Онлайн чтение книги Гольцы
22

Лакричник так и не дождался посыльной от Ивана Максимовича. Прошло много времени после того разговора, а никто его не звал.

«Эх, зря я тогда не вернулся, — соображал Лакричник. — Обманул мои расчеты, паршивец… Из рук упустил, прямо из рук. Выходит, сплетни он не боится, сплетней его не возьмешь. Чем бы все-таки его ущипнуть?.. — И Лакричник радостно потер руки. — Напишу в Иркутск, генерал-губернатору! Вот это будет ему сюрприз! Там дадут делу ход. Нельзя не дать. Поджог да с человеческими жертвами… Пеняйте на себя, Иван Максимович! Не хотели поклониться Геннадию Петровичу — дело ваше. Теперь я сам обязан действовать».

Лакричник подошел к столу, отыскал пухлую тетрадь, в которую он, подобно тому как филателист наклеивает марки, записывал выуженные из разных словарей латинские цитаты и поговорки, отметил карандашом нужные ему сейчас и стал шарить в бумагах.

— Генерал-губернатору надо писать на гладкой бумаге, не как-нибудь, на линованной не положено, — шептал он, шурша листами. — Куда же я засунул транспарант?

Под руку попался черновик донесения, поданного им накануне в полицейское управление. Лакричник присел на стул и с удовлетворением прочитал его от начала до конца.

«Узнав из достоверных источников, — говорилось в донесении, — что Елизавета Ильина Коронотова, уроженка села Солонцы, сего Шиверского уезда, ныне арестована, и предполагая, что арест связан с раскрытием какого-либо свершенного ею преступления, считаю долгом своим sine ire et studio — то есть без гнева и пристрастия — сообщить также нижеследующее, лично мне известное. Два года тому назад Елизавета Ильина Коронотова обратилась ко мне за свидетельством на предмет того, что ею, Елизаветой Ильиной Коронотовой, рожден ребенок мужского пола, не доношенный до срока (natus abortus). Зная, что ребенок рожден нормальным и упомянутое свидетельство Елизавете Ильиной Коронотовой необходимо лишь для прикрытия супружеской измены своему мужу, Порфирию Гаврилову Коронотову, я ответил ей само собой разумеющимся отказом. После чего Елизавета Ильина Коронотова обратилась с подобной же просьбой к врачу больницы Алексею Антоновичу Мирвольскому. Не будучи тогда осведомлен о результате этого разговора, теперь предполагаю, однако, что, по совету Мирвольского, ребенок (hor-ribile dictu!) был зверски удушен ею, Елизаветой Ильиной Коронотовой, что подтверждается отсутствием ныне у нее на руках живого ребенка. Где он?

Отмечая блистательное раскрытие властями нового тягчайшего преступления Елизаветы Ильиной Коронотовой, приношу свои глубокие сожаления по поводу той непроницательности, благодаря которой мною своевременно не было раскрыто первое чудовищное злодеяние Елизаветы Ильиной Коронотовой. Прошу о нижеследующем: меня привлечь по настоящему делу в качестве свидетеля, а буде окажется, то в соответствии с уголовными законами — в качестве соответчика по делу Елизаветы Ильиной Коронотовой привлечь и врача Шиверской уездной больницы Мирвольского Алексея Антоновича, человека поведения вообще неясного.

К сему: фельдшер Шиверской уездной больницы Геннадий Петрович Лакричник-Пшикин».

— Написано весьма толково, — похвалил себя Лакричник. — Повертитесь теперь вы, Елизавета Ильинишна, а может быть, и вы, Алексей Антонович! Ну, а с вами, Иван Максимович, начнется сейчас разговор. — И Лакричник присел к окну составить текст доноса на шиверского купца Василева, виновного в поджоге собственного дома и в человеческих жертвах.

Лакричник затаил злобу на Лизу давно. Как посмела эта баба выболтать Мирвольскому, что он, Лакричник, предлагал ей дать ложную справку о мертворожденном ребенке! Ведь какой скверный оборот могло принять это дело: на волоске висела судьба! Хорошо, что Мирвольский спустил ему снова «в последний раз» и объявил только выговор. Но уж он-то этой болтливой бабе не спустит! И тут ей не вывернуться!

Мирвольского он ненавидел органически, как очень часто ненавидят все подленькие душонки честных людей. Ему казалось, что Алексей Антонович постоянно стоит поперек его пути: он, Лакричник, из-за него и не так уважаем, и не может взять лишнего полтинника или хотя бы двугривенного с какой-либо приезжей из деревни дуры крестьянки. Мирвольский все время недоволен им, его поведением, то и дело читает нотации да делает замечания. Подумаешь, наставник нашелся. И поэтому, начиная с давней истории, когда он подлил йодной настойки в лекарство Алексею Антоновичу, Лакричник все время стремился тем или иным образом мстить ему. Как упустить теперь возможность приплести Мирвольского к делу Коронотовой? Судить того, конечно, не станут, но тень на его репутацию будет брошена.

Иван же Максимович ударил Лакричника материально — он твердо рассчитывал получить с купца немалую мзду за добросовестное молчание.

Надо сказать, что денежные дела Лакричника были не блестящи. Казенного жалованья ему не хватало: трактир и заведение Ульяны очищали карманы в первые же дни после получки. Надо было добывать деньги на стороне. И тогда Лакричник затеял одну комбинацию, дававшую ему постоянный, хотя — увы! — невысокий доход.

С помощью обильного применения aqua fontana он стал приготовлять в больничной аптеке лекарства настолько жидкими, что ему мог бы позавидовать любой гомеопат. Больные глотали его пахучие пустые лекарства, капали в рюмки с водой такую же, только подкрашенную, воду и ожидали чудесного исцеления. Иногда оно наступало. Было ли это следствием «внушения» или организм сам по себе справлялся с недугом — Лакричника мало интересовало. Гораздо важнее для него было сбыть сэкономленные лекарства так, чтобы не узнал — сохрани боже! — Алексей Антонович.

Поведение Ивана Максимовича довело Лакричника до нервного расстройства: ведь это было все равно что потерять крупный выигрыш, забыть, где зарыт клад, или лишиться по суду наследства. Нет, такое не прощают!..

Лакричник свирепо воткнул перо в чернильницу, встряхнул и закрутил на бумаге первую заглавную букву, похожую на сдобное печенье: «Е…го высокопревосходительству генерал-губернатору Иркутской губернии».