Глава девятая

Онлайн чтение книги Ножом по сердцу
Глава девятая

Не стану вас утомлять описанием дороги. Северная Кольцевая на всем протяжении одинакова, и хоть А-10 может в конце концов привести вас в овеянные романтикой болота Кембриджшира, пока до них доберешься, умрешь со скуки.

Но я умереть все-таки не успела. Вовремя свернув с шоссе, я оказалась на окраине сонного городишки под названием Ходдздон. Хотя дом мадам скорее всего сооружался на машинном масле, вид он имел весьма основательный. Это, по-моему, зовут неогеоргианским стилем — сплошь новенький кирпич, псевдокарнизы, фонари на кронштейнах — словом, все то, что побуждает бравых молодых архитекторов идти на разные крайности, чтобы привлечь внимание к альтернативным проектам. Данному стилю, на мой взгляд, и без того свойственна некая пошловатость китча, но дюжина ярко размалеванных гномиков, расставленных по территории в художественном беспорядке, это уж, извините, выше всякой критики. Бред!

Была уже середина дня, когда я, припарковавшись, направилась по аллее к дому. Погода преобразилась настолько, насколько способна только погода в Англии — после вчерашнего дождя сделалось тепло и безветренно, уже лето наступало на пятки весне. Я позвонила у входа. Тишина. Неудивительно. Можно ли услышать звонок, если в глубине дома как оглашенный воет Рой Орбисон? [6]Орбисон Рой (ум. в 1988) — рок-звезда 60—80-х гг., певец, композитор, музыкант, в частности, автор популярной песни «Pretty Woman» («Красотка»), а также «Please, Please Me», исполнявшейся группой «Битлз». «Красотка». В данном случае это была не просто песня, а жизненный эталон хозяйки. Я заглянула в окно; громадная гостиная, пустая, только красивый стол и упаковочные ящики для вещей по обеим сторонам.

Я обошла дом и попала в сад. То, что агенты по недвижимости именуют «хорошо ухоженный»: взрослые фруктовые деревья, цветочные клумбы обрамляют лужайку для крокета. Я не самый крупный специалист, у меня цветы в ящиках, но, по счастью, пока ехала, слушала по радио «Вопросы садоводов», и настолько там всех волновало, куда и как сажать, что даже мне невольно бросилась в глаза полоса вскопанной земли вдоль дорожки, где уже должны были быть высажены петунии. Совместим это наблюдение с упаковочными ящиками, и вполне резонно будет умозаключить, что здесь имел место переезд. Учтите, мне за подобную смекалку деньги платят!

Правда, все с собой они не увезли. Живопись осталась. Под высокими широко раскрытыми французскими окнами на лужайке пестрело несколько крупных полотен. Одни были прислонены к ящикам, другие лежали на траве. При ближайшем рассмотрении все они оказались творениями одного художника.

Повернувшись, я уткнулась прямо в семейный портрет. Большой, наверно, дюймов десять на двенадцать: блондинистый муж и рыжая жена сидят на диване, перед ними две девчушки, на вид ровесницы Эми, и все смотрят прямо на меня. Я не великий ценитель живописи, скорее отношусь к типу «мое — не мое», но грубое подражательство опознаю сразу. Художник, не имевший ни таланта, ни мастерства Люсиана Фрейда[7]Фрейд Люсиан (р. 1922) — британский художник немецкого происхождения, пытающийся доказать своим творчеством, что тело человека более выразительно, нежели его лицо., разделял кое-какие его пристрастия — в особенности к обнаженной натуре, а также к гигантским габаритам.

Не могу сказать, чтобы увиденное соответствовало моему представлению о счастливом семействе. В голову влетело словечко «дисфункциональное» (очередной языковый «паразит» или новый социологический термин?), и я поймала себя на том, что ищу глазами член отца семейства, чтоб выявить признаки неприемлемых отношений. Но когда мне удалось его отыскать, горбатенького слизняка на сморщенном кочанике, он показался мне на удивление мягким, и даже каким-то заброшенным. В памяти всплыли фотографии зада и ляжек миссис Рэнкин «до» и «после». И, должна признаться, я не на шутку встревожилась.

Прочие картины представляли вариации на ту же тему. Иногда попадался иной фон — вместо дивана кухонный стол (стулья под тяжестью сидящих казались подозрительно шаткими и ненадежными) или садовый плед, но состав семейства был неизменным. То же относилось и к выражению лиц. «Смотрите на нас, — казалось, говорили изображенные, — разве мы не вызов обществу?»

— Что вам угодно?

Я обернулась. Она стояла в раме французского окна, освещенная ярким солнцем. Первая моя мысль была: какая маленькая, в мешковатом мужском комбинезоне; нечесаные длинные светлые волосы стянуты грязной лентой. Вторая: какая молодая.

— Здрасьте! Это что, ваши работы?

— Вы проникли в частные владения. Попрошу покинуть.

— Вообще-то я ищу миссис Рэнкин. Мюриэл Рэнкин.

— Ее нет. Она здесь больше не живет.

— Вот как! — Я перевела взгляд на картины. — А вы…

Но она явно была не склонна к разговору.

— Теперь это мой дом.

— Поздравляю. Тогда не откажите в любезности сказать, где я могу найти миссис Рэнкин?

Мгновение она пристально смотрела на меня, прищурившись на солнце, потом звучно шмыгнула носом и вытерла руки о штаны.

— Отчего ж не сказать. Это недалеко. Вот как поедете отсюда, так первый же поворот налево. Проедете ярда три, может, четыре и сразу справа увидите ворота, прямо после светофора. Пропустить невозможно. У нее новый участок.

— Спасибо! — сказала я и пошла к машине, чувствуя на себе ее взгляд.

Все было в точности, как она сказала. Найти оказалось не трудно. Участок действительно совсем новый. Приобретен месяца четыре назад.

Размерами он, конечно, сильно уступал прежнему. Отделочный материал изо всех сил старался это компенсировать. Розовый мрамор с прожилками, резной. Обалдеть! Кое-чего стоит. Надпись псевдоготическим шрифтом. Такие обычно выбивали на гробницах жертв Дракулы, чтоб хозяин всегда смог отыскать свою возлюбленную:


МЮРИЭЛ РЭНКИН,

возлюбленная супруга Тома

и мать Сары и Силлы,

сошла в царство теней

23 февраля 1995 г.


И все. Ни пожеланий упокоения, ни надежды на будущую встречу. Прах к праху. Интересно, как далеко земляные черви продвинулись в своем альтернативном способе убавления человеческой плоти? Мысль для нас не из самых утешительных. Может, уж лучше принять предложение Фрэнка насчет компьютерного мухляжа? Если там и перебор, то хоть в числах, не в весе.

Я постояла еще некоторое время, прикидывая, много ли бензина ухнула впустую на эту поездку. Но неодетые члены семейства — мать, отец, маленькая Сара и маленькая Силла — никак не выходили У меня из головы, и стало ясно, что я еще не закончила своих дел с семейством Рэнкин. По крайней мере, пока живет и здравствует сам Папаша.

Я поехала обратно, подрулила к дому. Рой Орбисон уступил место Бонни Тайлер с ее «Сердечной болью». Бонни надрывалась от души. Трагедь, да и только. А девчушка-то оказалась старомодна. Может, эта музыка из материнской коллекции?

Она стояла посреди лужайки с кистью в руке, уставившись на одно из полотен. Семейство вокруг кухонного стола. Тучи скрыли солнце, и сад малость поблек. Впрочем, художество по-прежнему впечатляло.

— Ну что? — спросила она, не отрывая взгляда от картины. — Нашли ее?

Нечего сказать, остроумная девушка.

— Да, спасибо.

Некоторое время она молчала, продолжая глядеть на картину. Скорее профессиональным оком, без особого восторга. От прежней враждебности вроде бы не осталось и следа. Сара или Силла? Все-таки не Силла, наверное…

— Простите! — Она особо не отреагировала, чуть плечом повела. — Э-э-э… можно ли спросить вас кое о чем, Сара?

— Фара!

— Как-как?

— Мое имя Фара. «Ф», не «С».

Готический шрифт! Шею сломать можно в его хитросплетениях. Фара и Силла. Храни господь детишек, чьи мамаши не отрываются от телевизора.

— Значит, Фара. А меня зовут Ханна Вульф. Я частный детектив.

— Надо же, частный детектив! — протянула она с американской гнусавостью. — Я думала, они существуют только в книжках, да и вообще это грязные мужички, подглядывающие за гостиничными номерами.

Должна признаться, у меня челюсть отвисла от ее слов. В том смысле, что для меня Реймонд Чандлер — часть мифа, красивая сказочка, которую не грех почитать на сон грядущий, но я никак не ожидала встретить в глубинке подобного знатока наших профессиональных секретов. Откуда она почерпнула эти сведения — из книг, из кино?

— С чего вы взяли?

— У Мюриэл было на видео, фильм такой…

— «Большой сон»?

— Угу. Она без конца его прокручивала, когда мы были маленькие. Была влюблена в героиню.

— Лорен Бакол?[8]Бакол Лорен (род. в 1924). Настоящее имя: Бетти Джоан Перске. Звезда Голливуда 40—50-х гг. Исполнительница главных ролей в фильмах «Иметь и не иметь» «Большой сон», «Кровавая аллея». Жена популярнейшего в свое время киноактера Голливуда Хамфри Богарта

— Вот-вот.

Влюблена в Лорен Бакол? Гм. Не она одна. Я кинула взгляд на мощную женщину на картине. Не сказала бы, что между ними просматривалось что-то общее.

— И еще, видно, в Фару Фосет?[9]Фосет Фара — недолгая (запомнившаяся в юном возрасте) звезда Голливуда 70-х гг., исполнительница одной из главных ролей в фильме «Бегство Логана».

Девушка рассмеялась:

— Нет, это просто так, блажь. Случается, знаете ли, во время беременности. Вот уж мне не повезло! А Силла[10]По-видимому, имеется в виду Силла Блэк, в 60—70-е гг. — популярная рок-звезда, затем, в 80-е, ставшая звездой телевидения, ведущей программы «Свидание с незнакомцем», которую она оставила совсем недавно. снова в фаворе.

Всего четыре месяца прошло, а она вполне оправилась. Теперь, разглядев Фару получше, я увидела, что она и в самом деле молоденькая, какой была и та, чье имя она носила. Лет семнадцать—восемнадцать. Силла, должно быть, старше.

— Можно узнать, как умерла ваша мать? Она повернулась ко мне:

— Зачем это вам? Что за странный интерес? Я изложила ей с купюрами суть проблемы.

— Марчант? Да-да, припоминаю. По-моему, не так уж он оказался плох. У других выходило куда хуже.

— В самом деле?

— Ну да. Мать моя по части косметической хирургии была большой спец. Прежде чем попала к этому малому с Харли-стрит, она делала себе нос и грудь в одной клинике, а потом где-то на Севере ей подтягивали лицо.

— И что — удачно? Фара рассмеялась:

— Кто его знает! Правда, все время казалось, что мать как будто улыбается. — Она подняла руки и растянула щеки к ушам, изобразив черепной оскал. Потом отняла руки. Вот что значит молодость — раз, и опять милашка! — Хотя на Лорен Бакол похожа так и не стала, уж это точно.

— А хотела?

— Знаете… Мать моя вечно чего-то хотела. Не того, что у нее есть. То, чтоб прическа была как в журнале, то зубы подправляла, чтоб красивей улыбаться, то бедра, чтоб ноги казались длинней. И чем дальше, тем становилась все недовольней и недовольней собой.

— Она с кем-нибудь по этому поводу консультировалась?

— Вы имеете в виду настоящего доктора, а не мясника?

—Да.

— Кажется, папик однажды куда-то ее возил. Только это не помогло.

«Папик». Бывают же люди. Мои, например, родители провинились лишь в том, что возлагали на меня слишком большие надежды и требовали, чтобы я бросала игры и возвращалась домой на час раньше, чем другие девчонки. Во мне же вся кровь вскипала. «Ну а ты? — хотелось мне спросить. — Как тебе жилось в твоей семье?» Может, помогало то, что есть сестра. Хоть с кем-то перемолвиться словом, когда бывает тошно. Но я чувствовала, что Фаре такой вопрос придется не по вкусу.

— Ясно. И значит, операция у Мориса Марчанта…

— Оказалась не лучше, чем у других. Она так воодушевилась сначала и так упала духом, когда увидела результат. Она далее могла ему пригрозить судом, обвинить в преступной небрежности. Такое с ней бывало.

— А как ваш отец к этому относился?

— У него работы было по горло. Что самое странное, он все-таки ее любил. По крайней мере, ту, какой она была когда-то.

Я смотрела на картины, раскиданные по лужайке. Много ли здесь карикатурного? Если всмотреться, все-таки было во всей этой тучности что-то симпатичное. Само грузное тело в своей необъятности служило уютным фоном для обеих девчушек. Но что удивительно: ни на одной из картин члены семейства не соприкасались друг с другом.

Фара заметила, что я разглядываю картины.

— Я не стремилась к реализму, — колко заметила она.

— Да-да, — сказала я. — Я его и не ищу. В документах, полученных мной, записано, что ваш отец после операции матери вернулся с ней в клинику для разговора с Марчантом. Ваш отец был разгневан?

Она повела плечами:

— Видите ли, мой папик человек деловой. Привык за деньги иметь качество. Поэтому вполне мог быть несколько бесцеремонен. Но он бы ничего серьезного не предпринял. Ведь он ее знал. Этот случай стал для него каплей, переполнившей чашу. Буквально через пару месяцев он от нее ушел.

— И что же произошло потом с вашей матерью?

— Она совсем съехала с катушек. Да, точнее не скажешь. Через три месяца покончила с собой. Глотнула целиком упаковку со снотворными таблетками.

— А где вы были с сестрой?

— Я в Манчестере, училась в художественном колледже, а Силла работала в Шотландии. — Фара покачала головой. — На ваш очередной вопрос отвечу отрицательно. Нет, виноватой себя не чувствую. Признаться, мать меня толком и не воспитывала. Мы с Силлой больше с бабушкой общались, чем с ней. Если хотите знать, она, на мой взгляд, правильно поступила. Увядание было для нее равносильно смерти.

— Ну а Силла? Что она думает?

— По-моему, то же, что и я. Силла у нас девушка не слишком чувствительная. На похороны приехала, и с тех пор мы ее не видели.

— А ваш отец?

— По-моему, он скорее вздохнул с облегчением. Пожил здесь, чтоб вроде развеяться, потом уложил вещи и махнул на Майорку. Он там с парой компаньонов новый гаражный бизнес развернул.

— И вам обеим оставил дом?

— Как видите.

Хотелось спросить у нее, как ей теперь живется. Я подозревала, что огромный мешковатый комбинезон скрывает чрезмерную худобу, являющуюся расплатой за все эти жиры. Хотя, возможно, я ошибалась. Иным чего только в жизни не выпадает, а они устраиваются лучше, чем те, кто ничего такого не испытал. С другой стороны, в моей профессии нельзя в это не верить.

Я попросила адрес Силлы и их отца, просто на всякий случай (почерк у Фары был размашистый, крупный, сразу видно — рука художника), и оставила Фару накладывать последние мазки. Вновь оглянувшись на ее картины, я не ощутила особой антипатии. Фара увлеченно подмазывала бежевой краской линию материнского бедра. Ах, Лорен! На тебе и тебе подобных лежит немалая ответственность за многие судьбы. Но мне ты по-прежнему мила.

Пора домой. Гномики перед входом сияли ярче прежнего. Свеженькими красочками. В мыслях мелькнуло: а ведь это, пожалуй, откровенный сатирический комментарий к общепринятому представлению о счастливом доме. В наше постмодернистское время чего не бывает.

Уже стемнело, когда я, очень голодная, въехала в Лондон. Вечер простерся передо мной пустой, крытой пластиком столешницей, и по этой ассоциации я вспомнила, что и дома-то мне нечего выложить на стол. Потому я притормозила у малайского ресторанчика на Кентиш-Таун-роуд, там сжевала несколько кусочков мяса непонятного животного, сдобренного арахисовым маслом, запивая их каким-то экзотическим пивом.

В ресторане было полупусто. У окна группа молодых людей в пиджаках взволнованно обсуждала новые системы компьютерного обеспечения, в деловом раже взмахивая в воздухе вилками и сыпля техническими терминами. Разбросанные по залу парочки сидели себе тихонько, в большей степени поглощенные пищей, чем друг другом. Иногда столько всего замечаешь, когда ешь одна в ресторане.

Я взяла в баре «Ивнинг стэндард». На центральной полосе был помещен репортаж о новом кошмарном серийном убийце: некий субъект бродил по Лондону и потрошил женщин пружинным ножом. Я подумала о Мюриэл Рэнкин и о коробке с бумагами у меня на кухонном столе. Мужчина с ножом и женщина. Одни своим ножом возвращают ей женственность, другие отнимают ее вместе с жизнью. Интересно, задумывался ли когда-нибудь Морис Марчант над подобной аналогией.

К моменту, когда я расплатилась по счету, было уже за десять. Для сна время раннее, для работы — позднее. По крайней мере для нормальной работы. Окажись этот день более удачным, я бы, возможно, с удовольствием согласилась передохнуть. Но сейчас особой усталости не ощущалось — а может, я просто боялась, что, не перебей я чем-нибудь дневных впечатлений, в сны проникнут образы упитанного семейства и взрезанной плоти. Я снова стала проглядывать список в своей черной записной книжке. И в ночной тишине передо мной вдруг встало одно имя. Имя той, что выходит на работу с закатом солнца.

Я решила сыграть в рулетку.


Читать далее

Глава девятая

Нецензурные выражения и дубли удаляются автоматически. Избегайте повторов, наш робот обожает их сжирать. Правила и причины удаления

закрыть