драгоценные сведения. Неудача даже помогает сильным волей и подготавливает их будущий успех. Гениальная и грандиозная идея возродилась в его неутомимой голове. Но для приведения в исполнение этой идеи необходим был значительный капитал; Раймунд поискал подходящего компаньона и остановился на Эбенезере Куртиссе.

Нефтяной король не был гениальным человеком, но он имел редкое качество — всецело отдаваться начатому делу, — и ему-то, по всей вероятности, был обязан своим колоссальным богатством. В его глазах все, что не касалось нефти, не заслуживало никакого внимания. Все его мысли устремлялись лишь только к одному этому делу. Если бы спросить его, зачем на свете существует строевой лес и сталь, он наверно бы ответил: «Для того, чтобы делать из них derricks и буры!»

В его глазах нефть была продуктом первой необходимости, имеющим самые различные применения, особенно в топке пароходов и различных машин, а также и в освещении.

Он любил даже сам запах ее и, получив насморк, заявлял, что нет лучше лекарства от него, как ложечка нефти. Что же касается естественных противников ее — электричества и газа, то он не только приказал употреблять у себя в дому лишь одну нефть, но даже не мог и слышать о них без гнева. Добыча нефти, перевоз, цены ее на различных рынках, — вот что занимало его и днем, и ночью.

Цены на нее занимали его в особенности. Эбенезер Куртисс не удовольствовался собиранием в сундуки блестящих доходов, которые доставляли ему колодцы. Оставь он их спокойно течь, и он ежедневно получал бы от пяти-шести тысяч долларов, то есть от семи-восьми миллионов франков в год. Но нет! Этого ему было мало! Это ему надоедало и казалось слишком ничтожным. Ему нужна была спекуляция на Нью-Йоркской бирже, лихорадка игры с ее быстрым повышением и падением цен.

Нефть, действительно, быстро сделалась товаром, на котором играли на американской бирже, так же как и на акциях железных дорог. Сначала нефть продавалась лишь на месте и по ценам, установленным полюбовно. Но постоянное колебание этих цен, в зависимости от более или менее значительного производства или потребления ее, не замедлили превратить нефть в любимый объект для спекуляций, — особенно спекулятивная горячка началась, когда стали собирать нефть в громадные общие депо. Вот пример одного из скачков цен на нефть.

Первую нефть, полученную из колодца Драка, продавали по двадцать долларов за barrell в триста тридцать шесть литров. В 1860 году цена упала до двух-трех долларов. В январе 1861 года barrell стоил уже пятьдесят сантимов, да и то не находилось покупателей; спустя восемь-десять месяцев цена его колебалась между двадцатью пятью и пятьюдесятью су. Затем спрос на нефть внезапно увеличился, цена поднялась до четырех долларов и скоро достигла двенадцати. Подобные колебания продолжаются и до сих пор, сопровождаясь для одних — быстрым обогащением, для других — полным разорением.

Из-за гигантских операций с нефтью, которыми занимался Эбенезер Куртисс, его имя само собой приходило на ум, раз только дело имело отношение к нефти. О нем именно и подумал Раймунд Фрезоль для приведения в исполнение своей идеи. И вот однажды около десяти часов он отправился к Эбенезеру. Как и все крупные американские негоцианты, нефтяной король имел контору, совершенно отдельную от его дома. Ночью он жил в прекрасной вилле, к югу от Дрилль-Пита, а все дни проводил в своей конторе, в центре города. Эта контора не представляла собой ничего роскошного: большая, просто меблированная зала с рядом дубовых столов, шкафов и стульев, в которой работало человек двадцать конторщиков, отдельное, обнесенное решеткой место для Иакова Фреймана, кассира и друга детства Эбенезера, наконец, очень простой кабинет для него самого, — вот и все.

Перед его конторкой — телеграфная катушка, которую в Соединенных Штатах увидишь в каждом общественном месте, в каждом отеле; с нее раскручивалась синяя бумажная лента, сообщая о курсе Нью-Йоркской биржи.

И этот курс, казалось, особенно интересовал Эбенезера, если судить по тому беспокойству, с каким он следил за лентой.

— Сорок восемь центов… сорок семь… сорок восемь… сорок восемь… сорок шесть… сорок семь с половиной… сорок шесть… сорок пять… — сообщала синяя полоска.

— Снова понижение! — ворчал Эбенезер, сидя в своем камышовом кресле. — Это невыносимо! Если так будет продолжаться, то в конце концов нефть будут отдавать задаром, и цена не покроет даже издержек на перевозку!

— Сорок пять… сорок три… сорок четыре… сорок два… тридцать девять… тридцать семь… тридцать шесть… тридцать семь… тридцать три!! — продолжал телеграф.

— Тридцать три! Это значит, падение на четырнадцать центов в десять минут. Это — сумасшествие! — брюзжал Эбенезер, все более и более волнуясь.

А безответная синяя лента: — тридцать три с половиной… тридцать два… двадцать семь… двадцать четыре… двадцать три… двадцать два…

— Но это — паника! Настоящая паника! Никогда еще не видели ничего подобного! — вскричал нефтяной король. — Иаков! — позвал он, надавив пуговку электрического звонка.

Суровое, слово пергаментное лицо показалось в открытой двери.

— Сколько у нас закуплено нефти?

Голова исчезла, навела, без сомнения, справку в своем убежище и возвратилась с таким ответом:

— Три миллиона девятьсот сорок тысяч barrels!

— Я так и думал… Ну, и попали мы в переделку!.. Отчего могло произойти такое неожиданное понижение?

Как бы в ответ на этот вопрос, синяя полоска, на которой осталось значительное пространство незанятым, сообщила такую новость:

«Причиной паники является учреждение общества для проведения нефти по подземной трубе от берегов Каспийского моря в европейской России».

— Черт побрал бы русскую нефть! Ведь нужно же было, чтобы она осложнила наши дела! И если даже это и правда, эта подземная труба… Компания глупцов! Не понимаете разве вы, что понадобятся месяцы, если даже не годы, для того чтобы она могла функционировать?

Этот нагоняй, с которым Эбенезер мысленно обратился к тем, кто понижал курс на Нью-Йоркской бирже, нисколько, как можно догадаться, не взволновал их. По крайней мере, синяя полоска с бесстрастностью историка продолжала отмечать все более и более низкие цены.

— Двадцать один… двадцать один с половиной… девятнадцать… восемнадцать… семнадцать… шестнадцать…

В это время вошел мальчик с визитной карточкой и подал ее Эбенезеру Куртиссу. Тот взглянул на нее и увидел совершенно незнакомое имя:

«Раймунд Фрезоль».

— Меня ни для кого нет дома! — вскричал он, побледнев от гнева.

— Даже и для того, кто принесет вам новое богатство? — спросил сильный и молодой голос с порога двери.

В то же самое время Раймунд вошел, любезно улыбаясь. Ни на секунду ему не приходило в голову, что Эбенезер может не принять его или не соблазниться его проектом, послушав его хотя бы в течение пяти минут. Но он не принял в соображение, что демон игры всецело захватил Эбенезера.

— Принесли ли вы мне средство поднять до доллара цену на нефть, которая в этот момент упала до шестнадцати су? — зарычал Эбенезер, взбесившись на то, что он счел просто за неуместную шутку.

— Средство поднять цену на нефть? — повторил молодой француз. — Откровенно говоря — не думаю, — сказал он, подумав минуту. — Мой проект скорее заставит понизить цену, по крайней мере, в Европе…

— Понизить цену, когда она и теперь уже шестнадцать су, и это стоило уже мне пять-шесть миллионов долларов? А! вот это я называю блестящей идеей!

Избавьте меня от труда слушать вас, молодой человек! — резко оборвал Эбенезер, — у меня теперь есть более нужное дело, и я вам повторяю, что меня ни для кого нет дома!

— Тем хуже для вас, Эбенезер Куртисс, — холодно возразил Раймунд, — но в тот день, когда вам надоест терять на бирже, и вы захотите утроить свое состояние, вспомните, что я знаю для этого средство и могу указать вам его! Разумеется, если я еще не передам его в чьи-нибудь руки!

С этими словами он поклонился и исчез.

Такова была первая встреча Эбенезера с Раймундом.