ГЛАВА IV. О человеке, который макал сухари в воду и припеваючи ел сардинки

Онлайн чтение книги Миссурийские разбойники Les Outlaws du Missouri
ГЛАВА IV. О человеке, который макал сухари в воду и припеваючи ел сардинки

Наступили первые дни октября; довольно сильный мороз освободил ту страну, куда мы переносим наше действие, от комаров, которые в жаркое время года кишат бесчисленными мириадами у воды и под густыми ветвями девственных лесов, составляя страшный бич тех краев.

Через несколько минут после восхода солнца путешественник на великолепной вороной лошади, в костюме лесного охотника, что с первого взгляда показывало его белое происхождение, выехал шагом из высокой дубравы к обширному лугу, тогда почти неизвестному самим охотникам, этим смелым исследователям прерий. Луг этот находился недалеко от Скалистых гор, на землях, принадлежащих индейцам, по крайней мере в восьмистах милях от самых близких поселений переселенцев иамериканских плантаторов.

Путешественником этим был Оливье. Как видит читатель, наш герой проехал значительное расстояние с того дня, как прибыл в Америку и высадился в Бостоне.

Только два месяца прошло с тех пор, а он, как и намеревался, все ехал вперед, упорно направляясь к северу, и постепенно проехал все провинции молодой американской республики, останавливаясь только для того, чтобы подкрепить свои силы и силы своей лошади, после чего миновал границу поселений и углубился в прерии.

Он был счастлив, потому что впервые в жизни чувствовал себя свободным и избавленным навсегда — по крайней мере, он так думал — от тяжелых оков, которые цивилизация в своем узком и деспотическом эгоизме налагает на своих детей.

Оливье также начал учиться ремеслу охотника — сложному ремеслу, перед затруднениями которого часто отступают даже самые энергичные натуры. Но Оливье не был человеком обыкновенным. Он был молод, обладал необычайной силой и ловкостью; сверх того, он имел железную волю, которой ничто не может препятствовать и которая совершает великие дела, львиное мужество, не пугающееся никакой опасности, и неукротимую гордость: надменный молодой человек отрезал себе путь к отступлению и скорее умер бы, чем вернулся в общество, не исполнив добросовестно трудной задачи, добровольно возложенной им на себя.

За эти два месяца с ним произошло много приключений; много раз он выдерживал трудную борьбу, преодолел немало опасностей, самая ничтожная из которых заставила бы задрожать от страха даже самого храброго человека, опасностей всякого рода, исходящих от людей, от животных и от самой природы.

Он вышел победителем из всех этих битв, и смелость его только увеличилась, а энергия удвоилась. Его обучение жизни в прерии кончилось, и теперь он с полным на то основанием считал себя настоящим лесным охотником, то есть человеком, которого даже самые необычайные перемены, самые страшные катастрофы не могут удивить, не заставят отступить ни на шаг и которого могут взволновать только величественные картины дикой природы.

Мы сказали, что молодой человек остановился, выехавиз высокой дубравы, чтобы вдоволь налюбоваться великолепным ландшафтом, неожиданно представившимся его глазам.

Перед ним расстилалась обширная долина, пересекаемая двумя реками, довольно широкими, которые, протекая параллельно на протяжении нескольких миль, в конце концов сливались и впадали в Миссури, чья широкая серебристая скатерть составляла белую туманную линию на краю горизонта. На мысе, выдававшемся посреди первой реки, находился чудный боскет из пальм, лавров и магнолий, пирамидальная вершина которых составляла правильный конус и которые блестящей зеленью своих листьев оттеняли ослепительную белизну цветов, их покрывавших, несмотря на время года; эти цветы были так велики, что Оливье, хотя и находился на расстоянии более мили от них, легко их различал.

Эти магнолии безукоризненной формы имели в высоту по большей части около ста футов, а некоторые даже больше.

Направо находился лес тополей, вокруг стволов которых вились дикие виноградные лозы огромной величины; они доходили до вершины, потом спускались вдоль реки, переходя от одного дерева к другому, смешиваясь и переплетаясь с испанской бородкой — родом лиан, свисающих с деревьев, соединяя их гирляндами и составляя восхитительный контраст с листьями виноградной лозы.

Молодой человек не мог налюбоваться этим очаровательным зрелищем, к которому он далеко еще не привык, как вдруг заметил легкий столб почти неприметного дыма, который из боскета магнолий спиралями поднимался к небу.

«Что значит этот дым?» — вот какой вопрос предложил он себе прежде всего.

Вид огня всегда выдает присутствие человеческих существ. А девять из десяти встреч такого рода сулят встречу с врагом.

Стыдно сказать (а между тем это совершенно справедливо), но самый жестокий враг человека в прерии, самый страшный его противник — это подобный ему человек. По какой причине? Это трудно объяснить. Мы только приводим факт и не стараемся исследовать его.

Вид дыма не вызвал ни малейшего волнения в душе нашего искателя приключений; он только удостоверился из предосторожности, что его оружие в порядке, после чего въехал в долину и направился прямо к боскету. Впрочем, прямо туда вела узкая тропинка, проложенная в высокой траве. Оливье стоило только держаться ее, что он и сделал с полной беззаботностью.

Он был не прочь увидеть людей, друзей или врагов; уже больше недели он не встречал никого — ни белых, ни метисов, ни индейцев, — и невольно полное одиночество, в котором он находился, начало тяготить его, хоть он и не желал в этом сознаваться.

Он проехал почти две трети расстояния, отделявшего его от боскета, который находился от него не далее пистолетного выстрела, как вдруг остановился со странным волнением.

Сильный и мелодичный голос раздавался среди деревьев, распевая песню на французском языке с безукоризненным произношением. Скоро слова этой песни внятно достигли ушей Оливье. Удивление молодого человека перешло в оцепенение; прекрасная песня, распеваемая в прерии невидимым существом, приобретала, по контрасту с грандиозной природой .среди которой она исполнялась, эффект сверхъестественного торжества и, многократно повторяемая отголосками прерии, составляла концерт поразительно гармонический.

Невольно глаза Оливье наполнились слезами; он приложил руку к груди, чтобы сдержать быстрое биение сердца. В одну секунду ему вспомнилась вся его прошлая жизнь; он вернулся во Францию, которую, быть может, оставил навсегда, и понял, как сильна, даже в его сердце скептика, любовь к отчизне.

Увлекаемый волнением, которого он не старался преодолеть — столько прелести и очарования находил он в этом, — Оливье продолжал тихо продвигаться вперед и наконец достиг боскета в ту самую минуту, когда певец начинал новый куплет.

Он раздвинул ветви, преграждавшие ему путь, и очутился лицом к лицу с молодым человеком, который, сидя на берегу реки возле довольно большого костра, с философским видом макал в воду сухарь одной рукой, а другой, держа нож, вынимал сардинки из жестяного ящика, стоявшего перед ним.

Заметив охотника, незнакомец перестал петь и, приветствуя его дружеским поклоном, произнес по-французски с веселой улыбкой:

— Добро пожаловать к моему очагу, приятель! Если вы голодны — ешьте, если озябли — согрейтесь.

— С радостью принимаю ваше гостеприимное предложение, — веселым тоном ответил Оливье, слезая с лошади.

Он разнуздал ее, спутал ей ноги и пустил пастись возле лошади незнакомца. Потом он сел возле огня и, раскрыв свои альфорхасы2Двойные холщовые карманы, привешенные к седлу. — Примеч. автора., по-братски разделил провизию со своим новым знакомым, который чистосердечно, не заставляя себя просить, принял это прибавление к своей скромной трапезе.

Незнакомец был высоким мужчиной шести футов роста, статным и прекрасно сложенным человеком; несколько смуглый цвет его кожи выдавал в нем метиса.

Черты лица этого молодого человека — он был почти одних лет с нашим героем, и даже, может быть, несколько моложе его — были умны и симпатичны: очень живые серые глаза юноши выражали полное чистосердечие; открытый лоб, осененный густыми светло-каштановыми волосами, немного толстый нос, большой рот с красивыми тонкими губами, светло-русая борода составляли физиономию, не имевшую ничего пошлого.

На нем был костюм лесного охотника: замшевые панталоны, такой же жилет, блуза из синего полотна с белыми и красными аграмантами, бобровая шапка, индейские мокасины, шнуровка которых доходила ему почти до колен; за пояс из шкуры гремучей змеи были заткнуты длинный нож, называемый бычьим языком, топор, пороховница из рога бизона, мешочек с пулями и глиняная трубка с чубуком из вишневого дерева — таков был костюм странного человека, с которым при таких неожиданных обстоятельствах встретился Оливье. Под рукой молодого человека на траве лежали кентуккийская винтовка и сумка из пергамента, предназначенная, вероятно, для хранения провизии.

— Благословляю случай, который свел меня с вами так неожиданно, дружище, — сказал искатель приключений, немного утолив свой аппетит.

— И я также благословляю от всего сердца; такие случаи редко выпадают в прерии.

— Да, к несчастью.

— Позволите вы мне задать вам один вопрос?

— Еще бы! Хоть сто вопросов, если вам угодно, с условием отплатить тем же.

— Буду очень рад.

— Ну, спрашивайте.

— Каким образом, увидев меня, вы тотчас заговорили со мной по-французски?

— Это вас удивляет?

— Да, признаюсь.

— Но это очень просто: во-первых, все лесные охотники, странствующие по прериям, французы — или, по крайней мере, их девяносто пять из ста.

— Стало быть, вы француз?

— Да еще нормандец — мой дед уроженец Домфронта. Вы знаете поговорку: Домфронт город бедовый; приедешь в полдень, повесят в час, — сказал незнакомец, смеясь.

— Я также француз.

— Да, вы француз европейский.

— Я вас не понимаю.

— Я вам сказал, что дед мой был нормандец.

— Да, из Домфронта.

— Так. Мой отец и я родились в Канаде; следовательно, я француз американский — вот единственная разница. Но это все равно; мы и за морем любим нашу отчизну. Все являющееся оттуда принимается с распростертыми объятиями нами, бедными изгнанниками. И в Канаде живут люди с сердцем. Если бы старая Франция знала нас, она не пренебрегала бы так нами; мы не сделали ничего такого, за что нас можно было бы бросить столь неблагодарно.

— Это правда, — сказал Оливье, задумавшись. — Франция очень виновата перед вами: вы честно проливали за нее кровь.

— Ба-а! — смеясь, ответил канадец. — Не говоря о том, что мы готовы опять приняться за это, если она захочет, — разве Франция теперь наша? А дети никогда не бывают злопамятны по отношению к матери. Англичане крепко попались, когда им отдали страну: три четверти населения дало тягу и оставило их с носом; те же, которые были вынуждены остаться в городах, упорно говорят только по-французски, заставляя своих гонителей кривить себе рот, чтобы выучиться их языку. Они всегда управлялись старинными французскими законами, и англичане волей-неволей с бешенством принуждены были согласиться на это. Ведь это значит честно жертвовать своими интересами, не так ли? Это ведь, приятель, месть побежденных победителям; они называются нашими повелителями, но в действительности мы свободны и остались французами, несмотря ни на что.

— Браво! С удовольствием слышу эти слова, дружище; великой может назваться та нация, которая оставляет такие глубокие воспоминания в сердце своих детей, которых она забыла и которых бросила.

— Прибавьте, что канадский народ храбр, и вы скажете все.

— Скажу от всего сердца, потому что действительно это думаю, любезный соотечественник.

— Благодарю, — ответил канадец, горячо пожимая руку охотнику, — вы несказанно радуете меня, говоря таким образом.

— Теперь, когда мы узнали, что являемся соотечественниками, почему бы нам не познакомиться поближе?

— Очень очень рад. Если вы хотите, я расскажу вам свою историю; она коротка.

— После хорошего обеда ничего не может быть лучше трубки и интересного рассказа.

— Тогда слушайте, я начинаю.

— Слушаю со вниманием.

— Мой отец, Франсуа Бержэ, был еще ребенком в то время, когда французы окончательно отдали Канаду в 1758 году; разумеется, при этом не спрашивали согласия населения Новой Франции, а то, я смело могу сказать, оно не согласилось бы ни за что на свете. Мой отец не мог знать, что тогда происходило, но его отец так часто рассказывал ему об этом с величайшими подробностями, что он мог передать их мне, не упуская ничего; но так как вам, вероятно, известно все это дело, и, может быть, даже лучше чем мне, я расскажу вам только то, что относится к моему семейству.

— Да, так будет лучше, тем более, что я недолюбливаю политику; а вы?

— Я? Терпеть не могу. Итак, однажды мой дед Бержэ, находившийся в отсутствии с неделю, вернулся домой — он жил в Квебеке в Нижнем городе. Он вернулся домой с индейцем надменной наружности и в военном наряде. Когда мой дед отворил дверь, первое, что бросилось ему в глаза, была моя бабушка, стоявшая перед колыбелью своего страшно кричавшего ребенка, подняв руки над головой и угрожая английскому солдату тяжелым железным таганом; моя бабушка была храброй и мужественной женщиной, запугать ее было нелегко. Красивая, привлекательная, добрая, она была обожаема мужем и уважаема всеми знакомыми как праведница; должно быть, этот англичанин, проходя мимо приотворенной двери, увидел мою бабушку, кормившую грудью своего ребенка. Англичане считали себя нашими победителями; этому англичанину пришло в голову войти в дом и полюбезничать с хорошенькой женщиной, которую он заметил случайно. Дорого поплатился он за эту мимолетную прихоть, как вы увидите; мой дед был старый солдат, служивший под начальством Дюкена, Контрекера, Жумонвиля и Вилье. Он был нетерпеливого и вспыльчивого характера. Не спрашивая объяснений, он схватил англичанина на руки, приподнял и, раскачав над головой, выбросил его в окно, так удачно — или неудачно, это уж как вы хотите, — что бедняга более не встал; он разбился насмерть. После этой быстрой казни мой дед обнял жену и спросил о ее здоровье, как будто ничего особенного не случилось.

— Черт побери! Знаете ли, что ваш дед был просто молодец!

— Да еще самый благонадежный, и неудивительно: в его жилах текла индейская кровь.

— Индейская? А вы мне сказали, что он уроженец Домфронта.

— Дело в том, что его отец приехал в Америку с родственником Кулона де Вилье, у которого он был арендатором. Женившись в Канаде, мой прадед, после смерти или исчезновения, не знаю, право, хорошенько, своего хозяина, вернулся в Нормандию с женой, которая там умерла, бедняжка; она не могла привыкнуть к жизни европейских городов. Я прекрасно ее понимаю, а вы?..

— Еще бы! И я также.

— Перед смертью она взяла обещание с мужа послать сына в Канаду, как только он вырастет. Вот каким образом у нас в жилах течет индейская кровь… С тех пор ее стало еще больше.

— Хорошо. Теперь посмотрим продолжение вашей истории.

— Она вас интересует?

— Да! Так приятно говорить откровенно на родном языке с соотечественником в прерии за три тысячи миль от своей родины.

— Вы правы. Ну, слушайте.

— О! Не торопитесь, у нас есть время.

— Мне почти нечего больше рассказывать.

— Тем хуже, дружище.

— Вы очень учтивы, благодарю… Поцеловав жену и попросив индейца садиться, мой дед закурил трубку. «Послушай, — сказал он моей бабушке, — все, что происходит здесь, мне не по нутру; после смерти великого маркиза (так он называл Монкальма) мне тяжело жить в Квебеке. Хотя король Людовик XV и отдал Канаду англичанам, он не может запретить нам оставаться французами; это название стоило нам так дорого, что мы не можем допустить отнять его у нас одним росчерком пера. Я не хочу оставаться здесь более ни одного часа. Вот Куга-гандэ, брат моей матери; он верховный вождь своего народа. Я просил у него приюта для нас. Он сам приехал со своими воинами проводить нас к своему племени и помочь нам перенести наше небольшое имущество. Хочешь оставаться француженкой и следовать за мною, жена, или предпочитаешь остаться здесь и сделаться англичанкой?» — «Охота говорить тебе такие неприличные речи, муженек, — ответила моя бабушка. — Я твоя жена и люблю тебя. Не беспокойся, куда бы ты ни пошел, я сумею последовать за тобой с нашим мальчуганом». — «Моя сестра будет любима и уважаема в моем племени, как она этого заслуживает», — сказал тогда индеец, который до сих пор оставался неподвижен и безмолвен и курил с задумчивым видом. — «Знаю, дядя, и благодарю вас», — ответила бабушка, протягивая ему руку.

Другого разговора не было и все было решено в двух словах. Бабушка принялась тогда с лихорадочной деятельностью укладывать свои вещи. Два часа спустя дом был пуст. Дед мой и бабушка оставили его, не потрудившись даже запереть дверь. Незадолго до заката солнца они плыли в пирогах Куга-гандэ по реке Св. Лаврентия к прериям. По реке двигалось в том же направлении еще много лодок, и все дороги были наполнены путешественниками, увозившими на телегах свою жалкую поклажу. Переселение было всеобщим; среднее и бедное сословия переселялись массами. Англичане бесились, но что они могли поделать? По условиям передаточного акта французы, не желавшие подчиниться английскому владычеству, имели право покинуть страну. Корабли были наполнены пассажирами, возвращавшимися во Францию; это были богачи, счастливцы. Менее чем в два дня в Квебеке осталось только несколько французских семейств, не более трехсот человек. После четырехдневного переезда, во время которого не произошло ничего примечательного, мой дед приехал в поселение гуронов племени Бизонов, где верховным вождем был наш родственник Куга-гандэ. Несколько канадцев уже приютились у этих добрых индейцев, которые радушно приняли их… Я не стану рассказывать вам о том, какой прием был оказан моему деду; достаточно вам будет знать, что с тех пор мои родители там живут.

— А ваш дед?

— Он еще жив, слава Богу! Жив и мой отец. Я имел несчастье лишиться два года назад моей бабушки и матери почти в одно время. У меня есть сестра гораздо моложе меня; она остается в деревне ухаживать за моим дедом, а отец мой теперь охотится у Гудзонова залива. Мы остались французами, — вот почему я пел французскую арию. Один охотник, наш приятель, слышал ее в Квебеке и привез к нам.

Вдруг неподалеку в кустах послышался легкий шум.

— Позвольте, — прошептал канадец на ухо искателю приключений и, прежде чем тот успел вскрикнуть, схватил ружье и исчез в высокой траве.

Почти тотчас раздался выстрел.


Читать далее

Густав Эмар. Миссурийские разбойники
ГЛАВА I. Читатель знакомится с героем этой истории 26.01.15
ГЛАВА II. Как капитан Пьер Дюран расстался со своим другом 26.01.15
ГЛАВА III. Сэмюэль Диксон дает прекрасные советы своему брату 26.01.15
ГЛАВА IV. О человеке, который макал сухари в воду и припеваючи ел сардинки 26.01.15
ГЛАВА V. Как канадец и Оливье, рассказав друг другу историю своей жизни, заключили наступательный и оборонительный союз против всех 26.01.15
ГЛАВА VI. Каким образом Храбрец и его друг держали большой совет и что из этого вышло 26.01.15
ГЛАВА VII. Каким образом Сэмюэль Диксон застрелил оленя и что из этого вышло 26.01.15
ГЛАВА VIII. Каким образом Джордж Диксон стал неожиданным хозяином Оленьей долины 26.01.15
ГЛАВА IX. Здесь Диана терпит нападение врага, с которым, несмотря на его свирепость, ладит ее собака Дардар 26.01.15
ГЛАВА Х. Какая неожиданная встреча состоялась у Сэмюэля Диксона и Джорджа Клинтона и что из этого вышло 26.01.15
ГЛАВА XI. Что за человек тот раненый, которому Джордж Клинтон предложил убежище 26.01.15
ГЛАВА XII. Каким образом Оливье прибыл в селение гуронов племени Бизонов и какой прием встретил его в доме отца и деда его друга Меткой Пули 26.01.15
ГЛАВА XIII. Здесь объясняется причина присутствия трех охотников в хижине Джорджа Клинтона 26.01.15
ГЛАВА XIV. Капитан Том Митчелл высказывается 26.01.15
ГЛАВА XV. О чем шла речь у переселенца с братом и что из этого вышло 26.01.15
ГЛАВА XVI. Неожиданное появление новых личностей 26.01.15
ГЛАВА XVII. Каким образом Том Митчелл стал заступником обиженных 26.01.15
ГЛАВА XVIII. Один крайне скучный разговор между заслуженными мошенниками 26.01.15
ГЛАВА XIX. Том Митчелл является в необыкновенном виде 26.01.15
ГЛАВА XX. Том Митчелл признает, что нет лучшей затеи, чем быть честным человеком 26.01.15
ГЛАВА XXI. Славная охота 26.01.15
ГЛАВА XXII. Каким образом капитан Том Митчелл становится вершителем судеб своих врагов и друзей 26.01.15
ГЛАВА XXIII. Описание обрядов индейской свадьбы 26.01.15
ГЛАВА XXIV. Каким образом Лагренэ принял неожиданных гостей и что из этого вышло 26.01.15
ГЛАВА XXV. Как вершится правосудие в прериях 26.01.15
ГЛАВА XXVI. Последняя битва 26.01.15
ГЛАВА IV. О человеке, который макал сухари в воду и припеваючи ел сардинки

Нецензурные выражения и дубли удаляются автоматически. Избегайте повторов, наш робот обожает их сжирать. Правила и причины удаления

закрыть