Онлайн чтение книги Красное колесо. Узел IV Апрель Семнадцатого
72

* * *

И уже по всему Невскому – необычайное лихорадочное оживление. Уже не кучки, а едва ли не толпы чистой городской публики, как никогда не бывает. И солдаты есть. А рабочих не видно. Стеснены все перекрестные трамваи, звонят, медленно едут.

Вышла на улицу – интеллигенция! Ещё не знают, как себя держать, куда идти, – просто показать свою гражданскую убеждённость.

– С нами, товарищи! Кто за доверие – присоединяйтесь!

Молодёжь лезет на стены, снимает красные флаги с домов, их много натыкано, и несут. У кого-то на флагах уже и скороспелые надписи.

На углах расклеены, в витринах выставлены жгучие воззвания партии Народной Свободы: „Выходите на улицу! Проявляйте свою волю!”

* * *

На углу Пушкинской студент кричит возражательно с ящика:

– Нам надоели эти общие места! Народу противна буржуазная казуистика!

Гимназический учитель в форме:

– А причём тут буржуазия? Не буржуазия ведёт войну, а для жизненных интересов России!

Тот студент: – Нет оснований доверять Временному правительству!

Матрос с тротуара, густо:

– Вполне доверяем правительству, оно нас не подвело. А кто может сказать, что оно изменило?

Из гула: – Ленин и компания.

Матрос, приступая к студенту:

– А велика наука, вон, быть вагоновожатым? А ну, стань на его место, далеко ли уедешь?

* * *

У Аничкова дворца, к Фонтанке, большая толпа. Между шляпок и котелков – есть и картузы и бабьи платки. Всё сегодня получило горло, перекликается, но обывательские речи смирные, а если резко крикнет, то вот реалист:

– Отказаться от ноты! Потребовать от союзников присоединиться к манифесту Совета!

Дама, сплетя на груди пальцы в лайковых перчатках:

– Но нельзя же заставить союзников пересматривать договоры во время войны!

– Опубликовать тайные договоры!

– Это подло!! Секретный договор может быть опубликован только с согласия всех сторон.

Военный чиновник объясняет: опубликование договоров равно усилению шансов наших врагов. От оглашения могут быть большие осложнения, это бестактное требование.

Вроде банковского служащего:

– Ну, хорошо, с нашей земли изгнать врага, это мы согласны. Но надо точно объявить наши условия мира – тогда и немецкий народ пойдёт нам навстречу.

– Да кто ж до Учредительного Собрания может устанавливать условия мира?!

Студент: – Да зачем дальше воевать, когда на фронте уже братание идёт?

Представительный рослый господин в хорошем пальто:

– Это возмутительно! Сперва надеялись: немцы свергнут Вильгельма. Не свергают. Теперь – надежда на братание. Да откуда эта мечта, что немцы не пойдут на нас наступать? У нас просто голова кружится. Но надо встряхнуться! Мир – это многостороннее действие: надо, чтоб и союзники были согласны, надо, чтоб и противник шёл на мир. Как же мы можем сами объявить мир?

Та же дама, всё так же с руками на груди:

– Да имейте терпение! Вот, Америка вступила! – теперь война скоро кончится. Америка тоже долго говорила – мир без победителей и побеждённых, – а вот же присоединилась!

Тот господин:

– Мир вничью – так Германия скоро оправится, и опять нападёт на нас. Нам нужно укреплять нашу военную силу – и вот тогда нас будут бояться, и наступит мир.

Ему курсистка, чёлка из-под меховой шапочки:

– Вы хотите победы? Вам нужно ещё миллионы калек? А нам нужно – братство народов! Германский народ очнётся.

Тому студенту – лакей:

– Хотите с немцами брататься? А чем же французы хуже?

Студент – не ему, а всем сразу, с ледового бугорка:

– Выслушайте спокойно! Это иллюзия, что одержав победу над кайзером, мы потом своим революционным благородством заразим союзников, и они откажутся от захватов. Они – всё равно захватят! – и хоть с ними потом воюй. Нет, кто-то должен благородно отказаться, и с самого начала. Нельзя упускать ни малейшей мирной возможности!

– Нет! Это если мы с Вильгельмом помиримся – вот тогда придётся воевать с союзниками!

Курсистка, встряхивая чёлкой:

– Мы согласимся защищать свободную Россию, но не алчные аппетиты богачей.

Два солдата прикатили бочку. И раненый солдат, рука на перевязи, влез на неё:

– Слушайте! Как так всё кинуть? А за что ж мы кровушку лили? А за что ж я три месяца, не зная покою ни днём ни ночью, лежал на лазаретной койке? Наши братья в окопах, а мы тут неужто будем слушать подзужников? А что бы мертвые сказали? Кто затеял эту суматошь? Не мы.

– Ленинцы! – кричат из заднего ряда.

Студент громоздится на снежной куче:

– При чём тут ленинцы? Я вот никакой не ленинец. Но демократия должна сыграть почётную роль посредника мира. Тайные договоры были заключены царским правительством, а демократия не обязана их соблюдать. Вон, австрийцы заявили, что нет препятствий к переговорам о мире, – почему же мы не вступаем? Почему нужно не только отразить врага, но свалить на землю и наступить на горло?

– А что ж, вот, солдат – другое говорит?

Хорошенькая гимназистка язвит:

– Вы потому против войны, что на фронт боитесь?

Опять военный чиновник:

– Как будто кто-то спорит, что война – ужас. Но враг слышит наши раздоры, что мы устали.

Плотный седой господин, решительно:

– Всякий последовательный демократ должен быть и борец за полную победу!

Неуёмная та курсистка:

– Ну да! – завоёвывать Константинополь, присоединять Армению, отбирать обратно Польшу, – а нужно ли это народным массам? Мы выиграли уже то, что ценой войны сбросили царя! И этим помогли всем демократиям мира. А расчленять Австрию, уничтожать Турцию – это не наше дело. Сейчас Германия борется за своё самосохранение – и это даёт ей страшную силу отчаяния! Опасно доводить её так…

Плотный господин не уступает:

– Но народ отверг утопические формы мира и не выпускает винтовки! Пока Германия не откажется от захватов, пока мы не услышим голос её истинной демократии – до тех пор мы будем непоколебимо стоять!

– А – где вы стоите? – ему мастеровой. – Вы – идите побеждайте своими руками, что вы других зовёте?

А на бочку вместо раненого влез густобородый солдат, без винтовки:

– Не потому немец нас два месяца не трога'т, что рад нашей слободе, – а что мы друг дружку поедом едим. Немец понима'т, что напри он на нас – мы б сразу опамятовались, за оружие взялись. Вот он нам покой и даёт, чтоб мы ссорились…

Толпятся, толпятся… Вот так добывает масса горькое понимание политики – стиснутая плечами, спинами, едва видя через головы, едва ловя по воздуху далёкий голос, который знает? Или – не знает? Кому верить?

* * *

С Невского на Михайловскую несколько десятков человек бросаются с криками и проклятьями. Бегут, сбивая друг Друга с ног, ловят, сами не знают кого. Одни: немецкого шпиона заметили! Другие: с бомбами! Третьи: провокатор!

Поймали двух молодых: ленинцы! Повели – в комиссариат. Там – приняли их, а от толпы внутрь не впустили. Постояли – разошлись.

* * *

На Михайловской улице у подъезда „Европейской” гостиницы – тоже большой митинг, всех сортов публика, от офицеров до кухарок. Все – граждане!

Меняются ораторы на ступеньках, и только один крикнул „долой Милюкова”, ему не дали кончить:

– Гоните его!

А хорошо слушали молодого безбородого солдатика:

– Товарищи! Я трижды ранен, больше не хотел идти на войну. Но теперь – пойду. Только трусы требуют конца войны. Здесь – не имеют права говорить против войны, спросите раньше фронт, что он вам скажет? Если не разгромим немца – нам из кулька вытащат Николая…

Спорят везде горячо, но без кулаков. Перевес – везде за Временным правительством, и солдаты все – больше так.

* * *

Большая организованная кадетская манифестация, человек триста, с зелёными и трёхцветными знамёнами вышла из кадетского клуба на Французской набережной, впереди медленно идёт открытый автомобиль, в нём – Винавер, ещё несколько кадетов, во время остановок обращаются с речами к окружающей публике. За ними – грузовик с вольноопределяющимися, и те разбрасывают листовки с кадетским воззванием.

В колонне плакаты: „Победа свободных демократий!” – „Долой германский милитаризм!” – „Верим Милюкову” – „Да здравствует Времен…”

Прошли по Литейному. Потом – по Невскому. А с Морской повернули к Мариинской площади. К их шествию по пути присоединялось много солдат, офицеров, обывателей, к концу стало в шествии несколько тысяч.

На Морской толпа подняла на руки встречного французского офицера и внесла, подала его в автомобиль ЦК. Винавер приветствовал его, толпа кричала „Вив ля Франс!”

* * *

Но вот валит по Невскому совсем иное шествие: впереди, с четверть колонны, – хмурые рабочие, с винтовками на ремне через плечо. А три четверти – рабочие бабы да подростки. Несут – „Долой Временное правительство”. А кричат:

– Долой Милюкова! Не дадим ему пить нашу кровь!

– Пусть умрёт от своей буржуазной жажды!

Им в ответ из встречного шествия:

– Да не Милюков, а Вильгельм пьёт нашу кровь!

А они:

– Да здравствует Ленин!

А им:

– Долой Ленина! Долой немецких шпионов!

Прошли, друг друга не задели.

А что это они – с винтовками? Вон, все солдаты на улицах – без оружия.

* * *

И ещё – подобные же рабочие манифестации, приходят или с Литейного моста, или с Троицкого.

Враждебные – иногда минуют друг друга встречно, иногда идут параллельно рядом и перебраниваются.

Озлобление нарастает. Лица воспалённые, искажённые:

– Да здравствует Интернационал!

– Смутьянов – в Германию, они там нужней…

– Долой Милюкова!

– Долой Ленина!

– Долой войну!… Нам не надо завоеваний!

– Верим только Временному правительству!

Трамваи – всё медленней, стоят в пробках. А извозчикам, экипажам – хоть вовсе с Невского сворачивай.

Митингуют – уже на всех углах, не пройти.

– Вот устроили! Только немцам это и нужно.

– Вот Вильгельм порадуется…