Онлайн чтение книги Избранное
XVIII. Сводни и горластые девки

Сводни и горластые девки держали свой мерзостный совет. С изрядным нахальством сетовали они на скудные времена и перемывали косточки всем денежным мешкам. Наконец, причмокивая обездоленным ртом и постукивая пустыми деснами, заговорила самая старая из сводней, беззубая и шепелявая, как сосунок:

– Весь мир того и гляди взлетит на воздух! Смотрите, что за сласть нам досталась на долю: время нас скоро голодом уморит; все на волоске от гибели; о подарках на рождество и на праздники лучше забыть, о них и память-то прогнила; магарычи травой поросли; деньги так изменились с виду, что их не узнаешь; накидка при размене крупных денег улетучилась, ровно честь у подлеца; золотой реал скоро будут на улицах за два гроша показывать, как слона. А уж о дублонах можно сказать, как об инфантах арагонских: «Что с ними сталось?»[282]«Что с ними сталось?» – цитата из «Строф на смерть отца» Хорхе Манрике, испанского поэта XV века. Вместо «получай» теперь все больше слышишь «ужо расплачусь», «обязуюсь уплатить вашей милости» – все равно что колбаса с ядом, чтобы собак травить; ярлык на предъявителя – дохлое дело; явится к тебе этакий молокосос с волосатыми ляжками и ленточками на висках и оставит тебя при пиковом интересе. А по-нашему, доченьки, надо вот как: деньги на бочку! Рассчитывайся звонкой монетой, да к тому же вперед, а не задним числом. Захаживают ко мне прогнившие насквозь старички, не то живые, не то мертвые; с лица они страшны, зато в остальном аккуратны, стараются, как могут, воспламенить меня и щедро расплачиваются за омерзительность своего вида. Поверьте, девочки, корысть любую вонь отобьет; покрепче зажмурьте глаза, зажмите нос, будто пьете слабительное; пить горечь для своей пользы – это значит принимать лекарство; помните, как ни изношен шитый золотом наряд, а сожги его – золото останется; как ни выварена мозговая кость, а высоси мозг – спасибо скажешь! Для каждой из вас припасено у меня с полдюжины протухших старцев, сухоньких, как изюм, морщинистых любовников, которые так и харкают золотом. А я даже трети с вас не возьму; хватит с меня скромного подарочка, лишь бы осталось за мной доброе имя, коим я всю жизнь хвалилась.

Дошамкав свою речь, старуха соединила нос свой с подбородком на манер когтя и состроила девкам гримасу, придававшую ей сходство с краном от винной бочки. Одна из попрошаек-загребал, помойка в юбках, волосатая воровка ответила ей:

– Ты, бабушка, наводчица на потехи, сплетчица тел, сводница людей, надувательница человеков, ткачиха гримас; знай же, слишком мы еще молоды, чтобы продаваться бородатым гнилушкам, столетним шаркунам. Охоться-ка лучше за дуэньями, они как раз королевы мая среди покойниц, таким мотылькам только над могилками и порхать. Эх, тетушка, когда кровь играет, любовные утехи милее денег, а наслаждение дороже подарков. Пора тебе найти другое занятие, а то, гляжу, по тебе уже телега плачет, на которой повезут тебя в остроконечном колпаке да под градом огурцов.

Не успела она договорить, как всех их застиг Час; кредиторы толпой ввалились в дом и подняли суматоху. Один потащил вон мебель и кровати в уплату за наем дома; другой принялся отбирать свое добро, от подушек до гитары, хватая не только тряпки, но и девок за разные места. Слово за слово, полезли все друг на друга с кулаками. Старьевщик вопил на всю округу, недосчитавшись парочки фижм. Девки, сгрудившись вокруг старой своей наставницы, визжали, как хор на спевке: «Да что же это творится?», «Ей-богу, я не такая, ей-богу, я не этакая!», «Вот как мы влипли!», «Ишачили как негры – и на тебе!», как водится среди шлюх.

Зловредная же старуха только крестилась, что было силы, взывая к Иисусу. Увенчался кавардак появлением дружка одной из девок, который без лишних слов вытащил шпагу и полез на кредиторов, обзывая их шаромыжниками и ворами. Те тоже схватились за шпаги, и завязалась драка, да такая, что в доме ни единой вещички не уцелело. Девки высунулись из окон и орали до хрипоты: «Караул, убивают!» и «Что там полиция смотрит?» На шум прибежал альгуасил с обычной своей свитой, восклицая: «Именем короля!» да «Следуйте за мной!»

Вывалилась вся орава на лестницу, а оттуда на улицу, Кто в крови, кто в лохмотьях. Хахалю в свалке раскроили полголовы, да и вторая половина, насколько мне известно, держалась на честном слове. Побросав и плащ, и Шляпу, укрылся он в церкви. Альгуасил же вошел в дом и, завидев там славную старушку, набросился на нее, приговаривая: «А, ты снова здесь, старая стерва, мало тебе, что тебя трижды высылали! Ты одна во всем виновата!» Забрал он сводню и девок (а заодно и все, что попало под руку) и потащил всю честную компанию расхристанных и простоволосых в кутузку, под дружные возгласы соседей: «Скатертью дорога, шлюхи!»