– Ее зовут Наоми Пайн, – сказал Мэтью.
Они устроились на заднем сиденье «кадиллака-эскалейд» – машины Хестер. Сюда Мэтью приехал на поезде (час из Уэствилла с пересадкой на вокзале Фрэнка Лаутенберга в Секокусе), но Хестер решила, что проще – и правильнее – будет отвезти его в Уэствилл на машине. Она уже давно там не была, целый месяц. Поможет вконец расстроенному внуку с его проблемой, а заодно проведет некоторое время с ним и его мамой. Убьет двух зайцев одним выстрелом. Или, как еще говорят, двух птиц одним камнем. Хотя, если задуматься, картина получается странная и жестокая: бросаешь камень, убиваешь двух птиц – и с какой стати это хорошо?
Вот он я, бросаю камень в красивую птицу. Но зачем? Зачем человеку бросаться камнями в птиц? Понятия не имею. Наверное, я психопат. Гляньте, сбил двух одним камнем! Ура! Две мертвые птицы!
– Бабуль?
– Эта твоя Наоми. – Хестер отвлеклась от пустой внутренней болтовни. – Вы с ней дружите?
Мэтью пожал плечами – так, как умеют только подростки.
– Знаю ее где-то лет с шести.
Ответ уклончивый, ну да ладно.
– Как давно она пропала?
– Где-то с неделю.
Где-то лет с шести. Где-то с неделю. Эти «где-то» и «типа» ее подбешивали, но сейчас было не время читать нотации.
– Не пробовал ей позвонить?
– У меня нет ее телефона.
– Полиция ее ищет? – Подросток пожал плечами. – С родителями ее говорил?
– Она живет с папой.
– С папой ее говорил?
Он скроил такую физиономию, словно в жизни не слышал более нелепого вопроса.
– Так откуда знаешь, что она не заболела? Не уехала на отдых или что-то в этом роде?
Нет ответа.
– С чего ты решил, что она пропала?
Мэтью молча смотрел в окно. Тим, шофер Хестер с незапамятных времен, свернул с Семнадцатого шоссе к центру Уэствилла, штат Нью-Джерси, милях в тридцати от Манхэттена. В поле зрения появились горы Рамапо, по сути – часть Аппалачских гор. Как всегда, нахлынули воспоминания. В груди снова кольнуло.
Однажды кто-то сказал Хестер, что от воспоминаний бывает больно. От хороших – больнее всего. С возрастом Хестер поняла, что это чистая правда.
Хестер с покойным мужем – Айра умер семь лет назад – воспитали троих сыновей в так называемой «горной местности» Уэствилла, штат Нью-Джерси. Старший сын, Джеффри, переехал в Лос-Анджелес, работал стоматологом и жил с четвертой женой, риелторшей по имени Сэнди. Она выгодно отличалась от остальных жен Джеффри: все трое в свое время работали у него в кабинете медсестрами-гигиенистками и были слишком уж молоды. Это прогресс, надеялась Хестер. Средний сын, Эрик, пошел по стопам отца и с головой нырнул в туманный мир финансовых операций. Хестер никогда не понимала, чем занимаются ее муж и сын. Вроде как перемещают крупные суммы денег из точки А в точку Б, чтобы срубить свой процент в точке В. У Эрика была жена по имени Стейси и трое мальчиков с разницей в два года – так же как у Айры и Хестер. Семья недавно переехала в Северную Каролину, в Роли. В последнее время этот город стал необычайно популярен.
Младшего сына, отца Мэтью, звали Дэвид. Сказать по правде, Хестер любила его больше остальных сыновей.
– Во сколько вернется мама? – спросила Хестер.
Мать Мэтью, Лейла, работала в крупной юридической фирме. В отличие от бабушки Хестер, она специализировалась на семейном праве. Начала карьеру помощницей Хестер, подрабатывала у нее летом, когда училась в юридическом колледже округа Колумбия. Там Лейла и познакомилась с Дэвидом.
Они влюбились почти сразу. Поженились. Когда родился сын, назвали его Мэтью.
– Не знаю, – ответил Мэтью. – Написать ей эсэмэску?
– Напиши.
– Бабуль?
– Что, милый?
– Только маме не рассказывай.
– О чем?
– О Наоми.
– Почему нет?
– Просто не рассказывай, ладно?
– Ладно.
– Обещаешь?
– Хватит, – сказала Хестер чуть резче, чем нужно. Ну почему Мэтью всегда напрашивается на такой тон? И добавила, смягчившись: – Обещаю. Конечно обещаю.
Мэтью начал возиться с телефоном, а Тим продолжал ехать знакомой дорогой. Свернул направо, налево, направо, еще раз направо, и «кадиллак» оказался в сказочном тупичке под названием Даунинг-лейн. Впереди был огромный бревенчатый дом. Его построили Хестер с Айрой сорок два года назад. Здесь они воспитали Джеффри, Эрика и Дэвида, а через пятнадцать лет, когда сыновья выросли, Хестер с Айрой решили, что пора уезжать из Уэствилла. Оба любили свой дом у подножия гор Рамапо, но Айра его просто обожал, потому что, господи помоги, Айре нравилось бывать на свежем воздухе, ходить в походы, рыбачить – короче говоря, нравилось все, что не должно нравиться человеку по имени Айра Краймштейн. Но пришло время двигаться дальше. Местечки вроде Уэствилла отлично подходят для воспитания детей. Играешь свадьбу, уезжаешь из города, нянчишься с малышами, возишь их в футбольную секцию, в танцевальный кружок, переживаешь, когда они заканчивают очередной класс, а потом и школу, поступают в колледж, приезжают в гости, чтобы отоспаться, а потом не приезжают вовсе, а ты сидишь вдвоем с мужем, и оба вы понимаете: пора перевернуть эту страницу жизни, как и все остальные, оставить все в прошлом, продать дом другой молодой паре из города, пусть воспитывают своих малышей, а нам пора начинать с чистого листа.
Когда становишься старше, в местечках вроде Уэствилла тебе делать нечего. И это вполне нормально.
Сказано – сделано. Айра с Хестер подыскали отличную квартирку в Манхэттене, в Верхнем Вест-Сайде, на Риверсайд-драйв, с видом на Гудзон. Почти тридцать лет они ездили в город на том же поезде, на котором сегодня приехал Мэтью, разве что пересаживались тогда в Хобокене. Теперь же можно было проснуться и дойти до работы пешком или по-быстрому доехать на метро. Настоящий рай на старости лет.
Хестер и Айра были в восторге от переезда в Нью-Йорк.
Что же касается бревенчатого дома на Даунинг-лейн, в итоге они продали его своему сыну Дэвиду и его умнице Лейле, только что родившей мужу первенца, Мэтью. Хестер думала, что Дэвиду будет как-то странно жить в родительском доме, но сын заявил, что такое жилье идеально подходит для создания собственной семьи. Они с Лейлой сделали капитальный ремонт, наложили на дом собственную печать, и Хестер с Айрой, приезжая в гости, не узнавали своих комнат.
Мэтью все еще смотрел в телефон. Хестер коснулась его колена. Он оторвался от экрана.
– Ты в чем-то виноват? Что-то с ней сделал? – спросила Хестер.
– С кем?
– С Наоми.
– Ничего я не сделал. – Он помотал головой. – В том-то и беда.
Тим остановился у старого дома, на старой подъездной дорожке. Воспоминания нахлынули с удвоенной силой, встали во весь рост и пошли в атаку. Тим поставил машину на ручник, обернулся и взглянул на Хестер. Он работал у нее шофером почти двадцать лет, с тех пор как приехал в США из Балканского региона. Поэтому он все знал. Он посмотрел ей в глаза. Хестер едва заметно кивнула, показывая, что она в норме.
Мэтью уже сказал Тиму «спасибо» и выбрался из машины. Хестер потянулась к дверной ручке, но Тим предупреждающе кашлянул. Хестер закатила глаза. Тим, здоровенный лось, выбрался из-за руля, вытянулся в струну и открыл пассажирскую дверцу. В этом жесте не было никакой необходимости, но если Хестер сама открывала дверцу, Тим делал оскорбленное лицо, а у Хестер и так что ни день, то битва, поэтому спасибо, не надо.
– Не знаю, надолго ли, – сказала она Тиму.
– Я подожду. – Акцент у него как был чудовищный, так и остался.
Мэтью уже отпер и приоткрыл входную дверь. Хестер еще раз переглянулась с Тимом, прошагала по дорожке из булыжного камня – эту дорожку они с Айрой собственноручно выложили тридцать три года назад, убили на это дело целый уик-энд, – вошла и закрыла за собой дверь.
– Мэтью?
– Я на кухне.
Она прошла в дом. Дверца огромного холодильника «Sub-Zero» (его купили уже новые хозяева) была открыта, и Хестер снова вспомнила отца Мэтью в его возрасте, вспомнила всех своих мальчиков в школьные годы: Джеффри, Эрика, Дэвида. Вечно не вылезали из холодильника, проглоты, еды на них не напасешься. Самоходные пресс-компакторы, только не для мусора, а для продуктов. Сегодня притащишь всего, а завтра в доме шаром покати.
– Есть хочешь, бабуль?
– Обойдусь.
– Точно?
– Точно. Рассказывай, что стряслось.
Мэтью высунулся из холодильника:
– Дай я сперва перекушу, ладно?
– Если хочешь, свожу тебя поужинать.
– У меня много домашки.
– Ну смотри, дело хозяйское.
Хестер прошла в гостиную. Пахло жженым деревом. Недавно топили камин. Странно. А может, ничего странного. Хестер взглянула на журнальный столик.
Полный порядок. «Слишком уж полный», – подумала она.
Стопка журналов. Стопка подставок под чашки. Всё на своем месте.
Хестер нахмурилась.
Пока Мэтью разбирался с бутербродом, она тихонько поднялась на второй этаж. Это, конечно, не ее дело. Со смерти Дэвида прошло уже десять лет. Лейла имеет право на личную жизнь. Хестер ничего такого не думала, но ничего не могла с собой поделать.
Вошла в хозяйскую спальню.
Дэвид, насколько она помнила, спал на дальнем краю кровати. Лейла спала ближе к двери. Двуспальная кровать была заправлена. Безупречно заправлена.
«Слишком уж безупречно», – снова подумала Хестер.
В горле застрял комок. Она прошлась по комнате, заглянула в ванную. Везде идеальная чистота. Не в силах остановиться, она принялась разглядывать подушку Дэвида.
Подушку Дэвида? Твоего сына нет уже десять лет. Уймись, наконец.
На поиски ушло несколько секунд. Наконец Хестер обнаружила на подушке светло-каштановый волос.
Длинный светло-каштановый волос.
Хестер, уймись.
За окном спальни был внутренний двор, а дальше гора. Лужайка сливалась с горным склоном, растворялась в лесу, поначалу редком, потом чуть более густом, потом – натуральная чаща. Мальчишки, конечно, туда бегали. Айра помогал им строить всякое – шалаши, дом на дереве, бог знает что еще. Сухие ветки превращались в ножи и ружья. Парни играли в прятки.
Однажды Хестер услышала, как шестилетний Дэвид (в тот день он возился в лесу один) с кем-то разговаривает. Когда она стала его расспрашивать, маленький Дэвид надулся и сказал:
– Это я сам с собой.
– Но там точно был кто-то еще.
– Ну, – сказал ее сынишка, – был. Один мой друг. Невидимка.
Хестер знала, что Дэвид никогда ей не врал. Если не считать того раза.
Внизу открылась входная дверь.
– Привет, мам! – крикнул Мэтью.
– Где бабушка?
– Здесь, – сказал он. – Бабуль, ты тут?
– Уже иду!
В панике, чувствуя себя последней дурой, Хестер выскользнула из спальни в коридор и скрылась в туалете. Закрыла дверь, спустила воду и даже, открыв кран, сполоснула руки для правдоподобия. Затем направилась к лестнице. У последней ступеньки, подняв глаза, стояла Лейла.
– Привет, – сказала Хестер.
– Привет.
Лейла была великолепна. По-другому не скажешь. Сшитый на заказ серый деловой костюм подчеркивал все красивые изгибы фигуры, а фигура Лейлы сплошь состояла из красивых изгибов. Ослепительное зрелище. Белоснежная блузка контрастировала с темной кожей так, что резало в глазах.
– Вы в норме? – спросила Лейла.
– Ну да, само собой.
Хестер продолжила спускаться по лестнице. Наконец женщины обнялись, но лишь на мгновение.
– Какими судьбами, Хестер?
В комнату вошел Мэтью.
– Бабуля помогала мне с докладом. Это для школы.
– С докладом? На какую тему?
– На юридическую, – сказал Мэтью.
Лейла поморщилась:
– И ты не мог попросить меня?
– Ну, это, – промямлил Мэтью, – у нее же своя телепередача. – «Да, лжец из него неважный, – подумала Хестер. – Весь в отца». – Мам, только без обид, бабуля у нас знаменитый адвокат.
– Да ну?
Лейла повернулась к Хестер. Хестер пожала плечами.
– Ну ладно, – сказала Лейла.
Хестер вспомнила похороны Дэвида. Лейла держала малыша Мэтью за руку. В глазах ни слезинки. Она не плакала. В тот день – ни разу. Перед Хестер или кем-то еще – ни разу. Ближе к вечеру Хестер с Айрой повезли Мэтью в Эллендейл, в ABG, съесть гамбургер. Хестер оставила деда с внуком в кафе и вернулась. Прошла на задний двор, в сторону леса, куда Дэвид бесконечно сбегал, чтобы повидаться с Уайлдом, и даже оттуда, несмотря на завывания ночного ветра, слышала, как в осиротевшей спальне утробно воет Лейла. Ее крики раздирали душу. В них была такая боль, что Хестер тогда подумала: наверное, наша Лейла сломалась так, что не починить.
Лейла больше не вышла замуж. Если за эти десять лет у нее и были мужчины – а предложений было множество, это несомненно, – Хестер ничего о них не знала.
Но теперь в доме было слишком чисто. Еще и этот длинный каштановый волос.
Хестер, уймись.
Хестер без предупреждения обняла Лейлу, притянула к себе. Та удивилась:
– Хестер?
Уймись.
– Я люблю тебя, – прошептала Хестер.
– И я вас.
Хестер зажмурилась. Не сумела сдержать слез.
– Вы точно в норме? – спросила Лейла.
Хестер взяла себя в руки, отступила на шаг, разгладила одежду.
– В полной. – Сунула руку в сумочку, выудила носовой платок. – Просто…
Лейла кивнула.
– Знаю, – тихо сказала она.
Хестер увидела, что Мэтью выглядывает из-за материнского плеча и мотает головой, напоминая про данное обещание.
– Пойду, пожалуй. – Хестер поцеловала обоих и быстро вышла из дома.
Тим ждал, открыв дверцу. На нем был черный костюм и шоферская фуражка. Этот наряд он носил ежедневно, невзирая на погоду и время года, хотя Хестер не раз говорила, что это ни к чему. К тому же и костюм, и фуражка смотрелись на нем как-то неправильно. Может, из-за крупной фигуры. Может, из-за пистолета под пиджаком.
Скользнув на заднее сиденье, Хестер еще раз взглянула в сторону дома. Из-за двери на нее смотрел Мэтью. До Хестер наконец дошло: внук попросил ее о помощи.
Раньше такого не бывало. И он не все ей рассказал – пока что. Но она, упиваясь собственным горем, жалостью к себе, пытаясь заполнить эту жуткую дыру в собственной жизни, все же помнила: Мэтью приходится в сто раз хуже. Он растет без отца, тем более – без такого отца, доброго и порядочного человека, взявшего самое лучшее от Хестер (в меньшей степени) и Айры (в большей) – Айры, умершего от сердца. Хестер была уверена: сердце Айры разбилось, когда Дэвид погиб в той аварии.
Тим вернулся за руль.
– Слышал, что рассказал Мэтью? – спросила она.
– Да.
– Что скажешь?
Тим пожал плечами:
– Он что-то недоговаривает. – Хестер не ответила. – Ну что, назад в город? – спросил Тим.
– Пока нет, – сказала Хестер. – Сперва заедем в полицию.
Нецензурные выражения и дубли удаляются автоматически. Избегайте повторов, наш робот обожает их сжирать. Правила и причины удаления