Онлайн чтение книги Мгновения счастья
16

Передача завода подходила к концу — все было в полном порядке, не считая мелких недоделок, которые пред стояло ликвидировать новому директору.

— Это специально для тебя оставлено, чтобы не заскучал, — говорил Сашко, удовлетворенно посмеиваясь. Он был очень рад, что будет жить в городе, и не столько за себя, сколько за Марию Гавриловну. Что-то она за последнее время сама не своя сделалась. То была тихая, покорная, а теперь словно ее подожгли. Только от нее и слышишь:

— Скорей, Сашко. Скорей увози меня. А то я и сама не знаю, что будет.

Похудела даже, и глаза тревожно заблестели.

Наконец дождалась она этого дня. Как только села в бричку, так сразу и притихла. А Сашко все бегал по дому, по двору, с кем-то прощался, кому-то что-то наказывал, потом долго прощался с Семеновым и, уже сидя рядом с женой в бричке, ему тоже наказывал:

— Ты тут их — местных — всех в кулаке держи. Вещички наши, какие тут остались, если тебе помеха, в одно место сдвинь. Вскорости я за ними приеду. Как только хозяйство приму, так сразу и приеду. Или пришлю кого…

Семенов не слушал, что говорит Сашко, он все смотрел на Марию Гавриловну, а она не замечала его взглядов, сидела, словно неживая, и ни на что не глядела. Сейчас ничем не напоминала она ту солнечную сильную женщину, какой впервые увидел ее Семенов.

— До свидания, Мария Гавриловна, — проговорил Семенов и через Сашко протянул руку.

Что-то вздрогнуло в ее застывшем лице, словно какое-то воспоминание проснулось в ней. Ничего не говоря, она подняла руку, но не подала ее Семенову, а бессильно уронила на колени мужа и сама склонилась на его широкое плечо.

— Скорее, скорее!.. — проговорила она торопливо. — Ну, что вы! Прощаетесь, как навек. Да, может быть, я еще никуда и не уеду…

— Шутница ты, Мусенька, — засмеялся Сашко.

Не поднимая головы с мужнина плеча, она вдруг так улыбнулась, словно какая-то надежда вспыхнула в ней.

— А что, возьму да и останусь. Дадите мне какую-нибудь работу подходящую? — спросила она Семенова.

А в глазах ее застыла тоска, хотя губы дрожали от смеха, а может быть, от слез.

— Да, конечно, ну да, конечно же, — задыхаясь, заговорил Семенов, и никаких слов больше у него не находилось, потому что он не знал, как сказать о своей любви, чтобы поняла только она одна.

А она поняла и без всяких его слов. Он увидел, что поняла, по тому, как вдруг расцвела и по-прежнему заиграла ее красота, как разрумянились загорелые щеки.

— Ну, так я никуда и не еду! — воскликнула она. — Сегодня не еду. Сашко, ты, если хочешь, уезжай. А я не знаю. Я после. Или, вернее, никогда…

Она уже стояла на земле около брички и развязывала платок, которым накрыла от пыли свои светлые, как солнце, волосы. Размахивая платком, она вбежала на крыльцо и скрылась в доме.

— Скаженная баба, — недобро усмехнулся Сашко. — Ты не бери это во внимание. На нее накатывает. Чего-то все ей не хватает. А чего ей не хватает? А?

Он тоже вышел из брички и, стоя против Семенова, недоумевал:

— Ну, чего ей? Или я мужик плох? Так нет, вполне справный я мужик. И авторитет у меня, и ставка, и паек. Чего ей? Вот и ты молчишь, бо не знаешь. И я не знаю. А на поезд мы теперь все равно опоздаем…

Он велел кучеру отнести в дом чемоданы и распрягать, а сам постоял в глубокой задумчивости. Потом сказал сам себе или Семенову:

— Пусть охолонет, тогда с ней говорить еще можно, а сейчас… — Он махнул рукой и пошел в контору, красивый, самоуверенный и не слишком озабоченный странным поведением жены.