Онлайн чтение книги Джуд незаметный
IV

К следующей, второй попытке узаконить свою связь они подошли более обдуманно, хоть и предприняли ее на следующее же утро после появления в их доме странного ребенка.

Они заметили у него привычку сидеть молча, с застывшим, загадочным выражением на лице и с глазами, устремленными на что-то не существующее в реальном мире.

Его лицо напоминает трагическую маску Мельпомены, — сказала Сью. — Ты еще не сказал нам, как тебя зовут, милый.

— Меня всегда называли Старичок. Это такое прозвище, потому что, говорят, я выгляжу, как старичок.

— Ты и разговариваешь так же, — мягко заметила Сью. — Странное дело, Джуд, что такие преждевременно повзрослевшие дети приезжают обычно из новых стран. Ну, а какое же имя тебе дали при крещении?

— Я некрещеный.

— Почему?

— Потому что, если б я умер некрещеным, не пришлось бы тратиться на похороны по христианскому обряду.

— Значит, тебя зовут не Джуд? — с некоторым разочарованием спросил его отец.

Мальчик отрицательно покачал головой.

— Никогда не слыхал такого имени.

— Ну еще бы! — подхватила Сью. — Ведь она все время тебя ненавидела.

— Мы его окрестим, — сказал Джуд и добавил тихо, так, чтобы слышала только Сью: — В день нашей свадьбы.

Приезд мальчика все-таки нарушил его покой.

Они стеснялись своего положения, и так как им казалось, что гражданский брак привлечет меньше внимания, чем венчание в церкви, они на этот раз решили обойтись без церкви. Подавать прошение в мэрию они отправились вместе: они теперь стали такой неразлучной парой, что все важные дела могли делать только вдвоем.

Джуд сел заполнять бланк прошения, а Сью, стоя за его спиной, следила, как его рука выводит слова. По мере того как она читала этот никогда не виданный ею документ, куда вписывались их имена и на основании которого нечто неуловимое, их любовь, как предполагалось, должно было стать вечным, в лице ее все усиливалось выражение мучительной тревоги. "Имена и фамилии сторон…" (Значит, они теперь уже "стороны", а не любящие, думала она.) "Общественное положение…" (Что за дикость!) "Звание или профессия…" "Возраст…" "Место жительства…" "Как давно проживает…" "Церковь или другое учреждение, где брак будет скреплен обрядом…" "Район и графство, в котором проживают стороны…"

— Так можно убить всякое чувство! — возмущалась Сью по дороге домой. — Это еще более противная процедура, чем подписание контракта в ризнице. В церковном обряде есть хоть какая-то поэзия. Ну, ничего, постараемся как-нибудь пережить это, дорогой.

— И переживем. Недаром иудейский законодатель сказал: "И кто обручился с женой и не взял ее, тот пусть, идет и возвратится в дом свой, дабы не умер на сражении и другой не взял ее".

— Как хорошо ты знаешь Библию, Джуд! Тебе вправду следовало стать священником. Я вот могу цитировать только светских писателей.

В последующие дни, до получения согласия на брак, Сью, делая покупки по хозяйству, иногда проходила мимо мэрии и, украдкой заглядывая внутрь, видела приколотое на стене объявление об их предстоящем браке. Вид его был ей невыносим. После первого опыта супружеской жизни вся романтика чувства, казалось, умирала! оттого, что новый брак заключался по тому же подобию! Обычно она вела за руку маленького Старичка, и ей казалось, будто люди принимают его за ее сына и видят в предстоящем браке искупление ее старого греха.

Тем временем Джуд решил хоть как-то связать свое прошлое и настоящее и для этого пригласил на свадьбу единственную оставшуюся в живых знакомую, которая знала его еще в Мэригрин, — старую вдову Эдлин, приятельницу его двоюродной бабки, ходившую за ней во время ее болезни перед смертью. Он не особенно надеялся на то, что она приедет, но старушка явилась и привезла своеобразные подарки; яблоки, варенье, медные щипцы для снимания нагара, старинное оловянное блюдо, грелку и огромный мешок гусиных перьев для перины. Ее поместили в свободную комнату наверху, куда она удалилась довольно рано, и через потолок им было слышно, как она громко и набожно читала молитву господню, согласно предписанию церковного устава.

Заснуть ей, однако, не удалось, и, узнав, что Сью и Джуд еще не ложились — было всего десять часов вечера, — она снова оделась и сошла вниз, и они все вместе допоздна засиделись у камина, в том числе и Старичок, хотя его почти не замечали, потому что он все время молчал.

— Что ж, я не против замужества, как была ваша бабушка, — сказала вдова. — Надеюсь, на этот раз свадьба у вас будет счастливая. Кому, как не мне, пожелать вам счастья? На свете никого уж, кроме меня, и не осталось, кто бы так хорошо знал ваших родителей. Видит бог, не везло им в браке!

Сью тревожно вздохнула.

— Добрые были люди, бывало, мухи не обидят, — продолжала гостья, — только уж если что неладно или не по них, так сразу голову теряли. Вот и натворил бед один такой, о котором ходят толки, не знаю только, вправду ли он из вашего рода.

— А что он сделал? — спросил Джуд.

— Да ведь вы слышали, наверно, про него… ну, про того, которого повесили как раз над обрывом возле Бурого Дома… Неподалеку от придорожного столба, что у развилки между Мэригрин и Элфредстоном? Но, может, он вам вовсе и не родня. И когда еще это было, лет сто назад!

— Я отлично знаю место, где, как говорят, стояла виселица, — пробормотал Джуд. — Но историю эту никогда не слышал. Что же он сделал, этот наш предок, — убил жену?

— Не совсем так. Она убежала от него с ребенком к друзьям, и ребенок вскорости умер. Он хотел забрать тело, чтобы похоронить его вместе со своими родными, а жена не дала. Тогда он явился ночью с повозкой и пробрался в дом, чтобы украсть гроб, но его схватили, а он из упрямства не захотел сознаться, зачем пришел. Ну, его и судили за кражу со взломом и повесили там, на холме у Бурого Дома. Жена сошла с ума после его смерти. Только, может, он был вам такой же родственник, как и мне.

— На твоем месте, мама, я бы не стал выходить замуж за папу, — словно из-под земли, раздался слабый голос Старичка, который сидел в тени у камина.

Все вздрогнули, так как совсем забыли о его присутствии.

— О, это ведь всего-навсего сказка! — бодро сказала Сью.

После такой веселенькой истории, рассказанной вдовой накануне торжественного дня бракосочетания, они встали и, пожелав гостье спокойной ночи, удалились на покой.

На следующее утро Сью места себе не находила от волнения и перед уходом из дому тихонько отозвала Джуда в гостиную.

— Джуд, я хочу, чтобы ты поцеловал меня нежно, как влюбленный, — сказала она со слезами на глазах, порывисто прижимаясь к нему. — Больше так уж никогда не будет, правда? Лучше б мы не затевали этой свадьбы! Но теперь уж надо довести все до конца. Как ужасна эта история; что рассказала нам вчера миссис Эдлин! Она испортила мне настроение на весь день. Теперь мне кажется, что над нашей семьей тяготеет трагический рок, как над домом Атрея.

— Или над домом Иеровоамовым, — заметил бывший богослов.

— Верно. И потому с нашей стороны ужасно опрометчиво вступать в брак. Мне придется клясться тебе в верности теми же словами, которыми я клялась моему первому мужу, а ты повторишь мне тот же обет, что давал первой жене, и это несмотря на то, чему научила нас жизнь!

— Если тебя это беспокоит, я тоже не могу быть счастливым, — сказал Джуд. — Я надеялся видеть тебя сегодня радостной. Но раз нет, — значит, нет. Что толку притворяться? Если для тебя сегодняшняя церемония — печальное событие, значит, и для меня тоже.

— В ней есть неприятное сходство с той, первой, вот и все, — прошептала она. — Ну, ладно, пойдем.

Взявшись под руку, они отправились в мэрию, не пригласив никаких свидетелей, кроме вдовы Эдлин. День был серый и холодный, липкий туман тянулся над городом со стороны "украшенной королевскими башнями Темзы".

Люди, приходившие в мэрию, нанесли грязь на ступеньки у входа, в вестибюле стояли мокрые зонты. В зале собралось несколько человек — там шло бракосочетание какого-то солдата с молодой женщиной. Пока длилась эта церемония, Сью стояла поодаль, с Джудом и миссис Эдлин и читала вывешенные на стене объявления о браках. На их взгляд, комната была очень мрачной, хотя обычные посетители, видимо, не находили в ней ничего особенного. Тома свода законов в ветхих переплетах из телячьей кожи сплошь закрывали собой одну из стен, повсюду лежали почтовые указатели и всякого рода справочники. Папки с бумагами, перевязанными красной тесьмой, были рассованы по полкам, в нише стояло несколько несгораемых ящиков. На голых досках пола, так же как и у входа, красовались следы многочисленных посетителей.

Солдат был угрюм и недоволен, невеста — застенчива и печальна; под глазом у нее был синяк, и в скором времени ей, видимо, предстояло стать матерью. Скромная церемония скоро закончилась, и пара покинула помещение в сопровождений бестолково засуетившихся друзей. Один из свидетелей, проходя мимо Сью и Джуда, обратился к ним, словно к давним знакомым, и сказал:

— Поглядите-ка вот на этих, они только что вошли. Ха-ха! Парня только утром выпустили из тюрьмы. Она встретила его у ворот — и сразу сюда. Сама и расходы все оплатила.

Сью обернулась и увидела некрасивого, наголо остриженного человека под руку с широколицей рябой женщиной, раскрасневшейся от выпивки и от радостного сознания близкого исполнения желаний. Оба игриво приветствовали выходившую пару — и, протиснувшись вперед, стали как раз перед Джудом и Сью, замешательство которых все возрастало. Сью отступила назад и взглянула на Джуда, губы ее искривились, как у готового заплакать ребенка.

— Джуд, мне не нравится здесь! Лучше бы мы сюда не приходили! Это место внушает мне омерзение: разве не противоестественно такое освящение нашей любви? Лучше уж пойти в церковь, если обряд так уж необходим. Там хоть не так пошло!

— Девочка моя дорогая, как ты бледна и встревожена! — сказал Джуд.

— Наверно, теперь уж все равно придется проделать это здесь?

— Нет… быть может, не обязательно. Он поговорил с секретарем и вернулся к Сью.

— Нет, мы и сейчас не обязаны регистрировать брак ни здесь, ни где-нибудь еще, если не хотим, — сказал он. — Можно повенчаться и в церкви, но, кажется, на это надо получить от него другое свидетельство. Во всяком случае, давай уйдем отсюда, дорогая, успокоимся немного, а там поговорим.

Они вышли украдкой, с виноватым видом, словно совершили какой-нибудь проступок, бесшумно прикрыли за собой дверь, и сказали вдове, которая все это время была в вестибюле, чтобы она шла домой и ждала их там: если будет нужно, они пригласят в свидетели кого-нибудь из прохожих. Выйдя на улицу, они свернули в безлюдный переулок и стали прогуливаться взад и вперед, как когда-то на крытом рынке в Мелчестере.

— Что же нам теперь делать, дорогая? Кажется, мы порядком запутались. Я согласен на все, лишь бы ты была довольна.

— Джуд, милый, я замучила тебя! Ты хотел покончить с этим делом там, правда?

— Правду сказать, когда я вошел, мне не очень этого захотелось. Обстановка безобразная, и на меня она подействовала почти так же угнетающе, как на тебя. И еще я вспомнил твои слова утром о том, следует ли нам вот обще решаться на этот шаг.

Они шли куда глаза глядят, потом Сью остановилась и заговорила снова:

— Конечно, с нашей стороны это слабость — так колебаться. И все-таки лучше уж так, чем снова совершить безрассудство… Какая это была отвратительная сцена, там, в мэрии! Помнишь выражение лица у этой обрюзгшей женщины, которая готова отдать себя какому-то арестанту, и не на время, как ей хочется, а на всю жизнь? И та, другая, бедняжка… Чтобы избежать того, что она считает позором, которым она обязана слабости характера, она унижается до подлинно позорной связи с презирающим ее тираном, тогда как единственная возможность спасения для нее — это расстаться с ним… А вот, кажется, наша приходская церковь. Сюда бы мы пришли, если бы действовали обычным путем. Кажется, сейчас тут идет служба.

Джуд поднялся по ступеням и заглянул внутрь.

— И здесь венчанье! — сказал он. — Кажется, сегодня все решили пойти по нашим стопам.

Сью сказала, что это, должно быть, по случаю окончания великого поста, когда всегда бывает много свадеб.

— Давай послушаем и посмотрим, какое впечатление произведет на нас церковный обряд, — Предложила она.

Они вошли, сели на заднюю скамью и стали наблюдать за происходящим у алтаря. Жених и невеста, очевидно, принадлежали к зажиточному среднему сословию, но свадьба их не отличалась ни особой пышностью, ни занимательностью. Сью и Джуд даже на расстоянии видели, как дрожат цветы в руках невесты, и им слышно было, как она машинально бормочет слова, в смятении своем не понимая их смысла. Сью и Джуд слушали ее и вспоминали, как в прошлом они сами проходили через такое же испытание.

— Для нее, бедняжки, все это не так, как было бы для меня, если б я снова решилась пойти на это, уже наученная горьким опытом, — прошептала Сью. — Им, видишь ли, приходится переживать все это впервые, и они принимают обряд как должное. Мы же, по крайней мере я, до конца сознаем огромную важность этого события. Быть может, я чересчур щепетильна, но, право, мне кажется безнравственным пойти и сознательно проделать все это снова. Видя все здесь происходящее, я начинаю бояться церковного брака не меньше, чем того, в мэрии… Мы с тобой слабые и робкие люди, Джуд, и полны сомнений там, где другие чувствуют себя уверенно. Боюсь, я не найду в себе сил заключить эту гнусную сделку еще раз.

Они вымученно улыбались и продолжали обсуждать происходящую перед их глазами церемонию. Джуд заявил, что и по его мнению они слишком чувствительны и им не надо было родиться на свет, а уж тем более сходиться вместе для брака — самой нелепой формы совместной жизни, какую можно для них придумать.

При этих его словах Сью вздрогнула и серьезно спросила, действительно ли он считает, что им не следует брать на себя такое пожизненное обязательство.

— Это ведь ужасно — сознавать собственную слабость и все же идти на ложную клятву, — сказала она.

— Да, пожалуй, именно так я и думаю, раз уж ты спросила об этом, — отозвался Джуд. — Но помни, родная, я готов на это, как только ты захочешь.

Она не нашлась, что сказать, и он признался, что хоть он и понимает необходимость решиться на брак, его, как и ее, пугает мысль об их неприспособленности для такого союза, быть может, вытекающей из особенностей их натур, — ведь они совсем не похожи на других людей.

— Мы ужасно остро все чувствуем, вот в чем наша беда, Сью, — сказал он.

— Таких, как мы, наверно, гораздо больше на свете, чем мы думаем!

— Не знаю, очень может быть. Брачный договор преследует благую цель сам по себе и во многих случаях себя оправдывает, но у нас он дает осечку, такие уж мы чудаки. Связанные принудительными семейными узами, мы теряем всю сердечность и непосредственность чувства.

Сью упорно не хотела признать, что они какие-то особенные, отличные от других.

— Все такие, как мы, — утверждала она. — Мы только чуть раньше остальных почувствовали то, что скоро почувствует каждый. А лет через пятьдесят или сто наши потомки будут чувствовать и поступать ещё хуже, чем мы. Они воочию увидят в мятущемся человечестве

и будут бояться воспроизводить его.

— Какие ужасные стихи!.. Хотя, признаться, и сам я в тяжелые минуты также смотрю на своих ближних.

Они пошептались еще немного, пока Сью, несколько повеселев, не заявила:

— Вообще-то говоря, какое нам дело до общественных проблем? Не нам с тобой ломать над этим голову. Мы с тобой, хоть и по разным причинам, пришли к заключению, что лично для нас давать нерушимую клятву рискованно. Поедем-ка лучше домой, Джуд, и не будем губить нашу мечту, хорошо? Как ты добр, дружок мой, что терпишь все мои причуды!

— Они в значительной мере соответствуют моим.

Он тихонько поцеловал ее, прячась за колонну и пользуясь тем, что внимание присутствующих было отвлечено вхождением новобрачных в ризницу. Потом они пробрались к выходу и постояли там, пока не вернулись уезжавшие на время Экипажи и молодожены не вышли на яркий дневной свет.

— В цветах невесты есть печальное сходство с гирляндами, которыми в древности украшали жертвенных тельцов, — вздохнула Сью.

— И все же женщине приходится в браке не тяжелее, чем мужчине, Сью. Некоторые женщины этого не видят и вместо того, чтобы восставать против социальных условий, восстают против их жертвы — мужей. Знаешь, вот как в толпе женщина ругает мужчину за то, что он толкнул ее, тогда как на деле он просто не в силах устоять против общего натиска.

— Да, многие так поступают, вместо того чтобы объединиться против общего врага — принуждения.

Новобрачные тем временем уехали, и Сью с Джудом пошли от церкви вместе с толпой зевак.

— Нет, не будем венчаться, — сказала Сью. — Во всяком случае, не сейчас.

Они под руку приблизились к дому и, проходя мимо окна, увидели, что вдова Эдлин смотрит на них.

— Ну вот! — воскликнула гостья, как только они вошли. — Стоило мне увидеть, что вы, точно два голубка, подходите к двери, как я сразу сказала себе: "Наконец-то решились!"

Джуд и Сью кратко сообщили ей, что она ошиблась.

— Как? Так-таки не повенчались? Пропади все пропадом! "Была под венцом, и дело с концом", — вот как в старину-то заведено было, а вы против поговорки пошли! Сподобил же меня господь дожить до такого! Нет, поеду-ка я лучше назад к себе в Мэригрин. Вот они, новые-то понятия, до чего доводят! В мое время никому и в голову не приходило бояться брака; никто не боялся ничего, кроме пушечного ядра да пустого буфета! Мы с покойным мужем повенчались — как в бабки сыграли!

— Не говорите ничего мальчику, когда он придет, — тревожно прошептала Сью, — не надо его смущать. Пусть думает, что все в порядке, и не ломает себе голову. Мы, конечно, только отложили венчанье, чтобы еще раз все обдумать. Кому какое дело, если мы и так счастливы?