Онлайн чтение книги Миссурийские разбойники Les Outlaws du Missouri
ГЛАВА Х. Какая неожиданная встреча состоялась у Сэмюэля Диксона и Джорджа Клинтона и что из этого вышло

Та часть долины, к которой направлялись всадники, не претерпела пока что никаких изменений: переселенцы не успели произвести тут своих разрушительных действий, и потому картина природы все еще сохраняла свою дикую красоту и первобытное величие.

По-видимому, Джордж Клинтон был хорошо знаком с этим краем и без малейшего сомнения, не задерживая лошадь, пускался по незаметным тропинкам в самой дикой чаще. По его пятам следовал Сэмюэль Диксон. Развеселившись от утренних приключений, он находился в самом лучшем расположении духа и находил величайшее удовольствие в исследовании своих владений, потому что вся эта часть долины была великодушно предоставлена ему братом Джонатаном, как он шутя объявил своему собеседнику.

— Вы скачете по этой местности, как будто лет десять прожили здесь, — заметил он Джорджу.

— А между тем я только месяцем раньше вас поселился здесь, отвечал он, смеясь, — но за это время я изъездил ее вдоль и поперек с Шарбоно, так что у нее нет уже тайн от меня.

— А кто этот Шарбоно?

— Это мой охотник; канадец, славный малый, длинный, как придорожный столб, худой, как гвоздь, и преданный, как ньюфаундлендская собака. Я имел случай оказать ему большую услугу в Бостоне, где он попался было шайке мошенников, вот он и привязался ко мне.

— Вот как! Да это для вас просто находка.

— Даже больше, чем вы предполагаете, старый друг. Представьте себе, что этот молодец почти вырос в одном племени индейцев; вся его жизнь прошла в прериях; нет тропинки, которая не была бы ему знакома. Среди лесных охотников и краснокожих у него много друзей. Он говорит на различных языках и самых трудных наречиях краснокожих дикарей. Несмотря на его крайнюю молодость — не думаю, чтобы ему было более двадцати двух лет от роду, судя по его внешности — он пользуется хорошей славой в прерии; приятели прозвали его Верной Опорой за действительно изумительную ловкость и верность его действий.

— Прозвище предвещает много хорошего. Шарбоно, видно, молодец.

— Да, и славный товарищ: всегда весел и доволен, и какой бы ни вышел случай, хороший или дурной, он всегда сумеет найти добрую сторону обстоятельства, следуя такой философии, которой я невольно восхищаюсь. Да, могу вас заверить, что это прелюбопытный тип для исследования. А чтобы дать вам понятие о нем, надо сказать, что ведь это он убедил меня поселиться здесь, уверяя, что истинный переселенец не может проехать мимо этой долины и не пожелать поселиться в ней. Как видите, он не ошибся.

— Да, и это доказывает, что ваш охотник имеет глубокие познания человеческого сердца.

— И тонкую наблюдательность; впрочем, вы скоро сами увидите его.

— Чего лучше! Ведь это предрагоценное знакомство. Вероятно, он ознакомил вас со всеми случайностями этого края.

— Что вы хотите этим сказать?

— Ну то, что, вероятно, он сообщил вам положение этой долины и ее расстояние от ближайших поселений.

— Разумеется. Разве вы сами этого не знаете?

— Сказать по правде, ничего не знаю; все время я пробирался вперед, как слепец. Если вы сообщите мне некоторые сведения, то многим меня обяжете.

— Очень рад, тем более, что мне это очень легко.

— Так начинайте, я вас слушаю.

— Через долину проходят две реки; река, на берегу которой вы поселились, спускается с Ветряных гор, которые составляют часть Скалистых гор; другая река, в которую впадает первая, ни более, ни менее как Миссури.

— Миссури! — воскликнул переселенец в изумлении. — Не ошибаетесь ли вы?

— Нимало. Напротив, я очень хорошо знаю, что говорю.

— Ей-Богу! Да ведь Миссури протекает по Соединенным Штатам, и, стало быть, мы у себя дома!

— Почти — и даже ближе, чем вы предполагаете, хотя мы теперь находимся во владениях краснокожих.

— Вот как! А какие же племена являются нашими ближайшими соседями?

— Племена самые воинственные.

— Вот беда!

— Но вообще-то они довольно дружелюбны к белым.

— Это несколько приятнее слышать.

— Впрочем, вы знакомы с краснокожими: слишком доверять их дружелюбию не следует.

— К несчастью, это сущая истина. А как называются эти племена?

— Сиу или дакота, пиеганы, вороны, гуроны Великих Озер, вот это главные, а также ассинибойны и мандан. Остальных нечего бояться.

— Гм! Сдается мне, что и этого довольно в таком уединении, вдали от всякой помощи, как мы живем. Поддержки ожидать неоткуда.

— В случае надобности в помощи недостатка не будет. В пятидесяти милях от верховья Миссури находится торговая контора на самом берегу реки; эта контора, нечто вроде форта, принадлежит компании, занимающейся торговлей мехами, и там проживают до шестидесяти белых американцев и канадцев, солдат и охотников.

— Очень приятно слышать! Пятьдесят миль — не Бог знает какое расстояние.

— Да, в цивилизованном краю, но в прерии, при полном отсутствии дорог, это дело совсем другого рода и расстояния чуть не удваиваются.

— Верно, об этом я не подумал, — сказал Сэмюэль, и его веселое лицо несколько омрачилось. — Ну, а вниз по реке какие у нас ближайшие соседи?

— Такие же переселенцы, как и вы, вот уже два года как поселившиеся на Миссури. Вы находитесь на полдороги между фортом и поселением.

— Это довольно странно; а поселение велико?

— Да; вот уже несколько месяцев, как оно так сильно увеличилось, что теперь уже образовалась целая деревня, и если так будет продолжаться, то года через два из него выйдет город. Только от поселения, как и от форта, вас отделяют различные племена краснокожих. Предупреждаю вас, что очень опасно проходить через их земли, если вы не будете в значительном числе. Так что, в сущности говоря, вы совершенно уединены от людей вашего племени, и вам остается один свободный путь — это Миссури.

— Совершенно согласен с вами, это имеет некоторое значение, однако не особо важное, поскольку, надо полагать, спускаться вниз по реке очень легко, но подниматься вверх крайне трудно.

— Не говоря уже о том, что все берега усеяны индейскими поселениями.

— Ну, милый Джордж, это портит все дело. Провались сквозь землю проклятая мысль, засевшая в голове моего родного брата, по милости которого мы очутились здесь. Ей-Богу, он совсем помешался, а я и того пуще; и зачем я, старый дурак, полез вслед за ним!

Эти слова были сказаны с выражением такого забавного отчаяния, что Джордж не мог удержаться от смеха.

— И вы еще можете смеяться, злодей, когда всем нам предстоит такая печальная будущность сложить свои кости в этой проклятой долине!

— О! Надеюсь, что до этого дело не дойдет.

— И я тоже, ей-Богу! Но все равно, хотя ваши сведения не утешительны, тем не менее я от души благодарен вам. Всегда приятнее выйти из неизвестности и знать, по крайней мере, чего ожидать и за что приняться, чтобы не попасть впросак.

Продолжая путь с максимально возможной скоростью по нехоженым тропинкам, они ни на минуту не прекращали разговора.

Наконец лес кончился, и они уже хотели выехать на зеленый луг, как вдруг раздался ружейный выстрел.

— Это еще что такое? — спросил Сэмюэль.

— Шарбоно выстрелил, — был ответ, — я узнаю звуки его винтовки. Вероятно, он ищет меня. Погодите.

Не ожидая ответа Сэмюэля, молодой человек зарядил винтовку и выстрелил в воздух.

В ту же минуту заколыхались густые ветви кустарника, и оттуда вынырнули две великолепные собаки той же породы, что и Дардар, и бросились с обеих сторон на молодого хозяина, как бы вымаливая его ласку, и в то же время, не совсем дружелюбно поглядывая на Сэмюэля Диксона, сердито зарычали.

— Молчать, собаки! — закричал Джордж, одновременно лаская своих свирепых красавцев. — Полно, не ворчи, Надежа! Замолчи, Драк! Не злитесь, звери! Этот господин мой друг. Ступайте же и поздоровайтесь с ним, покажите ему, какие вы замечательные и честные псы.

Умные звери, точно понимая слова своего хозяина, тотчас же обратились к Сэмюэлю Диксону с ласковым ворчанием. Сэмюэль, страстный любитель собак, видя их необычайную красоту, стал гладить их с ласковыми словами, что явно обрадовало их, особенно Надежу, великолепную, почти всю белую с редкими черными пятнами; казалось, она в особенности полюбила дядю Сэмюэля и не уставала ластиться к нему.

Вслед за собаками появился человек в костюме охотника, с угловатыми, но тонкими, умными и открытыми чертами лица; в его руках была винтовка, из которой тянулись еще струйки дыма. Он поклонился всадникам и отозвал собак, которые в ту же минуту стали позади него.

— Как раз вовремя! — произнес он весело. — Очень рад, что встретил вас, мистер Джордж. Я послал вам выстрел наугад, и мне сопутствовала удача.

— Разве вы были на охоте, Верная Опора? — спросил молодой человек, дружески пожимая охотнику руку.

— Надо быть безумцем, чтобы охотиться в такую пору, а я еще пока что с ума не сходил. Нет, охота хороша утром или вечером, — не так ли, мистер? — обратился он к Сэмюэлю.

— По-моему, так.

— Мистер Сэмюэль Диксон, мой лучший друг; надеюсь, будет и вашим, — сказал Джордж.

— И я также, — сказал Шарбоно весело, — у него такая честная наружность.

— Благодарю, — сказал переселенец, добродушно рассмеявшись.

— Не за что; впрочем, я так говорю вовсе не о всех, и вы, может быть, имеете причину благодарить меня. Но я вас знаю и видел вас и всех остальных, прибывших с вами в долину месяц тому назад.

— Но если вы не ходили на охоту, Верная Опора, так как же вы сюда попали?

— Причина тому — новости в нашем вигваме.

— Какие новости?

— Да трое путников — два белых охотника и один индейский вождь — прибыли в ваше отсутствие и просили гостеприимства.

— Надеюсь, вы поступили как должно.

— Еще бы! Это право, в котором я не мог им отказать, тем более, что из трех путешественников двое — мои друзья, да и третий не замедлит им быть.

— И прекрасно сделали! Впрочем, вы знаете, что в мое отсутствие вы у меня хозяин. Так вот почему вы искали меня!

— Не совсем так; я направлялся прямо к вам, чтобы предупредить вас. Зачем мне вас искать, когда я знал, где вы находитесь?

Молодой человек покраснел при этом ясном намеке на его любовь, а дядя Сэмюэль посмотрел на него, посмеиваясь про себя.

— Ну вот, мы и пришли, пойдемте же в нашу хижину.

— Погодите, это еще не все.

— Что же еще такое?

— В пятидесяти шагах отсюда наши собаки кое-что разнюхали. Я пошел по следам и — как вы думаете, что же я открыл? Нет, никогда вам не угадать.

— Что же такое… — медведя? — спросил Сэмюэль Диксон.

— Я предпочел бы медведя, клянусь честью охотника, но это был не медведь. Я нашел человека, и белого; он лежал на земле без чувств со страшно пробитым черепом — эту рану он, как видно, получил при падении; на его левой руке была царапина от пули. Его лошадь спокойно щипала траву близ него. Вероятно, на этого путешественника напал исподтишка индейский разбойник. Мне даже показалось, что я слышал выстрел; близость собак заставила мошенника бежать, потому что по беспорядку в одежде путешественника можно предположить, что его хотели ограбить, но не успели.

— Вы оказали ему помощь?

— Надо было, не мог же я оставить его умирать над рвом, как лютого зверя, хотя, может быть, это и лучше было бы сделать, — докончил он, покачав головой.

— И это вы, Шарбоно, так говорите? — воскликнул Клинтон с упреком.

— Но мне кажется, что вы хорошо меня знаете, мистер Джордж. Ну так слушайте же: лицо этого человека мне не нравится; хоть оно и очень красиво, но от его выражения я невольно вздрогнул, а уж вам-то известно, что меня не легко выбить из колеи. Невольно я чувствую неодолимое отвращение к человеку, которого никогда прежде не видел. Ну вот, и эти собаки — ведь, кажется, немудреный зверь, а и они тоже, как и я. Мне стоило большого труда, чтобы они не растерзали его. А уж Надежа из себя выходила, точно бешеная, так и бросалась загрызть его. Ну, а у собак верный нюх, он никогда не обманывает их, это Бог наградил их инстинктом, чтобы они умели отличать добро от зла.

— Все это очень хорошо, Шарбоно, но этот несчастный с мучительной раной близок к смерти, это наш ближний, которому мы должны оказать искреннее милосердие. Закон человеколюбия повелевает помочь страждущему.

— Я это знаю и потому обмыл его раны, сделал перевязку и заботился о нем, как о самом себе или о своих собаках. Но это все равно, помяните мое слово, мистер Джордж, мы укрыли у себя будущего врага.

— Господь милостив! А когда бы и так, Шарбоно, мы все равно обязаны исполнить свой долг.

— Воля ваша, мистер Джордж, но я все равно не буду спускать с него глаз.

— А где лежит этот несчастный?

— Вон там, в зарослях дуба. Перевязав его раны, я выстрелил наудачу, в надежде, что вы меня услышите.

— Он ничего вам не говорил?

— Как можно! Он и в чувство еще не приходил. Ведь он потерял много крови из двух ран.

— Так поспешим к нему, и если собаки настолько враждебно к нему относятся, так прошу подержать их, чтобы они не натворили бед.

— Будьте спокойны, мистер Джордж, я отвечаю за их благоразумие. Ну, пойдем, красотка моя, да полно ворчать, а не то и мы рассердимся.

Охотник отправился в путь, сопровождаемый с обеих сторон огромными собаками; всадники следовали за ним.

Через несколько минут они достигли дубовой рощи. Раненый лежал без движения; собаки зарычали, увидев его, но по знаку Верной Опоры они замолчали и улеглись в стороне.

Джордж Клинтон и Сэмюэль Диксон сошли с лошадей и приблизились к раненому незнакомцу.

Это был человек лет тридцати пяти, высокого роста, стройный и изящный; лицо его покрывала смертельная бледность, его тонкие и правильные черты были редкой красоты, как заметил охотник; черные, как смоль, волосы, длинные и волнистые, обрамляли лицо и в беспорядке ниспадали на плечи, густая черная борода скрывала нижнюю часть его лица, крупный чуть приоткрытый рот с тонкими губами выказывал великолепные ослепительной белизны зубы, большой с горбинкой нос придавал его физиономии выражение жестокости, его глубоко посаженные глаза были сомкнуты длинными ресницами, а над глазами выделялись густые черные брови, сросшиеся на переносице.

Наружность этого человека внушала невольное отвращение, чувство, похожее на холод, страх и омерзение при виде ядовитого гада, а между тем этот человек был и красив и изящен; покрой его платья был безукоризнен, его оружие крайне дорогой цены, конь породист — словом, все в нем обличало человека высшего общества, и — странная вещь — все эти подробности усиливали отвращение к нему. Невольно возникал вопрос: зачем этот человек появился в диком краю? Какая могущественная причина могла увлечь его в такую глушь, далеко от образованного и изящного мира, в котором ему, по богатству и по положению, предназначено было играть значительную роль.

Все эти размышления разом промелькнули в голове американцев, стоявших над ним.

— Гм! — проворчал Сэмюэль сквозь зубы. — Не знаю почему, но лицо этого человека мне не по вкусу.

— Да и мне не больше того, — также проворчал Джордж, — но разве это причина оставить его без помощи умирать?

— Разумеется, нет, — возразил Сэмюэль с живостью, — и если Бог бросил его на нашей дороге, следовательно, Его воля, чтобы мы ему помогли.

— И я так думаю. Итак, примемся за дело, и будет на все воля Божия!

— А далеко ли мы находимся от вашего жилища?

— Да еще с милю будет. Не так ли, Шарбоно?

— Да, около того.

— Как же нам его перенести? Ведь это довольно трудно, если нет носилок.

— Изготовление носилок займет много времени, — отвечал охотник, — а вы предоставьте эту заботу мне.

— Очень рад, но хотелось бы наперед знать, какие меры вы собираетесь принять.

— А вот увидите, мистер Джордж: я сяду на лошадь этого незнакомца, а вы поднимите его и положите передо мной; я стану поддерживать его и потихоньку доберусь с ним до вигвама. Что вы на это скажете?

— Отлично.

— Ну, так поднимите же его.

Шарбоно вскочил на лошадь, которую привязал к дереву, чтобы она не ушла, потом взял повод в руку и принялся ждать.

Джордж с Сэмюэлем Диксоном осторожно подняли раненого, все еще не приходившего в сознание, и тихо положили его на шею лошади.

Шарбоно положил его голову себе на грудь и тихим шагом направился к хижине.

Более часа потребовалось для такого переезда.

Хижина, или вигвам, как называл ее канадец, была очаровательным домом на вершине холма, у подножия которого протекал быстрый ручей, окружавший его как бы серебряной лентой. Вокруг дома возвышался высокий частокол.

— Но ваша хижина просто очарование! — воскликнул Сэмюэль Диксон, едва заметив хорошенький домик, выглядывавший из-за группы деревьев. — Вам тут, должно быть, очень удобно.

— Да ведь я уже говорил вам, старый друг, что у меня все есть — недостает только счастья.

— Ну, потерпите немножко, мы пополним и этот недостаток.

— Да услышит вас Господь!

— Неужто вы и теперь станете хныкать и унывать?

— Но я не смею надеяться.

— Напрасно. Кто богат, молод и любим, тому только и надо надеяться.

— Какая жестокость с вашей стороны шутить над моей печалью!

— Я не шучу, а стараюсь внушить вам мужество. Но посмотрите, гости идут к вам навстречу, а ваши слуги, словно испуганные, стоят у дверей; кажется, эти бедняги не возьмут в толк, что тут происходит.

— Вероятно. Сознайтесь, они имеют право переполошиться. Со времени нашего переселения они не видели здесь ни единой живой души.

— Ну, так сегодня им нельзя пожаловаться, — сказал Сэмюэль со смехом. — Сегодня у вас прямо-таки большой съезд.

В это время три человека подходили к ним навстречу.

Читатель уже знаком с ними: это Меткая Пуля, Храбрец и Оливье.

Они почтительно поклонились Джорджу Клинтону, который отвечал им тем же, возобновляя радушное приглашение, сделанное Шарбоно. Потом он слез с лошади, а раненый был осторожно снят Меткой Пулей и Оливье, перенесен в спальню молодого хозяина и предоставлен на попечение слуг, имевших медицинские познания.

— Что за лицо! Точно у висельника! — проворчал Оливье, выходя из спальни.

— У него не очень нежный вид, — согласился Меткая Пуля, — а что скажет вождь?

— Этот бледнолицый — злодей, — произнес приговор индеец, — его следовало бы оставить в прерии умирать.

— Ну вот! — сказал Верная Опора весело, ставя чемодан путешественника в угол. — Стало быть, не я один придерживаюсь такого мнения. Очень этому рад.

— Брат мой не должен дремать, — продолжал Храбрец, указывая на раненого.

— Глаз не спущу, уж будьте уверены.

— Если не ошибаюсь, — заметил Меткая Пуля, — так этот человек, должно быть, лесной разбойник — что-то его лицо мне знакомо. Надо только припомнить, где я его видел. Необходимо предупредить хозяина.

Разговаривая таким образом, молодые люди перешли из спальни в столовую, где Джордж Клинтон уже приказал приготовить угощение и ожидал их вместе с Сэмюэлем Диксоном.

Через несколько минут пришел слуга и доложил, что раненый открыл глаза, но от слабости говорить не может; кроме того, у него началась горячка.