Онлайн чтение книги Фланкер L’Éclaireur
ГЛАВА XXXIII. Встреча

При виде охотника Атояк ужаснулся и отступил на несколько шагов. Исцелитель, вбежав в залу, внезапно остановился посреди ее и, склонив голову на грудь, погрузился в глубокое размышление. Старший священник, подойдя к Атояку, рассказал ему в нескольких словах, каким образом исцелитель вышел из комнаты больных, и оба индейца, исполненные суеверного страха, неподвижно стояли в нескольких шагах от него, почтительно ожидая, когда он заговорит.

Однако охотник понемногу пришел в себя, волнение его улеглось, он провел рукой по лбу и вздохнул, как человек, сбросивший с себя ужасную тяжесть. Тогда индейцы подошли к нему.

— Скажи нам, что с тобой, отец наш? — робко проговорили они.

Охотник бессмысленно огляделся, снова тяжело вздохнул и проговорил глухим, отрывистым голосом:

— Дух одержал меня, он оледенил мозг костей моих! Индейцы с испугом переглянулись и отступили от него.

— Ваконда! Ваконда! — воскликнул охотник. — Зачем одарил ты твоего несчастного раба этим ужасным знанием!

При этих словах краснокожие почувствовали, что кровь стынет в их жилах. Верный Прицел медленно подошел к ним; они со страхом следили за его приближением. Охотник положил руку на плечо старшему священнику, устремил на него проницательный взгляд и сказал мрачным голосом:

— Мужайтесь, сыны священной черепахи!

— Что хочет сказать отец мой? — дрожа, пролепетал старик.

— Злой дух вселился в бледнолицых девушек, — медленно проговорил охотник. — Этот злой дух поразит смертью всех, кто с этого вечера подойдет к ним. Знание, которым одарил меня Ваконда, убедило меня во вредном влиянии, тяготеющем над ними.

Оба индейца, легковерные, как и все их соотечественники, робко слушали.

— Но что нужно сделать, чтобы избавить их от этой пагубной силы? — робко спросил Атояк.

— Сила и ум нисходят от Ваконды, — ответил охотник, — я хочу просить моего отца позволить мне провести ночь в молитве в храме Солнца.

Индейцы обменялись довольными взглядами.

— Пусть исполнится желание отца, — ответил с поклоном старший священник, — желания его будут приказаниями для нас.

— Помните, что до завтра никто не должен приближаться к бледнолицым девушкам, тогда, может быть, Ваконда услышит мои молитвы и укажет мне лекарство, чтобы помочь им.

— Воля твоя будет исполнена, — сказал старший священник, — иди теперь за мной, отец мой, я проведу тебя в храм Солнца.

— Нет, — ответил Верный Прицел, — я один должен войти в святилище. Пусть отец мой расскажет, как отворяются двери храма.

Священник повиновался; он объяснил, как расположены задвижки и запоры и как следует открывать их.

— Хорошо, — сказал охотник, — завтра, с восходом солнца, я сообщу моему отцу волю Ваконды и дарует ли он нам надежду на спасение больных.

—  Я буду ждать моего сына, — промолвил старик.

Индейцы, почтительно поклонившись исцелителю, вместе удалились. Священник и вождь поспешили к главному городскому старейшине с намерением сообщить ему обо всем, что узнали от Верного Прицела о Красном Волке и Олене.

Тем временем наступила ночь — ясная, спокойная, напоенная опьяняющим благоуханием, чудная американская ночь. Охотник проводил глазами удаляющихся индейцев, потом перешел через площадь, направляясь к храму. Подойдя к нему, он открыл запоры и задвижки и вошел внутрь, притворив за собой двери, полагая, что никто не посмеет войти в святилище — и по суеверному страху, внушаемому им индейцам, и по святости места.

Испрашивая у священника позволения провести ночь в храме, охотник не имел другой цели, как только придать религиозный вид способу, которым он намеревался похитить пленниц; в то же время, ему необходимо было иметь несколько часов для свободного обдумывания дальнейших действий, не стесняясь ничьим присутствием и не опасаясь докучливых угождений.

Внутри храма царила полная темнота, только перед жертвенником горела лампа, но ее слабый, дрожащий свет не мог рассеять мрака. Верный Прицел удалился в темный угол храма, устроился на полу, вынул из-за пазухи пистолеты, положил их возле себя на всякий случай и глубоко задумался, машинально всматриваясь в темноту. Однако, мало-помалу, от усталости, а может, от влияния места, в котором он находился, несмотря на усилия продолжать бодрствовать, он почувствовал, что веки его отяжелели и закрываются против его воли; наконец он заснул.

Сколько времени он проспал, он не знал, как вдруг легкий шум, раздавшийся поблизости, заставил его резко открыть глаза. Оглядевшись, не поворачивая головы, он остерегся сделать малейшее движение, которое бы доказало, что сон его прерван. Он не мог ничего видеть: стояла глубокая ночь, а единственная лампа погасла. Он понял, что кто-то пробрался в храм и подстерегал его. Но кто осмелился переступить священный порог? Только друг или враг решится на это. Его единственным другом в городе был Летучий Орел, но если бы это был он, то подошел бы к нему не крадучись, а явно. Следовательно, это был враг, но кто?.. Те, на кого можно было бы подумать, то есть Олень и Красный Волк, не знали его и не могли бы признать в таком совершенном перерождении; к тому же, в течение всего дня он ни разу не встретился с вышеназванными вождями лицом к лицу, следовательно, это были не они. Но кто же тогда? Вот этого-то охотник и не мог угадать несмотря на всю свою хитрость. Однако, чтобы не быть застигнутым врасплох, почти незаметным движением он протянул руки к пистолетам, схватил их и, подняв голову, широко раскрыв глаза и навострив уши, приготовился храбро встретить врага, кто бы он ни был.

Между тем пробудивший его шум не повторялся, все было тихо и спокойно. Напрасно охотник старался различить тень, хотя бы самую слабую, самый легкий шорох; ничто не нарушало величия святилища. Но Верный Прицел знал, что не обманулся, он ясно расслышал крадущиеся шаги, разбудившие его.

«Сто миллионов демонов! — проговорил он мысленно. — Допущу ли я просто так убить себя? Что бы ни случилось, а я узнаю, чего мне ожидать».

В ту же минуту, как подтолкнутый пружиной, он вскочил на ноги с пистолетом в каждой руке.

Вдруг от столба отделилась тень, прыгнула как тигр и, схватив охотника рукой за горло, повалила его на землю, прежде чем он успел крикнуть; чья-то нога тяжело наступила ему на грудь, и, как бы сквозь туман, он различил гнусную рожу, с усмешкой глядевшую на него. Верный Прицел был один, без всякой посторонней помощи; что бы ни случилось с ним, ничто не могло его спасти. Он сдержанно вздохнул и закрыл глаза, отдаваясь во власть судьбы. Но в ту минуту, когда он ожидал смертельного удара, он вдруг почувствовал, что рука, сжимавшая его горло, разжалась, и чей-то насмешливый голос проговорил:

— Встань, могущественный исцелитель, я только хотел доказать тебе, что ты в моей власти.

Охотник поднялся, ушибленный и оглушенный таким неожиданным нападением. Враг продолжал:

— Что дал бы ты, чтобы избежать гибели, угрожающей тебе, и свободно и мирно вернуться в жилище твоего хозяина Атояка?

Но Верный Прицел уже пришел в себя. Он схватил свои пистолеты, и всякий страх пропал в его душе: теперь он мог легко защищаться; враг сделал большую ошибку, выпустив его на свободу; их положение стало равным.

— Ничего я тебе не дам, Красный Волк, — ответил охотник решительно, — почему ты не убил меня, когда я лежал на земле беззащитный?

Красный Волк, так как это был он, удивился, что его так скоро узнали.

— Почему я не убил тебя, собаку? — переспросил он. — Да потому, что пожалел тебя.

— Потому что побоялся, приятель! — твердо возразил охотник. — Одно дело — убить врага в сражении, но совсем другое — погубить посвященного в великую науку исцеления в храме Ваконды, когда он охраняется его всемогущей рукой! Ты струсил, говорю тебе.

Охотник верно угадал: суеверный страх внезапно удержал руку вождя, уже занесенную над охотником.

— Не стану спорить с тобой, — возразил индеец, — но скажи мне, откуда ты узнал мое имя, тогда как я совсем тебя не знаю.

— Но я тебя знаю, Ваконда известил меня о твоем прибытии, я ждал тебя; если же я не предупредил твое нападение, то только потому, что хотел знать, дойдешь ли ты до беззакония и осквернишь ли уважаемую святыню храма.

— Ты далеко зашел, колдун, — заметил краснокожий насмешливо, — если бы не слабость, в которой я каюсь, ты уже умер бы!

— Может быть!.. Чего тебе от меня надо?

— Ты говоришь, что для тебя нет ничего тайного, следовательно, сам должен знать, чего.

— Я знаю, что привело тебя сюда, напрасно бы ты захотел от меня это скрыть; спрашиваю же тебя о том потому только, что хочу узнать, осмелишься ли ты солгать?

Красный Волк подумал с минуту, потом решительно проговорил:

— Слушай, колдун, ты или плут, как я подозреваю, или ты действительно великий исцелитель, любимый Вакондой и вдохновленный им; так или иначе, но я хочу рассеять свои подозрения. Беда тебе, если ты стараешься обмануть меня, я убью тебя как собаку. Если же, напротив, ты говоришь правду, то не найдешь друга преданнее меня и слуги надежнее.

— Я глубоко презираю твою ненависть и не хочу твоей дружбы, Красный Волк, — ответил охотник величественно. — Твои бессильные угрозы не пугают меня, но чтобы дать тебе понять силу моего знания, я, так и быть, соглашаюсь исполнить твою просьбу и скажу, что привело тебя сюда.

— Сделай это, колдун — и, что бы ни случилось, Красный Волк будет предан тебе.

— Ты и Олень, твой достойный соучастник, — сказал охотник, презрительно улыбаясь, — соединились с негодной собакой, отверженцем бледнолицых, чтобы похитить двух бедных девушек, вверенных честности твоего соучастника.

Сегодня ты захотел обмануть своих союзников и сохранить для себя одного обеих пленниц. Узнав, что главный старейшина извещен Атояком о всех твоих замыслах завладеть властью и назваться правителем и главным вождем Небесного города, ты почувствовал себя пропавшим. Тогда ты пришел ко мне, надеясь подкупить меня и добиться моей помощи, посредством власти, которой я располагаю, в похищении пленниц и к бегству с ними, прежде чем тебя сумеют поймать… Все ли это? Пропустил ли я какую-нибудь незначительную подробность? Или я угадал весь твой замысел? Отвечай, вождь, опровергни меня, если посмеешь!

По мере того как охотник говорил, вождем овладевало беспокойство; когда же он кончил, Красный Волк в смущении опустил голову и невнятно произнес:

— Отец мой действительно великий колдун, Ваконда его вдохновляет, знание его громадно! Кто осмелится скрыть что-нибудь от него? Глаз его пронзительнее, чем у орла, он пронизывает сердце.

— Теперь ты получил мой ответ, Красный Волк, — грозно проговорил охотник, — иди с миром и не мешай мне молиться!

— Итак, — нерешительно осведомился вождь, — отец мой ничего не хочет сделать для меня?

— Как?! Я много сделал!

— Что же сделал мой отец?

— Я дозволяю тебе возвратиться с миром, тогда как по одному только моему жесту ты можешь мертвый пасть к моим ногам!

Индеец придвинулся к охотнику на два или на три шага; уши охотника были постоянно настороже, он услышал шум крадущихся шагов, но Красный Волк, внимание которого было сосредоточено на колдуне, ничего не заметил.

Нахмуренные брови охотника расправились, улыбка мелькнула на его губах: он открыл причину этого нового шороха.

— Зачем же Красный Волк остается еще здесь, — спросил охотник, — когда я приказал ему удалиться?

— Потому, что я надеюсь, что отец мой изменит свое решение.

— Решение мое неизменно.

— Если отец мой добр, он поможет Красному Волку.

— Нет, не помогу, говорю тебе.

— Отец мой не хочет услужить мне?

— Не хочу.

— Это его последнее слово?

— Последнее.

— Так умри же, как равная тебе собака! — воскликнул краснокожий с бешенством, кидаясь на охотника с поднятым топором.

Однако рука, поднятая на охотника, не опустилась; человек, внезапно появившийся за Красным Волком, быстро схватил ее и вывернул назад с такой силой, что топор выпал из нее и рука повисла, как плеть, а человек скрылся в темноте так же быстро, как и появился. Пораженный разбойник не успел понять, имел ли он дело с человеком или духом.

Красный Волк не вскрикнул, не старался отомстить; лицо его преобразилось, глаза выкатились из орбит, все тело его судорожно сотрясалось. Он упал на колени, с ужасом твердя:

— Прости! Прости, отец!

Охотник отступил на шаг, как бы избегая нечистого прикосновения негодяя, распростертого перед ним, и, с отвращением отталкивая топор ногой, презрительно сказал:

— Подними свой топор, убийца!

Вместо ответа индеец молча указал на висевшую руку.

— Ты сам хотел этого, — сказал охотник, — не предупреждал ли я тебя, что Ваконда меня защищает? Иди в свое жилище, и не рассказывай никому о случившемся! С закатом солнца будь в своей пироге у берега, за мостом; я приду к тебе, может быть, и вылечу, если ты в точности исполнишь мой наказ. Не забудь только, что должен явиться туда один. Иди.

— Я буду повиноваться отцу, язык мой не произнесет ни одного слова без его приказа… Но как могу я без его помощи выйти отсюда? Духи, охраняющие моего отца, убьют меня, лишь только я отдалюсь от него.

— Правда. Ты довольно уже наказан. Встань, обопрись на меня, я помогу тебе дойти до дверей храма.

Красный Волк поднялся без возражений. Охотник довел его до дверей. Осмотрев там руку раненого, он сказал строго:

— Благодари Ваконду, что он сжалился над тобой; через несколько дней ты будешь здоров. Но пусть этот урок принесет тебе пользу, негодяй! Сегодня вечером ты меня увидишь. Иди, теперь тебе не нужна моя помощь, ты и один сумеешь добраться до своего дома.

По знаку охотника индеец пошел медленным шагом. Некоторое время Верный Прицел провожал его взглядом, потом он вошел в храм и на этот раз уже тщательно запер за собой дверь.

В ту минуту, когда охотник вторично скрылся в храме, в воздухе пронесся крик совы, возвещавший скорое появление солнца.