Онлайн чтение книги Эксплеты. Лебединая башня
I. Черная башня

Пожелтевшие от времени страницы, на которых сухо описывались мрачные события давних лет, затрепетали в бледных худых пальцах Омарейл. Она отложила в сторону старый учебник истории и обошла массивный письменный стол, чтобы еще раз взглянуть на план Орделиона. Уже в который раз изучив путь от Часовой башни к Черной, она притянула к себе другой увесистый том, открытый примерно на середине, и впилась взглядом в текст.

Омарейл раздраженно пробежалась взглядом по строчкам, где старый летописец рассказывал об отношениях Урдрика с его ближайшим кругом, и ткнула пальцем в абзац, в котором говорилось о побеге цареубийц из-под носа у стражи. Здесь она снова начала вчитываться в каждое слово.

Омарейл снова вернулась к изучению плана Орделиона. Где-то здесь, в Черной башне, должен был быть секретный ход, по которому можно тайно пробраться в крепость и так же тайно покинуть ее.

Еще три месяца назад она перерисовала все лестницы и площадки Черной башни на большой лист, чтобы дотошно измерить каждый поворот, каждый угол, каждую стену и выяснить, где прятался этот потайной ход. Но, увы, обычный план не раскрывал секретов.

Оставался один путь – получить самые ранние чертежи Орделиона, Первейший План, созданный еще до строительства. Тот содержал схему всех тайных лестниц, туннелей и ходов, но охранялся настолько надежно, что даже сам Король не мог ознакомиться с чертежами, не уведомив о том начальника королевской стражи. И пока что Омарейл в допуске к ним отказали.

Однако и летопись Доминасолис, книгу, в которую методично записывали все тщательно охраняемые тайны династии, ей дали не сразу. Омарейл не один день упрашивала мать принести ей том хотя бы на несколько дней. Если кто-то и мог смягчиться, так это она. Омарейл получила летопись на четверо суток, и за это время переписала ее всю. На исходе четвертого дня руки ее едва слушались, глаза болели, а сама рукопись заняла все страницы сборника сказаний и легенд Ордора: чтобы не вызывать подозрений заказом такого количество тетрадей, она взяла самый увесистый альманах в своей библиотеке и писала прямо поверх порядком выцветшего текста.

Раздалась мелодичная трель – звонок оповещал о том, что подали завтрак. Омарейл прошла через гостиную к изящной двери с цветочным орнаментом из малахита и яшмы, открыла ее и оказалась в передней комнате. Там на столике стоял поднос, накрытый серебряным куполом. Поворот рычага – и столик, негромко позвякивая приборами, проехал по рельсе в гостиную и остановился у обитой изумрудным бархатом кушетки. Хозяйка комнат тоскливо взглянула на высокие дубовые двери, за которые не выходила ни разу за свои двадцать два года, и отправилась завтракать.

Она мало внимания уделяла тому, что ела. Ее мысли были заняты устройством города. Она представляла себе сердце Астрара, просторную Площадь Салкан, что лежала за Северными воротами. Ее воображение живо рисовало залитые светом проспекты, разъезжающие по ним омнибусы и конные трамваи, торговые лавки с немыслимыми товарами и куда-то спешащих людей. Последних ее мысленный взор рисовал хуже всего: это были лишь бесформенные пятна, одетые в самые разные наряды. Она никогда не видела живого человека; только собственное отражение в большом зеркале, да тайком добытые журналы и фотографии давали ей представление о том, как выглядели люди. И еще, разумеется, несколько портретов, что висели в ее комнатах, но те были лишь бледной тенью реальных личностей.

Покончив с завтраком, Омарейл произнесла в бронзовый громкоговоритель:

– Стража, я приступила к занятиям. Прошу меня не беспокоить.

Давно уже не было необходимости говорить об этом: за последние два года все обитатели замка привыкли к тому, что вплоть до обеда – в два часа – Омарейл уединялась в своих покоях и никого не принимала. Она последовательно приучала к этому все свое окружение.

Омарейл подошла к большому портрету на стене. Его Величество Король Ордора и Старший Патер Астрара Горг Златовласый смотрел на нее с укором. Омарейл впервые заметила, что взгляд деда был осуждающим и строгим, еще в шестилетнем возрасте. Тогда она решила, что портрет повесили сюда специально, чтобы, стоило ей задумать шалость, суровый лик Горга Златовласого заставлял ее одуматься.

Когда-то это работало, но те дни давно прошли.

Осторожно отодвинув портрет в сторону, она уставилась на дыру в кирпичной кладке. Проем был достаточно большим, чтобы хрупкая девушка могла пролезть в него. Сжав в руках порядком помятый серебряный нож, Омарейл залезла в каменную нору и взялась за дело. Вот уже шестнадцать месяцев это занятие являлось частью ее утреннего ритуала.

Кирпич хорошо крошился даже под мягким металлом, но дело все равно шло очень медленно. Если бы только у нее был хороший клин и молот! Но шум обязательно привлек бы внимание стражи. Да и заказ таких инструментов в комнаты вызвал бы ненужные вопросы.

Три часа монотонного занятия – и целый мешок наполнился строительным мусором. Омарейл оттащила его в оранжерею, где приоткрыла большое окно и принялась неторопливо выбрасывать обломок за обломком в бурное море. Не следовало выкидывать все разом, так как ветер мог унести мусор на соседнюю Птичью стену, или водный патруль мог обратить внимание на странности, происходившие в Лебединой башне. Омарейл нельзя привлекать внимание.

Порядком устав, она все же решила в этот день потратить на тайный ход немного больше времени, чем обычно, и вернулась в нору. Одно движение – и Омарейл поняла, что дошла до конца. Толщина стены составляла около семидесяти сантиметров, как девушка и рассчитывала, и вот она увидела заднюю поверхность холста. Ее предположения и здесь оказались верны: по плану именно на этом месте должен был висеть портрет Эйгира Доминасолиса, ее отца.

Бешеный стук сердца невозможно было унять ни глубоким дыханием, ни мысленным счетом до десяти. Все еще до конца не веря в свое счастье, Омарейл принялась осторожно убирать осколок за осколком, чтобы сделать отверстие больше. Предстояло еще много работы, но теперь, впервые за несколько месяцев по-настоящему ощутив запах свободы, Омарейл не чувствовала усталости.

Время обеда настало слишком быстро, но, едва услышав набившую оскомину трель, она поняла, как проголодалась. Столик на колесах проделал свой путь по блестящей рельсе, Омарейл поставила поднос на обеденный стол и с аппетитом съела все, что приготовили для нее королевские повара.

Вернув на место портрет Горга Златовласого, умывшись от грязи и пыли и сменив платье, она убрала с письменного стола все планы и книги и прошла в Комнату Встреч.

В это время в гостиной, спальне и библиотеке на втором этаже слуги наводили порядок. Омарейл же общалась со своим ближним кругом.

Первыми пришли родители. С ними разрешалось пользоваться зеркалом. Впрочем, зеркалом оно было только для нее. Король и Королева видели свою дочь точно через стекло. Так того требовало пророчество, и так они могли ухаживать за Омарейл, когда та была совсем малышкой. Специальные механизмы разрабатывались лучшими изобретателями Ордора, чтобы можно было менять пеленки, кормить и даже купать младенца, не находясь с ним в одной комнате.

– Из казны были выделены средства на строительство дополнительного корпуса Королевского госпиталя в Лебрихане, – делился Король. – Он будет располагаться за пределами города, но добраться туда можно на специально запущенном омнибусе. Инженеры уже показали мне проект, выглядит многообещающе. Вообрази, там появятся парк для оздоровительных прогулок и целое крыло – под детские палаты. С комнатой для игр и кукольным театром.

Омарейл скучающе рассматривала резной деревянный потолок, забыв на мгновение, что родители могли ее видеть.

– Ваше Высочество, – строго сказал отец. – Это не досужие толки. Это то, чему вы должны уделять пристальное внимание. Однажды принятие решений о распределении средств будет твоей обязанностью, Омарейл. И что ты будешь делать?

– Бериот позаботится об этом, не так ли? – с вызовом ответила она, понимая, что перечит Королю лишь от скуки.

– И Ордором будет править Советник!

Королева, почувствовав назревающую бурю, поспешила сменить тему, мягко заметив:

– Кроме того, Омарейл, мы много раз говорили тебе, что принцессе не пристало закатывать глаза. Даже если собеседник тебя не видит, ты должна сохранять осанку и благожелательное выражение лица. И ни в коем случае не вздыхать!

Подобные вспышки упрямства со стороны Омарейл не были редкостью, хотя со временем ее нрав и смягчился. Когда-то все считали, что во всем виноват переходный возраст. Недавно же она поняла, что сердила родителей намеренно. В глубине души она винила их в том, что они позволили предсказанию определить ее судьбу и навсегда заточить в башне.

Позже в тот день к Омарейл пришла Севастьяна. С кузиной ей разрешалось говорить только через непроницаемую стену со встроенными в нее глиняными сосудами. Благодаря такой системе голос собеседника слышался так, будто человек находился в этой же комнате.

– Думаешь, ты могла бы достать для меня Первейший План?

Севастьяна рассмеялась.

– Ну знаешь, лучше бы ты попросила у меня луну с неба.

Омарейл пропустила это мимо ушей.

– Думаю, я знаю, как можно сделать это. Только представь, мы могли бы узнать про все тайные ходы замка…

– Зачем? Ну, предположим, я могла бы проходить из королевского корпуса в Лебединую башню в два раза быстрее. К чему это?

– Ну, где твой авантюризм, Севас? – с толикой раздражения спросила Омарейл, а затем пустила в ход свой главный козырь: – Ты же знаешь, как мне здесь одной скучно… Если бы мы получили Первейший План, а затем изучили все тайные ходы Орделиона, разве это не стало бы потрясающим приключением?

Тишина в ответ говорила о том, что Севастьяна готова сдаться. Она знала, что ею манипулировали, но никогда не могла противостоять этому.

– Только подумай, скоро ты выйдешь замуж и уедешь от меня. Возможно, это наша последняя шалость…

– Шалость! Если об этом узнают, мне так достанется! – недовольно отозвалась Севастьяна, но по чуть дрогнувшему голосу Омарейл поняла, что сопротивление было практически сломлено.

– Никому не нужно об этом знать, – продолжила она заговорщически. – Никто ведь не узнал про спортивный костюм, про пластинку Блудниц, про дамские романы, про фотографии Астрара…

– Ради Солнца, не напоминай мне об этом, у меня до сих пор руки дрожат! – воскликнула Севастьяна. – И это, вообще-то, совсем другое. Одно дело пронести к тебе контрабанду, другое – украсть самую охраняемую книгу в Ордоре!

– Мы не будем ее красть, Севас. Мы просто сделаем копию.

– Это государственная измена, – прошептала Севастьяна сокрушенно, и Омарейл представила, как ее сестра качает головой.

Омарейл легко находила себе оправдание.

Ее появления на свет ждало все королевство Ордор. Седьмого числа седьмого месяца 540 года Доминасолис у Короля Эйгира родилась дочь, наследница престола. Но не успели родители согреть малышку в своих объятиях, как произошло страшное событие, изменившее всю жизнь королевской семьи.

Госпожа Дольвейн, или Сова, как некоторые звали ее, едва взглянув на девочку, упала без сознания. Когда женщина очнулась – всего через полминуты – ее глаза почернели.

Как потом рассказывали все, присутствовавшие при этом, еще до того, как Сова смогла вымолвить хоть слово, каждого в комнате охватил ужас.

– Мое сердце точно пронзило холодом, – говорил главный придворный лекарь.

– Мне никогда в жизни не было так… страшно, – признавался Бармотон, начальник королевской стражи, могучий воин, отправивший за решетку бессчетное количество убийц и воров.

Сова заговорила не своим голосом:

– Грядет страшная война. Тысячи падут мертвыми у стен Орделиона. Отцы и матери, дочери и сыновья оставят свои семьи и станут жертвами самой кровавой битвы за всю историю Ордора. Брат пойдет на брата, сын – на мать, ибо это будет гражданская война. Война страшнее, чем до Сола, нашего Первого Патера.

Никто из присутствующих не мог пошевелиться или вымолвить хоть слово. Все знали, что Сова способна видеть то, что не видят другие, угадывать правду за самой талантливой ложью и каким-то волшебным образом заставлять других верить в свои слова. Никто и на секунду не усомнился в том, что сделанное предсказание было Самым Настоящим Пророчеством. А к пророчествам в Ордоре относились со всей серьезностью.

– Ключ к миру, – продолжила Сова, – Омарейл Эйгир Доминасолис, дочь Афлейн. Покуда ни одна живая душа, кроме трех, не увидит ее лица, покуда она не увидит ни одного живого лица, покуда стена разделяет ее и Ордор, в королевстве будет мир.

Иногда Омарейл думала, что лучше бы Сова предсказала, будто от войны спасет смерть младенца.

Для наследницы престола были созданы самые лучшие условия. Пока она была малышкой, манеж, служивший ей кроваткой, прикреплялся к стене с двумя отверстиями. К отверстиям присоединялись длинные кожаные перчатки – только так родителям было дозволено ухаживать за дочерью. Они, наблюдая через зеркальное окошко, играли с ней серебряными погремушками, кормили при помощи фарфоровой бутылочки и давали коралловую соску с золотым держателем, если Омарейл плакала.

У принцессы всегда были самые лучшие, самые красивые игрушки. Ей регулярно читали книги, а когда она научилась читать сама – отстроили в ее покоях библиотеку. У нее были наряды и ленты, украшения и духи.

Но с самого детства девочка мечтала лишь о двух вещах: обнять родителей и покинуть свои комнаты.

Малышкой она думала, что так и устроена жизнь, что это совершенно обыкновенное дело – жить в одиночестве, никогда не покидать дом, не знать тепла человеческого тела. Но чем старше она становилась, тем отчетливее понимала необычность своего положения. И каждый раз перед сном она фантазировала, как могла бы, хотя бы на час, оставить свои покои, пройтись по замку, прогуляться по улицам Ордора.

Когда ей было двенадцать и Омарейл всерьез подумывала о том, чтобы выпрыгнуть из окна, ей предложили построить оранжерею. Пять месяцев шли работы, и вот в ее гостиной появилась еще одна дверь, которая вела в просторную комнату со стеклянными стенами и крышей. Снаружи все они были зеркальными, а изнутри Омарейл могла видеть небо, широкий разлив реки и каменные утесы, на которых возвышался Орделион. В оранжерее были посажены самые разные растения и сделаны дорожки, по которым принцесса могла гулять. Некоторые окна приоткрывались, позволяя ей ловить руками солнечные лучи.

К пятнадцати годам Омарейл будто бы смирилась со своим положением. Король и Королева все чаще говорили с ней о том времени, когда она сама станет править Ордором.

– После тебя престол унаследует тетя Акира. А через нее – Севастьяна, – объяснил как-то ее отец. – Она старше тебя на три года, поэтому, вероятно, по-настоящему твоими наследниками будут будущие дети Севастьяны. Как видишь, ситуация не так уж безрадостна.

Король сумел даже произнести это бодрым голосом.

– Это означает, что ты сможешь спокойно управлять страной, есть кому передать корону.

– Слава Солнцу! – язвительно откликнулась тогда Омарейл.

– Мы должны думать о будущем, оно принадлежит не только нам, – мягко включилась в разговор Королева.

Омарейл могла продолжить ехидно отвечать на слова родителей, но она понимала, что в этом почти не было смысла. Король и Королева находили в их положении не больше радости, чем она.

За эти годы она научилась смирению. Но это не означало, что она собиралась сидеть сложа руки. Взрослые яростно ограждали Омарейл от «тлетворного влияния» и скрывали от нее многие вещи, боясь «повредить психику». Сама же она живо интересовалась обычной жизнью, старалась узнать как можно больше о том, как был устроен быт простых людей. И более прочего ее интересовали отношения между людьми. Севастьяна тайком приносила ей запрещенные книжки, но и в них было мало жизни.

Огромной радостью для Омарейл стало изобретение и широкое распространение радио, которое провели к ней едва ли не первой в стране. Через красивый приемник из черного дерева она слушала спектакли, интервью и – с особым упоением – рекламу.

Но месяц проходил за месяцем, и принцесса начала впадать в уныние. Она достигла того возраста, когда другие начинают находить удовольствие в вещах, которых не найти в четырех стенах. Все в замке могли лезть из кожи вон, чтобы доставить в покои Омарейл лучшие игрушки, сладости, книги, музыкальные пластинки, наряды, косметику. Ее могли обучать лучшие умы Ордора. Но никто не мог подарить ей ощущение свободы и наслаждение собственной молодостью.

В свой восемнадцатый день рождения Омарейл приняла решение сбежать из Орделиона.

Разумеется, честь и любовь к родителям не позволяли ей просто оставить страну на произвол судьбы. О нет, она всего лишь решила тайно покинуть Орделион, одним глазком взглянуть на Астрар, столицу Ордора, а затем вернуться обратно.

Да, это все равно нарушало условия пророчества. Да, это – теоретически – влекло за собой кровавую гражданскую войну.

«Но что, если никто не узнает? – думала Омарейл. – Как одна тайная вылазка может привести к ужасной бойне? Чтобы брат пошел на брата, а сын – на мать?»

Омарейл знала одно: как только она позволила себе, наконец, признаться в своем желании совершить побег, ее жизнь обрела смысл.

С тех пор, если внутренний голос и начинал нашептывать ей что-то, внушающее вину, она тут же заглушала его непоколебимой уверенностью, что имела право хотя бы раз в жизни поступить в своих интересах. Не думая о гипотетической и, возможно, несуществующей опасности. Если уж и было ей суждено всю жизнь провести взаперти, она могла себе позволить одну-единственную безобидную прогулку по Астрару.

Последним аргументом было то, что ей предстояло править Ордором – а как она могла править людьми, если даже не видела ни одного живого человека? Разве можно стать хорошим монархом, не зная, чем живут подданные? Да, ей приносили газеты и журналы, с ней обсуждали значение тех или иных событий, но это – лишь молочная пенка на кофе. Сам вкус напитка был скрыт.

Прошло четыре года, прежде чем Омарейл по-настоящему приблизилась к исполнению своей мечты. Поначалу она размышляла о побеге скорее как о некой возможности, не прилагая усилий к тому, чтобы осуществить задуманное. Затем она стала более серьезно изучать способы незаметно покинуть замок и так же незаметно вернуться в него. Долгое время это казалось чем-то невыполнимым, но маленький отрывок в учебнике истории подарил ей надежду.

Теперь ей требовалась помощь Севастьяны.

В семь вечера раздался звон колокольчика: это означало, что кто-то пришел к Омарейл с визитом. Она никого не ждала и потому немного удивилась. Убрав книги по военному делу – она готовилась к экзамену по этому предмету, – Омарейл прошла в Комнату Встреч.

– Ваше Высочество, – услышала она мягкий мужской голос и нахмурилась.

К ней наведался господин Дольвейн, сын Совы, Советник Короля. А он редко заходил в гости без предупреждения.

– Бериот, что случилось? – спросила она прямо и услышала деликатный смешок.

– Мне, право, немного обидно, что вы, Ваше Высочество, считаете, будто я прихожу только по делу. Мне доставляет удовольствие просто беседовать с вами.

Омарейл подозрительно сузила глаза, но он, конечно, этого не увидел.

– Разумеется, Бериот. Так что случилось?

На этот раз он усмехнулся почти беззвучно.

– Госпожа Дольвейн заметила, что вы в последнее время проявляете особый интерес к истории. Она считает, это нужно поощрить.

Омарейл внутренне напряглась, но со всей доступной ей вежливостью спросила:

– Каким образом?

– Я принес вам несколько книг по истории Ордора. Редких книг. Полагаю, вам не доводилось читать ничего подобного. Я оставлю их в передней.

Омарейл поблагодарила за такую предусмотрительность, а он продолжил:

– Прошу, Ваше Высочество, если у вас появятся какие-либо вопросы, можете задать их мне. Я подробно изучал историю в университете и всегда питал к ней особые чувства. Вполне вероятно, я смогу дать вам ответы, которых не найти ни в учебниках, ни даже в летописи.

Омарейл закатила глаза. Разумеется, Дольвейны уже знали, что ей дали летопись Доминасолис! Пронырливая Сова и ее сын всегда были в курсе всего, что происходило в замке.

Что ж, почти всего!

– Спасибо, Бериот, вы с госпожой Дольвейн очень добры.

Снова мягкий смешок, тихое прощание, и Советник Короля исчез, будто его и не было.

Весь вечер Омарейл была занята учебой. Военное дело сменилось языком древних, затем полчаса ушло на чтение гамм – сложных семистрофных стихотворений, которые были очень популярны два века назад.

Когда же солнце село, в замке включили газовые светильники и произошла смена караула у ее дверей. Омарейл сняла со стены портрет деда. Она забралась в нишу и погладила рукой поверхность холста на той стороне. Пока что она не могла не только пролезть в проем, но и снять портрет изнутри. Желанная свобода была так близка: протяни руку – и она у тебя в кармане. Но Омарейл нужен был не секундный триумф, а упоительная сладость победы.

На следующий день к полудню она смогла открыть около четверти портрета. Это был хороший результат. А после обеда к ней снова пришла Севастьяна.

– Камера у меня, – вздохнув, сообщила гостья.

– Севас, ты мой герой!

– Я – дура, которая все время идет у тебя на поводу.

– Не говори так, ты – мать моих будущих наследников, – иронично отозвалась Омарейл.

– И каков же гениальный план?

– Проникнуть в специальное хранилище библиотеки и сфотографировать Первейший План. Затем – незаметно оттуда уйти и принести пленку мне.

– Как удачно, что ты увлекаешься фотографией и у тебя есть все, чтобы проявлять пленку и печатать снимки, – задумчиво произнесла Севастьяна.

Омарейл лишь хмыкнула, на что ее собеседница возмущенно воскликнула:

– И не пытайся убедить меня, что ты и это продумала заранее!

– Я не знала, зачем мне это может понадобиться, но была уверена, что однажды я захочу проявить что-то, кхм-кхм, нелегальное.

– Солнце и небо, этот человек будет править нашей страной!

Усевшись поудобнее в своем кресле, Омарейл сказала:

– Ладно, мне нужна пара дней, чтобы составить план, как именно ты проберешься в хранилище. От тебя понадобится кое-какая информация.

– Естественно, – недовольно отозвалась Севастьяна.

– А пока расскажи-ка мне, откуда Сова знает, что я читала летопись?

Из-за стены раздалось недовольное фырканье.

– Сова все знает.

– Ты общалась с ней недавно? – словно бы это не имело никакого значения, поинтересовалась Омарейл.

– Да, они приходили с Бериотом на чай.

Омарейл даже поднялась на ноги.

– Они с Бериотом приходили к вам на чай?

Она слышала, как Севастьяна вздохнула.

– Они делают это время от времени.

– Зачем?

– Знаете, Ваше Высочество, вы, конечно, живете здесь в некоторой изоляции, но даже вам должно быть известно, зачем люди приходят друг к другу на чай.

– Про людей-то я знаю, – в тон ей язвительно отозвалась Омарейл.

Севастьяна не захотела продолжать разговор и вскоре ушла, оставив Омарейл размышлять о возможных планах госпожи Дольвейн. Но времени у нее на это было немного, так как та сама пришла к принцессе с визитом двумя часами позже. Если Бериот заставил Омарейл лишь слегка насторожиться, то Сова вызвала неподдельную тревогу.

Она точно не знала, почему так не любила эту женщину: возможно, дело было лишь в том, что именно Совалия Дольвейн произнесла роковое пророчество. Так, по крайней мере, считали ее родители и Севастьяна, которые едва не боготворили Сову. Но Омарейл все же была склонна считать, что за ее неприязнью крылось нечто большее.

С Совой она общалась, как и с родителями, через зеркало. Именно госпожа Дольвейн была третьим человеком, которому было позволено видеть принцессу.

– Как ваши дела, Ваше Высочество? – Голос у Совы был мелодичный и обволакивающий.

Омарейл в разговорах с женщиной часто демонстрировала отсутствие интереса к беседе: так, чтобы это не выходило за рамки приличий, но все же было очевидно.

Вот и сейчас принцесса взяла в руки лалу, любимый музыкальный инструмент, и принялась тихонько наигрывать лиричный мотив. Лалу когда-то подарили ей родители. Простая деревянная дощечка чуть меньше обычной книги с рядом металлических язычков в руках Омарейл становилась источником волшебных мелодий.

– Спасибо, госпожа Дольвейн, – ответила девушка. – Прекрасно. Столько нового… – В последней фразе был неприкрытый сарказм.

– Слышу, вы в приподнятом настроении, принцесса.

– Как и всегда, – был мрачный ответ. – В связи с чем незапланированный визит, госпожа Дольвейн? Сегодня не третий понедельник месяца…

– Я прихожу по вторникам, – беззлобно отозвалась на язвительную шутку Сова. – Но сегодня почувствовала желание нарушить традицию. Какое-то предчувствие…

Омарейл сердито взглянула на зеркало, за которым сидела собеседница, но увидела лишь собственное недовольное лицо. Меньше всего в жизни она любила способности этой женщины предвидеть будущее. И как Омарейл ни старалась, она не могла держать рвущееся наружу раздражение:

– Что за предчувствие? В этот раз все-таки придется меня убить?

– Ваше Высочество, – с укоризной произнесла Сова, а затем, после небольшой паузы, сказала: – У меня есть неясное ощущение, что произойдет что-то нехорошее. Но не с вами.

Отложив лалу в сторону, Омарейл раздраженно постучала пальчиком по ручке кресла. Сова продолжила:

– Все так неопределенно, Ваше Высочество, но, кажется, кто-то из ваших близких в опасности.

– Вы считаете, я как-то могу помочь? – сардонически уточнила Омарейл.

– Да. Я чувствую связь с вами. Как будто бы вы – причина, по которой человек в опасности. Я понимаю, как странно это может звучать… но вы словно бы толкаете кого-то в пропасть.

Омарейл почувствовала, что ее сердце забилось где-то в горле. Ей стало страшно. Речь шла о Севастьяне.

«Это государственная измена», – сказала она тогда. Если сестра попадется, ей действительно может угрожать тюрьма?

После нескольких секунд молчания Сова, принужденно рассмеявшись, сказала:

– Все это может оказаться полной бессмыслицей, Ваше Высочество. Возможно, мне лишь приснился дурной сон и теперь я придумала себе невесть что. Но я посчитала, что лучше прийти к вам и сказать об этом. Хорошо, если я ошибаюсь.

– Да… – с нотками растерянности в голосе ответила Омарейл, а затем, прочистив горло, продолжила: – Спасибо, госпожа Дольвейн, я учту.

Сова пожелала принцессе хорошего вечера и ушла.

Еще пару часов Омарейл обдумывала разговор с ней, и в ее голову начали закрадываться нехорошие мысли. Возможно, женщина действительно обладала уникальными способностями и невероятной интуицией. Но, возможно… возможно, она как-то узнала о планах сестер. То, что Севастьяна выдала ее, Омарейл исключала. Если она не могла доверять Севастьяне, не могла доверять никому.

А вот кое-что другое было более вероятно: очевидно, Комната Встреч прослушивалась и все, о чем Омарейл разговаривала с Севастьяной, доносилось Сове!

Но если так, как же госпожа Дольвейн допустила все предыдущие нарушения правил? Быть может, не считала их столь вопиющими? В этот раз дело оказалось действительно серьезным.

Как бы то ни было, Омарейл приняла решение больше не обсуждать вслух ни одного важного дела. Тем же вечером она подготовила три книги, которые собиралась вернуть Севастьяне. В верхней она спрятала письмо.

Через день вечером Омарейл получила в обмен сборник пьес в кожаном переплете, очень рекомендуемый к прочтению. В нем оказался ответ Севастьяны. С этого момента ими было решено все важные сообщения передавать друг другу в виде писем, спрятанных в книгах, пластинках и других вещах, которыми они обменивались.

От идеи с Первейшим Планом пришлось отказаться.

На пятнадцатый день Омарейл открыла тайный проход настолько, насколько только могла, не расширяя туннель. Дождавшись глубокой ночи, она забралась в дыру в стене и попыталась снять портрет отца, не наделав при этом шума. Но ничего не получалось: рама с той стороны была заметно больше, чем сделанный проем.

Омарейл вернулась в гостиную и огляделась. Ее внимание привлекла чугунная кочерга у камина. С ее помощью она все же сумела подцепить раму, приподнять ее и снять с креплений. Портрет был тяжелым, ее ладони вспотели, и Омарейл едва не уронила картину на пол. Стража тут же сбежалась бы на шум, но в последнюю секунду Омарейл удалось схватить массивный багет и удержать его в руках, подцепив для верности снизу ногой.

Принцесса оказалась в коридоре. Хорошо изучив план, Омарейл знала, что, стоило ей пройти прямо и свернуть направо, как она оказалась бы у дверей, ведущих в ее комнаты, а именно – в комнату посетителей.

Налево уходил пустынный коридор Последней стены. Он соединял Лебединую и Черную башни.

В недавнем письме Севастьяна передала ей расписание караула. Судя по тексту, знания дались той не без труда. Омарейл была благодарна, что ее кузина не задавала лишних вопросов, иначе пришлось бы объяснять, зачем ей необходимо знать маршруты и часы обходов стражников замка.

Путь был свободен.

Тихо ступая по каменному полу, Омарейл уходила прочь от комнат, в которых провела всю свою жизнь.

В коридоре было мрачно и тихо, газовые светильники слабо освещали помещение, жадно предлагая лишь немного неровного желтого света. Омарейл казалось, что стук ее сердца эхом раздавался по всему замку. Но пока она не слышала звуков погони, поэтому продолжала свой путь.

Массивная дверь, которая вела в небольшой холл, была совсем близко, когда вдруг из-за окна рядом со входом в Черную башню послышались голоса. Она легко узнала их: разговаривали Сова и ее сын. Они шли по крытой галерее, примыкавшей к Последней стене со стороны двора, и не могли видеть Омарейл. И все же принцесса спряталась в нишу и постаралась не дышать.

– Она не готова, – донесся до нее вкрадчивый голос Бериота, но госпожа Дольвейн резко его перебила:

– Не говори чушь, она готова больше твоего. Не вздумай играть в благородство, сейчас не время для этого…

Продолжение диалога Омарейл не услышала, так как двое удалились на приличное расстояние. Дождавшись, пока сердце перестало колотиться, точно сумасшедшее, она отправилась дальше – через холл, мимо лестницы, что вела на стену, к небольшой двери. Наконец, Омарейл оказалась в Черной башне.

Черная башня была небольшой и использовалась как связующее звено между разными частями замка. В ней не было комнат, лишь большие площадки с узкими окнами без стекла да лестницы. Если точнее – бесчисленное множество лестниц, логика расположения которых укрылась от Омарейл.

Спустившись пониже и убедившись, что просто вылезти из окна и оказаться на суше у нее не получится – самое низкое окно было на высоте десяти метров, – Омарейл достала из кармана сложенный вчетверо план башни.

Она методично исследовала пространство, измеряя портновским метром расстояния и толщину стен. Где-то должно было быть несовпадение. Где-то должен прятаться потайной ход.

Спустя час поисков она его нашла. В некоторых местах стены фактически были толще, чем значилось на плане. Но радоваться было рано: одно дело – найти потайной ход, другое дело – в него попасть.

– Я никого не хочу обидеть, – заявила ей на следующий день Севастьяна, – но ты сегодня на редкость скучный собеседник.

Омарейл вздохнула. Едва ли она могла объяснить, что не спала до самого утра, рыская по лестницам башни в тщетной попытке найти дверь в потайной ход. И что она так вымоталась, что едва не попалась стражникам. И что она не смогла отоспаться в течение дня, так как за час до прихода Севастьяны господин Придворный Художник принимал у нее зачетную работу: «Натюрморт из стеклянных бутылей и гипсовой головы». На его написание ушло четыре часа – и все равно из-за спешки вышло довольно плохо. Господин Придворный Художник был крайне недоволен.

Вместо всего этого Омарейл сказала:

– Наверное, сегодня вспышки на солнце.

– Тогда я, пожалуй, пойду. Хочу успеть на спектакль в Королевском театре. Бериот сказал, что он просто потрясающий.

– Так прямо и сказал?

– Ну, он сказал: «Это была не бессмысленная трата времени». Что в переводе на общечеловеческий означает: «Просто потрясающий».

Омарейл фыркнула. Ей не понравилось, что Бериот давал Севастьяне рекомендации по просмотру спектаклей. Но, с другой стороны, должны же они были о чем-то разговаривать во время своих чаепитий.

Она отпустила двоюродную сестру, а сама, сообщив страже, что желает отдохнуть, отправилась спать. Той ночью она не нашла в себе сил снова отправиться в Черную башню.

На следующий день она пригласила к себе Бериота. Если он и был удивлен, то не показал вида.

– Я посмотрела ваши книги по истории, господин Советник. Очень интересные, спасибо.

– Рад служить, Ваше Высочество.

– Вы говорили, что, если мне особенно интересны какие-то периоды, я могу обратиться к вам – и вы подскажете, что почитать.

– Именно так. Огласите ваше желание, и оно будет исполнено, – негромко отозвался Бериот.

– Мне очень интересны кризисы королевской власти. – Омарейл старалась звучать серьезно и в то же время буднично. – Я бы хотела максимально подробно изучить период, когда умер Сол и за власть боролись его сыновья, эпизод с Урдриком Ужасным и кризис в 495 году Доминасолис.

– Я был бы рад выполнить для вас и более сложное задание, – неторопливо откликнулся Бериот. – Завтра же лучшие книги на эту тему будут у вас.

– Я имею в виду максимально подробно, Бериот, вы понимаете? Все, что есть, все. Записи, дневники, свидетельства. Возможно, стенографию допросов. Необязательно спешить, я готова подождать до послезавтра.

Мягкий смешок был ей ответом.

– Разумеется, Ваше Высочество, благодарю. Теперь я чувствую вызов в вашей просьбе.

Из-за предельно вежливого тона Бериота Омарейл никогда не знала наверняка, говорил тот с сарказмом или же был искренен.

Тем не менее спустя два дня в передней ее ждал столик с возвышавшейся на нем стопкой книг, грудой свитков и фотографий. Последние, очевидно, были копиями исторических документов.

Омарейл нажала на рычаг, и сокровища отправились по рельсе в ее комнату.

Она сразу же отложила в сторону то, что касалось Сола и кризиса 495-го – эти книги нужны были лишь для отвода глаз, – и полностью погрузилась в изучение документов, посвященных смерти Урдрика Ужасного.

Потратив на это целый день, выделив лишь час на Экономику, Омарейл недовольно отложила в сторону очередной документ.

Ничего. В этих бумагах и статьях не было ровным счетом ничего. В них даже не говорилось, что это было убийство, – так, несколько намеков, и все. Только в летописи откровенно сообщались, что смерть Короля не была случайной, и даже указывалось, что в дело был замешан брат Урдрика, унаследовавший трон. Вейд.

Омарейл вскочила на ноги и подошла к бронзовому громкоговорителю.

– Будьте добры, пригласите ко мне господина Советника Короля.

Ей пришлось ждать его больше часа.

– Прошу меня простить, Ваше Высочество, я был на совещании на другом конце Астрара. Дорога заняла много времени.

– Почему у вас совещания на другом конце города? Разве ваш рабочий кабинет не в замке?

– Мой брат, как вы знаете, директор школы. Мы обсуждали некоторые аспекты в сфере образования…

О, ей на самом деле было не настолько интересно!

– Хорошо, я поняла, – быстро сказала она, а затем с легко читаемой претензией в голосе продолжила: – Бериот, в книгах и документах, которые вы привезли, сказано, будто Урдрик Ужасный сам свалился с башни.

– Факт, который, я уверен, вызвал и его недовольство тоже, Ваше Высочество.

– Но это неправда! Ладно… Возможно, вы не должны об этом знать… Скажите, сможете достать мне дневник Вейда?

– Вейда Мудрейшего? Боюсь, это невозможно, как бы мне ни хотелось угодить вам. Дневники Королей находятся за семью печатями. Их можно вскрыть лишь в случае самой крайней необходимости. Требование Вашего Высочества немного недотягивает до этого статуса.

Омарейл сникла, но затем, борясь с волнением, спросила:

– А дневники принца Вейда? Написанные им до того, как он стал Королем?

Судя по паузе, Бериот задумался.

– Это возможно. Я разузнаю.

– Моя благодарность будет безмерной, господин Советник.

– Не сомневаюсь в вашей щедрости, Ваше Высочество.

Еще три дня от Бериота не было никаких новостей. Но если Омарейл что-то и умела, так это ждать.

– Ваше Высочество, – неторопливое, спокойное приветствие заставило Омарейл нетерпеливо закатить глаза.

Хорошо, что Бериот этого не видел. Сделав над собой усилие, она в той же вкрадчивой манере ответила:

– Господин Советник, рада вас слышать. Надеюсь, у вас для меня хорошие новости.

– И да, и нет, Ваше Высочество.

«О, небо и солнце!» – мысленно воскликнула Омарейл. Стиснув зубы на несколько мгновений, она с принужденным спокойствием спросила:

– Что вы имеете в виду?

– Мне не удалось найти дневник Вейда. Его личные записи сгорели во время пожара в Вороньей башне.

Омарейл разочарованно откинулась на спинку кресла.

– Но, в качестве компенсации, я достал для вас дневник самого принца Урдрика. Возможно, вы не узнаете, как сложилось, что Вейд участвовал в убийстве брата, но сможете выяснить чуть больше о самом Короле и о том, что привело его к преждевременной кончине. Полагаю, эти знания будут вам также полезны.

– Бериот… спасибо, – выдохнула она. – Я думаю, это действительно достойная компенсация!

Довольный смешок и тихое прощание служили ей ответом.

За три дня Омарейл прочла все восемь пухлых тетрадей, исписанных сперва кривым, неуверенным, а затем все еще кривым, но уже достаточно твердым почерком. Она узнала много нового о реалиях того времени, прониклась симпатией к Урдрику и уже начала сожалеть о том, как сложилась судьба этого любознательного, активного мальчишки.

Урдрик был лидером от природы. В детстве он втягивал в свои игры всех ребят в округе: от знатных наследников первых семей до простых крестьянских детей. В юности очень увлеченно изучал стратегию, устраивал военные ролевые игры, где ему доставалась роль военачальника «героев», тогда как его младший брат, Вейд, командовал «врагами».

Как же вышло, что Урдрик вошел в историю как «Ужасный», а Вейд стал «Мудрейшим»? Урдрик с возрастом все больше утверждался во мнении, что власть монарха должна быть безграничной. Первые семьи, судя по всему, были к этому не готовы. А Вейд с энтузиазмом поддержал высшее сословие, получив в ответ преданность и лестное прозвище. Впрочем, он действительно был мудрым, иначе Урдрик не был бы сброшен с Черной башни, и, возможно, монархия теперь была бы совсем другой. Вейд же вывел Совет Городов на совершенно новый уровень.

Но это все было лишь интересным чтивом. Омарейл планировала извлечь из дневников иную пользу – и ей это удалось.

Одна из записей – казалось бы, совершенно незначительная и обыденная – гласила: «Советник опять следил за мной. Наверняка доложил матери, что я пропустил музицирование. Мне кажется, что он знает про пятую лестницу, иначе как ему удается всюду поспевать?»

Разумеется, Омарейл понимала, что речь могла идти о чем угодно, но интуиция подсказывала ей: это как-то связано с Черной башней. Она не стала откладывать дело в долгий ящик и ночью отправилась на разведку.

Ее путь до башни прошел без приключений, и спустя час с тех пор, как покинула покои, она обнаружила себя сидящей на каменной лестнице. Омарейл прислонилась плечом к стене и попыталась найти в себе силы продолжить поиск. «Пятая лестница» – очень размытый ориентир.

Она проверила пятую лестницу сверху, пятую лестницу снизу и, на всякий случай, соседние с ними. Но все это не дало никаких результатов.

С трудом встав и поправив убранные в косу длинные русые волосы, она на удачу начала обследовать пятые ступени каждого лестничного пролета. Лениво осматривая одну из них, на соседней принцесса вдруг увидела значок в виде буквы S. Тот был выцарапан на камне и едва читался – повезло, что взгляд Омарейл упал именно туда. В этот-то момент она и поняла, что приняла криво начерченную Урдриком букву за цифру. Подобравшись, как была, на четвереньках, к ступени, Омарейл начала судорожно ее ощупывать. Нажала на букву S, погладила ребро, постучала по камням. Но ничего не произошло.

Еще четверть часа, и Омарейл в отчаянии застонала. Стукнув от досады кулаком по стене, она вздрогнула, услышав тихий скрип. Камни от ее удара чуть шевельнулись, заскрежетав друг о друга. Готовая рассмеяться от счастья, она надавила на камни сильнее – и те поддались, с приятным звуком отъехав в сторону. Перед ней открылся проем.

В этот момент Омарейл стало страшно. Что, если она шагнет внутрь, проем за ее спиной закроется и она никогда не сможет выбраться? Она совершенно не представляла, что ждало ее впереди.

Она шагнула на одну ступень назад, и проем сам по себе закрылся. Требовалось стоять на ступени и нажимать на стену, чтобы тайный ход открывался, поняла она. Вот почему раньше она не могла обнаружить его: вероятнее всего, она проверяла это место, стоя на другой ступени.

Так или иначе, Омарейл нашла для себя ориентир, который должен был помочь найти это место в следующий раз, и вернулась в свои комнаты.

Прежде чем прийти туда снова, Омарейл потратила день на множество важных дел. Она запросила у Бериота копию Великого Иетихона, свода законов, возникшего во времена Сола (это требовалось, чтобы Сова не узнала, чем на самом деле интересовалась принцесса); собрала сумку с фонарем, перекусом и водой в железной фляге; написала письмо о том, где ее стоило искать, и оставила его на кровати. Если ей суждено было застрять в потайном ходе Черной башни, уже на следующий день было бы обнаружено письмо – и Омарейл была бы спасена… Спасена, чтобы быть осужденной и, кто знает, возможно, отправленной за решетку за то, что поставила под угрозу мир в Ордоре.

Может быть, во имя Света, ее пожалеют и отправят доживать свои дни в Успаде, городе, неподалеку от главной тюрьмы Ордора, находящемся на самом краю земли. Туда отправляют всех неугодных государству людей.

Наконец, ночью, когда с визитами и учебой было покончено, Омарейл снова отправилась к S-лестнице.

Теперь она вошла в проем – и камни за ее спиной вернулись на место, оставив Омарейл в очень узкой нише, освещаемой неровным желтым светом переносного фонаря. Ниша также имела ступени, которые вели вниз, и Омарейл отправилась в свое опасное путешествие. Ее радовало отсутствие скелетов, так как это означало, что никто не умер здесь, оставшись навечно закованным в каменном мешке. Но паутина и пыль стали причиной нервной дрожи. Омарейл привыкла жить в чистоте, с насекомыми сталкивалась только в оранжерее, а паутину видела лишь в книжках. Но ощущение приближавшейся победы затмевало все неудобства.

Узкая лестница вызывала приступы клаустрофобии, Омарейл время от времени казалось, что проход становился у́же, ей приходилось буквально протискиваться между стенами, и она очень боялась застрять. Но вот проем закончился тупиком, и это означало, что она как минимум смогла добраться до конца тайного хода, не оказавшись зажатой между гладкими камнями.

Ощупав стену, Омарейл надавила на нее, и камни поддались, отъехав в сторону. В следующее мгновение она ощутила на коже освежающий бриз.

От восторга, щемившего душу, ей захотелось плакать: перед ее взором открылся великолепный вид на ночной Рейнфло, Солнечную пристань с яркими огоньками, порт и Торговую сторону Астрара, за которой черными исполинами возвышались горы Монтабарду. Ступив вперед, она ощутила мягкую землю, покрытую высокой, выжженной солнцем травой. Не замечая слез, что текли по щекам, Омарейл прошла вперед по небольшому клочку земли – здесь встретил свой конец Урдрик – и, присев, восторженно коснулась блестящей в лунном свете поверхности реки. Чуть осмелев, она набрала в ладони воды и умыла лицо.

Вдруг какой-то неясный шум заставил ее насторожиться. Сердце Омарейл бешено застучало в груди. Оглянувшись, она увидела, что проем уже был закрыт. Звук меж тем приближался, и стало ясно, что искать вход в убежище поздно. Тогда она юркнула за небольшой куст и сжалась в комок, надеясь, что этого будет достаточно, чтобы остаться незамеченной. Простое серое платье, которое она надела в тот день, сослужило ей верную службу. Моторная лодка Водного патруля проплыла мимо, не обратив внимания на спрятавшуюся принцессу.

Когда опасность миновала, Омарейл позволила себе исследовать почерневшую от времени стену башни. Обнаружив на одном из камней вырезанную букву S, Омарейл нащупала удобную выемку, зацепилась за нее, потянула на себя – и проем открылся.

Стоило ей отойти на пару шагов – и камни вернулись на место. Чувствуя, что кровь текла по венам быстрее обычного, Омарейл сделала несколько вдохов и выдохов, и осторожно прошла вдоль подножия башни, чтобы увидеть, куда вел этот кусочек земли. Не слишком предусмотрительно вдоль стены, соединяющей Черную башню и Часовую, были посажены кусты. Спрятавшись за ними, на четвереньках Омарейл скоро добралась до главных, Северных ворот замка и оказалась у Моста Солнца. Тот служил связующим звеном между островом, на котором был выстроен замок, и сушей. А там Омарейл ждал невероятный огромный мир. Ее манили улицы Астрара. Ее будто бы звали сотни голосов, доносившихся (или это ей только казалось?) с той стороны моста.

Но сейчас не время. Прогулка по ночным улицам столицы могла быть опасной. Стоило продумать путешествие более тщательно.

Без происшествий вернувшись в свою комнату, Омарейл легла в кровать, но сон долго не шел к ней. Ее мечта как никогда была близка к исполнению. Теперь все было реально! Оставалось предпринять несколько простых шагов – и Омарейл впервые оказалась бы в городе, впервые увидела бы человека, и впервые человек, «кроме трех», увидел бы ее.

Она была на волосок от того, чтобы совершить самое страшное преступление, которое только могла себе представить. И она ждала этого с нетерпением.