Онлайн чтение книги Корсар с золотыми волосами Le Corsaire aux cheveux d'or
Глава II, в которой для ничего не подозревающего старого генерала готовят рай, грозящий оказаться адом

Покинув двух своих защитников, женщина, переодетая матросом, скрылась за поворотом и вскоре постучала в дверь одного из домов.

Ей открыли.

Пробыв в доме, где ее приняли, около часа, она вновь вышла на улицу, но уже в женской одежде, скрыв лицо под вуалью. Затерявшись в толпе прохожих, она добралась до отеля, который снимала местная примадонна из театра Сан-Карло.

Вышедшая навстречу горничная вскрикнула от изумления.

– Как! Вы, госпожа маркиза?! Здесь!

– Да, – сказала молодая женщина. – Проводи меня в будуар твоей хозяйки, я подожду ее там. Мне нужны перо и чернила.

И, удобно устроившись за маленьким столиком, она принялась что-то быстро писать.

Этой сподвижницей карбонариев, этой героиней, была маркиза Дезенцано, обладательница сорокамиллионного состояния, вдова патриота, расстрелянного три года назад в Неаполе по приказу короля Франческо. Обладая не только огромными деньгами, но и исключительным умом и редкой отвагой, маркиза сумела создать тайное общество итальянских карбонариев, коим она руководила с талантом, которому воздал бы должное и сам Манин[8]Людовико Манин (1726–1802) – последний дож Венецианской республики..

Все в этой женщине свидетельствовало об аристократическом происхождении, и достоинство это проглядывало даже сейчас, в момент полной сосредоточенности. Такими, по всей видимости, были жены патрициев.

Ее отличала необыкновенная красота.

То была истинная неаполитанка, являвшая собой тот тип женщин, что так характерен для юга Италии. Лишь женщины этого благословенного края обладают столь пышными, цвета вороного крыла, волосами, что спадают на плечи королевской мантией, прикрывающей обнаженные плечи, когда они выходят из ванны, привлекая к себе нескромные взгляды. Лишь у них, настоящих неаполитанок, в глазах бегают озорные огоньки, купающиеся в слезах бесконечной нежности, когда в их сердце пылает пламя желания, и зверино-хищные, когда их переполняет ревность.

Впрочем, пылающие огнем глаза ее в тот час были скрыты вуалью, но под складками платья вырисовывались очертания фигуры таких пленительных форм, о каких мечтает любой художник.

Шею ее опоясывал столь любимый нашими предками тройной воротничок. Три эти складки ласкали взор; ее пышная грудь, это плохо скрываемое сокровище, обещала весь мир тайных прелестей; вырисовывавшееся под юбкой колено очаровательно подчеркивали складки платья, которое с непринужденной грацией падало на ножку столь миленькую, что даже законченный интеллигент, завидев ее, потерял бы голову.

Прав был Брантом: лодыжка у женщины мало что значит, так мало, что до нее не опускаются даже самые целомудренные дамские панталоны; но если очертания совершенны, то вид ее пробуждает не меньше чувств, чем лицо или грудь.

И никогда еще талия не была столь богатой на изгибы, на гармонично смягченные контуры, как талия этой молодой итальянки.

Внезапно в прихожей раздались шум шагов и шуршание юбок, дверь будуара открылась, на пороге комнаты показалась молодая женщина и тотчас же бросилась на шею маркизе, которая порывисто ее обняла.

– Наконец-то ты приехала, Луиза! – воскликнула примадонна. – А то я уже начала волноваться. Слуги сообщили мне о твоем приходе, но я смогла освободиться лишь после спектакля. Столько хлопот, знаешь ли…

– Бедняжка! – молвила маркиза. – А я вот лишь чудом избежала огромной опасности!

Актриса побледнела.

Она была безгранично предана маркизе, которой была обязана всем.

Маркиза же относилась к этому очаровательному созданию скорее по-матерински и даже прощала подруге неподобающее, если здесь уместно это слово, поведение (милая блондинка часто прислушивалась к тем голосам, что шептали ей слова любви; впрочем, женщиной слишком доступной ее назвать все же было нельзя). Она зарабатывала сто тысяч франков в год, и маркиза, чей доход был огромен, удовлетворяла самые дорогие капризы своей любимой Кармен.

– Да, cara mia[9]Моя дорогая (ит.). , – повторила маркиза, – опасность была, да еще какая!

– О, расскажи мне об этом! – воскликнула примадонна.

Подвинув к себе обитый бархатом табурет, она уселась у ног маркизы, опустила подбородок на колени подруги и, взяв ее руки в свои, сказала:

– Я слушаю, напугай же меня, как прежде.

– Дитя! – вздохнула маркиза и поцеловала Кармен. – Представь же себе, ангел мой, что я явилась в Неаполь для того, чтобы поручить тебе дело, к которому мы еще вернемся. Один американский капитан, который стоял на приколе в Марселе в ожидании указаний своих судовладельцев, согласился доставить меня сюда. Документы у него были в порядке, времени – хоть отбавляй, и он был рад возможности заработать хорошие деньги и подшутить над королем Неаполя. На берег мы сошли переодетые моряками, вместе с двумя ссыльными, которые хотят попытаться поднять в Неаполе восстание.

Кармен перебила подругу, чтобы сказать:

– Ты, наверное, была очаровательна в морской форме.

– Перестань, подхалимка! – улыбнулась маркиза и продолжала:

– К нам прицепились лаццарони, и у меня не было никакой возможности дойти в известное тебе место, и тогда янки как истинный джентльмен пожертвовал собой. Он преградил этим попрошайкам дорогу, и я смогла улизнуть. Ссыльные остались с капитаном. Вот так я и спаслась, а затем один благородный юноша, совсем еще мальчик, судя по одежде – рыбак (с ним еще был друг, огромного роста могучий парень) убил одного из приставших ко мне бандитов и проводил меня, и вот я здесь.

– И в полной безопасности!

– Лишь до завтрашнего вечера. Мне нужно будет вернуться на судно. Впрочем, полагаю, в костюме моряка я без труда ускользну от сбиров.

– Что ж, будем на это надеяться. Но что же твой спаситель, как его звали?

– Король набережных.

– Этот красавец-рыбачок!

– Так ты его знаешь?

– Ну разумеется. Он сирота, но мальчик красивый и благовоспитанный; обожаем лаццарони и всей неаполитанской чернью.

– Я приняла его по меньшей мере за принца.

– И, возможно, была недалека от истины.

– Ты говоришь о нем с такой страстью…

– Ах, моя дорогая, это уже мужчина… хотя он молод… ragazzo[10]Мальчик, паренек (ит.). . – Кармен вздохнула и несколько наивно добавила: – Но он вырастет.

Маркиза призадумалась.

– Я тебя расстроила, – сказала Кармен. – Какая же я дура! Говорить с тобой о любви… когда речь идет о делах, столь важных.

Маркиза улыбнулась.

– Я тебя прощаю. Этот мальчик заслуживает того, чтобы быть любимым. Он вел себя со мной так по-рыцарски, был так любезен, так отважен, что, честное слово… если бы, как ты… я была столь безумным созданием… актрисой, у которой нет других забот, кроме искусства и любви… я бы, наверное, не устояла.

Кармен бросилась сестре на шею.

– Ты такая милая! – сказала она. – Ты сама добродетель и всегда так снисходительна к моим капризам!

Маркиза смерила ее многозначительным взглядом, а затем довольно-таки резко бросила:

– Теперь поговорим серьезно.

Она нахмурилась. Кармен попыталась подняться.

– Если со мной собирается говорить не сестра, а повелительница, то я должна принять более достойное и подходящее положение, госпожа маркиза.

– Глупышка! Не вставай.

Кармен привычно, словно избалованный ребенок, устроилась удобнее на табурете.

– Когда-то я помогла тебе дебютировать в Париже, чтобы ты могла заработать репутацию, – сказала маркиза молочной сестре, которая слушала ее с некоторым беспокойством.

– Да, так оно и было, и репутацию эту я сохранила, – отвечала актриса.

– Когда твой ангажемент окончился, я отправила тебя сюда, и, как ты знаешь, не без задней мысли.

– Это правда. Так ты хочешь наконец дать мне задание?

И, вскочив на ноги, Кармен радостно захлопала в ладоши, но быстро спохватилась.

– Нет, будем серьезными, – сказала она. – Если тебе пришла наконец в голову здравая мысль как-то использовать меня в том огромном заговоре, который ты готовишь, я должна быть благоразумной, иначе быстро выйду из твоего доверия.

– Будь сколь угодно ветреной, но только постарайся нигде не выдать наших секретов и беспрекословно исполнить мои указания.

– Дорогая Луиза, ты можешь не сомневаться во мне; нежностью, которую я к тебе питаю, горячей любовью к родине своей, я клянусь тебе, что ты можешь всецело на меня рассчитывать. Я и так слишком долго и сильно страдала от осознания того, что ты никак меня не используешь. Другие женщины из твоего окружения постоянно получали задания, я же – никогда, и была этим крайне обижена, ну да ладно!

Маркиза улыбнулась.

– Я берегла тебя для великого дела, как генералы берегут лучших солдат для важнейших сражений, – сказала она.

– Правда?

– Да.

– Дай же я тебя обниму в таком случае!

И, радостная, она бросилась сестре на шею.

– Здесь, в Неаполе, есть один влиятельный генерал, который доставляет нам немало хлопот.

– Как неблагоразумно с его стороны! – заметила Кармен.

– Наши самые красивые сестры ничего не смогли добиться от этого типа.

– Смельчак! Не обращать внимания на женщин! Да он заслуживает самой ужасной расправы!

– В общем, вся надежда на тебя; постарайся преуспеть. Если и ты потерпишь неудачу – все будет потеряно. Ты моя старая гвардия; я бросаю тебя на врага, так выиграй же мне это сражение.

– Маркиза, твой генерал никуда от меня не денется; доставлю тебе его связанным по рукам и ногам.

– Очень на это надеюсь. Но, предупреждаю, это будет совсем не просто. Этот старикан – стреляный воробей. Недоверчивый и хитрый, кажется, вот-вот он клюнет на приманку, но каждый раз срывается с крючка.

– Говорю же тебе, он будет мой, – и Кармен упрямо топнула ногой о пол. – Видела ты когда-нибудь женщину, более желанную, чем я? Да ни один мужчина не устоит перед этим; посмотри. – И она улыбнулась столь обольстительно, что от улыбки ее покраснел бы и пуританин. – Сильно он уродлив, этот твой генерал? А то мне придется искать утешения на стороне.

– Негодница! Думает о любви, когда речь идет о столь важном деле! Упаси боже потерять все из-за подобной глупости.

Кармен сокрушенно покачала головой.

– Луиза, мне иногда бывает так жаль тебя! Известно ли тебе, что первое оружие женщины против человека пожилого – это ревность.

– Возможно, ты и права.

Маркиза улыбнулась.

Кармен, увидев, что сестра согласна, бросилась ее обнимать.

– Дорогая моя Луиза, – промурлыкала она, – как мило с твоей стороны оставить для меня этого свирепого генерала. Как его имя?

– Оно здесь, со всеми указаниями.

Маркиза протянула письмо.

– Отлично! – воскликнула актриса. – Можешь на меня положиться.

– Позднее, когда этот тип окажется в твоих руках, получишь новые инструкции. А теперь – спокойной ночи. Я жутко хочу спать.

– Ложись на мою кровать, – сказала Кармен, – я спою тебе баркаролу.

Маркиза покачала головой с многозначительным видом.

– Но почему? – опечалилась Кармен.

Ничего не ответив, маркиза крепко обняла сестру и быстро удалилась.

Ошеломленная, Кармен не сразу пришла в себя, а когда пришла, прошептала:

– Почему она не мужчина? Боже, как бы я ее любила!

И, тяжело вздохнув, направилась к своему алькову.