Онлайн чтение книги Европейское путешествие леди-монстров European Travel for the Monstrous Gentlewoman
Глава III. Ежедневник доктора Сьюарда

Джо выглянул на улицу, чтобы удостовериться, что там никого нет. После этого они все вместе вышли через кухонную дверь, прошли через садик за домом, где уже созрели кабачки и дыни. Джо провел их через калитку в белом заборе из штакетника, которым садик был огорожен от кроликов и оленей. За домом бежала тропинка – с одной стороны садовые заборы, а с другой лес: высокие дубы и ясени. Кэтрин с Чарли зашагали по тропинке вслед за Джо.

Сияло послеполуденное солнце. В кои-то веки Кэт казалось, что в Англии довольно тепло.

– Как тебе нравится за городом, Чарли? – спросила она, отмахиваясь от стайки мошкары, налетевшей из зарослей тысячелистника и бутеня на опушке леса.

– Так же шумно, как и в Лондоне, только по-другому, – хладнокровно отозвался Чарли. – Такая трескотня – я бы тут и не заснул ночью.

– Это птицы и сверчки, – с улыбкой сказала она.

– Ну, по мне уж лучше пусть голуби воркуют и кэбы грохочут по булыжнику. И кэбби ругаются! А вся эта зелень хороша на своем месте. В парке то есть. А, чтоб тебя черти съели! Кусается кто-то!

Джо впереди хмыкнул.

– Да что он понимает? Сам бы в Лондоне и дня не протянул, – проворчал Чарли, но негромко. Ему совсем не хотелось злить человека, у которого ручищи как стволы дерева. Жилой квартал уже остался позади – теперь деревья тянулись по обе стороны тропинки. Они шли в тени зеленых ветвей.

– Сейчас выйдем прямо к дому Карфэкса, – сказал Джо. Все это когда-то принадлежало Карфэксам – и до сих пор называется Карфэксовский лес. Но его продали под вырубку, а компания разорилась. Не знаю даже, чей он теперь.

Через несколько минут они вышли к высокой стене из серого камня, поросшей плющом и лишайником.

– Ворота, по-моему, чуть дальше. Я тут давно уже не бывал. – Они двинулись вдоль стены и вскоре нашли ворота: железные, ржавые, со сломанным замком. Когда Джо потянул их, чтобы открыть, они издали скрежещущий звук. За воротами все выглядело примерно так же, как и с обратной стороны: все те же деревья, хотя, когда они прошли чуть дальше по тропинке, подлесок начал редеть. Видны были следы каких-то насаждений в классическом стиле, кое-где попадались покрытые мхом статуи. Кэтрин догадалась, что когда-то здесь был парк.

– А вот и дом, – сказал Джо. За деревьями виднелось здание, сложенное из того же серого камня, что и забор. Вид у него был одновременно внушительный и дряхлый. Одно крыло, похоже, было выстроено еще в Средние века. Другое в причудливом готическом стиле семнадцатого века – можно было подумать, что его проектировал сам Хорас Уолпол. Оба крыла примыкали к пристройке – явно гораздо более современной. Дом выглядел совершенно заброшенным: окна, и средневековые, и псевдосредневековые, и современные, были темными и пустыми. Рядом стояла часовня – пожалуй, древнее самого дома, с каменным крестом на крыше.

– Когда последние Карфэксы умерли, дом продали какому-то знатному иностранцу. Он стал владельцем, и мы все надеялись, что он начнет тут ремонт и для местных жителей появится какая-никакая работа. Но он показался в городке раз-другой, а потом вдруг пропал – говорят, опять к себе за границу уехал, у него там роскошный замок. Должно быть, английское поместье пришлось ему не по вкусу!

Они уже прошли мимо дома, и лес сделался темнее, деревья чаще, подлесок гуще. Свет едва пробивался сквозь ветви, в тени было прохладно.

– Вот, – сказал Джо. – За этой стеной начинается задний двор лечебницы, и камни кое-где вывалились, сами видите. Каменная часть стены принадлежит Карфэксу, а кирпичная – лечебнице. Не знаю, отчего Сьюард не возьмет да сам ее не заделает. Наверняка ведь знатный иностранец не стал бы возражать!

Пролезть через пролом в стене было нетрудно – он был совсем невысоко, неудивительно, что Ренфилду не составило труда сбежать!

– А почему тогда они все отсюда не разбегутся? – спросил Чарли, оценивающе оглядев стену.

– Об этом мало кто знает. А кто знает, те в основном и сами не хотят никуда бежать. В этом мире нет места для душевнобольных. Стена здесь не столько для того, чтобы их удержать, сколько для их же безопасности, – объяснил Джо.

– Ладно, а теперь отвернитесь. – Кэтрин достала из сумки синее платье. Джо и Чарли смотрели на нее в недоумении. – Переодеться мне надо или нет?

– А-а! – сказал Джо, и шея за ушами у него покраснела. Чарли только ухмыльнулся. Кэтрин не так уж и волновало, что ее увидят в нижнем белье, но уж Джо-то непременно засмущался бы. Она быстро скинула с себя мужской костюм и натянула через голову синее платье. Под ним не видно будет, что белье на ней тоже мужское, а не женское. А корсет под такое платье уж точно не нужен! Она подозревала, что стала похожа на синий мешок с картошкой. Зато Беатриче наверняка оценила бы практичность такого наряда.

Беатриче: – Это неправда, Кэтрин! Практичное и комфортное совсем не обязательно должно быть не к лицу и даже не обязательно отставать от моды. А как, по-твоему, женщинам реализовать свои таланты, да хотя бы свои права, в одежде, которая их стесняет? Мы никогда не добьемся равенства с мужчинами, пока затягиваемся в корсеты в ущерб здоровью и надеваем на себя столько слоев ткани, что почти не можем двигаться. Реформа одежды почти так же важна для нас, как право голоса.

Кэтрин вынула из волос шпильки и распустила тугой пучок, скрывавшийся под шляпой преподобного Крэшоу. Растрепала волосы так, что они упали на глаза, словно у кудлатой собачонки, и сказала:

– Ну что, как я выгляжу?

Джо с Чарли повернулись к ней.

– Отлично, мисс, – сказал Джо. – Я и сам мог бы принять вас за пациентку.

– Я вас тут подожду, – сказал Чарли. Кэтрин засунула наряд преподобного Крэшоу в сумку и отдала Чарли вместе со шляпой. Мужские башмаки не видно будет под подолом платья – он длинный, даже по земле немного волочится. А есть тут… Ага, есть! Платье оказалось с карманами, и Кэтрин положила туда три шпильки. Пригодятся. Остальные шпильки тоже отдала Чарли.

– И я подожду, – сказал Джо, скрестив руки на груди и хмуро глядя на Чарли из-под сведенных бровей, словно лондонский мальчишка занял его законное место. В какой-то мере так оно и было: Джо, конечно, молодец, что следит и сообщает им новости, но вот по части разных хитроумных махинаций с Чарли ему не тягаться.

– А вы нет, – сказала Кэтрин, заглядывая в пролом. Там, со стороны лечебницы, у самой стены, росли декоративные деревья и кусты – видимо, для того, чтобы самой стены не было видно. За этим маленьким островком дикой растительности, сквозь заросли рододендронов, калины и гибискуса, виднелась широкая полоса газона. Сейчас нужно будет прокрасться вдоль стены, как можно дольше скрываясь за кустами. Так она дойдет до кирпичной части стены, принадлежащей лечебнице, – там уже никакого прикрытия нет. Тогда останется только перейти ровно подстриженный газон и смешаться с остальными здешними обитателями.

– На случай, если что-то пойдет не так, если кто-то заметит, что в кабинет доктора Сьюарда пробрались посторонние, я хочу, чтобы у вас было железное алиби. Поэтому вас, Джо, я попрошу вот о чем: отправляйтесь в «Черную собаку» и постарайтесь, чтобы вас там все заметили. И оставайтесь там хотя бы до тех пор, пока не придет время вечернего чая. Сможете?

– Но что, если вам понадобится помощь?

Ох уж эти мужчины! И отчего они всегда воображают, будто одно их присутствие каким-то непостижимым образом способно помочь?

– Сейчас это и есть самая лучшая помощь, какую вы можете мне оказать. Нам нужно, чтобы вы оставались как можно дальше от этого дела. И Мэри хотела бы того же.

Ага! Это сработало: по лицу было видно.

– Ну что ж, если так хотела бы мисс Джекилл… Только вы уж будьте осторожней, мисс. Потом, когда будете возвращаться, идите по той же тропинке через лес в обратном направлении, и выйдете к воротам дома Карфэкса. Оттуда налево по дороге – насколько я знаю, у нее нет названия. Мы называем ее просто «дорога к Карфэксу». Если увидите гравийный карьер, значит, правильно идете – когда-то это и была дорога к гравийному карьеру. И она выведет вас обратно к Норт-роуд.

– Спасибо, Джо, – сказала Кэтрин. – Я не заблужусь, обещаю.

Как будто она способна заблудиться! Пумы великолепно ориентируются на местности.

Джо с неохотой развернулся и двинулся обратно через лес, тем самым путем, который только что описал, – к воротам дома Карфэкса, по дороге мимо гравийного карьера к Норт-роуд, а потом к центру городка.

Миссис Пул: – Насчет мужчин вы совершенно правы, мисс. У них есть свои достоинства, но в трудной ситуации я бы скорее положилась на женщину. Женщины куда менее сентиментальны.

Мэри: – А мистер Холмс?

Миссис Пул: – А, ну да, конечно, от мистера Холмса какая-то польза есть. Но поглядеть только, на что вы, девушки, способны, когда работаете вместе, даром что цапаетесь без конца. Я уверена – когда-нибудь вы станете такими же знаменитыми, как мистер Холмс.

Кэтрин: – Если только наши книги будут покупать…

Кэтрин шагнула в провал в стене, в том месте, где каменная кладка доходила ей едва до колена, приподняв подол платья элегантно, как настоящая леди. Коротко махнув на прощание Чарли, она развернулась и стала красться вдоль стены за рододендронами – их широкие зеленые листья служили отличным прикрытием. Там, за газоном, стояла Перфлитская лечебница – кирпичное здание, вполне современное и ничем не примечательное. Отсюда ей видна была дверь черного хода и веревки с бельем, сушившимся на солнце, но из людей никого. Должно быть, вся обслуга в доме. Остается надеяться, что никто не смотрит в окно – во всяком случае, никто из тех, кого станут слушать. На третьем этаже все окна были забраны решетками. За одним из этих зарешеченных окон сидит Ренфилд, сумасшедший, которого подозревали в уайтчепелских убийствах. Кабинет Сьюарда на втором этаже, справа – значит, когда она войдет внутрь, будет слева. Проще было бы не входить, а вскарабкаться по стене, но карабкаться было не по чему – ни труб, ни плюща. Должно быть, все трубы идут внутри, так часто бывает в современных домах. Декоративные кустарники, скрывавшие фундамент, не доставали верхушками даже до окон первого этажа. Нет, придется идти через главный вход и подниматься по лестнице, как делают все нормальные люди. В этом кабинете – ключ к тому, что затевают Прендик со Сьюардом, по крайней мере, Кэтрин надеялась, что это так.

Она уже дошла до конца каменной стены, и заросли деревьев и кустов тоже кончились. Здесь стена под прямым углом переходила в другую, кирпичную – собственность лечебницы. И там, на другой стороне газона, собрались женщины-пациентки, в точности как рассказывал Джо. Некоторые прогуливались – в одиночку или под руку. Некоторые сидели на раскладных садовых стульях в тени здания. Одеты они были все одинаково – так же, как она. А где же санитары? Она пересекла зеленый газон, стараясь делать вид, будто она здесь не чужая и знает, что делает. Теперь ей был виден фасад лечебницы. Да, у входа стояли двое мужчин в белых халатах, один из них курил сигарету. Даже издалека она чувствовала запах дыма. Никто, насколько она могла заметить, не смотрел в ее сторону.

Две ближайшие к ней женщины стояли рядом, одна из них все время толкала другую локтем и преувеличенно бурно жестикулировала. Когда Кэтрин приблизилась к ним, та, что жестикулировала, повернулась к ней и сказала:

– А, добрый день, дорогая. Вы, должно быть, заблудились?

Голос у нее был хорошо поставленный, а сама она чем-то напоминала добрую бабушку из сказки. Ее белые волосы были уложены в небрежный пучок на затылке. Она была невысокая – ростом с Диану, с тонкими сухими запястьями и изящными руками. Глаза у нее были синие, под цвет больничных платьев. Пожалуй, она была единственной, кого это платье хотя бы не уродовало.

– Да, немножко. Я тут недавно, – ответила Кэтрин.

– О, вы скоро привыкнете к здешнему распорядку. Можете звать меня Лавинией, хотя от санитаров я требую, чтобы они называли меня леди Холлингстон. Несносные наглецы! Я не потерплю от них неуважительного обращения.

А это Флоренс – не знаю, как по фамилии: она еще не сказала ни словечка с того дня, как меня сюда привезли. Это ведь не физическая немота, верно, Флоренс? Доктор Сьюард говорит, что это истерический мутизм, он чаще всего встречается у молодых женщин в брачном возрасте. Она вдруг перестала говорить в шестнадцать лет, хотя превосходно владеет спенсерианской каллиграфией. И с тех пор она здесь.

Флоренс кивнула. Это была полная молодая женщина с круглым лицом, застенчивой улыбкой и печальными глазами.

– Очень рада с вами познакомиться, ваша милость, и с вами, мисс Флоренс, – проговорила Кэтрин и слегка присела в реверансе.

– О, прошу вас – просто Лавиния. У нас здесь церемонии не приняты, – сказала леди Холлингстон. – Позвольте вас спросить, почему вы здесь оказались?

– Видите ли, я никак не могу перестать резать себя, – сказала Кэтрин, поднимая рукав. На смуглой коже были видны бледные следы шрамов, оставшихся от операции доктора Моро. – И, если мне будет позволено задать такой щекотливый вопрос…

– О, не стесняйтесь. – Леди Холлингстон улыбнулась мягкой, доброй улыбкой. В уголках синих глаз показались морщинки. – Видите ли, я убила своего мужа. Но, принимая во внимание мой возраст и положение, меня не отправили в Бродмур. Доктор Сьюард не считает меня опасной, а потому не держит взаперти, и я могу ходить где хочу. У него здесь такое прогрессивное учреждение, по последнему слову науки! Я считаю, мне посчастливилось здесь оказаться, хотя содержание обходится дорого. Однако мой сын платит без возражений.

– Выходит, за пациентов платят их родные? – удивленно переспросила Кэтрин.

– О да, это ведь весьма привилегированный сумасшедший дом, как изволите видеть… Вы, кажется, не назвали свое имя? Иначе пациентам пришлось бы отправиться в благотворительные учреждения. Большинство состоятельных людей не хотело бы такого для своих родных, даже если они сошли с ума.

– Да, понимаю. Меня зовут Кэтрин Крэшоу, ваша ми… Лавиния.

Флоренс положила руку на горло и мимикой дала понять, что сожалеет о своей неспособности принять участие в разговоре. С виду она была милой девушкой, хотя про себя Кэтрин подумала – может, она тоже кого-нибудь убила?

Мэри: – Истерический мутизм – чаще всего следствие травмы, например, насилия того или иного рода. Я узнала об этом в Вене, когда мы обсуждали симптомы душевных болезней, перед тем как Диана…

Кэтрин: – Не забегай вперед, пожалуйста, ладно? Не стоит портить читателям удовольствие. Еще успеешь порассуждать о симптомах душевных болезней, когда я доберусь до Вены. То есть когда ты доберешься до Вены – по сюжету книги.

Мэри: – Ну, как бы то ни было, я сомневаюсь, что Флоренс кого-то убила. Гораздо вероятнее, что это с ней кто-то сделал что-то… очень нехорошее.

– А вы, случайно, не родственница девонширским Крэшоу? – спросила леди Холлингстон.

Кэтрин думала о том, как же эта леди Холлингстон убила своего мужа. На вид она казалась хрупкой, как фарфоровая куколка.

– Да, полагаю, родственница… дальняя… Знаете, мне, кажется, вот-вот станет дурно.

– Это все из-за жары. Вам бы лучше всего пойти и попросить стакан воды с ломтиком лимона. Они тут весьма любезны, пока мы не нарушаем правила. Только не забудьте сказать, чтобы положили лимон. Лимон – это очень важно.

Леди Холлингстон погладила ее по плечу.

Флоренс кивнула. Как мило, что они так беспокоятся за нее! К тому же это был подходящий предлог для того, чтобы уйти в дом. Кэтрин снова сделала реверанс и двинулась к лечебнице, лавируя среди прогуливающихся пациенток и гадая про себя, чем же так важен лимон. Пациентки по большей части кивали ей, за исключением одной молодой женщины: та теребила собственные волосы и что-то бормотала сама с собой.

У главных дверей, которые были открыты – должно быть, из-за непривычной жары, – один из санитаров, тот, что не курил, спросил:

– И куда же это вы собрались?

Кэтрин дернула себя за волосы, как та сумасшедшая во дворе, растрепав их так, чтобы они закрыли лицо и его как можно труднее было разглядеть.

– Мне стало нехорошо, и леди Холлингстон посоветовала, чтобы я пошла и попросила стакан воды. С ломтиком лимона – так она сказала.

Она старалась, чтобы ее голос звучал как можно более жалобно и невнятно.

– Ах, вот как! – Санитар подмигнул ей, а его товарищ хмыкнул и закашлялся. – Ну, если ее милость так сказала, делать нечего, идите. Лорд Холлингстон платит бешеные деньги за то, чтобы здесь исполнялись все ее прихоти! Ума не приложу, зачем ему это нужно – как-никак, она убила его папашу. Ну давайте, только быстро.

Кэтрин кивнула, торопливо поднялась на крыльцо и вошла в здание лечебницы.

Лечебница была в точности такой, как описывала Мэри: огромный вестибюль со скамейками вдоль стен и стульями, расставленными в разных местах, – все твердое, деревянное. Стены выбелены, как в больнице. Вглубь здания уходил длинный коридор: из рассказа Джо она знала, что там находится общая столовая, кухня и комнаты обслуги. Откуда-то издалека пахло чем-то съестным – баранина с клецками, решила Кэтрин, хотя этот запах едва пробивался сквозь другой, видимо, не выветривающийся никогда, – запах капусты. С одной стороны коридора уходила наверх лестница. На втором этаже расположены кабинеты и палаты для тех пациентов, что признаны неопасными. На третьем – для пациентов, представляющих опасность для других или для себя.

К счастью, в вестибюле было пусто, хотя слух Кэтрин уловил то, чего обычный человек не расслышал бы: приближающееся щелканье каблуков в коридоре. По легкому запаху лекарств она определила, что это шаги санитарки. Лекарства и капуста – вот чем пахнет в этой лечебнице. На третьем этаже стонал и рыдал какой-то пациент. Но в остальном в здании было тихо.

Стараясь ступать как можно легче, Кэтрин взбежала наверх по лестнице. Может быть, снять башмаки? Нет, ведь спрятать их тут негде. Придется просто постараться не топать.

На второй двери слева висела табличка, не оставляющая места для сомнений:

«Джон Сьюард, доктор медицины, директор».

Пора было переходить к той части плана, по поводу которой Кэтрин больше всего тревожилась. Она вытащила из кармана одну шпильку. Выдержит, не погнется? Надо надеяться. Кэтрин развела две половинки в стороны, так, что они вытянулись почти в прямую линию, а потом согнула одну из них зубчиками, как показывала Диана. Один зубчик должен приподнять штифт, а другой подтолкнуть язычок. Она вставила шпильку в замок. Так… штифт приподнялся. Она повернула шпильку – с силой, но осторожно. И услышала, как щелкнул язычок. Она повернула ручку и… оказалась в кабинете. Тихо, со вздохом облегчения, она закрыла за собой дверь и вновь заперла ее при помощи той же шпильки.

В кабинете Сьюарда царил строгий порядок: аккуратные ряды книг на полках, шкафчик для документов в углу, большой письменный стол с пресс-папье и письменным прибором. На столе, рядом с пресс-папье, лежала одна-единственная книжка в кожаном переплете. В углу стола стоял фонограф с восковым валиком, приготовленный для записи. Хорошо: значит, то, что она ищет, тоже должно быть где-то аккуратно записано. И плохо: Кэтрин не знала где.

Книжные полки не дали никакой подсказки. Все книги были толстые, все в кожаных переплетах, с позолотой на корешках – очевидно, медицинские труды. Были тут и полки с журналами в бумажных обложках, но Кэтрин, едва взглянув на них, поняла, что они ей тоже ничем не помогут. На обложках стояли названия вроде: «Журнал Антропологического института Великобритании и Ирландии». Нет, полки не говорили ни о чем, кроме того, что Сьюард – солидный человек, директор медицинского учреждения и старается быть в курсе новейших исследований в своей области. Кэтрин порадовалась тому, что окна открыты, иначе в комнате было бы нестерпимо жарко от солнца, даже для нее. Она и не думала, что в Англии бывает так тепло.

Так, а письменный стол? Да! На кожаной обложке книжки стояла надпись: «Ежедневник». Кэтрин раскрыла ее на странице, заложенной ленточкой. На этой неделе, с воскресенья по субботу, значилась сегодняшняя встреча, уже зачеркнутая – очевидно, второпях. А на полях, тоже торопливо, судя по брызгам чернил, было написано: «Явиться по вызову». Доктор Сьюард был не похож на человека, который сажает кляксы при письме – разве что в момент раздражения или душевного смятения. Она перелистнула страницу на прошлую неделю. Там, в графе «Пятница», «13:00–14:00», было записано, на этот раз аккуратным почерком: «Встреча с Э. П.» Значит, он действительно записывает в ежедневник не только деловую информацию, но и личную. Нужно листать дальше. Дальше, насколько она могла понять, шли записи, касающиеся больничных дел, в том числе упоминалась встреча с лордом Холлингстоном. Погодите-ка… А это что? Через неделю, в 17:00: «Встреча с Э. П. Сохо, Поттерс-лейн, 7». Это, должно быть, та самая встреча, о которой они спорили с Эдвардом Прендиком. Записать адрес было не на чем, а брать что-то из кабинета не хотелось – придется просто запомнить. Она полистала дальше… опять больничные дела. До последней недели сентября, после которой шли уже чистые листы. На этой странице было написано только: «S.A., Будапешт». Дальше ничего не было – страницы за сентябрь, октябрь и ноябрь были еще не заполнены.

«S.A., Будапешт» наверняка означает собрание Общества алхимиков в Будапеште. Но с какой целью? Научная конференция, посвященная последним открытиям? Так ведь, кажется, принято у ученых? Ван Хельсинг упоминал о том, что представил материалы на конференцию. Это может занять около недели. Но все это только догадки, а на самом деле там, может быть, что-нибудь совсем другое… Может быть, в столе удастся найти еще какую-нибудь информацию, или, еще лучше, переписку с Ван Хельсингом. В нем был один ящик по центру и еще по три с каждой стороны. Центральный ящик оказался заперт. Кэтрин просмотрела те, что справа: почтовая бумага, с названием лечебницы по верхнему краю и обычная; еще одна ручка и два пузырька чернил; папки, а в них, похоже, разрозненные записи об отдельных пациентах, еще не рассортированные. Слева обнаружилась бутылка бурбона и два стакана, три накрахмаленных воротничка и пара каучуковых чехлов для обуви – вероятно, на случай дождя.

А шкафчик для документов? Кэтрин подошла к нему и выдвинула ящики. Там лежали только истории болезни пациентов. Она полистала наугад, чтобы удостовериться, что это действительно они, но не обнаружила ничего таинственного. Стоп, чуть не забыла… Как минимум в одной истории болезни должно быть кое-что еще, помимо медицинских записей. Она быстро перебрала папки на букву Р. Нашла ту, на которой было написано: «Ренфилд, Ричард Мэтью». Она оказалась совершенно пуста. Кто-то – вероятно, сам Сьюард – вынул из нее все записи. Где же они теперь? Кэтрин вернулась к письменному столу и быстро перебрала папки с заметками о пациентах – там не было ничего, что имело бы отношение к Ренфилду. Оставался только запертый ящик – если что-то секретное и найдется, то именно там. Она уселась в кресло Сьюарда на четырех колесиках и стала внимательно разглядывать замок. В первый раз она пожалела, что не взяла с собой Диану.

Диана: – Вот видите? Никогда меня никуда не берете, а потом сами жалеете. Я бы тебе тот замок за минуту открыла. Даже меньше, чем за минуту.

Замок был похож на дверной, только поменьше, но… язычок у него был направлен вверх, в сторону крышки. Значит, приподнять штифт не выйдет, а что же делать? Повернуть его вправо или влево? Если тут вообще есть штифт…

Она просто не знала, что делать. Но из ежедневника Сьюарда можно понять, что его не будет до вечера, и пока еще ее никто не обнаружил, а значит, стоит хотя бы попытаться.

Она достала из кармана согнутую шпильку, вставила в замок и попыталась нащупать подвижные части. Да, штифт есть. Если только…

Она услышала щелчок открывающегося замка. И это не был замок письменного стола.

– Черт возьми! Что вы делаете в моем кабинете?

В дверях кабинета стоял мужчина в мешковатом сером костюме, со шляпой-котелком в руке и с негодующим видом.

С кошачьей грацией, как она предпочитала думать, а на самом деле просто в панике, Кэтрин вскочила, оттолкнула кресло – так, что оно откатилось назад и врезалось в книжный шкаф, – а затем метнулась в сторону и выпрыгнула в окно.

Кэтрин: – Это и была самая настоящая паника, а что касается грации, все было бы лучше, если бы не это дурацкое платье. Я чуть не запуталась в этом подоле.

Мэри: – Ты перебиваешь свой собственный рассказ?

Кэтрин: – Я хочу быть честной. Момент был не из тех, которыми хочется гордиться. Я ведь даже не слышала, как он шел по коридору – здоровенный мужчина, представляешь, как он топал? Я ведь все-таки кошка, если помнишь.

Считается, что кошки всегда падают на лапы. Но Кэтрин, к несчастью, упала на спину – в заросли азалий, растущих у стены. Уже через несколько секунд она пришла в себя. Со всей быстротой, на какую была способна, она стянула через голову платье и бросила под куст. Они будут ловить женщину в синем. Ее кальсоны и нижняя рубашка – не лучшая маскировка в зеленой траве, но хоть не синие, и то хорошо.

Она услышала крик Сьюарда наверху, а потом – еще крики, в коридорах лечебницы. Но видеть ее с этой стороны здания никто не мог, во всяком случае пока. Со всех ног она бросилась по траве за угол, к задней стене дома – там тоже никого не было, только белье все еще трепыхалось на веревках. Очень скоро все догадаются, где ее искать! Но вот наконец она добежала до зарослей у каменной стены. Тяжело дыша, припала к земле за кустами и оглянулась назад. Двое санитаров, с которыми она говорила раньше, как раз вышли из-за угла дома, и еще один мужчина – не в белом халате, а в одной рубашке и почему-то с метлой в руках, – выбежал из двери черного хода. Это, должно быть, кто-то из обслуги? Значит, в лечебнице уже подняли тревогу.

По возможности бесшумно Кэтрин пробралась через кусты к пролому в стене.

Перед тем как перешагнуть через каменную кладку, она еще раз оглянулась. Высокий рододендрон загораживал обзор, и невозможно было разглядеть, что происходит на лужайке. Но голоса пока что не приближались – только беспорядочные крики слышались то тут, то там.

– Вы, кажется, что-то потеряли, мисс, – проговорил Чарли. Ухмыльнулся с таким видом, словно никак не мог удержаться, и протянул ей сумку с одеждой преподобного Крэшоу.

– Ладно, ладно. Да, я идиотка, Чарли. – Она стала торопливо переодеваться обратно в поборника трезвости. – Доктор Сьюард вернулся раньше времени и увидел меня. Я должна была услышать, как он идет по коридору. Я должна была учуять его за дверью. Что толку от сверхчеловеческих способностей, если ими не пользуешься? На них нужно было полагаться, а не на записи в ежедневнике, тогда бы он не застал меня врасплох. Никогда не жди от человека, что он поступит так, как обещал.

– А я и не жду, мисс.

Ну вот, на ней снова наряд преподобного Крэшоу. Она снова собрала волосы в узел, заколола оставшимися шпильками и надела шляпу. Узел получился уже не такой тугой, как раньше, но что поделаешь.

– В Перфлите нам больше делать нечего. Думаю, нужно первым же поездом возвращаться в Лондон. Ну и чепуха вышла… хотя кое-что важное я все-таки узнала.

– Что важное?

– В поезде расскажу. Пошли. Если будем идти, как говорил Джо, то выйдем к воротам дома Карфэкса. А потом вернемся на Норт-роуд и оттуда к центру. Меня будут искать, но ищут-то они одну женщину, а не двух мужчин.

Дома, в Лондоне, надо будет сразу же рассказать Мэри и остальным о встрече в Сохо и о загадочном собрании S.A. в конце сентября. Что бы это могло значить? Что будет происходить в Будапеште?

Они снова двинулись через лес – Чарли шел впереди, раздвигая перед Кэтрин ветки. Иногда до слуха Кэтрин долетали крики со стороны лечебницы, но слов было не разобрать. Она устала, ей хотелось есть и было ужасно стыдно за себя. Кто угодно на ее месте справился бы лучше, даже Диана!

Диана: – Что значит – даже Диана? Да ты все дело провалила с треском. Уж конечно, я справилась бы лучше.

Кэтрин: – Я только хотела сказать, что ты очень импульсивна и часто отвлекаешься. А я, конечно, все провалила с треском к чертям в болото, как сказал бы Чарли. Спасибо, что напомнила.

Сьюард-то, может, и не разглядел ее как следует, чтобы узнать в лицо, а вот те два санитара наверняка разглядели, и леди Холлингстон тоже. Флоренс не в счет, она все равно не сможет ее описать… разве что на бумаге? Остается надеяться, что ей удастся добраться по Хай-роуд к центру городка и оттуда к вокзалу в виде преподобного Крэшоу, не привлекая к себе внимания.

Вот и ворота дома Карфэкса – выше и внушительнее, чем те, ржавые и сломанные, с противоположной стороны. И они были открыты. Они с Чарли уже собирались войти, как вдруг Чарли остановился – так резко, что Кэтрин едва не налетела на него.

– Фараон, – прошептал он.

Где?.. Она сделала осторожный шаг вперед и взглянула налево, куда он показывал. Да, возле гравийного карьера она разглядела долговязую синюю фигуру местного констебля. Он смотрел не на них, а в другую сторону – в сторону лечебницы. Может быть, удастся как-нибудь прошмыгнуть мимо, пока он не видит?

– Гарри, это не женщина!

Кто это сказал? Это прокричали откуда-то с дороги, ведущей к лечебнице.

– Что-что? – крикнул в ответ констебль, по-прежнему стоя к ним спиной.

– О чем они говорят? – прошептал Чарли. Он слышал голоса, но не мог разобрать слова – для этого были нужны уши пумы.

Диана: – Ой, ради бога. Как ты назовешь эту книгу? «Приключения женщины-пумы», автор – Кэтрин Моро?

Жюстина: – А я бы почитала. По-моему, вышла бы отличная книжка.

Хотя они стояли довольно далеко от безымянной дороги, Кэтрин слышала разговор совершенно ясно, а затем уловила и звук бегущих шагов. Она увидела, как рядом с синим форменным мундиром появился белый халат. Это был один из санитаров, тот, с которым она разговаривала у входа, когда переоделась в сумасшедшую. Он согнулся, упершись руками в колени, и тяжело дышал. Очевидно, не привык к таким пробежкам.

– Это не женщина, говорю. Альберт нашел под кустом платье, которое на нем было, и следы на земле от мужских башмаков, с квадратными каблуками. Леди Холлингстон говорит, что разговаривала с ним. То есть она-то, конечно, думала, что разговаривает с женщиной, только странно похожей на мужчину, со слегка пробивающимися усиками. Его легко будет опознать: ее милость говорит, у него глаза разные – один голубой, а другой зеленый.

Один голубой, а другой зеленый? У Кэтрин глаза были не голубые и не зеленые, да и усиков никаких не было, даже «слегка пробивающихся». Еще чего не хватало! Выходит, леди Холлингстон намеренно солгала – но зачем? Или она просто сумасшедшая и несла что в голову взбредет, когда ее допрашивали? Сейчас это было неважно. Дай Бог здоровья леди Холлингстон.

Миссис Пул: – Я потом разузнала кое-что об убийстве этого Холлингстона. Оказывается, однажды утром, после того как не разговаривал с женой за завтраком уже двадцать лет, так как, по его словам, это отвлекало его от чтения «Файненшел Таймс», покойный лорд Холлингстон поднял глаза от газеты и сказал, что его яйцо всмятку переварено на одну минуту и что ей следовало бы лучше следить за прислугой. Она убила его ножом для мяса – взяла да и перерезала горло. Вообразите только! Конечно, убийство – это плохо, но я не могу ее винить. Первое, что он сказал ей за завтраком, после двадцати лет молчания…

– Тут недавно его преподобие болтался по улицам, – сказал констебль. – Женщины жаловались, что он им ребятишек перепугал своими россказнями про адское пекло. Как думаете, может, это он и есть?

– Сомнительно. Вряд ли вор станет проповедовать перед тем, как идти на кражу, верно? Но если увидите этого проповедника, я бы на вашем месте его задержал и допросил. Кто знает, может, он что-нибудь видел. Главное, посмотрите, вдруг у него один глаз голубой, а другой зеленый!

– Ладно. Скажу Сэму, чтобы прочесал для начала окрестности – вор ведь наверняка этим путем на станцию пойдет. И дайте мне знать, если еще что-нибудь услышите. И надо же было как раз сейчас такому случиться – только я собрался домой обедать. Вот уж моя благоверная будет недовольна…

Кэтрин втащила Чарли обратно под тень деревьев. Было ясно, что Норт-роуд под наблюдением. Если констебль увидит ее, то есть преподобного Крэшоу, он ее задержит и будет допрашивать.

– И что теперь, мисс? – спросил Чарли, оглядывая ее с головы до ног. Если констебль как следует приглядится к Кэтрин, он догадается, что она не мужчина. Это тебе не замотанная хлопотами домохозяйка, его мужским костюмом и заколотыми в узел волосами не проведешь. Пусть он и не признает в ней вора, который пробрался в кабинет Сьюарда, но наверняка заподозрит в каких-то тайных делишках, иначе к чему бы ей так маскироваться. Вероятнее всего, посадит под арест до выяснения личности. И придется ей объяснять, с какой целью она выдавала себя за священника…

Кэтрин прислонилась спиной к каменной стене, сползла по ней вниз и опустилась на землю среди папоротников. И правда, что же теперь? Пока что они с Чарли тут в безопасности, но ведь, чтобы вернуться домой, им нужно попасть на вокзал, а к нему только два пути – или через центр городка, или по болотам, что лежали между домами рабочих и вокзалом. Мысль о болотах она сразу же отбросила – это было еще хуже, чем полиция. Болота – это вода. Она терпеть не могла воду, даже мелкую, – а вдруг они еще и увязнут в этой грязи? Позвать на помощь – значит, выдать свое местонахождение полиции. Может, вернуться в дом Джо Эбернейти? Но если их с Чарли увидят поблизости, это может навлечь подозрения на Джо и его мать. Нет, нужно что-то такое придумать, чтобы пройти по Хай-роуд – быстро, тихо, незаметно…

– Сегодня же понедельник, – вдруг сказала она, дергая Чарли за полу пиджака.

– Что? – Чарли посмотрел на нее с высоты своего роста как на сумасшедшую.

– Понедельник, время обеденное, Англия, солнце светит.

Он смотрел все так же непонимающе.

– Ты что, не знаешь, что здесь, на острове Альбион, как назвал его Мильтон или какой-то другой поэт, понедельник – день стирки. Что все порядочные женщины в Перфлите вывешивают у себя на заднем дворе именно сегодня? Одежду! Одежду на веревках! Будем надеяться, что она уже высохла. Идем, Чарли! Придется прикончить преподобного Крэшоу.

Она встала, размяла руки (они все еще побаливали после падения из окна Сьюарда) и двинулась в обратный путь среди деревьев. Нужно было вернуться на тропинку через Карфэксовский лес, а потом к домам рабочих, где преподобный Крэшоу сегодня раздавал свои брошюрки. Все дома были похожи на домик Джона Эбернейти и выстроены одним и тем же подрядчиком: компактные, спроектированы в соответствии с современными стандартами гигиены, с задним и передним двором. Вот на задних-то дворах и должно найтись то, что ей нужно.

Пока они снова продирались через подлесок, тем же путем, что и раньше, она успела прийти к тому же мнению о загородной местности, что и Чарли: да, по-своему здесь очень красиво, но лучше бы любоваться этой красотой на расстоянии. Если уж нельзя жить на склонах Анд, пусть будут лондонские улицы с омнибусами! Она снова стала думать о том, что прочитала в ежедневнике Сьюарда. На той неделе, что помечена «S.A., Будапешт» – он собирается туда вместе с Ван Хельсингом? Она должна была ехать в Вену вместе с Мэри и Жюстиной, – но кто же тогда выяснит, что происходит здесь? Кто будет следить за Сьюардом и Прендиком на Поттерс-лейн в Сохо? Не то чтобы ей хотелось еще раз увидеть Прендика – ничего подобного. Но кто-то же должен разузнать, что он затевает. И Сьюард вместе с ним, конечно?

Они снова прошли мимо дома Карфэкса – на этот раз он не показался ей таким зловещим, скорее почти комичным из-за такого соседства настоящей и поддельной готики. Вот и задние ворота со сломанным замком. Затем тропинка среди деревьев, и вот наконец задние дворы рабочих домов. Но ее уже разморило от жары и усталости, и она даже с Чарли больше не разговаривала – только жестами показывала, куда идти.

На первой веревке висело одно постельное белье. Который теперь час? Наручных часов у нее не было, но судя по солнцу – далеко за полдень. Пить хотелось ужасно. И Чарли, должно быть, тоже: лицо у него было бледное и мокрое от пота. Но он шел за ней, не отставая и не жалуясь. Они крались за задними дворами, между Карфэксовским лесом и белеными заборами, стараясь держаться за деревьями, но достаточно близко, чтобы разглядеть за заборами зреющие овощи, копающихся в земле кур, иногда – ребятишек, со смехом гоняющихся друг за другом или тихонько играющих в одиночестве. Наконец, на заднем дворе одного из домов, самого ветхого, они увидели как раз то, что им было нужно: на веревке висело вылинявшее сиреневое платье, уже несколько лет как вышедшее из моды. Должно быть, его уже носили только дома, может быть, в дни стирки и уборки, но для того, чтобы пройти мимо констеблей – в самый раз. Вокруг никого не было – ни детей, ни хозяек, приглядывающих за бельем, ни, слава богу, собак, – и не прошло и минуты, как платье было ее.

Еще три дома – и они собрали все необходимое: в придачу к платью – корсет, лиф-чехол и нижнюю юбку. Все это она собиралась надеть прямо на мужские кальсоны и нижнюю рубашку, но этого не будет видно: снаружи все будет выглядеть вполне по-женски. После катастрофы в лечебнице приятно было провернуть одну за другой три успешных операции, пусть даже это всего лишь воровство белья с веревки.

Заполучив все необходимое, она снова спряталась за деревьями, скинула с себя костюм преподобного Крэшоу и переоделась в женское платье. Чарли затянул на ней корсет так туго, как только мог, но все равно он был ей велик – его прежняя владелица была куда упитаннее. Лиф-чехол был снят с другой веревки и оказался тесноват, а платье тоже болталось слишком свободно, но делать нечего. В конце концов, девушка из того социального круга, к которому принадлежала мисс Кэтрин Монтгомери, едва ли могла рассчитывать на новое платье по фигуре. Кэтрин Монтгомери – ей уже случалось называться этим именем, и теперь оно снова ей пригодится. Конечно, место для примерки нового туалета было не самое удачное – зеркала нет, ветки цепляются за платье. К тому же сразу пришлось обирать репьи с подола, волочащегося по земле. Те, что она не заметила, оторвал Чарли. И все-таки лес, испещренный пятнами света и тени, не уступил бы в красоте и изяществе любому дамскому будуару.

Она заново уложила волосы в низкий пучок, оставив локоны вокруг лица, чтобы сразу было видно, что она женщина – самая настоящая женщина и никто иной, и это вовсе не она еще час назад разгуливала в мужском костюме, – и оглядела себя.

– Кажется, я похожа на гигантский крокус.

Чарли ухмыльнулся:

– Ничего, сойдет. Только вы кое-что забыли. Погодите-ка…

Он вернулся минут через пять, когда Кэтрин начала уже терять терпение. В руке он держал соломенную шляпку – слегка помятую и потрепанную, украшенную шелковыми цветами. А в другой – спелую дыню.

– Ой, Чарли, ты просто гений, – сказала Кэтрин. – У тебя что, и ножик с собой?

– У меня-то? – переспросил он, словно не верил, что она может задать такой вопрос. Чтобы у него, у Чарли Саттона, не было при себе ножа? Он тут же раскрыл свой перочинный ножик и нарезал дыню ломтиками.

– Вот если бы вы Диане про это сказали – ну, насчет того, что я гений, – я был бы вам очень благодарен. А то она думает, что я ни на что не гожусь.

– Вздыхать по Диане – очень глупая затея, знаешь ли, – заметила Кэтрин. Она взяла протянутый ей ломтик дыни и стала высасывать из нее сок, так, что он побежал по подбородку. Она вытерла лицо рукой и облизала пальцы. Эх, надо было стянуть еще и носовой платок. – А это откуда? – Она с сомнением оглядела шляпку, надела ее на голову, стараясь не растрепать прическу, кое-как державшуюся на оставшихся шпильках. Завязала ленты под подбородком. Они были слегка потрепаны на концах.

– С пугала. Ты похожа на служанку, которой дали выходной.

– Так и задумано. А ты мой братишка, которого я потащила с собой в гости… к нашей старенькой маме?

– Тогда уж лучше к тетушке. Местные копы же сразу догадаются, что мы не здешние.

Это верно. Уж у Чарли-то, во всяком случае, прямо на лбу было написано, что он из Лондона. Если у мальчишки волосы гладко зачесаны назад, а на голове шляпа, когда-то, в далеком прошлом, принадлежавшая благородному джентльмену, если он привык держаться с таким неизменным хладнокровием, – больше ему и быть неоткуда.

Еще по ломтику дыни на брата – чтобы жажда в дороге не мучила. Через несколько минут мисс Кэтрин Монтгомери и мастер Чарли Монтгомери уже шагали по Норт-роуд. Сумка преподобного Крэшоу вместе с его одеждой была зарыта под дубом и забросана прошлогодней листвой. Обратные билеты и все деньги преподобного Крэшоу перекочевали в карманы Чарли.

Когда они неспешно проходили мимо ворот лечебницы, санитар, стоявший у стены, окликнул их:

– Вам не попадался мужчина по дороге?

На сей раз это был тот, что курил сигарету. Должно быть, другой занялся более активными поисками. А этот, похоже, выбрал не самое удачное место для наблюдения.

– Нет, сэр, мы никого не видели, – отозвалась Кэтрин своим самым, как ей казалось, медовым голоском. – А эта дорога ведет к вокзалу?

Мэри: – Я бы не сказала, что ты умеешь говорить медовым голоском. Медовый – значит, сладкий, милый, нежный. Очень это на тебя похоже?

Кэтрин: – Самым медовым. Это превосходная степень. У каждого есть свое «самое», даже если это и не бог весть что.

Беатриче: – А по-моему, Кэтрин может быть вполне милой, если захочет.

Кэтрин: – Только нечасто я этого хочу.

– Да, повернете налево на Хай-роуд, а оттуда прямо, – сказал служитель. – Вокзал за отелем «Роял». Если встретите мужчину – приметный такой джентльмен, один глаз голубой, другой зеленый, – скажите констеблю. Он пытался совершить кражу со взломом.

– Ладно, скажу. Спасибочки вам, сэр!

Они прошли через центр городка, не встретив больше ни одного констебля – и куда они все подевались? Должно быть, все еще рыщут в рабочем квартале. Здесь они с Чарли затерялись в обычной перфлитской толпе. Мужчины катили тележки с фруктами и овощами, поношенной одеждой и подержанной мебелью. Женщины с корзинками для покупок разглядывали витрины магазинов и вслух возмущались ценами. Школьники, у которых только что закончились уроки, стайкой бежали по улице со смехом и криками. Когда проходили мимо «Черной собаки», Кэтрин заметила у дверей компанию мужчин. Среди них был и Джо – он стоял, прислонившись к стене и скрестив руки на груди. Даже сквозь уличный шум Кэтрин смогла разобрать обрывки разговора.

– Говорят, какие-то важные бумаги украл… переоделся женщиной… глаза разные…

Быстро же тут распространяются слухи. Джо в разговоре не участвовал, и вид у него был обеспокоенный.

Когда они проходили мимо, он мельком взглянул на Кэтрин, заметил Чарли и тогда уже вгляделся в Кэтрин повнимательнее. Чуть не подскочил, когда понял, кто это. Нет, все-таки притворяться Джо совсем не умеет. Она посмотрела ему прямо в лицо, словно хотела сказать: «Да, я вижу, вы меня узнали», отвернулась и дернула Чарли за рукав, будто нетерпеливая старшая сестра. Нужно ведь было и из образа не выйти, и на поезд успеть.

Когда подходили к вокзалу, Кэтрин увидела констебля Гарри: тот стоял у билетной кассы с самым официальным видом, в синем мундире и в каске с серебряной звездой. В их сторону констебль едва взглянул, и Чарли вздохнул с облегчением. Но не успели они далеко отойти, как он окликнул:

– Эй, мисс, вы, часом, не в Лондон направляетесь?

– Да, сэр. Мы с братишкой там служим.

– Ну глядите, будьте осторожны, – сказал он и снова прислонился к стене. – Тут вор бродит. У нас есть основания подозревать, что он утром приехал из Лондона и попытается уехать обратно. Дело ясное – в таком-то маленьком городишке, как Перфлит, его сразу заметят, а в этом вертепе, как говорится, ему самое раздолье!

– Ой, ужас какой! – сказала Кэтрин Монтгомери. – Не дай бог, еще у меня чего-нибудь украдет. Матушка всегда говорит: ты деньги лучше в носовой платок заверни, да в карман, а то вдруг сумочку из рук выхватят.

– Разумная женщина ваша матушка. Ну глядите, если увидите его в поезде, просто скажите начальнику станции или полицейскому. Вы его не пропустите: у него один глаз голубой, а другой зеленый. Надо же, такой приметный, а таким ремеслом занялся. Ну, думаю, от нас не уйдет. Мы сейчас прочесываем вокзал и все дороги. Если только в Карфэксовском лесу заночует – ну что ж, на здоровье – пусть из него там вурдалаки всю кровь высосут! Но рано или поздно мы его поймаем.

– Ой, меня ж теперь кошмары замучают! – Она старательно притворилась испуганной.

– Не бойся, сестренка, я тебя в обиду не дам, – сказал Чарли и успокаивающе сжал ей руку повыше локтя. Она постаралась изобразить благодарность. Он что, забыл, что она повредила эту руку, когда падала из окна Сьюарда? Даже от легкого пожатия было больно.

Но констебль Гарри одобрительно кивнул.

Они уселись на скамейку на платформе и сидели там под бдительным оком констебля, почти не переговариваясь, только изредка жалуясь на жару. Кэтрин так устала, что ей было не до разговоров. Ну и денек выдался!

Через двадцать минут подошел лондонский поезд.

– Вот так вор с разными глазами все-таки утек у Гарри из-под носа, – сказала Кэтрин, уже сидя на диване в гостиной клуба «Афина», рядом с Шерлоком Холмсом. – А потом нам пришлось сесть в омнибус, потому что в этом сиреневом кошмаре я ни один кэб остановить не могла, все проезжали мимо. Кэбы – для джентльменов, вроде мистера Холмса, а служанкам в заплатанных платьях остаются омнибусы! Ей-богу, я уже готова была в анархистки податься…

– Бога ради, не говори этого при миссис Пул, – сказала Мэри. – Ты же знаешь ее преданность королеве.

Миссис Пул: – Вы правы, мисс. Боже, храни королеву! Хотя я все равно не приняла бы заявление мисс Моро всерьез. Иногда в ней есть что-то от Дианы.

Кэтрин: – Попрошу меня не оскорблять, миссис Пул. И я не собираюсь взрывать парламент. Во всяком случае, пока.

– В общем, я все испортила, – продолжала она. – Сьюард меня видел, хотя в лицо, может быть, и не запомнил. Я потеряла мужской костюм, а он стоит не меньше двух гиней, если брать с рук. И ради чего? Я узнала, что в следующий понедельник Сьюард встречается с Прендиком в Сохо, но не узнала зачем. Что такое опять затевает это Общество алхимиков? Вот почему мне придется остаться здесь – только я могу это выяснить. Думаю, все со мной согласятся, что Беатриче шпионить за людьми нельзя: еще отравит кого-нибудь нечаянно. А Диана… ну, в общем, нет и нет. К тому же в конце сентября в Будапеште будет происходить что-то важное, и это связано с Обществом. Эта неделя, с двадцатого по двадцать четвертое, была помечена у Сьюарда в календаре, и там было написано только: «S.A., Будапешт». Опять я не знаю, что это значит. А еще я умираю от голода. Вы уже пили чай?

Мэри, все это время внимательно слушавшая, встрепенулась:

– Миссис Пул как раз собиралась его принести. Я позвоню.

Она дернула шнурок звонка, и тот отозвался издалека, из кухни. Доктор Ватсон тем временем осмотрел царапины на руке Кэтрин.

– Нужно только промыть и протереть спиртом, – сказал он. – Скоро будете как огурчик, мисс Моро. Хотя и огурчики выглядят не очень в такую жару.

– Кэтрин, мы, кажется, знаем, что будет происходить в конце сентября, – сказала Жюстина. – Мэри получила телеграмму.

– Да, – сказала Мэри, снова усаживаясь в кресло. – Вот, гляди… – Она протянула телеграмму Кэтрин и стала рассказывать обо всем, что произошло утром. Едва она дошла до того момента, когда Элис вбежала в гостиную мистера Холмса, как вошла миссис Пул с чаем, а за ней Беатриче – она тут же уселась на свой любимый подоконник. Теперь на столе был и чай для всех, и бутерброды с мясным паштетом, и бисквит «Виктория», и пирожки с джемом, и зеленая тина для Беатриче. Не было за столом только Дианы и Чарли. Мэри была рада, что ее сестра не пришла в гостиную: она бы без конца жаловалась на то, что ее не берут с собой.

– Значит, в Вену поедут Мэри с Жюстиной, – сказала Беатриче и глотнула своего ядовитого зелья.

Беатриче: – Не называй его так. Не нравится, не пей – кажется, так говорят по-английски? А критиковать мою диету совсем не обязательно. Я хотя бы не плотоядная, как некоторые.

Кэтрин соскребала с бутербродов мясной паштет и ела прямо руками. Тот порядок, что был принят за столом у миссис Эбернейти, ей нравился куда больше, чем здешние церемонии.

Миссис Пул: – Ну, знаете ли! Если вам не нравится, как я подаю на стол, вам достаточно сказать. Можете есть на кухне из плошки на полу, как Альфа и Омега! Или мышей ловить в подвале… Миссис Эбернейти – женщина добрая, но здесь живут леди. В этом доме еда будет подаваться так, как положено.

– Думаю, мы можем заключить, что доктор Сьюард намерен ехать на собрание, о котором упомянула мисс Моро, – собрание Общества алхимиков в Будапеште. Поэтому он отметил эту неделю в своем ежедневнике буквами S.A.. – Беатриче наклонилась вперед, уперла локти в колени и нахмурилась. – Дело начинает проясняться – я правильно выражаюсь по-английски? Тем временем Кэтрин будет следить за мистером Сьюардом в Сохо. А я? Буду просто сидеть и охранять дом?

– Форт. Ты будешь охранять форт. – Мэри взяла еще кусочек бисквитного торта. Она и не замечала, как сильно проголодалась.

– Выходит, от меня одной никакой пользы. – Беатриче с несчастным видом смотрела в чашку.

– Есть польза, – сказала Жюстина. – Кто-то же должен позаботиться о миссис Пул и Элис, и о Диане, конечно.

– И телеграммы принимать, – сказала Мэри. – И поддерживать связь между всеми нами. Ты будешь нам здесь очень нужна, Беа.

Беатриче кивнула, но было заметно, что это ее не убедило.

– И, думаю, мы примем ваше предложение заплатить за билеты, мистер Холмс, – сказала Мэри. – Если, конечно, никто не возражает?

Ей самой не очень нравилась эта идея, но что делать – ситуация изменилась, и от их тщательного разработанного плана приходилось отказаться.

Никто из присутствующих членов клуба не высказал возражений, только Кэтрин подняла брови и сморщила нос – так она обычно выражала неудовольствие.

– В таком случае нужно собираться и ехать как можно скорее. Через два дня, в крайнем случае – через три, мы с Жюстиной выезжаем с вокзала Кингз-Кросс. А затем из Дувра в Кале, Париж и Вену на Восточном экспрессе.

– А меня вы будете держать в курсе дела? – сказал Холмс. Это был, в сущности, даже не вопрос.

– Разумеется, – ответила Мэри, более язвительным тоном, чем намеревалась. Пусть он платит за эту поездку, но она пока еще не состоит в «нерегулярных полицейских частях Бейкер-стрит» и не обязана регулярно докладывать мистеру Холмсу. Но она напомнила себе, что он взял на себя все расходы, а это все же стоит… ну, хотя бы благодарности. Значит, нужно привыкать быть благодарной.

Он едва кивнул в ответ. Снова стал самим собой, обычным суховатым Холмсом. Удастся ли ей когда-нибудь узнать побольше об этой таинственной Ирен Нортон? Ведь она встретится с этой женщиной в Вене. Не очень-то приятно было думать об этой встрече.

Через несколько дней она отправится в путешествие – такое дальнее, в каком никогда еще не бывала. Она думала об этом с опаской и с восторгом одновременно. Но они едут для того, чтобы спасти Люсинду Ван Хельсинг – вот главная цель их поездки. Это не увеселительная прогулка. Они должны спасти мисс Ван Хельсинг и помешать Обществу алхимиков проводить новые эксперименты на других девушках. Завтра она отправится в банк и снимет со счета двадцать фунтов на дорожные расходы, затем купит пару перчаток, которые можно стирать, и туфли на каучуковой подошве. А Жюстине понадобится мужской макинтош. Что еще? Завтра с утра надо будет составить список. Главное, чтобы все было должным образом организовано, тогда и беспокоиться будет не о чем.

Она не знала и не могла знать, что где-то, через пол-Европы от них, Люсинда Ван Хельсинг сидит сейчас под замком в камере с решетками. И пронзительно кричит.