Онлайн чтение книги Европейское путешествие леди-монстров European Travel for the Monstrous Gentlewoman
Глава II. Встреча в Перфлите

В этот раз Мэри уже не обращала внимания на розы. Она торопливо шагала через парк рядом с Шерлоком Холмсом. Подумать только – целое утро на какие-то уши убила.

Следовало бы как-то исхитриться выехать сразу, как только она получила письмо мисс Мюррей, но ведь столько всего нужно было уладить: узнать расписание поездов, найти жилье и, разумеется, решить вопрос, как они будут за него платить. У них до сих пор еще ничего не готово, и раньше будущей недели подготовиться никак не успеть. А теперь еще и Люсинда Ван Хельсинг пропала.

Как и где им теперь искать девушку, которую они никогда не видели, в незнакомом городе, где даже по-английски никто не говорит? И как увезти ее в Будапешт? Их бюджет на это определенно не рассчитан. До двадцатого сентября осталось всего три недели. Это просто невозможно.

– Погодите минутку, мисс Джекилл. – Холмс остановил ее, взяв за руку. – Как бы быстро вы ни бежали через Риджентс-парк, ваше прибытие в Вену это не ускорит. А Ватсон с вашей служанкой не могут за нами угнаться.

Мэри оглянулась. Да, они и правда отстали. Ватсон поддерживал Элис, а та хромала, цепляясь за его руку.

– Извините. Я и сама не знаю, чем мне поможет спешка. Мы потеряли человека, которого должны были спасти. Да и не все ли равно теперь, за сколько дней мы доберемся до Вены? Боюсь, уже все пропало.

– Пока еще ничего не пропало, уверяю вас. Я узнаю это место, мисс Джекилл. Именно здесь в один майский вечер мы оставили труп зверочеловека, напавшего на мисс Франкенштейн. Вот тут, под этим самым деревом. И вы, и мисс Раппаччини, и мисс Моро, и мисс Франкенштейн – да, и даже мисс Хайд, при всем ее несносном характере, – способны на многое, недоступное обычным женщинам, да и мужчинам тоже. Не принижайте себя, не успев еще приступить к делу.

Мэри с любопытством взглянула на Холмса. Не в его духе произносить воодушевляющие речи. Он уже смотрел назад, поджидая Ватсона с Элис. Ей нравился его профиль. Узкий, орлиный – решительный профиль человека, не знающего сомнений и колебаний. С мистером Холмсом всегда все просто и ясно… почти всегда.

– Прошу прощения, – сказал, подходя, Ватсон. – У Элис сильно болит нога, хоть она и говорит, что это пустяки. Должно быть, она подвернула ее, когда бежала к нам.

– Со мной все хорошо, доктор Ватсон, – проговорила Элис, но лицо у нее было бледное и все в капельках пота.

– Дайте-ка… – сказал Холмс. К изумлению Мэри, он поднял Элис на руки (судомойка вскрикнула от неожиданности – коротко, но пронзительно, будто закипающий чайник) и понес. Мэри озадаченно смотрела ему в спину.

– Иногда его можно принять за машину, – сказал Ватсон, – но он способен на глубокие чувства. Вы же видели, как он смотрел на ту фотографию, мисс Джекилл?

– Да. А кто ему эта миссис Нортон? – Не очень-то прилично расспрашивать о таких вещах… но ей хотелось знать.

– О… Кто же может сказать, что творится у Холмса на сердце? Но я полагаю, что это любовь всей его жизни.

Мэри молча шла рядом с доктором Ватсоном. До сих пор она как-то и представить себе не могла… Но, конечно, даже мистер Холмс наверняка когда-нибудь влюблялся. В конце концов, он ведь гораздо старше, и его жизнь не была ограничена такими узкими рамками, как у нее. Мысленно она выбранила себя за неуместное удивление.

– Это было весьма любопытное дело, – проговорил Ватсон, немного помолчав. – Вначале мы думали, что она обычная авантюристка. Король Богемии попросил нас разыскать ее – она была его любовницей, и у нее осталась компрометирующая фотография, где они были сняты вместе. Он собирался жениться на женщине своего круга и строгих моральных устоев. Он боялся, что мисс Адлер, как ее тогда звали, предаст их связь огласке, и просил нас вернуть фотографию. Дело несложное – по крайней мере, мы так думали. Но она оказалась женщиной необычайного ума и порядочности. И она единственная на моей памяти, кому удалось превзойти Холмса.

Вот и Парк-Террейс. Холмс уже ждал на крыльце, все еще держа Элис на руках. Мэри подошла и отперла дверь. Что же за женщина эта миссис Нортон? Бывшая любовница короля Богемии! Подозреваемая в шантаже! Ни дать ни взять героиня романа. Что могло привлечь мистера Холмса в такой женщине? Но ведь мужчины непредсказуемы, как часто говорит миссис Пул. Мэри была заранее готова к тому, что эта миссис Нортон ей очень сильно не понравится.

Мэри: – А об этом непременно нужно писать? Ирен ведь тоже это прочитает.

Кэтрин: – Думаю, Ирен поймет.

Мэри: – Поймет, конечно. Но все-таки неловко.

Кэтрин: – Да, потому что это правда. Это то, что ты тогда чувствовала.

Мэри: – Все равно, можно было бы об этом и не упоминать.

– Мистер Холмс, не могли бы вы уложить Элис на диван?

– Со мной все хорошо, мисс, – глухо проговорила Элис в плечо Холмса. – Ну правда же, я и так до кухни дойду.

– Не сейчас, – сказал Ватсон. – Я хочу осмотреть вашу ногу. Мисс Джекилл, эта комната очень изменилась с тех пор, как мы были здесь в последний раз. Раньше ведь тут было как-то темнее?

Когда же мистер Холмс с доктором Ватсоном в последний раз были в гостиной на Прак-Террейс, 11? Мэри припомнила – выходило, что почти три месяца назад, вскоре после того, как они раскрыли дело с убийствами в Уайтчепеле. Да, с тех пор комната и впрямь изменилась.

– Это все Беатриче, – сказала она. Правда, стены в голубой цвет, с бордюром из красных и желтых цветов под самым потолком, выкрасила Жюстина, и несколько картин на стенах тоже были ее. Но Беатриче докупила кое-какую мебель и ткань с узором от Morris & Co., которой они заново обтянули диван и кресла. Она же купила и голубые китайские кувшины. Она заявила, что намерена совместить эстетичный стиль с экономичностью, что бы это ни значило. Во всяком случае, теперь гостиная хотя бы не производила такого мрачного впечатления, как в дни после смерти миссис Джекилл!

Холмс уложил Элис на диван, головой на вышитую турецкую подушку – в «эстетичном стиле» Беатриче.

– Доктора надо слушаться, – сказал он, выпрямился и засунул руки в карманы с таким небрежным видом, словно это не он только что тащил пострадавшую девочку через весь парк.

– Мисс Мэри! Я услышала ваш голос. – На миссис Пул был фартук, рукава закатаны выше локтей. Волосы, против обыкновения, свисали вьющимися прядями вдоль лица. Даже руки еще были в мыльной пене. Она явно только что стирала.

– Элис, кажется, ногу вывихнула. – Мэри сняла шляпку и перчатки и положила на каминную полку. – А Беатриче дома?

– Я сейчас ее позову, – сказала миссис Пул и скрылась в коридоре – но сначала взяла с полки перчатки и шляпку, наверняка для того, чтобы убрать их на место. Мэри почувствовала укол совести – это же не квартира Холмса, где и шляпки, и перчатки, и человеческие черепа могут валяться где угодно. Ей вовсе не хотелось добавлять миссис Пул лишней работы.

– Думаю, просто подвернула, – сказал Ватсон, ощупывая лодыжку. – Но немного поболит. Придется вам отдохнуть несколько дней, Элис. Сможете?

Элис неубедительно кивнула.

– Мэри! Ты видела телеграмму? – В дверях стояла Жюстина. Поверх платья на ней была рабочая блуза, вся в пятнах и разводах масляной краски. Голова у нее была повязана шарфом, а в руке она все еще держала кисточку – ее кончик голубел, как небо Швейцарии, которое Жюстина только что рисовала. – О, мистер Холмс, доктор Ватсон! Какой сюрприз.

– Да, видела, и не представляю, как быть, – сказала Мэри. – Есть ли хоть какая-то возможность выехать раньше, чем через неделю?

– Паспорта сегодня пришли, но ведь мы еще даже не начинали укладывать вещи. И тебе, кажется, еще нужно сделать какие-то распоряжения в банке? – Жюстина вдруг в испуге взглянула на свою кисточку. – Mon Dieu[2]Боже мой ( фр .)., как это я ее сюда притащила? Прошу прощения, я сейчас вернусь.

– Элис, cosa ti è successo[3]Что с тобой? ( ит .).? Что случилось? Миссис Пул говорит, ты повредила ногу. – Как раз в тот момент, когда Жюстина побежала наверх, в гостиную вошла Беатриче. Она была в перчатках, с корзинкой на руке. Когда она подошла к дивану, все машинально отодвинулись подальше. Даже Ватсон отступил, хотя тут же снова шагнул вперед, словно желая показать, что уж он-то ее не боится. Беатриче опустилась на колени возле дивана и достала из корзинки рулон белого полотна, а затем пузырек с какой-то зеленой жидкостью.

– Думаю, Элис всего лишь подвернула ногу, мисс Раппаччини, – сказал Ватсон. – Позвольте спросить, что это такое, в пузырьке?

– Противовоспалительное средство моего собственного изготовления. – Беатриче провела рукой в перчатке по лодыжке Элис. Перчатки были сшиты из тончайшей, мягчайшей лайки, по ее собственному заказу, чтобы как можно меньше стесняли движения. Разумеется, это было все равно не то, что собственная кожа, зато в этих перчатках она могла прикасаться к кому угодно, не вызывая ожогов. – Может быть, джентльмены извинят нас на минуту? – спросила она, многозначительно глядя на Холмса. Тот с улыбкой повернулся к ней спиной и принялся разглядывать портрет матери Мэри, висевший над камином. Ватсон тоже отвернулся. Дождавшись, когда взгляды джентльменов будут обращены в другую сторону, Беатриче сняла с Элис чулок. Смочила полоску ткани в зеленой жидкости, обмотала вокруг лодыжки, а сверху наложила еще одну повязку, сухую и тугую.

– Ну вот, теперь опухоль спадет.

– Пожалуйста, можно я теперь пойду к себе? – спросила Элис. Лицо у нее было бледное, страдальческое и несчастное.

– Конечно, – ответила Беатриче. – Теперь тебе нужен покой. Никаких больше приключений, хотя бы на какое-то время!

– Может быть, мне ее отнести? – спросил Холмс, оторвавшись от тщательного изучения портрета и снова поворачиваясь к ним.

– Нет! – воскликнула Элис в ту же секунду, как Жюстина, появившаяся в дверях, уже без кисточки и рабочей блузы, сказала:

– Я могу это сделать.

– Да, Жюстина, пожалуйста, – проговорила Элис с явным облегчением.

Элис: – Да я бы умерла на месте! Мистер Холмс в моей комнате при кухне? Да я бы лучше на карачках по лестнице сползла, честное слово!

– Ну, иди сюда, ma petite[4]Моя маленькая ( фр .).. Обхвати меня руками за шею. – Жюстина взяла Элис на руки, и это далось ей легче, чем Холмсу.

– Я открою вам дверь, – сказала Беатриче. Она вновь надела ручку корзинки на руку и вышла из комнаты вслед за Жюстиной.

– Из мисс Раппаччини вышел бы превосходный врач, если бы только она не была женщиной, – сказал Ватсон.

– И если бы она не была ядовитой. – Диана стояла в дверях со скрещенными на груди руками. – А мне, как всегда, никто ничего не рассказывает.

Ну хоть оделась! Правда, Мэри заметила, что рубашка у нее сзади не заправлена и галстук съехал набок. И причесаться она, кажется, забыла. Это же Диана, с нее станется.

– Ладно, входи, нам все равно нужно проводить собрание, – сказала Мэри. Она достала из сумочки телеграмму. – Нужно обсудить, что мы будем делать с этим. – Она поставила сумочку на каминную полку, но тут же спохватилась: опять она добавляет лишней работы миссис Пул. Тогда она села в кресло, а сумочку положила на колени. Она вдруг почувствовала, что ужасно устала. Она и правда понятия не имела, что же делать.

Холмс уселся на диван напротив, где только что лежала Элис. Ватсон хотел было сесть рядом с ним, но Диана опередила его, проскользнув мимо, как кошка. Пока он собирался сесть, она уже свернулась калачиком в уголке. С таким видом, будто ему было и забавно, и досадно одновременно, Ватсон уселся в другое кресло. Едва он отвернулся, Диана тут же высунула ему в спину язык. Мэри сурово покачала головой, словно хотела сказать: «Прекрати немедленно, поросенок!»

Диана: – Как это ты умудрилась назвать меня поросенком одним движением головы?

Мэри: – Показать?

– Не могли бы вы ознакомить меня с вашим первоначальным планом? – сказал Холмс. – Как вы намеревались спасать Люсинду Ван Хельсинг?

– Мне нужна моя папка, – сказала Мэри. – Там всё. Она в библиотеке, на столе.

– Вот она. – Жюстина вошла в комнату с папкой и меленькой красной книжечкой. – Беатриче готовит какое-то снадобье – для обезболивания и чтобы Элис легче заснула. Наши паспорта я положила вот сюда, как раз перед тем, как принесли телеграмму. Вот видите, мистер Холмс, как четко у нас все организовано! У меня и Бедекер есть.

Она протянула папку Мэри, а та знаком попросила придвинуть к дивану чайный столик. Когда это было сделано, она положила на него папку и вытащила документы, которые собирала всю последнюю неделю. Жюстина прибавила к этому красную книжечку с надписью на обложке: «Карл Бедекер. Путеводитель по Австрии».

Мэри взяла паспорта, лежавшие сверху, и протянула сыщику.

– Если верить Бедекеру, в путешествии по Европе можно обойтись и без паспортов, но нам они необходимы для удостоверения личности. Понимаете, мы не хотим путешествовать под собственными именами.

Каждый паспорт представлял собой отдельный лист бумаги, на котором конторским почерком клерка из паспортного стола было написано, что владелец этого паспорта – британский гражданин и пользуется всеми соответствующими правами и привилегиями, в том числе правом беспрепятственного въезда в ту страну, где он предъявлен.

– Джастин, Мэри и Кэтрин Фрэнк, – прочитал Холмс. – Насколько я понимаю, мисс Франкенштейн, вы будете Джастином?

– Да, мистер Холмс. В виде женщины я сразу же вызову подозрения, из-за одного своего роста. А как мужчина я не слишком подозрительна – не более, чем вы. Вот! – словно только сейчас вспомнив, она стянула с головы шарф. – Видите?

– Мисс Франкенштейн! – воскликнул Ватсон. Волосы Жюстины, еще неделю назад струившиеся по спине светлыми волнами цвета спелой пшеницы на ветру, теперь были аккуратно острижены – как у какого-нибудь лондонского клерка. Когда-то она была Жюстиной Мориц, горничной у Франкенштейнов – хорошенькой, смешливой и довольно беззаботной девушкой, и глаза у нее были голубые, как колокольчики, растущие на склонах Швейцарских Альп. Теперь, став Жюстиной Франкенштейн, возрожденной к жизни своим отцом и создателем Виктором Франкенштейном, она стала высокой и бледной, и у нее появилась привычка сутулиться, чтобы скрыть высокий рост. Она сделалась задумчивой, тихой – и теперь, пожалуй, не всякий решился бы назвать ее хорошенькой. Но в образе мужчины она приобрела некую утонченную красоту, которая, вероятно, привлекла бы интеллектуально развитых женщин, таких как авторы «Желтой книги», писательницы, суфражистки и реформаторы одежды.

Беатриче: – Думаю, меня тоже можно отнести к числу таких интеллектуально развитых женщин, о которых ты говоришь с таким явным презрением! Хотя я ничего не писала в «Желтую книгу» – оставляю это тебе, Кэт. И да, я считаю, что в образе мужчины Жюстина была очень красива.

Кэтрин: – Не думаю, что «Желтая книга» заинтересовалась бы тем, что я пишу!

Беатриче: – Знаешь, я отказываюсь спорить с тобой о политике и литературе.

Кэтрин: – Хоть раз в жизни.

– Мы поедем под видом родственников: брат и две сестры, – объяснила Мэри. – Мне показалось, что фамилию лучше взять самую простую. Мы решили, что любая из наших – Джекилл, Моро, Франкенштейн – будет слишком привлекать внимание. Нам ведь придется покупать билеты, платить за жилье…

– А как вы намереваетесь добраться до Вены? – спросил Холмс, уперев локти в колени и сложив ладони вместе перед собой. Это была его типичная поза, означавшая: «у меня есть идея». Вот сейчас, с тревогой подумала Мэри, и пойдут кувырком все наши планы.

– Из Лондона в Дувр, потом, конечно, на пароме через канал, потом из Дувра в Остенд, а оттуда на поезде с пересадками…

– Не экспрессом?

– Мистер Холмс, экспресс нам определенно не по карману. В Остенде мы сядем на поезд до Брюсселя, затем до Франкфурта, затем до Нюрнберга и, наконец, до Вены – по возможности будем ехать вторым классом и останавливаться на ночлег в меблированных комнатах. Наш маршрут уже тщательно спланирован.

– Не сомневаюсь, мисс Джекилл. Вы всегда все планируете тщательно. Но когда же вы доберетесь до Вены, если будете путешествовать таким манером?

– Через две недели, – сказала Жюстина. – Нет, правда, мистер Холмс, это самый быстрый способ из тех, что нам по карману. Я продала свою картину на Гросвенор-сквер. Кэтрин получила аванс за «Тайны Астарты». Беатриче день и ночь работала над огромным заказом от Королевского колледжа хирургов. Мы все внесли, сколько было в наших силах, и Мэри тщательнейшим образом рассчитала все расходы.

Мэри удивленно взглянула на Жюстину. Не в ее характере спорить с кем бы то ни было, а тут вдруг она возражает самому мистеру Холмсу! Молодчина. Она очень изменилась за эти три месяца, прошедшие с тех пор, как они основали клуб «Афина». Да и все они изменились.

– Две недели – это слишком долго, – сказал Холмс. – Не забывайте, вам нужно по возможности успеть в Будапешт до двадцатого сентября, когда там будет проходить это заседание Société des Alchimistes. Я не понимаю, что задумала мисс Мюррей, ваша бывшая гувернантка, и почему она хочет, чтобы именно вы помогли Люсинде Ван Хельсинг. Но вы знаете и уважаете ее, мисс Джекилл, и я полагаю, она здравомыслящая женщина, значит, у нее должна быть причина для того, чтобы просить вас сделать почти невозможное. У меня свой интерес в этом деле: я ведь тоже пытаюсь разгадать загадку Общества алхимиков. Я тоже хочу знать, что замышляют Ван Хельсинг со Сьюардом. Я бы поехал сам, если бы мог. Несмотря на всю опасность, я рад, что вы едете, и надеюсь, что вы будете извещать меня о ходе расследования, когда позволят обстоятельства. Но если вы хотите попасть в Вену как можно раньше, ехать нужно только экспрессом. Я закажу по телеграфу три билета на Восточный экспресс до Вены. Там оборудованы спальные вагоны, следовательно, вам не придется тратиться на жилье. А Ирен Нортон я телеграфирую дату и время вашего прибытия.

Наступило молчание.

– Вы все так негодующе смотрите на меня, – сказал он. – Даже мисс Франкенштейн, хотя она никогда так не смотрит. Скажите же мне, ради бога, в чем я провинился.

– Леди, вы должны простить мистера Холмса, – сказал Ватсон. – Он так привык всем распоряжаться, что иногда забывает, как неприятно бывает другим, когда он устраивает их дела по своему усмотрению.

– Другими словами, вы великий Шерлок Холмс, и никто не смеет вам слова сказать, когда вы становитесь занозой в заднице, – сказала Диана. Мэри опустила взгляд на свои сжатые руки и улыбнулась про себя: во-первых, потому что это была правда, а во-вторых, потому что Диана до этого просидела молча целых пять минут подряд. Это прогресс.

– Вы правы, мистер Холмс, – сказала Мэри. Она старалась подавить улыбку – Холмс все-таки не привык, чтобы над ним потешались, а тем более – сравнивали с занозой в заднице. – Экспресс, без сомнения, доставил бы нас в Вену быстрее. Что касается того, принять ли ваше предложение, то мне нужно посоветоваться с членами клуба «Афина». Президента у нас нет, решения принимаются сообща.

Он поглядел на нее… да, он явно собирался что-то сказать. И что же? Она была готова к спору. Но он сдержался – это было видно. Смеяться было бы жестоко – он действительно старался изо всех сил, да и предложение, которое он сделал, было весьма щедрым. По правде говоря, сама его щедрость и была оскорбительной. Как бы то ни было, она подсчитала – с Восточным экспрессом, если поторопиться со сборами и выехать через два-три дня, они могут прибыть в Вену меньше чем через неделю. Это значит, у них будет еще две недели на то, чтобы разыскать Люсинду Ван Хельсинг и привезти ее в Будапешт. Дело все равно безнадежное… но уже на целую неделю менее безнадежное.

– Вы будете пить чай, мисс? – Пока Мэри занималась своими мысленными подсчетами, в комнату вошла миссис Пул – уже в своем обычном респектабельном виде, в черном платье и фартуке, а не в той одежде, в какой занималась стиркой. Когда-то у них была для этого прачка и специальная горничная, которая помогала миссис Пул накрывать на стол для чая, и лакей, который мог бы подвинуть столик… Ну что ж, теперь все это осталось в прошлом, и нет смысла об этом мечтать. И все равно их бывшая горничная и бывший лакей, Энид и Джозеф, уже счастливо женаты и живут в Бейзингстоке.

– Да, спасибо, миссис Пул. Правду сказать, теперь я вспомнила, что, кажется, и не обедала. Мы получили телеграмму, потом Элис подвернула ногу, а потом мы разбирали документы для поездки…

– Хотелось бы мне, чтобы вы, девушки, побольше думали о своих желудках и поменьше о всяких тайнах и приключениях, – сказала миссис Пул. – Если бы не я, вы бы тут, пожалуй, ни разу и не поели по-человечески.

– Совершенно верно, – сказала Мэри. – Не могли бы вы принести чай, пожалуйста? Со стола мы сейчас уберем.

– И пирожки с джемом, ладно? – сказала Диана. – Я же знаю, что у нас есть пирожки с джемом.

Но миссис Пул уже вышла из комнаты и направилась на кухню.

– Я ей помогу. Все равно мне нет смысла тут торчать – в путешествие меня не берут, хотя я умнее любой из вас и толку от меня больше!

И она вышла за дверь вслед за миссис Пул с самым презрительным выражением лица, какое только сумела изобразить.

Жюстина подняла на Мэри изумленные глаза.

– Диана добровольно вызвалась помочь?

– Очень сомневаюсь, – ответила Мэри. – Если уж Диана что-то делает, значит, у нее непременно есть какой-то свой интерес.

Диана: – Я хотела проследить, чтобы она не забыла про пирожки. Она держит их в кухонном шкафчике и угощает меня, когда я зайду на кухню. Я же вам говорила, миссис Пул меня любит больше всех.

Миссис Пул: – С пирожком во рту ты хоть помолчишь немного, чертенок. И Элис я их тоже даю, когда попросит.

Диана: – Элис пресная. Хорошее слово, правда? Я его даже на латыни знаю: инсулсус. Это значит – несоленый. Элис у нас несоленая!

Беатриче: – Так вот для чего ты просила меня учить тебя латыни – чтобы гадости про людей говорить?

– Вы все здесь! – При звуке голоса Кэтрин Мэри вздрогнула от неожиданности и подняла голову. Кэтрин стояла в дверях. Должно быть, она открыла дверь в дом своим ключом – в самый подходящий момент, чтобы избежать едких замечаний миссис Пул. Хотя еще большее неодобрение у нее наверняка вызвала бы одежда Кэтрин!

– Что с тобой случилось такое? – спросила Мэри. – Вид у тебя… – Впрочем, описать словами наряд Кэтрин было трудно. – Утром ты была одета совсем по-другому. Где твой костюм?

– Я не могу ехать в Вену. Прендик все еще в Лондоне, и он встречается с доктором Сьюардом… А, ты об этом?

Кэтрин бросила взгляд на свою одежду. Утром она вышла из дома в мужском костюме, поношенном, но приличном. А сейчас на ней было женское платье слишком большого для нее размера. Оно было блекло-сиреневого цвета и явно знавало лучшие времена. На голове у Кэтрин была соломенная шляпка, такая потрепанная, словно ее сняли с огородного пугала (да так оно и было). Вдоль лица свисали выбившиеся пряди волос. Она закатала рукав и осмотрела длинную царапину на руке.

– Я упала в какие-то кусты, а платье мне пришлось стащить с бельевой веревки. Но дело не в этом. Наконец-то есть какие-то новости! Сьюард с Прендиком снова встречаются на будущей неделе, где-то в Сохо. Я должна выяснить, что происходит. Добрый день, мистер Холмс, доктор Ватсон. Раз вы здесь, значит, что-то случилось. Может быть, вы узнали то же, что и я?

– Так, значит, Прендик не погиб в огне! – сказал Ватсон. – Мы так и подозревали, что он выбрался с того склада.

– Мы говорили о Вене и Люсинде Ван Хельсинг, – сказала Мэри. – По словам мисс Мюррей, она пропала, и мы должны ее найти… погоди, так что ты там узнала? Давай-ка, садись и рассказывай, что произошло в Перфлите. Миссис Пул сейчас принесет чай.

– Да благословит миссис Пул Бог, в которого я не верю! – горячо проговорила Кэтрин. – Чарли, ты же выпьешь с нами чаю?

Чарли просунул в дверь голову, а затем нерешительно шагнул в гостиную, словно в яму со змеями.

– Здрасьте, мистер Холмс. Ну, не знаю… а Диана тут?

– Она на кухне, – сказала Мэри. – Может, и ты там хочешь чаю попить?

– Да, мисс, – с благодарностью в голосе согласился Чарли и исчез так же внезапно, как и появился, только стук башмаков эхом разнесся по коридору.

Мэри бросила взгляд на Холмса. Тот ничего не сказал, но на лице у него вновь появилось такое выражение, словно он находит все это забавным и преспокойно ждет объяснений. Иногда его хладнокровие действовало на нервы.

Кэтрин сняла соломенную шляпку и положила на каминную полку (Мэри мысленно напомнила себе – надо будет убрать, пока миссис Пул не увидела). Потом села на диван рядом с мистером Холмсом и начала разматывать пучок на голове – она собрала в него волосы еще утром, когда прятала их под мужскую шляпу, которую потом потеряла… где? И куда мог подеваться ее костюм? Сколько убытков, подумала Мэри. Но, возможно, другого выхода не было.

– Так что же случилось? Нам тоже многое нужно тебе рассказать, но, наверное, лучше сначала ты. У тебя, судя по всему, был богатый событиями день.

Мэри подалась вперед – ей не терпелось услышать, что же такое произошло в Перфлите. Жюстина села на ковер и прислонилась спиной к ручке кресла. Холмс с Ватсоном тоже глядели на Кэтрин выжидающе, приготовившись слушать ее историю.

– Бог мой, как вы все на меня уставились. Я и сама знаю, что вид у меня наверняка жуткий. А начиналось все совсем недурно, – начала Кэтрин.

Миссис Пул: – Приключения приключениями, но вот воровства я одобрить не могу. Каких трудов мне потом стоило вернуть это платье бедной миссис Поттс из Перфлита!

Кэтрин: – Ну что же делать – я сожалею, но надо же мне было во что-то переодеться! За мной гнались. Вам бы хотелось, чтобы меня поймала перфлитская полиция?

А теперь нам нужно вернуться назад и рассказать, что случилось утром, сразу после того, как Мэри ушла на Бейкер-стрит, 221Б. На Мэрилебон-роуд Кэтрин остановила кэб, идущий в направлении Фенчерч-стрит.

– Не хватало еще таких оборванцев возить! – сказал кэбмен, как только они уселись. – Бродяга, сразу видать, да еще и воришка наверняка! От таких любого арапства жди. Уж и не знаю, зачем благородному джентльмену вроде вас с таким сбродом якшаться. – И возница бросил на нее сердитый взгляд.

Про себя Кэтрин утробно зарычала. Но сейчас этим делу не поможешь.

– Пока я плачу вам деньги, дружище, ваше дело – везти меня, куда мне угодно и с кем мне угодно. Я везу этого несчастного беглеца домой, к матери, чтобы он мог вернуться к достойной жизни. Поехали! Фенчерч-стрит!

Она уже знала, что приличный костюм и властная манера обычно помогают добиться своего – во всяком случае, в Лондоне.

Выругавшись, кэбмен отвернулся и крикнул: «Но-о!» Лошадь тронулась с места, и они покатили по многолюдным улицам Лондона. Окна были открыты, и разговаривать в таком шуме было трудно, хотя Кэтрин явственно слышала, как Чарли пробормотал: «Сама ты несчастный беглец!»

Беатриче: – Не понимаю, что за ругательство такое – «арапство». Если это намек на арабов, так это просто глупо. После падения Рима именно мусульмане-арабы сохранили для нас древние научные труды. Им мы обязаны многими открытиями в астрономии, физиологии и искусстве хирургии. Без них медицины как науки просто не существовало бы!

Кэтрин: – Ну, не рассказывать же мне все это лондонскому кэбби?

На вокзале Фенчерч-стрит они сели в поезд до Перфлита, в вагон второго класса. Вагон был пустой, так что наконец-то можно было обсудить планы.

– Когда мы приедем в Перфлит, я хочу, чтобы ты поговорил там с мальчишками, – сказала Кэтрин. – Мальчишки всегда все знают. Да вот хоть у отеля «Роял» стоит мальчишка-чистильщик, можно с него начать. А я поговорю с Джо. Три месяца прошло, и ничего – сам доктор Сьюард никуда не выходил, и у него никаких посетителей не было. Мы знаем, что он получает письма с красной печатью Общества, но не знаем, что там, в конвертах.

– А почему нельзя их просто свистнуть? – спросил Чарли. Такие ребята, как Чарли, всегда отличаются прямотой. Жизнь на лондонских улицах требует практического склада ума. Все сантименты, если они у них и были, там быстро выветриваются: не выживают в голоде, холоде и опасностях. Но зато и верностью, и сообразительностью типичный лондонский уличный мальчишка превзойдет кого угодно. В следующий раз, когда будете с презрением говорить об «оборванцах», вспомните таких ребят, как Чарли, – они добывают себе пропитание как могут, правдами и неправдами, потому что ничего другого им не остается, питаются крохами, которые бросает им общество. Их трудно назвать честными, но кого же в этом винить – самого маленького бедняка или социальные условия, в которых ему приходится выживать?

Мэри: – Мне кажется, Чарли не самый подходящий образец типичного лондонского уличного мальчишки. По крайней мере, сам он ставит себя выше их. Мальчишки с Бейкер-стрит вообще не совсем обычный народ, учитывая, с кем они водят компанию.

Беартиче: – И все-таки Кэтрин права. С этими ребятами обращаются отвратительно – как с карманниками или еще хуже. Наша система правосудия глубоко, фундаментально предубеждена против них. Наше общество изгоняет их с позором…

Мэри: – Ну вот видишь, из-за тебя Беатриче опять завелась!

Кэтрин покачала головой:

– Джо и так уже под подозрением. Доктор Сьюард его уже раз уволил – когда этот сумасшедший Ренфилд сбежал. Мы же не хотим, чтобы его уволили опять. Уж очень он нам полезен на своем месте. Но обстановка в Перфлите странная – слишком уж все тихо. Как вода, когда рыба вот-вот всплывет, но ее саму еще не видно, только цепочку пузырей под водой. Вот эти письма и есть те самые пузыри…

Она повернулась к окну. Лондонские магазины и конторы уже сменились жилыми домами, а затем полями и лугами.

– Я раньше никогда за городом не бывал, – сказал наконец Чарли. – Зеленое все какое, а?

Она кивнула. Какое-то время они сидели и молчали под стук колес. Потом он спросил:

– А вы правда пума, да? Вы только не обижайтесь, что я спрашиваю. Это мне Диана сказала, а она же и приврать умеет будь здоров как.

Кэтрин серьезно кивнула.

– Хочешь пощупать?

Она подняла уголок верхней губы и показала клык. Чарли протянул руку и потрогал его большим пальцем.

– Вот это да! Такими здорово порвать можно, на что угодно спорю. – Он с беспокойством посмотрел на нее. – А вы меня не укусите? Диана иногда кусается, но она-то ладно, она сильно не прокусит.

Диана: – Это я-то не прокушу? Ну погоди, Чарли Саттон, увидишь…

– Я кусаюсь только для защиты или когда голодная, – сказала Кэтрин. – На твое счастье, я отлично позавтракала. – Она с удовольствием заметила, что Чарли все еще поглядывает на нее настороженно. Вот и пускай. Стоит ли быть женщиной-пумой, если нельзя кого-то припугнуть разок-другой? – А хочешь, расскажу, как я жила на острове доктора Моро, со зверолюдьми? И как меня бросили одну на пустынном острове? А потом спасли и увезли в Перу?

Чарли охотно закивал.

– Ну тогда слушай. – И всю дорогу она потчевала его историями о своей жизни на острове и о том, что случилось с ней потом. Если вы тоже хотите узнать историю Кэтрин, нет ничего проще – купите книгу «Странная история дочери алхимика», первую в серии приключений клуба «Афина» – два шиллинга, как я уже упоминала.

Мэри: – Я бы не стала вставлять в текст рекламу так часто. Читателям хочется читать историю, а не рекламные объявления! Мы же не «Липпинкотс мантли мэгазин», в конце концов.

К тому времени, как поезд подъехал к Перфлиту, Кэтрин уже стояла в личном пантеоне Чарли разве что самую малость пониже Дианы – неподражаемая мисс Хайд все же оставалась там главной богиней, богиней воровства и мошенничества.

Диана: – Неподражаемая! Это мне нравится. Еще одно новое слово в мою копилку.

В Перфлите Чарли вышел из вагона первым и зашагал один по Хай-стрит, к отелю «Роял», засунув руки в карманы и насвистывая на ходу, словно просто прогуливался по улицам в ясный летний день, без всяких тайных целей.

Кэтрин выждала несколько минут на платформе: ни к чему, чтобы их видели в городе вместе. Затем она двинулась по Хай-стрит вслед за Чарли. Его было уже не видно – должно быть, зашел в отель, располагавшийся в центре городка, рядом с пабом «Черная собака». Проходя мимо паба, Кэтрин неодобрительно покачала головой: она уже вошла в роль. Миновав центральную часть города, она свернула на Норт-роуд, прошла мимо ворот лечебницы, словно они ее совершенно не интересовали. За лечебницей начинался рабочий квартал. Она достала из кожаной сумки пачку брошюрок. В каждом доме преподобный Джозайя Крэшоу, как она представлялась, оставлял брошюрку в руках оторопевшей хозяйки или какого-нибудь малыша, открывшего дверь. Брошюрки назывались «О воздержании». Под заголовком крупно, замысловатой вязью было написано: «Пьянство ведет к пренебрежению долгом, моральному падению и преступной жизни», а еще ниже был нарисован мужчина, замахивающийся кулаком на перепуганную страдалицу-жену, и чумазые дети, хватающие его за полы куртки. Каждый, кто вздумал бы остановить преподобного Крэшоу, выслушал бы лекцию о демоне пьянства и о том, как этот демон губит жизни добропорядочных мужчин – да что там мужчин, и женщин тоже! Но никто его не останавливал. Добравшись до конца Писфул-роуд, последней улицы в этом квартале, он заглянул и в дом Джо Эбернейти. Мать Джо подтвердила: да-да, она совершенно согласна, пьянство – бич английской молодежи, хотя она бы не сказала, что пиво так же вредно, как крепкие напитки, ведь даже ее Джо, и тот выпивает свою пинту каждый вечер, а лучшего сына и желать нельзя… Но тут наконец вышел Джо и сказал:

– Ма, да неужели ты не видишь – это же мисс Моро! Входите скорее. Я ждал вас, мисс.

– А боже ты мой, – сказала миссис Эбернейти. – Да как же мне ее узнать, когда она всякий раз в кого-то другого переодевается? Садитесь вот сюда, мисс, да поешьте чего-нибудь – уже одиннадцать скоро, пора и позавтракать. Да расскажите нам, как там миссис Пул поживает, и мисс Джекилл, и этот славный мистер Холмс.

Кухня Эбернейти ничуть не изменилась с того дня, когда Кэтрин была тут в последний раз: все те же полки, аккуратно заставленные посудой, те же занавески из ноттингемского тюля. Еще тут был большой стол, за которым Джо с матерью обычно обедали, четыре разномастных стула, раковина с ручкой насоса и большая черная печь, примостившаяся в дальнем углу, словно присевшее на корточки ручное чудовище. Безупречная чистота кухни могла служить доказательством, что миссис Эбернейти – прекрасная хозяйка.

– Мисс Моро некогда зря болтать, мама, – сказал Джо, расставляя тарелки с отпечатанным изображением кафедрального собора Великобритании. – Она пришла за информацией. И у меня есть кое-что для вас, мисс. Наконец-то кое-что случилось.

– Рассказывайте, – сказала Кэтрин, усаживаясь за кухонный стол. Столовой в доме Эбернейти не было, а гостиной пользовались только в самых торжественных случаях. Все важное происходило на кухне.

– Ну, – начал Джо, – вы уже знаете, что тут долго ничего не происходило, ничего интересного, во всяком случае. Только письма приходили с этими красными печатями и буквами S.A. Доктор Сьюард вел себя как обычно, и бедняга Ренфилд тоже – сидел да глотал себе своих мух, все такой же безобидный малый.

Но в пятницу к доктору Сьюарду явился посетитель. Это был джентльмен из Лондона. Я знаю, потому что сам открывал ему ворота, и, пока шли через двор, заметил, что сегодня прекрасный день, а он и говорит: в Лондоне, мол, прохладнее, там тротуары мощеные. Судя по голосу и манерам, это был джентльмен, хотя воротничок у него был не такой уж белый – непохоже, чтобы его часто стирали, да и рукава пиджака внизу обтрепались. Что-то в нем было странное, как будто он боится чего-то. Сначала я подумал – может, он сам на прием пришел: он был как будто не совсем в себе, если вы понимаете, о чем я. Вид как раз такой, какой у наших пациентов иногда бывает. Но когда я спросил, как о нем доложить, он сказал, что его зовут Эдвард Прендик и у него назначена встреча с мистером Сьюардом. Я вспомнил, что это одно из тех имен, которые называла мисс Джекилл. Я бы послал письмо, мисс, но я же знал, что вы сегодня приедете.

Кэтрин сидела, онемев. Так, значит, Прендик – Эдвард Прендик, человек, который видел, как ее превратили из пумы в женщину, который научил ее говорить и читать, который говорил, что любит, а потом бросил ее одну на острове Моро, – этот человек жив. Он не погиб в огне вместе с Адамом Франкенштейном и не бежал на континент, как они думали. Он в Лондоне. Кэтрин не знала, что и сказать.

Миссис Эбернейти принесла тарелку черного хлеба с маслом и ломтиками холодной ветчины и блюдо с маринованными овощами.

– Чай будет готов через минуту, – сказала она.

– Это ведь важно, правда, мисс? – спросил Джо, обеспокоенно глядя на Кэтрин.

– Да. Да, важно. – Кэтрин рассеянно намазала маслом кусочек хлеба и положила к себе на тарелку. Взяла ломтик ветчины и стала рвать зубами. – А вы не знаете, по какому поводу была эта встреча? – Нож, напомнила она себе. Мясо режут ножом, а едят вилкой. Чудовищно неудобный способ питаться. И как только люди выживают?

– Они сидели там около часа, – сказал Джо, делая себе бутерброд с маслом и ветчиной. Положил на тарелку маринованного лука и огурцов. – Я хотел подслушать под дверью, но работа ждала, да и другие санитары мимо ходили. Слышал только самое начало разговора. Доктор Сьюард говорил что-то о встрече в Лондоне, а Прендик не соглашался, и Сьюарда это вывело из себя. Он говорил громко, поэтому я все-таки кое-что расслышал. Говорил что-то про то, что сомневается в лояльности Прендика, и тут мне как раз пришлось уйти. Так я больше ничего и не разузнал.

В другом конце кухни засвистел чайник. Миссис Эбернейти сняла его с плиты.

– Джо, ты забыл чашки! – Миссис Эбернейти поставила на стол две чайные чашки, затем принесла чайничек из того же сервиза. Из носика у него шел пар. – Вы с молоком пьете, мисс Моро? Джо всегда пьет без молока, так я иной раз забываю его на стол поставить.

– Да, – сказала Кэтрин. Остаток бутерброда она доела как полагается, ножом и вилкой. Ей не хотелось шокировать миссис Эбернейти.

– Прошу прощения, мисс. Жаль, что ничего больше не могу вам рассказать. Но, судя по всему, что-то затевается, как говорит мистер Холмс. Мы покупаем «Стрэнд» только ради рассказов доктора Ватсона. – Джо налил себе чая и щедро насыпал туда сахара. Чай был темный, крепкий – гораздо крепче, чем у миссис Пул.

– Ничего. То, что вы узнали, очень важно. Знать бы только, где и когда они готовят встречу!

– Тут уж я не могу вам помочь. Но я буду продолжать следить – может быть, мистер Прендик снова приедет и мне удастся выяснить еще что-нибудь?

Кэтрин налила себе чая – полчашечки, и долила побольше молока из кувшинчика, который принесла миссис Эбернейти.

– Спасибо, Джо. Мы очень благодарны вам за помощь. – Но эта встреча наверняка должна состояться совсем скоро, иначе Сьюард не вызывал бы Прендика к себе, а написал бы письмо. Как же узнать, где и когда они встречаются? Где могут храниться такие сведения? Наверняка такой важный человек, как директор Перфлитской лечебницы, ведет деловой календарь. Не отметил ли он там дату встречи с другим членом Société des Alchimistes? Или такие секретные сведения бумаге не доверяют?

– Да не стоит благодарности, – проговорил Джо, и шея и лицо у него залились краской. – Я всегда рад помочь мисс Джекилл… и мистеру Холмсу, конечно.

Его смущение было почти забавным. Но все-таки в Джо чувствовалось своеобразное достоинство большого спокойного мужчины, и красные щеки не могли поколебать этого впечатления.

Кэтрин подумала – интересно, почему он держится за работу в лечебнице, когда вполне мог бы заработать больше каким-нибудь другим ремеслом. Может быть, все дело в его стремлении приносить пользу людям, помогать тем, кто нуждается в помощи.

Вдруг раздался стук в кухонную дверь. Джо вздрогнул так, что чуть стул не опрокинул.

– Ты кого-нибудь ждешь? – спросила миссис Эбернейти. Преподобный Джозайя Крэшоу уже приготовился громким и надменным голосом читать обоим Эбернейти наставления о необходимости воздержания от спиртного в любом виде.

Но миссис Эбернейти открыла дверь, и все увидели, что на пороге стоит Чарли. Он воровато оглянулся через плечо, а затем, к немалому изумлению миссис Эбернейти, прошмыгнул у нее под рукой на кухню.

– Хвоста за мной нет, это я ручаюсь, мисс, – доложил он преподобному Крэшоу.

– Это Чарли, мальчик из команды Шерлока Холмса, – пояснила Кэтрин. Миссис Эбернейти с тревогой оглядела лондонский наряд Чарли – некое обтрепанное подобие костюма джентльмена, слишком большого по размеру и потому подвернутого, где можно, – чтобы хоть штанины не волочились по земле. – Я привезла его с собой из Лондона, чтобы он поговорил с местными мальчишками – может быть, они видели что-нибудь такое, чего не заметил Джо. Мистер Холмс держит целую армию таких ребят: это его глаза и уши в Лондоне.

– Ну что ж, если это знакомый мистера Холмса… – сказал Джо, хотя поглядывал на Чарли все-таки с некоторым сомнением.

– Миссис Эбернейти, нельзя ли и Чарли налить чашку чая? Он не должен был сюда приходить, мы уговорились встретиться на вокзале. Но раз он здесь, значит, у него есть новости. Итак, – Кэтрин повернулась к Чарли, – что ты узнал?

– Тут что-то наклевывается, – сказал Чарли. – Глядите, что я принес. А это что, хлеб с маслом?

Он вытянул из-под рубашки сверток синей ткани и протянул его Кэтрин.

Она встряхнула его, чтобы развернуть. Это оказалось… платье.

– Это из лечебницы, – сказал Джо. – Такие носят наши пациентки. Где ты его взял?

Чарли сел за стол и взял кусок хлеба, не успела еще миссис Эбернейти пододвинуть ему тарелку. Рассказывая, он успел основательно намазать его маслом с помощью столового ножа, не дожидаясь, когда ему подадут отдельные приборы.

– Я пошел в отель «Роял», как вы сказали, мисс, и завел разговор с чистильщиком. Скоро мы уже пили вместе пиво, и я рассказывал, что ищу работу за городом – в Лондоне, мол, за мной охотится один человек, за то, что я не пошел в его банду карманников. Рассказывал про лондонскую жизнь, насочинял с три короба всякого такого – как в романах мистера Диккенса. Сейчас-то уже ничего такого нет, но деревенские мальчишки, они же доверчивые. Если бы я назвался Оливером Твистом, он бы и то поверил. – Миссис Эбернейти положила возле его тарелки ножик и вилку – правда, он и внимания на них не обратил, – и поставила чашку, куда он тут же налил чая почти до краев. – Спасибо большое, мэм. – Он сверкнул зубами в улыбке – хитроватой улыбке лондонского мальчишки, в которой было ровно пополам наивности и проказливого обаяния.

– Ну-ну! – сказала мисс Эбернейти, натянуто улыбнулась в ответ и сняла с полки банку. Рукав Чарли тут же украсился пятном сливового джема, которым он от души намазал сверху новый бутерброд с маслом. Всыпал в чай побольше сахара, налил молока, сколько поместилось, и шумно отхлебнул.

– Ну вот, он мне и говорит – у них тут кризис, работы нигде нет, только в лечебнице. Его сестра как раз служит там горничной – может, что и подскажет. А можно с ней поговорить, спрашиваю. Он говорит – конечно, можно, и спрашивает старшего, нельзя ли ему отлучиться на часок, и тот говорит – ладно, если потом после работы останешься да подметешь тут, ну, мы и пошли в лечебницу вместе, он меня через черный ход провел, с сестрой познакомил – она там стирала. – Тем временем он уже перешел к третьему бутерброду и налил себе вторую чашку чая. – Ну, и она говорит: да, им тут как раз нужен мальчик, и платят хорошо, потому что работа все-таки с умалишенными. Я ей говорю – да мне это нипочем, я умалишенных не боюсь, ну, она мне там все показала и к экономке отвела. Я ее убедил, что я малый честный, даром что с виду не скажешь, напел ей тоже кой-чего из мистера Диккенса, и она говорит – ладно, годишься. Только, мол, вот так сразу она меня не может взять – надо ждать, пока директор вернется, он сам всех проверяет, до последней судомойки. Я тогда и спрашиваю – а где же он и когда вернется, а то мне уже не терпится к работе приступить, а она говорит – его вызвали на встречу с одним человеком из попечительского совета, только к вечернему чаю придет! – Хлеб уже исчез. Чарли с грустью посмотрел на тарелку, а потом на последний кусок хлеба с маслом, лежащий перед Кэтрин.

– Вы уже не хотите?

– Так, значит, Сьюарда несколько часов не будет! И кабинет его стоит пустой…

– Хотел бы я знать, что это за член попечительского совета и что ему нужно, – сказал Джо. – В попечительском совете состоят доктор Рэймонд, лорд Годалминг и… нет, третьего не помню. Доктор Сьюард уже несколько недель никуда не отлучался из лечебницы. Если мы сумеем незаметно пробраться к нему в кабинет, можно будет взглянуть, не найдется ли там каких-нибудь важных документов…

– Вы не пойдете, Джо. – Кэтрин переложила свой бутерброд Чарли на тарелку. – Во-первых, у вас сегодня выходной, значит, если вы там появитесь, все будут удивляться, что вы там делаете, начнутся разговоры. А во-вторых, нельзя сказать, чтобы вы не привлекали внимания. Нет, идти должна я, вот зачем ты это принес, верно, Чарли? – Она показала на синее платье из плотного ситцевого поплина, наверняка весьма практичного и в стирке, и в носке.

– Верно. Через черный ход вам не пройти. Там прислуги полно, они сразу заметят, что вы чужая. А вот через главный, пожалуй, можно. – Чарли допил третью чашку чая и посмотрел, нет ли еще, но чайник был пуст.

У Джо стало такое лицо… такое же, как у Ватсона часто бывало. Как будто он хотел сказать: «Но для леди это слишком опасно…» Так обычно начинались их споры.

– Джо, мне понадобится ваша помощь, – сказала она, прежде чем он успел открыть рот. – Мне нужно, чтобы вы рассказали, как попасть в кабинет Сьюарда.

Он вздохнул и покачал головой.

– Ладно. Сначала вам нужно попасть во двор, но там есть пролом в стене, через который сбежал Ренфилд. Его так и не заделали: стена принадлежит дому Карфэкса, соседнему с лечебницей, а хозяин его сейчас за границей. Женщины-пациентки в большинстве своем безобидны, они попали туда из-за истерии и попыток ранить самих себя, поэтому им позволяется гулять по лужайке после обеда. Служители за ними не очень-то строго смотрят, не так, как за мужчинами. Вы сумеете проскользнуть внутрь через главный вход. А оттуда – на второй этаж, вторая дверь налево. На двери табличка с именем доктора Сьюарда. Но только, мисс, когда вы окажетесь в лечебнице, кто-нибудь из санитаров может догадаться, что вы не пациентка. И что тогда? Да и дверь в кабинет будет заперта.

– Не знаю, – сказала Кэтрин. – Придется разбираться там, на месте. И с замком тоже. Вы покажете мне этот пролом в стене?

– Ну хорошо, если вы настроены так решительно. Но я беспокоюсь – все-таки для леди это слишком опасно…

– Я же пума, помните? Ты готов, Чарли? – Она встала со свернутым платьем в руках. Спорить об этом с Джо она не собиралась.

– Готов, – сказал Чарли. И куда только в него столько еды поместилось? Как такой мальчишка – кожа, кости да плутовство – может столько съесть?

Кэтрин оглянулась, ища глазами миссис Эбернейти, чтобы поблагодарить ее, но мать Джо уже ушла в другую комнату – должно быть, для того, чтобы дать им спокойно обсудить свои планы. Кэтрин уложила платье в сумку, а брошюрки о воздержании оставила на столе, чтобы место зря не занимали. Может быть, миссис Эбернейти использует их для растопки. Кэтрин понятия не имела, что ждет ее в лечебнице, какие сведения ей удастся добыть в кабинете мистера Сьюарда. Мэри будет бранить ее за это приключение, за то, что пошла на такое опасное дело в одиночку. Но если Прендик что-то затевает, она должна выяснить что. Зачем он встречается со Сьюардом в Лондоне? Собираются ставить новые опыты? Может быть, и Хайд тоже в Лондоне? Если так, может быть, ей удастся навести на его след Холмса и Скотланд-Ярд. Она уже воображала, как они будут восхищаться ее смелостью и находчивостью…

Кэтрин перекинула ремень сумки через плечо, надела шляпу преподобного Крэшоу и приготовилась идти за Джо к пролому в стене у дома Карфэкса. День определенно обещал быть интересным.