Онлайн чтение книги Жозеф Бальзамо
82. ОХОТА НА КОЛДУНА

Длинная вереница карет заполнила аллеи леса Марли, где охотился король.

Это называлось послеобеденной охотой.

В самом деле, в последние годы жизни Людовик XV уже не охотился ни с ружьем, ни с собаками. Он довольствовался тем, что смотрел, как охотятся другие.

Те из наших читателей, коим знаком Плутарх, помнят, быть может, что у Марка Антония был такой повар, который по очереди водружал на вертела одного кабана за другим, так что на огне румянились одновременно пять или шесть, и, когда бы Марк Антоний ни садился за стол, какой-нибудь из них непременно успевал поджариться до полной готовности.

Объяснялось это тем, что у Марка Антония в бытность его правителем Малой Азии было неисчислимое множество дел: он отправлял правосудие, а поскольку киликийцы — отъявленные воры, о чем свидетельствует Ювенал[18]Ювенал (ок. 60 — ок. 127) — римский поэт-сатирик., Марк Антоний был весьма занят. Поэтому на вертеле, громоздясь одно над другим, его постоянно поджидали пять или шесть жарких на тот случай, если обязанности судьи вдруг позволят ему немного передохнуть и подкрепиться.

То же самое было заведено и у Людовика XV. Для послеобеденных охот загоняли поочередно двух или трех ланей, а он по настроению выбирал погоню поближе или подальше.

В этот день его величество объявил, что будет охотиться до четырех часов. Поэтому выбор остановился на той лани, которую гнали с полудня и теперь она должна была находиться где-то поблизости.

Г-жа Дюбарри со своей стороны твердо решила преследовать короля с таким же прилежанием, с каким король решил преследовать лань.

Но ловчие предполагают, а случай располагает. Цепь совпадений нарушила превосходный план г-жи Дюбарри.

В лице случая графиня нашла противника почти столь же капризного, как она сама.

Рассуждая о политике с г-ном де Ришелье, графиня спешила вслед его величеству, который в свою очередь спешил за ланью; при этом герцог и графиня то и дело раскланивалась с теми, кто приветствовал их на пути; вдруг они заметили шагах в пятидесяти от дороги под великолепным пологом зелени вконец изломанную коляску, которая мирно валялась вверх колесами; поодаль один вороной конь глодал кору бука, а второй пощипывал мох у себя под ногами — все это вместо того, чтобы везти оную коляску.

Лошади г-жи Дюбарри — великолепная упряжка, подаренная королем, — немного обошли, как говорят нынче, все прочие экипажи и примчались к разбитой коляске первыми.

— Смотрите, несчастный случай! — невозмутимо заметила графиня.

— Видит Бог, так оно и есть, — подтвердил герцог де Ришелье с тем же безразличием, ибо при дворе чувствительность не в чести. — Черт возьми, коляска вдребезги.

— А там, на траве, не покойник ли? — осведомилась графиня. — Взгляните, герцог.

— По-моему, нет: он шевелится.

— Мужчина это или женщина?

— Понятия не имею. Мне плохо видно.

— Гляньте, он нам машет.

— Значит, жив.

И Ришелье на всякий случай приподнял свою треуголку.

— Позвольте, графиня… — сказал он, — сдается мне…

— И мне.

— Что это его высокопреосвященство принц Луи.

— Кардинал де Роган собственной персоной.

— Какого черта он там делает? — удивился герцог.

— Давайте поглядим, — предложила графиня. — Шампань, к разбитой коляске.

Кучер графини немедля съехал с дороги и углубился в чащу.

— Ей-богу, это в самом деле монсеньор кардинал, — изрек Ришелье.

И впрямь, его высокопреосвященство распростерся на траве в ожидании, пока проедет кто-нибудь знакомый.

Завидя приближающуюся г-жу Дюбарри, он приподнялся.

— Мое почтение госпоже графине, — сказал он.

— Как, кардинал, это вы?

— Да, я.

— Пешком.

— Нет, сидя.

— Вы ранены?

— Ничуть.

— Но что с вами стряслось?

— Не спрашивайте, сударыня. Всему виной мой кучер, это чудовище, этот прохвост, которого я выписал из Англии; я велел ему ехать прямиком через лес, чтобы догнать охоту, а он повернул так круто, что вывалил меня на землю и вдобавок разбил мой лучший экипаж.

— Не сетуйте, кардинал, — утешила его графиня, — кучер-француз опрокинул бы вас так, что вы бы сломали себе шею или по меньшей мере отбили все бока.

— Вероятно, вы правы.

— Следовательно, утешьтесь.

— О, я не чужд философии, графиня; беда в том, что я вынужден ждать, а это для меня нож острый.

— Как, принц! Почему ждать? Разве Роганы ждут?

— У меня нет другого выхода.

— Нет, ей-богу, я этого не допущу; скорее я выйду из кареты сама, чем оставлю вас здесь.

— Право, сударыня, вы заставляете меня краснеть.

— Садитесь в карету, принц, прошу вас.

— Нет, благодарю, сударыня, я жду Субиаза, он принимает участие в охоте; не пройдет и нескольких минут, как он проедет по этой дороге.

— А если он выбрал другой путь?

— Право, не беспокойтесь.

— Монсеньор, прошу вас.

— Нет, благодарю.

— Да почему же?

— Мне вовсе не хочется вас стеснять.

— Кардинал, если вы откажетесь сесть в карету, я велю лакею подхватить мой шлейф и убегу в лес, подобно дриаде.

Кардинал улыбнулся; понимая, что дальнейшее упорство будет дурно истолковано графиней, он наконец решился сесть в карету.

Герцог успел освободить для него место на заднем сиденье, а сам устроился спереди.

Кардинал умолял его вернуться на прежнее место, но герцог был непреклонен.

Вскоре лошади графини выбрались на прежний путь.

— Простите, ваше высокопреосвященство, — обратилась к кардиналу графиня, — но вы, надо полагать, примирились с охотой?

— Что вы хотите сказать, графиня?

— Я впервые вижу, чтобы вы принимали участие в этом увеселении.

— Ну почему же, графиня. Но сейчас я приехал в Версаль, чтобы засвидетельствовать свое почтение его величеству, и узнал, что он на охоте. У меня к нему срочное дело, поэтому я пустился следом за ним, но благодаря кучеру не только лишусь возможности быть выслушанным королем, но и не поспею в город на свидание с особой, до которой у меня крайняя нужда.

— Видите, сударыня, — со смехом заметил герцог, — какие признания делает вам монсеньор; оказывается, у него свидание в городе.

— И повторяю, я на него не поспею, — вставил его высокопреосвященство.

— Разве принц, кардинал, носитель имени Роганов, может испытывать в ком-нибудь нужду?

— Еще бы! — воскликнул принц. — Например, в чуде.

Герцог и графиня переглянулись: это слово напоминало им о недавнем разговоре.

— Право слово, принц, — заговорила графиня, — раз уж вы упомянули о чуде, признаюсь вам откровенно, я очень рада встрече с князем церкви, поскольку хочу спросить, верите ли вы в это.

— Во что, сударыня?

— В чудеса, черт возьми! — воскликнул герцог.

— Писание велит нам верить в чудеса, сударыня, — отвечал кардинал, пытаясь напустить на себя благочестивый вид.

— Ах, я имею в виду не те чудеса, что были в старину, — парировала графиня.

— Тогда о каких же чудесах вы толкуете, сударыня?

— О тех, что случаются в наше время.

— В наше время они случаются куда реже, — отвечал кардинал. — Хотя…

— Хотя что?

— Право же, я видывал такое, что если это и не чудо, то поверить в это невозможно.

— И вы видели это своими глазами, принц?

— Клянусь честью.

— Но вам же известно, сударыня, — со смехом заметил Ришелье, — о его высокопреосвященстве идет молва, что он знается с нечистой силой, хоть это с его стороны и не слишком благочестиво.

— Зато весьма полезно, — возразила графиня.

— А что вы видели, принц?

— Я поклялся хранить тайну.

— О! Вот это уже более серьезно.

— Но это так, сударыня.

— Вы обещали молчать о колдовстве, но, быть может, не о самом колдуне?

— Вы правы.

— В таком случае, принц, признаемся вам, что мы с герцогом как раз ищем какого-нибудь волшебника.

— В самом деле?

— Ей-богу.

— Обратитесь к моему.

— С большим удовольствием.

— Он к вашим услугам, графиня.

— И к моим также, принц?

— И к вашим, герцог.

— Как его зовут?

— Граф Феникс.

Г-жа Дюбарри и герцог переглянулись и побледнели.

— Как странно! — в один голос сказали они.

— Вы его знаете? — осведомился принц.

— Нет. И вы считаете, что он колдун?

— Тут и спорить нечего.

— Вы с ним беседовали?

— Разумеется.

— И как он вам показался?..

— Он великолепен.

— А по какому случаю вы имели с ним дело?

— Я… — кардинал замялся. — Я обратился к нему с просьбой, чтобы он предсказал мне мою судьбу.

— И он все верно угадал?

— Он поведал мне такое, что можно узнать только на том свете.

— А не называет ли он себя еще каким-нибудь именем, кроме как графом Фениксом?

— А как же, его еще зовут…

— Скажите, монсеньор! — в нетерпении воскликнула графиня.

— Жозеф Бальзамо, сударыня.

Молитвенно сложив руки, графиня глянула на Ришелье. Ришелье устремил взгляд на графиню, почесывая кончик носа.

— А дьявол в самом деле черен? — внезапно спросила г-жа Дюбарри.

— Дьявол, графиня? Откуда мне знать, я его не видел.

— Что вы такое говорите его высокопреосвященству, графиня?! — воскликнул Ришелье. — Хорошенькое было бы знакомство для кардинала!

— Значит, вам не показали дьявола, когда предсказывали судьбу? — спросила графиня.

— Разумеется, нет, — отвечал кардинал, — дьявола показывают только простонародью; для таких, как мы, это излишне.

— А все-таки говорите что хотите, принц, — возразила г-жа Дюбарри, — а без чертовщины в этаких делах не обходится.

— Еще бы, я сам того же мнения.

— Зеленые огоньки — не правда ли? Привидения, адские котлы, от которых несет зловонным горелым мясом…

— Да нет же, нет, у моего колдуна превосходные манеры: это весьма галантный человек, он принял меня как нельзя более любезно.

— А не хотите ли вы, графиня, заказать этому колдуну ваш гороскоп? — поинтересовался Ришелье.

— Признаться, до смерти хочу.

— Вот и закажите, сударыня!

— Но где он все это проделывает? — спросила г-жа Дюбарри надеясь, что кардинал назовет ей вожделенный адрес.

— В красивой комнате, очаровательно обставленной.

Графине стоило большого труда скрыть свое нетерпение.

— Понимаю, — отвечала она, — а что за дом?

— Весьма пристойный, хотя и странной архитектуры.

Графиня топнула ногой с досады, что ее так дурно поняли.

Ришелье поспешил ей на помощь.

— Неужели вы не видите, монсеньор, — вмешался он, — г-жа Дюбарри изнывает от ярости, что не знает до сих пор, где живет ваш колдун.

— Вы сказали, где он живет?

— Да.

— С радостью вам это сообщу, — отвечал кардинал. — Э… вот ведь право! Погодите-ка… нет… Где-то в квартале, что на Болоте, почти на углу бульвара и улицы Сан-Франсуа, Сент-Анастази… нет. Словом, какого-то святого.

— Но какого? Вы-то должны знать их всех!

— Нет, напротив, я знаю весьма немногих, — признался кардинал. — Но погодите, мой негодник лакей, наверно, знает.

— В самом деле, — заметил герцог. — Мы его взяли на запятки. Стойте, Шампань, стойте.

И герцог дернул за шнурок, привязанный к мизинцу кучера.

Кучер на всем скаку остановил лошадей; тонконогие лошади так и задрожали.

— Олив, — воззвал кардинал, — где ты, мерзавец?

— Здесь, монсеньор.

— Куда это я ездил на днях вечером довольно далеко в квартал на Болоте?

Кучер, прекрасно слышавший разговор, поостерегся проявлять свою осведомленность.

— На Болоте… — протянул он, притворяясь, что вспоминает.

— Да, неподалеку от бульвара.

— В какой день это было, монсеньор?

— В тот день, когда я вернулся из Сен-Дени.

— Из Сен-Дени? — переспросил Олив, стремясь набить себе цену и придать своим усилиям больше достоверности.

— Ну да, из Сен-Дени. Карета ждала меня на бульваре, если не ошибаюсь.

— Верно, монсеньор, верно, еще какой-то человек проводил вас до кареты и бросил в нее тяжеленный сверток, теперь я помню.

— Возможно, так оно и было, — возразил кардинал, — но разве тебя об этом спрашивают, осел?

— А чего желает монсеньор?

— Знать, как называлась та улица.

— Улица Сен-Клод, монсеньор.

— Верно, Сен-Клод! — воскликнул кардинал. — Я готов был побиться об заклад, что там фигурировал какой-то святой.

— Улица Сен-Клод! — повторила графиня, бросив на Ришелье столь выразительный взгляд, что маршал, по-прежнему опасаясь пролить свет на свои тайны, особенно в том, что касалось заговора, перебил г-жу Дюбарри восклицанием:

— Графиня, а вот и король!

— Где?

— Вон там.

— Король, король! — вскричала графиня. — Левей, Шампань, левей, чтобы его величество нас не заметил!

— Но почему, графиня? — удивился кардинал. — Я полагал, напротив, что вы отвезете меня к его величеству.

— Ах да, вы ведь желали видеть короля?

— Я только затем и приехал, сударыня.

— Прекрасно! Вас доставят к королю.

— А вы?

— Мы остаемся здесь.

— Однако, графиня…

— Не стесняйтесь, принц, умоляю вас, займемся каждый своим делом. Король вон там, в боскете под сенью каштанов, у вас до него дело, вот и прекрасно! Шампань!

Шампань осадил лошадей.

— Шампань, выпустите нас и отвезите его высокопреосвященство к королю.

— Как! Меня одного, графиня?

— Вам же надо было шепнуть королю нечто важное.

— Так и есть.

— Вы получите эту возможность.

— Ах, вы чрезмерно добры, сударыня!

И прелат галантно поцеловал ручку г-жи Дюбарри.

— Но как же вы? Где вы найдете себе приют, сударыня? — спросил он.

— Здесь, под этими дубами.

— Король будет вас искать.

— Тем лучше.

— Он будет сильно обеспокоен, если не найдет вас.

— Пускай помучится, этого я и желаю.

— Вы прелестны, графиня.

— Именно это говорит король, когда мне удается его помучить. Шампань, доставите его высокопреосвященство и галопом вернетесь сюда.

— Слушаю, госпожа графиня.

— Прощайте, герцог, — промолвил кардинал.

— Прощайте, монсеньор, — отвечал герцог.

И едва лакей опустил подножку, герцог ступил на землю; вслед за ним легче девицы, сбежавшей из монастыря, из кареты выпрыгнула графиня; карета во весь опор помчала его высокопреосвященство к холмику, с которого его христианнейшее величество пытался своими подслеповатыми глазами разглядеть эту плутовку графиню, которую видели нынче решительно все, кроме него.

Г-жа Дюбарри не теряла времени. Она взяла герцога под руку и увлекла его в заросли.

— Вы знаете, — сказала она, — милейшего кардинала послал нам сам Бог.

— Чтобы ненадолго от него избавиться, могу понять даже это, — отвечал герцог.

— Нет, он послал его, чтобы навести нас на след того человека.

— В таком случае едем к нему?

— Пожалуй. Но…

— Что такое, графиня?

— Признаться, я боюсь.

— Чего же?

— Я боюсь колдуна. Ах, я ужасно легковерна.

— Черт побери!

— А вы верите в колдунов?

— Еще бы! Не буду отпираться, верю.

— После моей истории с пророчеством?..

— Да, это послужило мне подтверждением. Но я и сам… — произнес старый маршал и потер ухо.

— Ну, что же вы?

— Да, я и сам… Знавал я одного колдуна…

— Неужто?

— Который оказал мне в свое время огромную услугу.

— Какую услугу, герцог?

— Он меня воскресил.

— Воскресил? Вас?

— Вот именно. Я был мертв, поистине мертв.

— Расскажите мне об этом, герцог!

— Тогда давайте спрячемся.

— Герцог, вы ужасный трус.

— Ничуть не бывало. Я просто осторожен.

— Здесь нам ничто не мешает?

— Мне кажется, ничто.

— В таком случае, рассказывайте! Рассказывайте!

— Ну что ж! Было это в Вене. Я тогда был посланником. Однажды вечером, под фонарем, я получил удар шпагой, пронзившей меня насквозь. Удар, нанесенный ревнивым мужем, был дьявольски пагубен для моего здоровья. Я падаю. Меня поднимают, видят, что я умер.

— Как это, умер?

— Да так, умер или дышу на ладан. Мимо идет колдун, он спрашивает, кого хоронят. Ему говорят, кто я такой. Он останавливает носилки, вливает в мою рану три капли какой-то жидкости, другие три капли вливает мне в губы. Кровь останавливается, дыхание возвращается, глаза мои открываются, и я исцелен.

— Это чудо Господне, герцог!

— Вот то-то меня и страшит, что я, напротив, полагаю: чудо это сотворено дьяволом.

— Верно, герцог, Бог не стал бы спасать такого повесу, как вы, по заслугам почет. Он жив еще, ваш колдун?

— Сомневаюсь; разве что он изобрел эликсир бессмертия.

— Как вы, маршал?

— Неужели вы верите этим сказкам?

— Я всему верю. Он был стар?

— Сущий Мафусаил.

— Как его звали?

— Ах, у него было роскошное греческое имя — Альтотас.

— До чего страшное имя, маршал!

— Не правда ли, сударыня?

— Герцог, а вот и карета возвращается.

— Превосходно.

— Итак, мы решились?

— Ей-богу, решились.

— Едем в Париж?

— Едем.

— На улицу Сен-Клод!

— Если вам угодно… Но вас ждет король!..

— Этот довод убедил бы меня окончательно, герцог, если бы я еще колебалась. Король заставил меня терзаться — теперь твой черед злиться, Француз!

— Но он вообразит, что вас похитили, что вы погибли.

— Тем более что меня видели в вашем обществе, маршал.

— Ну, графиня, признаюсь вам в свой черед: мне страшно.

— Чего вы боитесь?

— Боюсь, что вы кому-нибудь расскажете об этом, и я стану мишенью для насмешек.

— В таком случае смеяться будут над нами обоими: ведь я еду туда вместе с вами.

— Ладно, сударыня, вы меня уговорили. Впрочем, если вы меня выдадите, я скажу…

— Что вы скажете?

— Скажу, что вы приехали со мной и что мы были одни в карете.

— Вам никто не поверит, герцог.

— Почему же? Если бы не пример его величества…

— Шампань! Шампань! Сюда, за кусты, чтобы нас никто не видел. Жермен, дверцу! Готово. Теперь — в Париж на улицу Сен-Клод, что на Болоте, и гоните во весь опор.