Онлайн чтение книги Гвианские робинзоны
ГЛАВА 8

Забота о пропитании. — Первые труды. — Нужна «пластина». — Опыт с керамикой. — «Пушечное дерево». — Ленивец. — Отчаянный соня. — Основание «зоопарка». — Тревожные опасения. — Мой дом — моя крепость. — Казимир — «начальник штаба». — Авангардная застава. — Муравьи-путешественники. — Завтрак муравьеда. — Битва ягуара с муравьедом. — …И битва кончилась, бойцов лишь не хватает. — Сирота. — Еще сирота. — Усыновление. — Новые поселенцы колонии. — Месье Мишо и его подруга Кэт.

Жизнь робинзонов в Гвиане была прежде всего материальной, если позволено так определить условия, при которых все умственные способности направлены на выживание.

Эта проблема решается порою с трудом даже в условиях современного цивилизованного общества. Но, в общем, вознаграждение за труд, за приложенные к определенному делу человеческие силы позволяет так или иначе удовлетворить многообразные потребности. Заработка мужчины должно ему в принципе хватать, чтобы обеспечить семью всем необходимым. Глава семьи, добывая хлеб насущный для жены и детей, может не шить для них одежду своими руками, не тачать обувь, не строить дома и так далее.

Совсем иные проблемы у наших изгнанников. Им недостает решительно всего, даже предметов первой необходимости. Они вынуждены создавать из подручных средств нужные для жизни вещи. Шляпа, иголка, пуговица, листок бумаги, нож — в культурной стране все это можно легко найти и недорого купить. Но человек, изолированный от общества, затерянный в необжитых пространствах, сталкивается на каждом шагу с почти непреодолимыми трудностями из-за отсутствия сущих, казалось бы, мелочей.

Робен отнюдь не впадал в отчаяние. У него был надежный помощник Никола, умелый и старательный. Что же касается прокаженного, то благодаря многолетнему опыту лесного бытия он был, к счастью, прилежным учеником. После отъезда Ангоссо трое мужчин немедленно приступили к работе.

В тропиках участок, заброшенный на несколько лет, очень быстро зарастает и дичает. Особенно активны растения-паразиты, оплетающие своими цепкими и крепкими побегами любое дерево. Чтобы успешно бороться с засилием растительных «дикарей», необходимо действовать последовательно, надо рубить, обрезать, расчищать, вырывать, отбрасывать не только некультивированную поросль, но и среди полезных пород оставлять только самые здоровые экземпляры, жертвуя их более хилыми собратьями, иначе урожая не дождешься.

Собственно говоря, это повторное корчевание. Легче приходится тому, кто расчищает площадку в девственном лесу, ему нужно не столько терпение, сколько ловкость.

Двое белых и негр начали с очистки территории от кустарника.

Маленькая колония не могла бесконечно питаться копченой рыбой, жареными бананами и плодами хлебного дерева. Постоянное употребление бананов приводит к расстройству пищеварения и, следовательно, к быстрой потере сил. Единственным продуктом, способным заменить пшеничный хлеб, является маниока.

К счастью, Казимир нашел на склоне холма довольно большую плантацию этого растения. Сорняки «похозяйничали» здесь гораздо меньше, нежели в других местах. Надо было выкорчевать «деревья-пушки», гладкие, белые стволы которых, пористые, с мягкой сердцевиной (отсюда просторечное название этих растений), тут и там торчали на темно-зеленом ковре маниоки.

За несколько часов собрали приличный урожай. На скорую руку соорудили терку, перетерли клубни, запустили в дело знакомого нам ужа, но прокалить полученную массу было не на чем — не хватало железного листа, каким пользовались для этой цели Робен и Казимир, когда готовились к отъезду.

Старик не отличался находчивостью и не знал, как заменить металлическую пластину, с помощью которой он готовил куак или кассаву. Никола твердил, что готов пожертвовать одним глазом, только бы заполучить печку… Парижанин пребывал в задумчивости.

Заостренной палочкой он машинально ворошил дрова в очаге, на котором готовился ужин, когда вдруг заметил среди углей твердый красновато-коричневый предмет.

— Что это такое? — удивился он. — Откуда оно взялось?

Подошла мадам Робен. Дети окружили очаг. Шарль-старший извлек из огня грубоватую глиняную фигурку, сотворенную, быть может, рукой вдохновенного художника, к сожалению, не знакомого с правилами лепки.

— Папа, — признался Эжен, — это я слепил человечка и положил в костер, чтобы он хорошо высох. Мы с Шарлем будем в него играть.

— А где ты нашел такую землю, мой юный ваятель?

— Ну здесь, в доме… Я наковырял палкой, потом намочил землю и слепил человечка. Вот где, смотри.

Инженер посмотрел, потом поддел кусок земли кончиком ножа… Так и есть — глина, жирная и мягкая, красноватого оттенка.

— Ну, дети, — сказал он весело, — завтра в полдень каждый из вас получит отличную лепешку!

— А как ты ее сделаешь? — спросил Эжен. — Мой человечек тебе поможет?

— Нет, сынок, но благодаря ему наше меню заметно улучшится. Гляди сюда.

Бургундец принялся копать поглубже, выбирая глину без примеси. Когда набралась изрядная кучка, Робен размял глину, как тесто, слегка намочил и начал перетирать комочки. Затем раскатал глину в форме большого диска и разгладил его смоченной ладонью.

— Теперь подбросим в огонь дровишек и получше нагреем эту штуку. Я предпочел бы высушить мою пластину на солнышке, но если она расколется на огне, то завтра с утра повторим всю эту операцию.

— Я догадался, патрон! Я догадался! — крикнул Никола, подтаскивая большие охапки хвороста и дров. — Вы изготовили пластину из земли, верно?

— Именно так, и мои скромные инструменты вполне справились с задачей. Меня удивляет, что негры и индейцы не додумались до такого простого способа, чтобы заменить металлические пластины, которые так трудно доставать.

Казимир таращился на это чудо своим единственным глазом, бормоча:

— О! Эти белые — настоящие черти… Найдут чем заткнуть любую дырку…

Двенадцать часов пластину прокаливали на огне, постепенно усиливая жар: она лишь чуть потрескалась в нескольких местах, поверхность была гладкая, как вода в безветренный день. Пластина стала твердой, плотной, словом, вполне надежной, и вот уже на ней дымится горячая и душистая лепешка…

Эту первую победу над горькой нуждой колонисты восприняли с вполне понятной бурной радостью.

Вскоре из той же глины изготовили несколько горшков, потом кирпичи, сложили печь…

Двигалось дело и с расчисткой территории. Подступы к дому выглядели уже вполне пристойно. Поговаривали о том, чтобы собрать немного какао и кофе. Решили даже огородить небольшой участок, примыкающий к дому, где можно было бы держать птиц и четвероногих, поддающихся одомашниванию. Казимир охотно брал на себя заботы о них.

Но первый обитатель будущего птичьего двора появился раньше, чем успели соорудить ограду. Никто и не подозревал о существовании такого странного животного, практически бесполезного, однако настолько забавного по внешнему виду и повадкам, что дети громкими и восторженными криками принудили взрослых дать пришельцу все права гражданства.

Героем этой истории стал Никола. Юноша отправился поутру на плантацию маниоки. Робен, оставшись в хижине, плел корзину из волокон арумы.

Молодой человек по дороге на плантацию приглядывался по своей всегдашней привычке ко всему, что мог заметить на земле или на деревьях. На верхушке одного «пушечного дерева» он обнаружил неподвижную серую массу. Что это? Или кто? Подойдя поближе, наш изыскатель увидел зверька, который крепко обнимал ветку всеми четырьмя лапами и, казалось, спал. Юноша слегка раскачал нетолстый гибкий ствол. Животное даже не шевельнулось. Он потряс дерево сильнее, затем заставил его макушку описывать широкие круги, но отчаянный соня будто и вовсе не замечал человека.

— Вот так штука, никогда не видал такого зверя! Как неживой, соломенное чучело, а не зверь!

Несколько ударов ножом — и пушечное дерево рухнуло. Однако и при этом загадочный четвероногий не выпустил ветку из своих объятий! Одним прыжком ловец очутился возле него, готовый оглушить зверя или отрезать ему путь к отступлению. Напрасная забота. Бедное животное при появлении человека лишь запищало жалобно: «А-и-и… А-и-и…» — и вцепилось в дерево еще отчаяннее.

Охотник обрубил ветку у основания, впрягся в нее и не мешкая направился к дому. По дороге зверек продолжал попискивать, однако бежать явно не собирался. Заметив издалека своих маленьких друзей, Никола крикнул:

— Анри! Эдмон! Эжен! Бегите сюда! Поглядите, какого чудного пискуна я нашел!

Взрывы смеха и радостные вопли ознаменовали прибытие «транспорта». Робен оторвался на несколько минут от работы и подошел вместе с Казимиром.

— Что это за диво вы приволокли, милый Никола?

— Это «ленивый баран», — сказал негр.

— А ведь, верно, это знаменитый ленивецnote 138Ленивец — южноамериканское животное отряда неполнозубых; всю жизнь проводит в подвешенном состоянии, уцепившись за ветку крепкими и длинными изогнутыми когтями. Описываемый Буссенаром ленивец аи (а-и) относится к трехпалым, название получил за свой крик., который питается листьями и побегами пушечного дерева. Он целый день взбирается на него и остается там до тех пор, пока не объест всю зелень.

— Так, так, муше!

— Ага! — изрек молодой человек, гордый своей добычей. — Значит, этот чудак называется ленивцем! Ну, он честно заслужил свое прозвание! Вот уж кто не любит перемен…

— Папа! — хором закричали дети. — Расскажи нам про ленивца!

— Это странное животное принадлежит к роду тихоходок, семейству беззубых… — начал Робен.

Никола вставил словечко:

— А вы знаете, патрон, натуралисты попали в самую точку, когда сочинили такое имя для этого лентяя!

— Ну, вот… Семейство включает два вида: аи и уно. У последнего всего по два когтя на каждой лапе — или руке, как хотите, — и совсем нет хвоста, даже намека на хвост.

— Тогда наш зверек — это аи, потому что у него по три коготка и еще есть хвостик, правда, совсем маленький.

— Вы совершенно правы, друг мой. Он отличается от уно меньшим ростом. Аи не больше семидесяти сантиметров, а уно — около метра… Другой отличительный признак — вот это черное пятно, похожее на восклицательный знак и окаймленное желтым, оно расположено, как видите, между плечами и образует как бы впадину в длинной шерсти, сухой и грубой. Можешь попробовать рукой: шерсть в этом пятнышке нежная, шелковистая и очень густая.

— А он меня не укусит?..

— Он-то… бедный зверек, это самое безобидное в мире существо! А потом, пока он соберется с духом совершить самое малое движение, ты успеешь отбежать очень далеко…

Осмелевший ленивец, чувствуя, что его больше не трясут на ветке столь неприятным образом, начал понемногу шевелиться. Он покинул свою позицию и медленно перевернулся на спину. В этом положении зверек очень напоминал черепаху, только без панциря. Неторопливая озабоченность проглядывала в том, как ленивец сводил и разводил в воздухе две пары своих лап в поисках опоры. Передние ноги его намного длиннее задних, на каждой по три больших когтя, желтоватых, изогнутых, каждый длиной сантиметров пяти.

Но что за голова! Какая маска блаженной неподвижности в застывшем оскале зубов! Не голова, а скорее груша без подбородка и лба, мордочка сильно приплюснута. Глаза-бусинки испуганно таращатся из желтоватой короткой шерсти. Ушных раковин нет и следа. Губы черные, тонкие, дыхание с присвистом вырывается сквозь темные зубы.

Никола перевернул зверька и поставил на четыре лапы. Ленивец распластался на брюхе, разбросав лапы в стороны: они не в состоянии выдержать его вес. Он начал, медленно подтягиваясь, перемещаться ползком. Совершив путешествие длиною в один метр, бедняга добрался до порога хижины. Осторожно уцепился одним когтем за столб и подтянулся ровно на два сантиметра. Затем наступил черед другой лапы, которую трусишка поднял долгим и неуверенным движением, зацепившись чуть выше первой.

Дети нетерпеливо переминались на месте, наблюдая за неповоротливым существом. За четверть часа зверек взобрался на высоту полутора метров.

— Ленивец, поднимайся! Ползи, ленивец! Аи! Аи! — возбужденно кричали ребятишки.

— Надо отдать ему должное, — продолжал свою лекцию отец, — когда он прицепится за что-нибудь, его никакими силами не оторвешь. Никола, попробуйте-ка разлучить аи со столбом.

Юноша обеими руками обхватил зверька за плечи и сильно потянул, но тот даже не шелохнулся. Всей массой тела повис на столбе. Тихоход, казалось, слился с брусом в единое целое, он обнимал его с отчаянной энергией утопающего.

— Какая хватка! Дети мои, поглядите, какая хватка! И это еще не все. Инстинкт самосохранения развит у него настолько, что заменяет ленивцу ум. Для своего жилья он выбирает деревья, растущие наклонно над рекой. В случае опасности плюхается в воду, быстро плывет, и обычно ему удается спастись.

— А мы можем оставить его у себя и приручить? — попросил отца Эжен.

— Конечно, мой мальчик! Он привыкает к людям. Если будешь угощать его каждый день свежими побегами пушечного дерева, аи скоро станет тебя узнавать. Кормить его нетрудно, умеренность в еде у этого зверька вполне соответствует его медлительности. Несколько веточек в сутки — и больше ничего не надо.

— Это мой ленивец, папа, это мой! Я буду с ним играть!

— Он будет твоим, если Никола откажется от своих прав.

— Вы шутите, месье Робен! Я счастлив доставить удовольствие Эжену!

— Я хочу его угостить. — Ребенок сорвал листок с ветки, которая служила ему лошадкой. — Держи, аи! На! Ну бери же!

Но ленивец, уставший от треволнений и чрезмерной активности, крепко спал, повиснув на опорном столбе галереи.

Благодаря энергии больших и маленьких обитателей колонии жизнь ее как будто налаживалась. На первых порах было тяжко. Глава семьи и его мужественная подруга не могли вспоминать без содрогания ужасные обстоятельства их встречи. А теперь если полное изобилие еще и не наступило, то самые неотложные нужды были удовлетворены. Робен был бы вполне счастлив, если бы мрачные воспоминания не всплывали время от времени в его сознании и не будили новые опасения.

Свобода была еще столь недолгой, он не мог забыть мучения каторги, изнурительный труд на лесосеке, невыносимую скученность обитателей тюрьмы. Он отвоевал свою независимость, сумел обеспечить существование семьи, ее завтрашний день… Необходимо теперь обезопасить жилище на случай налета, если врагам удастся напасть на их след.

С бережливостью скупца он тратил заряды, полученные Никола от голландского капитана. Если иногда и звучали выстрелы, то лишь с целью добыть немного мяса для европейцев, которые с трудом привыкали к необычным условиям. Ружье было средством обороны, к которому он прибегнул бы в крайнем случае без малейшего колебания, ради защиты своей свободы. Но, разумеется, для ведения долгой борьбы такое оружие не годилось.

Гораздо лучше было бы сделать жилище неприступным, укрепив единственное направление, откуда мог бы приблизиться враг. Ясное дело, что о системах обороны, принятых в цивилизованных странах, речи быть не могло.

«Добрая Матушка», расположенная на склоне лесистого холма, была совершенно недоступна с запада. С севера и юга простирались непроходимые трясины. Оставался открытым восток: дорогой от Кокосовой бухты до хижины мог воспользоваться любой.

Инженер, без труда определивший участок, который нуждался в обороне, не в состоянии был перегородить путь к реке. Прыжок Игуаны представлялся ему недостаточной защитой. Он поделился своими соображениями с Казимиром и попросил совета. Чернокожий добряк, не имевший никакого понятия о бастионах, куртинах или редутахnote 139Бастион — крепостное укрепление, выдающаяся часть ограды, имеет пятиугольную форму; куртина — часть вала между двумя бастионами; редут — полевое укрепление, обнесенное валом (бруствером) и наружным рвом., нашел самое простое решение проблемы.

Прокаженный не мог удержать улыбку при мысли о том, как он разыграет «злых людей», если они вздумают напасть на его друга, на его милых детей и на добрую мадам.

— Я знаю. Сейчас же мы этим займемся, идите со мной и зовите Никола.

— Но что ты собираешься делать?

— Погодите немножко, вы все увидите.

Больше из негра не удалось вытянуть ни слова. Трое мужчин, вооруженных ножами-секачами, отправились не мешкая к Кокосовой бухте. Участок, который надо было обезопасить, имел в ширину около шестидесяти метров. Старик умудрился сделать его неприступным за какие-нибудь три часа.

— Делайте как я, — только сказал он, выкапывая секачом лунку в земле глубиной сантиметров в пятнадцать.

Робену и Никола понадобилось несколько минут, чтобы проделать в мягком грунте такие же лунки, удаленные по указанию негра одна от другой примерно на тридцать сантиметров.

— Хорошо… Теперь еще… Вон там…

Первую линию лунок подготовили за полчаса, затем вторую, третью; по отношению к дому эти параллельные линии были расположены под прямым углом.

— Может, он капусту сажать собирается? Или артишоки? — допытывался Никола, обливаясь потом, хотя работа была вовсе не трудной.

— Потерпи, — успокоил его Робен, — я, кажется, понимаю… Тут есть разумное зерно… Если и не капуста, то, к примеру, кактусы или молочай.

— Так, так, — поддержал его Казимир, — друг правильно понимает!

— Но это же так просто! Мы нарежем черенков колючих растений, их тут полным-полно, высадим две-три сотни, и через месяц-два подымется такой заслон, что сам дьявол не проберется. Колючие изгороди в целях обороны используют испанцы на Кубе, французы в Алжире, бразильцы.

— Я не утверждаю, что это плохо, — возразил Никола, — но ведь они могут проложить себе дорогу ножами или саблями.

Прокаженный махнул рукой:

— Никогда белые здесь не пройдут! Когда растения станут большие, в них поселится много-много змей. И граж, и ай-ай, и гремучая змея…

— Но это опасно для нас самих.

Казимир улыбнулся.

— Старый негр умеет подзывать змей и умеет их прогонять. Он только скажет: «Придите!», и они приползут. Он только скажет: «Убирайтесь!», и они исчезнут.

Молодой человек недоверчиво покачал головой:

— Все равно это не слишком приятное соседство…

Робен успокоил его и развлек, живописуя в липах давний эпизод, когда шипящие союзники Казимира помогли обратить в бегство лагерную охрану.

— Значит, вы в это верите, патрон?

— Я верю в то, что сам видел и слышал.

— А я бы взял на себя дерзость усомниться и заявил бы, что мне это кажется слишком маловероятным… Правда, в этих местах происходит столько чудес!

Компаньоны пустились в обратный путь к «Доброй Матушке», приняв решение возвратиться сюда в надлежащий срок и проверить, поднялась ли неприступная роща и поселился ли в ней воинственный змеиный гарнизон.

Они шли не спеша, индейской цепочкой, как ходили обычно, и беседовали вполголоса. Легкий шум заставил их остановиться.

Девственные леса полны существ странных и опасных, хищников бегающих, прыгающих и ползающих, крупных и совсем малых, но не менее способных причинить смерть ядовитым жалом. Человек должен постоянно быть начеку: не прозевать бы момент риска. Не только туземцы, знатоки зеленого океана, но и европейцы вскоре приучаются распознавать голоса природы, определять их источник, предвидеть возможные последствия.

Но шум, который услышали наши робинзоны, не был известен даже опытному Робену, не говоря уже о пока еще не разбирающемся в загадках тропической природы Никола. Казимир молчал, весь уйдя в слух.

Шум, однако, продолжался, смутный, но непрерывный, словно шорох дождя в кронах деревьев. К шороху примешивалось едва слышное потрескивание. Это не походило ни на шелест трущихся чешуек, ни на лепет водных струй, ни на отдаленный рык сцепившейся стаи хищников…

— Это муравьи, — произнес наконец крайне озабоченный старый негр.

— Муравьи-переселенцы, — с тревогой подхватил бургундец. — Если они направляются в сторону хижины… Там жена, дети… Скорее туда!

— Подумаешь, муравьи! Это же не слоны! — фыркнул Никола. — Пусть их сотни, даже тысячи — растер ногой, да и только!

Не удостоив его ответом, Робен и Казимир ускорили шаг. Шум становился все более различимым. На полдороге к дому прокаженный, шедший впереди, внезапно остановился и у него вырвался вздох облегчения.

— Эти злые твари не пойдут к хижине, нет!

И действительно, метрах в тридцати от наших друзей муравьи пересекали дорогу под прямым углом, то есть двигались параллельно дому. Склон в этом месте был довольно крутой, и путники отчетливо видели армию насекомых, которая лилась безостановочным потоком. Масса панцирей и брюшек, черных, блестящих, плотно сбитых в колонну, напоминала движение вулканической лавы. И она несла с собой разрушение. Миллиарды челюстей кололи, дырявили, кусали, уничтожали по пути большие и малые растения. Травы исчезали, кусты начинали светиться, как кружево, даже стволы таяли на глазах.

Беспечность покинула Никола, когда он увидел ужасные следы опустошения. Юноше стало не по себе: огромные деревья невероятно быстро теряли кору и выставляли напоказ белую сердцевину, лишенную защитной оболочки. Дорога к дому была закрыта для троих друзей на более или менее длительный срок. Им оставалось только ждать, а если шествие чересчур затянется — поджечь траву на пути муравьев.

Они уже собирались — весьма, впрочем, неохотно — приступить к исполнению этого плана, когда их внимание отвлекло распластавшееся возле колонны муравьев крупное буро-коричневое животное. Время от времени что-то похожее на коричневый султан взметалось в воздух, потом опадало, и так много раз. Скорее всего, то был хвост какого-то бурого зверя. Со стороны морды, разглядеть которую пока было трудно, то и дело появлялся узкий, длинный красновато-фиолетовый язык, нырял в гущу насекомых и вновь прятался. Робен догадался в чем дело. Буро-коричневая туша принадлежала честному труженику — муравьеду, который лакомился обильной пищей.

Занятый гастрономическими упражнениями, гурман не подозревал, что за ним наблюдают люди. К сожалению, не замечал он и четвертого свидетеля — голодного ягуара, который, по-видимому, испытывал настоящие танталовы мукиnote 140Танталовы муки — наказание, которому был подвергнут в подземном мире персонаж греческого мифа царь Тантал за преступления против богов: он стоял по горло в воде, но не мог до нее дотянуться, чтобы утолить жажду; над его головой свисали с ветвей сочные плоды, но ветви поднимались, едва Тантал протягивал к ним руку.. Муравьиная лента шириной в добрых два десятка метров разделяла двух четвероногих: ягуар в возбуждении двигал передней лапой, словно кот, который охотится за лягушкой, но в испуге отдергивает лапу от воды. Муравьед, вожделенная добыча, был ягуару недоступен: зверь понимал, что, едва он вступит на землю, по которой движутся муравьи, начнется сражение, и проиграет его он, а не бесчисленные полчища противников.

В конце концов ягуар отважился на отчаянную попытку. Посреди муравьиной фаланги возвышалось дерево. Десятиметровый прыжок — и ягуар на дереве. Полдела сделано, оставалось броситься сверху на муравьеда и при этом не попасть в муравьиную колонну, откуда сладкоежка черпает свое лакомство.

Лакомка-муравьед видел маневр своего врага и, не сводя с него глаз, ускорил движение языка.

Казимир громко захохотал, Никола завороженно глядел на невиданное зрелище, Робен тоже увлекся происходящим. Кто кого, если дело дойдет до схватки? У ягуара крепкие острые когти да еще и клыки — огромные, белые. У пожирателя муравьев — только когти, но зато какие! Настоящие крюки длиной не меньше десяти сантиметров и твердые, как сталь.

Не долго думая, ягуар прыгнул вторично с раскрытой пастью, выпущенными когтями и воинственно задранным хвостом. Он описал головокружительную дугу и обрушился… на пустое место, где полсекунды назад находился невозмутимый едок.

Не потеряв спокойствия, муравьед просто отступил и оказался лицом к лицу со своим грозным противником, стоя на задних лапах, а передние подняв до уровня головы — ни дать ни взять боксер на ринге.

Этот маневр не понравился ягуару, который яростно рычал и раздувал ноздри. Боксеры знают о преимуществе первого удара, должно быть, знал это и ягуар: сделав обманное движение лапой, он попытался поразить соперника в незащищенное брюхо, но муравьед ответил увесистой и точной оплеухой, разворотившей ягуару левую щеку. Хищник от боли и бешенства потерял самообладание, кровь ослепила его. Всем телом он устремился на врага, но тот мягко осел на землю, подогнув голову и выставив перед собою лапы.

В мгновение ока ягуар был «опоясан», как выражаются борцы. Когти муравьеда вонзились в тело хищника. Ягуар сражался исступленно. В вихре движения двух тел, катающихся по земле, трое свидетелей смертельной схватки ничего не могли различить. Бой продолжался не более двух минут… Сухой треск сломанных костей, предсмертное хрипение… Объятия муравьеда разжались, он остался лежать без движения, с переломанным хребтом, а возле него корчился в агонии ягуар с распоротым брюхом.

Робен, Казимир и Никола, потрясенные исходом схватки, осторожно приблизились к еще трепещущим телам.

— Все хорошо, что хорошо кончается, — философски изрек юноша. — Этот великолепный муравьед, как вы его называете, оказался здесь более чем кстати. Вообразите, что ягуару пришло бы на ум пожаловать к нам!

Бургундец улыбнулся и махнул своим секачом, хладнокровно заметив:

— Он был бы не первым. Ну, а теперь нам предстоит аккуратно раздеть этих молодцов… Их шкуры постелим на полу в хижине. Отличные ковры. За работу, пока муравьи не опередили нас и не обглодали трупы до костей…

— Погодите! — воскликнул молодой человек. — А это еще что такое?..

Между двумя мертвыми телами жался какой-то зверек не больше кролика.

— Это маленький детеныш, — сказал Казимир.

— Не может быть! Бедный малыш! Патрон, есть идея! Заберем его с собой, а? Дети будут в восторге!

— Бога ради, мой милый! Попробуем его выкормить и приручить, хоть это и нелегкая задача.

Пока Робен освежевывал ягуара, юный зоолог привязал к дереву детеныша муравьеда, который этому не противился.

— Какое странное животное! — Никола с недоумением рассматривал погибшего муравьеда. — Голова тонкая, узкая, выгнутая, без шерсти — больше напоминает птичий клюв, нежели морду млекопитающего, даже рта нет.

— Как нет рта?

— У него на кончике морды маленькое отверстие, откуда, должно быть, появляется язык. Это и есть рот!

— Конечно. Ведь муравьед питается особым способом. Его челюсти образуют нечто вроде трубки, по которой все время скользит длинный и липкий язык — вы это только что наблюдали. Он как бы «выстреливает» в гущу муравьев, захватывая все новые и новые порции насекомых. Наш погибший приятель, вернее, приятельница, ведь это самка, небывало крупная: целых два метра, даже больше, от морды до кончика хвоста. Просто великанша, как ты считаешь, Казимир?

— Мне попадались и покрупнееnote 141Старый негр прав. У меня есть шкура «гривастого большого муравьеда», длина ее 2 м 15 см, хвост — 68 см, когти — 7,5 см. Рост животного 66 см. На Марони я видел трехметрового муравьеда. Поэтому меня удивляют размеры, указанные другими авторами как максимальные — 1,5 м в длину, рост 30 — 35 см. (Примеч. авт.).

— А когти, патрон, когти-то какие! Черт побери, я ничуть не удивляюсь, что этот муравьед буквально распорол ягуара. Поглядите, какие они острые… Однако зверь не может их втягивать, как кошка, ведь коготки-то сантиметров по десять длиной…

— Когти у него — предмет особой заботы. Вместо того чтобы упираться ими в почву при ходьбе, он укладывает их вовнутрь на подошву ноги.

— Ага! Я понял, что-то вроде складного ножа.

— Вы заметили, что у него на передних лапах по четыре когтя, а на задних — по пять? Задние когти тупые, для защиты не годятся, зато с их помощью он разрушает муравейники.

— Кстати о муравейниках, а где наша муравьиная армия? Мы так заняты уже полчаса, что начисто позабыли о муравьях.

— Муравьи ушли далеко, — сообщил Казимир.

— Да, это правда, дорога свободна! — В голосе Робена прозвучало нетерпение. — Возвращаемся немедленно, забираем шкуры, да не забыть бы и нашего нового питомца…

Надо сказать, что друзья по дороге к хижине не обошлись без новых приключений. Едва они удалились от места вынужденной остановки, как в густой траве послышалось отчаянное мяуканье, и появилось красивое небольшое животное, чуть крупнее кошки. С полной доверчивостью юных и неопытных существ зверек стал тереться о ноги Никола. Юноша выхватил нож, но Робен остановил его.

— Еще один осиротевший просит о помощи, — сказал бургундец. — Ну, это уже мой воспитанник! Я сам займусь дрессировкой. Будет мне помощником на охоте.

— Это детеныш ягуара? — спросил молодой человек.

— Вот именно! И совсем еще несмышленый. Надеюсь, мне удастся его приручить. Поскольку он может оцарапать детей, придется первое время подрезать ему когти.

Взрывы смеха, крики радости ознаменовали возвращение экспедиции домой. Был рассказан во всех подробностях драматический случай, благодаря которому колония пополнилась двумя новыми обитателями. Маленькие сироты чувствовали себя неплохо. Едва их выпустили в огороженный «зоопарк», как они принялись играть и резвиться, не подозревая о взаимной ненависти родителей и о постигшей их потере.

Принесенные шкуры развернули, натерли золой и растянули между стволов, прикрепив иголками «сырного дерева». Анри, с любопытством разглядывавший «камзол» муравьеда, вдруг рассмеялся.

— Ой, папа, папа! Если бы ты видел… Знаешь, на кого похож твой муравьед? Мама, мама, ну, посмотри! Если ему надеть очки…

— Да о чем ты, озорник?

— Он так похож на моего учителя чистописания, месье Мишо!

Вслед за Анри начали смеяться и другие дети: «Месье Мишо!.. Месье Мишо!» Так и прозвали маленького муравьеда. Что касается молодого ягуара, то и его скоро ввели в права гражданства. Сходство с кошкой закрепило за ним кличку «Кэт», которую тоже придумал Анри.