Онлайн чтение книги Долина пламени
ГЛАВА VI. Безумный царь

Много часов спустя Рафт проснулся. Чувствовал он себя вполне отдохнувшим, но все тело ныло и болело. Сочившийся из высоких окон свет был разных оттенков и откидывал на толстый ковер блеклые, узорчатые тени.

Рафт был, по всей видимости, в спальне. На стенах висели зеркала, очень много зеркал, и еще он заметил, что в комнате не было ни одного угла. Небрежно разбросанные подушки, гладкий шелк, круглые диваны — все это говорило о роскоши и изысканном вкусе хозяина.

Рафт обратил внимание на овальную дверь — на этот раз за ней не маячило никакой тени. Впрочем, это вовсе не означало, что его оставили без охраны. Рафт зевнул, потянулся — и тут же хрустнули онемевшие суставы и заныли мышцы. И все же, несмотря на противную ноющую боль во всем теле, он чувствовал себя готовым действовать и… чертовски голодным.

Он все еще ощущал слабую дрожь и гул, который он слышал, когда засыпал. Рафт подошел к окну, открыл его и вышел на балкон. Он остановился и посмотрел вокруг.

Солнечный диск почти не сдвинулся с места. Солнце было едва видно сквозь густую дымку поднимающегося снизу тумана. Рафт взглянул вниз и все понял.

Под ним была пропасть. Балкон нависал над широким выступом, а дальше под ним зияла бездна, над которой клубился туман. Серебристый ледяной поток, образуя дугу, низвергался в недосягаемые глубины.

Но это был не лед, а река, которая текла вокруг замка, а потом падала в пропасть под ногами Рафта. Он попробовал определить на глаз глубину, но поднимающийся от воды туман сбивал с толку. Водный поток устремлялся вниз и исчезал где-то далеко.

Вода падала медленно. И так же медленно, словно призрачная ледяная башня, поднимался туман. Уже знакомый Рафту гул становился все отчетливее, и, вторя ему, под ногой Рафта подрагивал камень. Но достигаемый этим звуковой эффект был необычным. Под влиянием каких-то странных физических процессов грохот водопада превращался в едва ощутимую вибрацию, которую Рафт скорее чувствовал, чем слышал.

Сдвинув брови, он прошел обратно в комнату. Мало-помалу до Рафта начало доходить, что здесь творится. Долгий сон сделал свое дело — сознание прояснилось. Медленно текущая вода, камни, падающие как пушинки, ленивое, почти неподвижное солнце на зеленом небосводе. Само время, кажется, было здесь другим. И происходило ли все это действительно на Земле? На той самой Земле, где текла Амазонка и стояли Рио и Нью-Йорк? Возможно, нет.

Он пытался разгадать тайну овальной двери, и вдруг она поднялась кверху и исчезла, будто ее и не было. На пороге стоял Ванн. Изрезанное шрамами лицо выражало готовность и решимость.

— Итак, ты проснулся, — сказал он по-индейски. — Это хорошо. Дарум хочет видеть тебя, но сейчас он отдыхает. А тебе нужно принять ванну.

— И поесть, — сказал Рафт и добавил: — Эти перчатки — они всегда на руках Дарума?

Ванн повернул голову назад, отдал какой-то приказ и, улыбаясь, переступил порог.

— Нет, только на турнирах. Он не так опасен, когда надевает их. Я покажу тебе, где ванна, Крэддок.

— Я не Крэддок. Я тебе уже говорил, что я не Крэддок.

Но это замечание Рафта Ванн пропустил мимо ушей. Он дотронулся до каких-то рычагов на стене, и одна из напольных плит отошла в сторону — Рафт увидел неглубокую, но просторную купальню. В ней плескалась жидкость, напоминающая по цвету мятный ликер. Рафт с наслаждением сбросил с себя одежду, которая за долгое путешествие превратилась в лохмотья, и погрузился в ванну. Ванн смотрел на него с выражением брезгливости.

— Тебе нужно принять несколько ванн, чтобы отмыться, заметил он. — Вот, смотри.

Он взял в руки кувшин и высыпал в воду немного голубого порошка. У Рафта возникло ощущение, будто всю кожу на нем стянуло от легких покалываний.

Рядом с ванной лежали щетки — много самых разнообразных щеток, похожих на скребки древних римлян, — и еще какие-то туалетные принадлежности, которые Рафт, под руководством Ванна, испробовал на себе. Но сложнее всего дело обстояло с водой: она была слишком тягучей.

Одна из щеток выпала у Рафта из рук, и он наблюдал, как она медленно погружалась в воду, оставляя за собой воронку, которая постепенно затягивалась по краям.

Рафт наслаждался, чувствуя, как боль постепенно уходит из тела. Ванн, не мигая, наблюдал за ним, а один раз даже заметил что-то по поводу волос своего пленника, после чего протянул Рафту светящуюся мазь, которая быстро впиталась в кожу и дала ощущение необыкновенной свежести. А потом вошел мальчик-слуга — он вкатил в комнату столик на колесах, уставленный совершенно незнакомой Рафту едой, и остановился как вкопанный, увидев в купальне Рафта.

Ванн подал ему знак, и шустрый, но еще неуклюжий подросток, с тонким, недобрым, почти треугольным лицом, поклонился и быстро вышел, провожая удивленным взглядом купающегося незнакомца.

— Нет ничего странного в том, что он удивлен, — сказал Ванн. — Твое тело так не похоже на наше, что показалось ему изуродованным. Но я бы при случае хотел с тобой сразиться.

— Спасибо, — ответил Рафт. — Могу себе представить, как ты позабавишься, когда, надев перчатки, будешь резать ими мое горло.

— Вовсе нет, — с кровожадной улыбкой проговорил Ванн. Убивать — это совсем не то. Какой смысл в убийстве?! Другое дело — настоящий бой, поединок, — а он редко заканчивается смертью. — Он подал Рафту плотную одежду, похожую на свою собственную, и помог ему надеть ее. — У меня было бы слишком большое преимущество перед тобой, если бы на мне были эти рукавицы. А какое оружие там у вас?

— Нарезное, — ответил Рафт и объяснил, что это означает.

— Странно, — проговорил Ванн, — разве можно получить удовольствие, посылая в противника снаряд? Ведь это совсем не то, что чувствуешь, когда твое лезвие входит в его тело. Нет, по-моему, этим нельзя насладиться.

— Хорошо, тогда будем просто драться, на кулаках.

— Обмениваться ударами? Нет, это неинтересно. Разве у вас совсем не сражаются на шпагах?

— Только некоторые, — ответил Рафт. — Но я не фехтовальщик. Кстати, что ты сказал об убийстве? У вас разрешено убивать?

— Нет, — сказал Ванн. — Мы же не варвары. Убийца, если его находят, должен возместить убытки. Но попадаются только глупцы.

— А-а, — задумчиво протянул Рафт и взял мягкий кисловатый плод, напоминающий апельсин. — Значит, у вас и полиция есть?

Ему пришлось кое-что пояснить Ванну, прежде чем тот понял его вопрос.

— Да, у нас есть люди, которые разыскивают тех, кто убивает. Но если убийца обманет их, его уже никто не тронет. Самое главное, чтобы никто не узнал причину убийства. Убийц ловят, потому что они не умеют скрывать причину, — он осуждающе покачал головой.

— Ну а вообще-то как здесь у вас все устроено? — спросил Рафт. — Паитити правит Дарум, да?

Ванн кивнул.

— Да, — сказал он, — у нас все, как в любой цивилизованной стране.

— Это точно. Например, убивают ради забавы. А откуда ты знаешь язык индейцев?

— Ты здесь не первый чужак. Люди с коричневой кожей приходили сюда еще во времена наших отцов, а вот нам самим очень трудно уйти из этой долины. В семье Паррора были пленники-индейцы, и теперь многие из нас знают их язык.

Да, вполне логично, отметил про себя Рафт, Языковые способности указывали на космополитические корни этих людей, даже при том условии, что их мир был замкнут на себя.

— А португальский?

— Что? — переспросил Ванн.

— Falam portugnes?[9]Ты говоришь по-португальски? (португ.)

— Не понимаю, — признался Ванн.

— Где же его выучил Паррор? И Джанисса, — задумчиво проговорил Рафт.

И тут он вспомнил о пилоте.

— Скажи мне, здесь был человек из моего мира? Его звали да Фонсека. У него была машина, которая летала по воздуху. И это случилось… пятьдесят снов тому назад или около того.

Глаза Ванна заблестели.

— Летающая машина упала в Паитити четыре сотни снов назад и убила всех, кто в ней был, кроме одного — которого Паррор взял в свой замок. Да, это был да Фонсека, и с его помощью Паррор прочитал те записи, которые ты оставил в пещере Пламени.

Рафт отложил плод, так и не попробовав его.

— Четыре сотни снов назад, говоришь? — переспросил он нерешительно. — Больше года. Сколько времени я провел в Паитити, Ванн?

— Я взял тебя в плен вчера, — сказал Ванн. — И это случилось сразу после того, как ты оказался здесь. Я следил за возвращением Паррора из внешнего мира и знал, когда надо действовать.

— Понимаю, — сказал Рафт, ничего на самом деле не понимая. — А о каких записях ты говоришь? И что это такое — пещера Пламени?

— Разве ты не видел пещеру?

— Ну, я видел какую-то пещеру, с отвратительными существами. Ты ее и имеешь в виду?

Ванн при этих словах вздрогнул, и в его глазах появился страх.

— Нет, не ее, — отрывисто сказал он и, неожиданно сменив тему разговора, добавил: — Тебе надо идти к Даруму. Ты готов?

— Кажется, да.

— Хорошо.

Ванн встал и направился к двери. Рафт последовал за своим стражем. Они вышли из комнаты и пошли по слабо освещенному залу.

Ванн, прервав молчание, сказал:

— Властелин дрался на поединке, потом предавался утехам и спал. И сейчас он покажется тебе несколько… странным. Хочу дать тебе совет, Крэддок.

— Я не… а, ладно, какой совет?

— В отношении тебя еще не все решено, — глубокомысленно сказал Ванн, уставившись в пол. — Я, например, сам не знаю, чью сторону выбрать. И Дарум тоже колеблется. Он забрал тебя от Паррора для того, чтобы принять окончательное решение. Возможно, он согласится с Паррором. И тогда тебе повезет. А может быть, и нет. Предугадать мне трудно. Но ты чужак, и поэтому я тебе скажу об этом, чтобы ты был осторожным: Дарум — сумасшедший.

Рафт вздрогнул и уставился на воина.

— Ваш царь сумасшедший?

— Да.

— И тем не менее он властвует?

— Конечно, — ответил Ванн. — А почему нет? Он бывает и в своем уме. Ну а если нет — это не так уж и важно. Только для тебя это вопрос жизни и смерти. А может быть, — задумчиво проговорил он, — это вопрос жизни и смерти и для Паитити. Помни, Дарум не твой царь.

— Да уж надеюсь, — искренне согласился Рафт.

— Он один из нас, — пробормотал Ванн, и глаза его засветились. — И еще, буду рад, если ты останешься жив. Я бы очень хотел встретиться с тобой в поединке, Крэддок. Мы пришли, — с этими словами Ванн поднял тяжелую портьеру, за которой начинался темный проход. — Входи.

— Спасибо, — сказал Рафт и шагнул вперед.

Ванн опустил полог сзади него. Наступила тишина, едва нарушаемая непрекращающейся вибрацией, от которой подрагивал весь замок. И даже сюда доносился равномерный гул.

Рафт подошел к следующей портьере, которая закрывала проход.

Они здесь все другие, подумал он, другая раса. Убийство для них — игра, а смертельный поединок — физическое наслаждение. И для них нет ничего странного в том, что ими правит сумасшедший царь.

Он помедлил перед портьерой, но в конце концов отодвинул ее в сторону и оказался в полумраке.

Тусклый, отливающий багрянцем свет лился со всех сторон. Определить, насколько большим было помещение, в которое он вошел, Рафт не мог. Вокруг него смутно что-то вырисовывалось, и вдруг одна из теней шевельнулась — и Рафт увидел два сверкающих крута: на него смотрели чьи-то глаза. В носу защипало от резкого запаха духов. Подземный гул, казалось, сотрясал все пространство комнаты.

И ни единого звука вокруг. Рафт помедлил и шагнул вперед. Глаза неотступно следили за ним. Вскоре он различил тонкую фигуру, лежащую на чем-то большом и бесформенном, — мягкую линию подбородка и лицо, обрамленное едва заметной шапкой волос.

Рафт остановился в ожидании.

Он чувствовал, что это был уже другой человек, совсем не похожий на того, который дрался во дворе замка. Он изменился даже физически. С Дарумом произошла какая-то перемена, и это было очевидно, но какая — Рафт определить не мог.

— Садись, — проговорил царь по-индейски. Даже его голос звучал сейчас иначе. Сдержанно и бесстрастно, словно далекая музыка.

Рафт вытянул руку, нащупал диван и сел. Наблюдавшие за ним глаза сверкнули зеленым цветом.

— Слушай, — приказал Дарум.

В его ногах шевельнулась тень. Мягкие линии выдавали женскую фигуру — саму женщину было почти не видно, но от ее дыхания веяло холодным ужасом. А потом Рафт услышал звук, в котором слились флейта и вздыхающая лютня. Этот звук был почти голосом, который о чем-то молил и спрашивал.

Царь заговорил снова:

— Юранн хочет знать, зачем ты пришел в Паитити, Крэддок. Музыка — это ее голос, по-другому она не говорит. Но она спрашивает, кто ты? Из какого ты мира?

Снова запели струны, и в них прозвучал вопрос. Рафт подался вперед, но взгляд царя остановил его.

— Он — бог, Юранн, — сказал Дарум, обращаясь к женщине и указывая на Рафта. — Он был здесь в самом начале, и сейчас, в самом конце, пришел снова. С тех пор как он впервые увидел Паитити, на свет появился новый род, и тень, которую отбрасывает Пламя на все живое, приблизилась к этому роду.

Зазвучала флейта — она вздыхала о наступающей тьме, о туче, которая стремительно застилала эту землю.

— Но есть и другие тени, — прошептал царь. — Ты знаешь, Юранн, была женщина, чья красота ослепляла, как огонь, и пьянила, как вино. Она сводила с ума. Я это знаю.

Страх медленно сжимал сердце Рафта. Музыка звучала мучительно, жутко, из мрака выступали мягкие линии женской фигуры, округлые плечи — и тонкие пальцы Юранн, казалось, перебирали плачущие струны.

— Огонь разгорался, — тихо продолжал царь. — В Паитити не было женщины красивее ее. Деревья склонялись перед ней, когда она танцевала. На ее улыбку отвечали камни.

Неожиданно в этой песне без слов зазвучала надежда, и мрак комнаты словно рассеялся, и вокруг зашумел наполненный весенним солнцем зеленый лес. И послышался смех, и ярко зареяли боевые знамена, и раздался звон клинков. И зазвучал мягкий, веселый танец.

Но раздался низкий голос царя, и музыка перешла на шепот.

— Был мужчина, который любил эту женщину и думал, что она принадлежит ему. А она смеялась. Смеялась — потому что знала о власти не меньше, чем о красоте. Ее опьяняла мысль о господстве над Паитити, о господстве над мужчиной, который властвовал.

В песне послышалось торжество победы. В темноте нежно светились женские руки.

— И тогда ее взгляд упал на другого, который не был царем. Она знала — любой мужчина рядом с ней мог повелевать Вселенной и сравниться с самим богом. И это было так! И если в ее объятиях была смерть, то смерть эта была как сладкий яд.

Звонкий издевательский смех слился в музыке с потаенной грустью.

— Она была коварной, — проговорил царь, и в застывшем воздухе эти слова упали тяжело, как камни. — И губы ее были коварны… И белое тело Юранн томилось в ожидании…

Песня почти стихла.

— Это было давно. Очень давно. Теперь уже в ней нет коварства. И царь забыл свою печаль. Перед ним танцуют девушки. Они просят его любви, но ему нечего им дать. Он отдал свою любовь Юранн, самой красивой женщине на свете, и она… она любит его теперь.

И тихо, нежно, покорно заиграла флейта.

— Но царь сошел с ума, — продолжал спокойный, ровный голос, и музыка вновь смолкла. — Был страшный час, когда безумие вселилось в него. Этот час, Юранн, всегда будет с ним и любовь, и безумие следуют за ним неотступно.

Наступила долгая тишина, в которой угадывалась лишь слабая вибрация от водопада, и в ее железной хватке подрагивало все здание замка.

— Мы с Юранн говорим о том, что уже забыто, и о том, чего не забыть, — произнес наконец царь. — Теперь ее язык — музыка, — голос царя неожиданно изменился. — Паитити умрет, но Юранн не должна умереть. И я думаю, что ответ в твоих руках, Крэддок. Но позволю ли я тебе открыть эту тайну — пока не знаю. Сначала нам надо поговорить. У меня к тебе много вопросов.

Рафт облизнул пересохшие губы и заговорил:

— Для начала нужно решить один вопрос.

— Какой? — спросил царь.

— Я не Крэддок.

Глаза внимательно смотрели на него, но Рафт уже все решил и отступать ему было некуда.

— Я пытался сказать об этом твоему воину, Ванну, но он мне не поверил. Не знаю, какую историю выдумал Паррор, но думаю, что очень неплохую. Дело в том, что Крэддок — его пленник и находится сейчас в его замке. А я пришел сюда, чтобы спасти Дэна Крэддока, и зовут меня Брайан Рафт.

— Я не верю этому.

— Зачем мне лгать? — спросил Рафт. — Какая мне от этого польза?

— У тебя может быть много причин. Но Паррор тоже умен, и если ему надо выиграть время — он пойдет и на обман.

— Девушка в замке Паррора, Джанисса, знает, кто я.

— Но скажет ли Джанисса правду? — спросил Дарум. — Она переменчива, как ветер. Расскажи мне свою историю. Я не знаю, чего в ней будет больше — правды или лжи, но я выслушаю ее.

Рафт начал рассказывать. Он старался изложить свои мысли как можно точнее, но красноватый сумрак комнаты действовал на него странным образом, и он с трудом подбирал слова. Когда Рафт закончил свой рассказ, сверкающие глаза царя были полузакрыты.

— Иди, — сказал Дарум.

Но Рафт медлил, и тогда царь своим низким голосом повторил приказ:

— Иди, я сказал. Мы еще будем говорить с тобой, а сейчас мне надо проверить все, что ты рассказал мне.

Рафт встал. Наполовину скрытая мраком женская фигура у ног Дарума шевельнулась, и вновь зазвучала волшебная, завораживающая музыка — ласкающая, влекущая и печальная.

Глаза царя следили за Рафтом.

Неуверенно ступая, Рафт направился к выходу. Бархатная портьера задела его по лицу, он поднял ее и шагнул под мягкий покров. Позади ярко блеснул свет. Музыка стала громче, пронзительнее, и Рафт обернулся.

На возвышении, похожем на помост для царского трона, среди разбросанных подушек стоял Дарум. Он наклонил голову и смотрел вниз на распростершуюся у его ног фигуру. Рафт понял, что не ошибался в своих догадках, — он увидел удивительные, молочной белизны руки и красивое, наполовину скрытое от его глаз тело. Но лицо Юранн было открыто.

И это лицо было сам ужас!

Помимо его воли в памяти Рафта всплыла та страшная рукавица с когтями, которую он видел на руке царя. Что-то страшное, жестокое, безумное изуродовало лицо Юранн, оставив нетронутой красоту ее божественного тела.

Царь поднял глаза, и его взгляд встретился со взглядом Рафта.

Рафт отступил в глубь прохода, и портьера упала.