Онлайн чтение книги Один неверный шаг
ГЛАВА ТРЕТЬЯ

Ньюарк, штат Нью-Джерси. Плохое место. Почти резервация

«Разруха» – первое слово, пришедшее на ум Майрону, когда он оказался в районе, где жил Хорас. Дома здесь в прямом, а не в переносном смысле разваливались, и не просто разваливались, а словно таяли, растворялись, как будто местная атмосфера содержала сильнодействующую кислоту. К понятиям «реконструкция» и «урбанизация» здесь относились примерно так же, как к путешествию во времени. Иными словами, городской пейзаж, представший взгляду Майрона, больше напоминал разбомбленный союзной авиацией Франкфурт, нежели нормальную жилую застройку.

Те кварталы, в которых ему раньше доводилось бывать, выглядели еще хуже, чем жуткие образы, сохранившиеся в памяти. Майрон был подростком, когда они с отцом проезжали в машине именно по этой улице, и он помнил, что внутренние запоры на дверцах машины тогда как будто сами собой защелкнулись, словно даже они почувствовали исходившую снаружи угрозу. Лицо у отца приобрело неприятно-напряженное выражение. «Сортир», – только и сказал он, глядя из окна автомобиля на улицу, хотя сам вырос неподалеку от этих мест. Правда, это было довольно давно. Отец, которого Майрон любил, как ни одно другое живое существо на свете, крайне редко демонстрировал свой гнев. Но во время той поездки не смог сдержаться.

– Ты только посмотри, что они сделали с городом, – сказал он.

«Посмотри, что они сделали с городом…»

«Они…»

«Форд-таурус» Майрона несколько раз медленно объехал вокруг старой баскетбольной площадки. На сидевшего за рулем Майрона со всех сторон глазели черные лица. На площадке мальчишки играли пятеро на пятеро; остальные дети – а их было немало – сидели как на насестах на тротуарных бровках и бетонных ограждениях, дожидаясь своей очереди сыграть с победителями. Дешевые тапочки, которые юные баскетболисты носили в дни Майронова детства – все эти кеды и полукеды «Кмарт» или «Том Маккан», – уступили место кроссовкам и спортивным туфлям по сто долларов. Майрон знал, что большинство родителей здесь могут позволить купить такие своим чадам только ценой огромного напряжения для семейного бюджета. Подумав об этом, он испытал приступ почти физической боли. В следующее мгновение у него в голове стали формироваться громкие фразы, исполненные благородного негодования по поводу разрушения духовных ценностей и вколачивания в людские головы постулатов о преобладающем значении в современном мире материальных благ и комфортного существования, но он вовремя себя одернул. Прежде всего потому, что как спортивный агент тоже в определенном смысле получал дивиденды с продаж дорогой спортивной обуви, следовательно, подобные фразы в его устах были бы неуместны. И хотя ему все это не нравилось, быть лицемером тоже не хотелось.

Коротких спортивных трусов он тоже ни на ком из играющих не заметил. Парнишки на площадке были одеты в синие или черные джинсы с огромной мотней, чем-то напоминавшие безразмерные клоунские панталоны. Казалось, ребят намеренно обрядили в подобные брюки, чтобы их неловкие движения и прыжки вызывали еще больше смеха со стороны зрителей. Впрочем, нельзя отрицать, что в одежде юных игроков прослеживался определенный стиль, и их спущенные чуть ли не ниже ягодиц штаны открывали пояса дизайнерских шортов в стиле «боксер». Майрону не хотелось уподобляться старикам, брюзжащим по поводу несообразностей современной молодежной моды. В то же время как спортивный агент он не мог не видеть, что широченные джинсы, норовившие свалиться со своих владельцев, были совершенно непрактичны, неудобны и создавали ненужные трудности. Разве можно играть в полную силу, если приходится постоянно останавливаться и подтягивать штаны?

И все-таки самые значительные изменения он заметил в глазах и взглядах играющих. Майрон помнил, какой испытывал страх, когда впервые пришел сюда в пятнадцать лет, перейдя в школу высшей ступени. Однако он знал: если хочешь подняться на следующий уровень, то необходимо преодолеть сильнейшую конкуренцию, которая существовала только здесь. Нельзя сказать, что Майрона встретили с распростертыми объятиями. Его провожали взглядами, в которых враждебность смешивалась с любопытством, но это было ничто по сравнению с блестевшими, как сталь клинка, и излучавшими смертельную угрозу глазами юных баскетболистов нынешнего поколения. Помимо всего прочего, неприкрытая ненависть в их глазах сочеталась с тотальным равнодушием и отстраненностью. Хотя Майрон и ненавидел банальности, ему пришлось признать, что во времена его становления как личности – а с тех пор минуло лет двадцать, – в глазах молодых людей проступало нечто совсем иное. Может, надежда?

Словно прочитав его мысли, Брэнда произнесла:

– С некоторых пор я перестала здесь играть.

Майрон с понимающим видом кивнул.

– Догадываюсь, каких усилий вам стоило заставлять себя приходить на эту площадку, – добавила она.

– Благодаря вашему отцу период адаптации прошел значительно легче, чем я опасался.

Брэнда улыбнулась.

– Я так и не смогла понять, почему вы ему понравились. Вообще-то он белых терпеть не может.

– А разве я белый? – со смешком осведомился Майрон.

– Как политик Пэт Бучанан.

Они расхохотались. Потом Майрон сделал очередную попытку перевести разговор на тему, которая интересовала его больше всего.

– Расскажите мне об угрозах.

Вместо ответа Брэнда посмотрела в окно. Они проезжали место, где торговали колесными дисками, и сотни, если не тысячи, этих изделий сверкали на солнце. Странный бизнес, если разобраться. Поскольку новые диски нужны только в том случае, если украли старые. А судя по всему, здесь в основном украденные и продавались. Так сказать, небольшой финансово-фискальный цикл.

– Мне стали звонить по телефону, – наконец произнесла Брэнда. – Все больше по ночам. Один раз заявили, что если не найдут отца, то изобьют меня до полусмерти. Вскоре позвонили снова и сказали, чтобы я не вздумала менять отца на другого менеджера, а то мне будет плохо. Такого рода угрозы… – Брэнда замолчала.

– Есть идеи относительно того, кто мог вам звонить?

– Нет.

– А мысли по поводу того, кому и зачем понадобилось разыскивать вашего отца?

– Нет.

– А по поводу причины его исчезновения?

Она покачала головой.

– Норм что-то говорил относительно преследующей вас машины.

– Насчет этого ничего не знаю.

– А голос в телефонной трубке… – поинтересовался Майрон. – Он всякий раз один и тот же?

– Не уверена.

– Мужской, женский?

– Мужской. Говорил белый. По крайней мере мне так показалось. Из-за особенностей тембра и манеры произношения.

Майрон кивнул.

– Хорас играл в азартные игры?

– Никогда. Вот дедушка – другое дело. Все спускал на тотализаторе. Впрочем, у него не так много и было. Но отец ни к игорному столу, ни к окошку тотализатора и близко не подходил.

– А деньги он в долг брал?

– Нет.

– Вы уверены? Ваше образование, несмотря на дотации для малоимущих, стоило, должно быть, не так уж дешево.

– Я с двенадцати лет на стипендии.

Майрон снова кивнул в знак того, что принимает ее слова к сведению. Впереди по тротуару толчками, словно заводной манекен, двигался странный человек в трусах от Кельвина Кляйна, разноцветных и разностильных лыжных ботинках, и высокой меховой шапке в русском стиле – вроде тех, что можно увидеть в фильме «Доктор Живаго». Никакой другой одежды на нем не было. Ни рубашки, ни брюк. В руке он держал коричневый бумажный пакет, причем сжимал его с такой силой, словно этот предмет помогал ему передвигаться по улице.

– Когда начались звонки? – спросил Майрон.

– Неделю назад.

– С тех пор как исчез ваш отец?

Брэнда кивнула. Ей было что сказать по этому поводу. Майрон заметил это по выражению ее глаз. Но давить не стал. Молчал и ждал, когда девушка сама выскажется.

– В первый раз, – тихо произнесла Брэнда, – звонивший попросил меня позвать к телефону мать.

Майрон продолжал хранить молчание, ожидая, что она скажет дальше. Но когда стало ясно, что продолжения не последует, спросил:

– Вы позвали?

Брэнда печально улыбнулась.

– Нет.

– Кстати, где живет ваша мама?

– Не знаю. Не видела ее с тех пор, как мне исполнилось пять.

– Что вы имели в виду, когда сказали: «Не видела ее с тех пор, как…»?

– Именно это я и имела в виду. Она бросила нас с отцом двадцать лет назад. – Брэнда наконец повернулась к Майрону и посмотрела ему в лицо. – Кажется, вы удивлены?

– Боюсь, что так.

– А почему, собственно? Разве не помните, что половина парней, с которыми вы играли в баскетбол, жили в неполных семьях, потому что от них ушли отцы? Полагаете, матери не могут поступать подобным образом?

В ее рассуждениях, несомненно, имелось рациональное зерно. Однако, по мнению Майрона, она апеллировала скорее к логике, чем к чувствам, то есть не была твердо убеждена в том, что говорила.

– Значит, вы не видели ее с пяти лет?

– Совершенно верно.

– И не знаете, где она живет? Хотя бы в каком городе – или штате, если уж на то пошло?

– Не имею ни малейшего представления. – Брэнда старалась говорить ровным, лишенным каких-либо эмоций тоном.

– И никаких контактов за все эти годы?

– Так… получила от нее пару писем…

– А обратного адреса на конверте, случайно, не обнаружили?

Брэнда покачала головой.

– На конвертах стоял штамп одного из почтовых отделений Нью-Йорка. И больше ничего.

– Как по-вашему, Хорас знает, где она живет?

– Вряд ли его это интересует. Во всяком случае, за последние двадцать лет он даже имени ее ни разу не упомянул.

– Уточним: в вашем присутствии.

Брэнда согласно кивнула:

– Что ж, можно и так сказать.

– А может, тот тип, который вам звонил, имел в виду совсем другого человека? – предположил Майрон. – У вас мачехи, случайно, нет? Неужели все эти годы ваш отец продолжал жить в одиночестве, ни на ком не женился и ни с кем не сожительствовал?

– Вот именно. Лично я за прошедшие двадцать лет ни разу не видела его с женщиной.

В салоне машины снова установилось молчание.

– Интересно, кому могло прийти в голову спрашивать вас о матери после столь долгого ее отсутствия?

– Не знаю.

– А какие-нибудь мысли по этому поводу есть?

– Никаких. В течение последних двадцати лет она была для меня призраком. – Брэнда ткнула пальцем в ветровое стекло. – Поверните здесь налево.

– Не будете возражать, если я вставлю в ваш телефон «жучок»? На тот случай, если этот человек или люди снова позвонят?

Она покачала головой.

Майрон свернул в указанном направлении.

– Расскажите мне о ваших взаимоотношениях с Хорасом, – попросил он.

– Не стану.

– Только не подумайте, что я пытаюсь совать нос в ваши дела…

– Все это не так важно, как вам кажется, Майрон. Независимо от того, люблю я его или ненавижу, вам все равно придется его найти.

– Насколько я знаю, у вас имеется постановление суда, запрещающее ему к вам приближаться. Это верно?

Некоторое время она молчала, потом заговорила снова, но не о том, о чем спрашивал ее Майрон.

– Помните, как он вел себя на площадке?

– Как умалишенный. Но лучшего учителя, чем он, у меня, пожалуй, не было.

– И такого настырного и упрямого, не так ли?

– Что верно, то верно, – ответил Майрон. – Он постоянно вдалбливал мне в голову одну простую на первый взгляд мысль: избегать в игре красивости. Между прочим, это давалось мне очень непросто. Как и общение с ним в целом.

– Совершенно верно. А ведь вы были просто знакомый мальчик, который почему-то ему понравился. Теперь представьте, легко ли было мне, его родному ребенку, жить с ним в четырех стенах и ходить в его компании на площадку? Особенно если принять во внимание его сумасшедшую, какую-то болезненную любовь ко мне. Он боялся, что я уйду из дома и брошу его.

– Как мать?

– Да.

– Что ж, – сказал Майрон, – похоже, атмосфера у вас в доме была слегка удушливой.

– Удушающей! Вот какой она была. И не слегка, а по полной программе, – уточнила Брэнда. – Три недели назад наша команда проводила показательную игру в спортивном зале школы «Ист-Ориндж». Надеюсь, знаете, зачем это делается?

– Разумеется…

– Ну так вот: пара старшеклассников из толпы зрителей чересчур возбудились. То ли напились, то ли находились под воздействием наркотиков, то ли просто выпендривались. Точно не знаю. В общем, эти парни вдруг стали выкрикивать в мой адрес различные оскорбления.

– Какого рода?

– Всякие мерзости, ясное дело. Большей частью, по поводу того, что бы они со мной сделали, если бы я оказалась в их власти. И мой отец вскочил с места и бросился на них.

– Не могу его за это винить.

Брэнда покачала головой.

– В таком случае вы точно такой же неандерталец, как мой отец.

– Почему же?

– Мне непонятно, с какой целью, окажись на месте отца, вы полезли бы в драку с этими сосунками. Чтобы защитить мою честь? Но мне, между прочим, двадцать пять лет. Я взрослая женщина и вполне в состоянии за себя постоять, если возникнет такая необходимость. Но на мой взгляд, такой необходимости не было. А все эти рыцарские рассуждения о благородстве в качестве контраргумента и гроша ломаного не стоят.

– Но…

– Никаких «но». Все это пшик, пустое место, напрасная трата сил и времени. Как, между прочим, и то обстоятельство, что вы здесь находитесь. Никогда не считала себя ярой феминисткой, но под всем этим мне видится лишь обыкновенный мужской сексизм.

– Что такое?

– А то, что, будь у меня между ногами пенис, вас бы здесь не было. Если бы меня звали Лерой и мне бы позвонил пару раз какой-то придурок, вряд ли бы вы примчались защищать бедного крошку, не так ли?

Прежде чем ответить, Майрон колебался на секунду дольше, чем нужно.

– Кстати, – успела вставить Брэнда, – сколько раз вы видели, как я играю?

Тот факт, что она неожиданно изменила тему разговора, сбил Майрона с толку.

– Что вы сказали?

– Я три года подряд считалась лучшим игроком студенческой команды. Наша команда выиграла два национальных чемпионата. Нас все время показывали по спортивному каналу, а когда шли финалы НАСС – Национальной ассоциации студенческого спорта, – то и по СБС. Помимо всего прочего, я училась в Рестонском университете, который находится в получасе ходьбы от того места, где вы живете. Так сколько же матчей с моим участием вы видели?

Майрон открыл рот и процедил сквозь зубы:

– Ни одного.

– Вот в это верю. Какой интерес смотреть, как играют какие-то соплячки. Пустая трата времени, не так ли?

– Да не в этом дело. Просто я давно уже почти не смотрю спортивные передачи и не хожу на стадион. – Надо сказать, оправдание получилось не из лучших, и он знал об этом.

Она покачала головой и снова замкнулась в молчании.

– Брэнда…

– Забудьте о том, что я сейчас наговорила. С моей стороны было как минимум глупо поднимать этот вопрос.

Ее тон к продолжению беседы явно не располагал. Майрон хотел сказать что-либо в свою защиту, но ничего путного ему в голову не приходило. Тогда он тоже решил хранить молчание. Надо сказать, что подобный вариант разрешения проблем он в последнее время выбирал все чаще.

– Теперь поверните направо, – через некоторое время сказала Брэнда.

– Так что же произошло потом? – спросил Майрон.

Она вопросительно посмотрела на него.

– Ну… с теми панками, которые обзывали вас нехорошими словами. Что случилось после того, как ваш отец набросился на них?

– По счастью, вмешались сотрудники службы безопасности и пресекли драку в зародыше. Они просто выбросили парней из спортивного зала. Кстати, и папашу тоже.

– Не очень понимаю, зачем вы вообще коснулись этой истории, если все завершилось более-менее благополучно…

– На самом деле инцидент на этом не закончился. – Брэнда рассматривала собственные руки, словно собираясь с духом, потом подняла голову и продолжила: – Спустя три дня обоих парней – Клэя Джексона и Артура Харриса – обнаружили на крыше многоквартирного дома. Кто-то связал их и перерезал им ахиллесовы сухожилия садовым секатором.

Майрон почувствовал как от щек отхлынула кровь, а под солнечным сплетением образовалась противная сосущая пустота.

– Вы считаете, это сделал ваш отец?

Брэнда кивнула.

– Отец откалывал подобные штучки, сколько я себя помню, но прежде не заходил так далеко. Как бы то ни было, он никогда не спускал людям, которые хотели меня обидеть. Когда я была маленькой девочкой, лишенной матери, такого рода опека с его стороны меня даже радовала. Но я уже давно не маленькая девочка – вот в чем дело.

Майрон опустил руку и коснулся собственной лодыжки. Подумать только, этот псих перерезал парням ахиллесовы сухожилия секатором! Но хотя слова Брэнды поразили его, он приложил максимум усилий, чтобы ничем не выдать своих чувств.

– Полиция, конечно же, стала подозревать Хораса?

– Совершенно верно.

– Почему в таком случае его не арестовали?

– Улик оказалось недостаточно.

– Но разве жертвы не могли опознать его?

Брэнда отвернулась и посмотрела в окно.

– Похоже, они были слишком напуганы и хранили по этому поводу молчание. – Она ткнула пальцем вправо: – Припаркуйтесь здесь, пожалуйста.

Майрон подкатил к тротуару и остановил машину. По улице прохаживалось довольно много людей, и некоторые из них смотрели на него так, как будто никогда в жизни не видели белого. Ничего удивительного: в этом квартале могло быть и такое. Майрон изобразил на лице спокойное доброжелательное выражение и даже кивнул тем, кто на него глазел.

Желтая машина, фактически мегафон на колесах, проехала мимо на малой скорости, изрыгая из своих недр оглушительные звуки рэпа. Особенно усердствовали басы. Майрон даже ощутил грудью легкую вибрацию. Слов он не разобрал, но в голосах исполнителей проступала злоба, в этом не могло быть никаких сомнений.

Брэнда подвела Майрона к подъезду. На ступенях лежали в позах тяжелораненых двое мужчин. Брэнда не моргнув глазом переступила через них и поднялась к двери. Майрон последовал за ней. Неожиданно ему пришло на ум, что он никогда здесь не бывал. Его взаимоотношения с Хорасом Слотером ограничивались только баскетболом. Обычно они встречались на уличной баскетбольной площадке или в спортивных залах. Иногда заглядывали после игры в пиццерию. Но в гости к Хорасу он никогда не заходил, как и Хорас к нему.

Привратника у подъезда, разумеется, не оказалось, как не оказалось на двери и кодового замка или иной простейшей охранной системы. В коридоре царил мрак, однако не настолько непроглядный, чтобы нельзя было заметить лохмотья отслоившейся краски, наводившие на мысль о том, что стены здесь больны псориазом. Большинство висевших в коридоре почтовых ящиков демонстрировали отсутствие дверец. Воздух отличался почти материальной плотностью и тяжестью, и Майрон шел за Брэндой, словно раздвигая грудью стеклярусные шторы.

Брэнда стала подниматься по бетонной лестнице, огражденной железными перилами без поручней. Любой звук в доме усиливался эхом и отдавался в лестничном колодце. Какой-то мужчина кашлял так сильно, словно хотел выкашлять легкие. Перекрывая звуки кашля, басовито ревел ребенок. Скоро к его реву присоединился громкий плач еще одного младенца. Брэнда поднялась на площадку второго этажа и повернула направо, держа наготове ключи. Нужная металлическая дверь тоже не имела никакого декоративного покрытия – стальная перегородка с замочной скважиной и тремя накладными засовами с встроенными замками.

Брэнда отперла замки в засовах, напоминавших тюремные запоры из фильмов о жизни заключенных в прошлом веке. Звуковое сопровождение было соответствующее. Обычно в подобной сцене тюремщик орет: «Отпереть замки! Вывести арестантов на прогулку!» – после чего все звуки перекрываются металлическим лязгом и грохотом.

Наконец дверь распахнулась, и Майрон вслед за Брэндой вошел в квартиру, подумав прежде всего о двух вещах.

Во-первых, о том, как хорошо устроился Хорас. Укрывшись за стальной дверью от всевозможных безобразий и мерзостей, происходивших в доме и на улице, он жил словно в укрепленном замке или на острове, всячески стараясь украсить свое жилище и привнести в него максимум возможных удобств. Стены даже в коридоре были выкрашены дорогой белой краской с оттенком взбитых сливок. Полы сверкали, будто только что натертые воском. Обстановка представляла собой собрание предметов меблировки как доставшихся от родителей и тщательно отреставрированных, так и приобретенных самостоятельно в «ИКЕА» и модернизированных для личных нужд. Короче говоря, жилище Хораса, несомненно, отличалось уютом и комфортом.

Во-вторых, как только они с Брэндой оказались в квартире, Майрон сразу понял: здесь кто-то недавно побывал. Возможно, в квартире что-то искали – такой тут царил беспорядок.

Брэнда с криком: «Отец!» – побежала по комнатам.

Майрон кинулся за ней, жалея, что у него нет при себе пушки. Эта сцена настоятельно требовала оружия. Он бы жестом дал понять женщине, чтобы та вела себя тихо, вынул бы пистолет и, выставив ствол, отправился осматривать квартиру, имея в тылу Брэнду, которая от страха жалась бы к нему или висла на его свободной руке. Пригнувшись и держа наготове оружие, он вламывался бы в очередную комнату и рывками водил стволом из стороны в сторону, чтобы по всем правилам обезопасить помещение. Впрочем, так уж повелось, что Майрон не всегда носил с собой пистолет. Не то чтобы он не любил оружие – совсем нет. Иногда оно бывает весьма кстати. Но когда в нем нет надобности, здорово мешает. Потому что тяжелое, а также натирает нежные места. Но самое главное, спортивный агент, постоянно таскающий под мышкой или за поясом пушку, не внушает доверия клиентам. Что же касается тех, кому, наоборот, внушает, то с такими Майрон сам предпочел бы не иметь никакого дела.

Однако Уин всегда носил при себе оружие – два ствола как минимум, не считая других боевых орудий и приспособлений для убийства, припрятанных в разных укромных местах. Не человек, а просто ходячее государство Израиль.

Квартира состояла из трех комнат и кухни. Они торопливо обошли все эти помещения. Никого. Ни живых, ни мертвых.

– Что-нибудь пропало? – поинтересовался Майрон.

Брэнда с раздражением посмотрела на него:

– Откуда мне знать?

– Я имел в виду крупные предметы. Телевизор по крайней мере на месте. Как и видеомагнитофон. Я пытаюсь выяснить, не было ли ограбления.

Она оглядела гостиную.

– Нет, на ограбление не похоже.

– Есть мысли по поводу того, кто мог сюда проникнуть и с какой целью?

Брэнда отрицательно покачала головой, созерцая окружающий хаос.

– Может, Хорас прятал в тайном месте деньги? К примеру, в старой кастрюле, под половицей или где-то еще?

– Нет.

Они вошли в комнату Хораса. Брэнда открыла шкаф и с минуту молча стояла перед ним.

– Брэнда? Что-нибудь заметили?

– Пропало много отцовских вещей. И его чемодан.

– Это хорошо. Похоже, никто его не похищал и не пытался убить. Он просто-напросто сбежал.

Она согласно кивнула:

– Похоже на то… Но все равно мерзко.

– Почему?

– Напоминает ситуацию с моей матерью. Я до сих пор помню, как отец стоял здесь и смотрел на пустые вешалки.

Они вернулись в гостиную, а затем прошли в маленькую спальню.

– Это ваша комната? – спросил Майрон.

– Давно уже здесь не бывала. Но тем не менее – это действительно моя комната.

Брэнда вперила взгляд в пространство рядом с ночным столиком. В следующее мгновение, тихонько вскрикнув, она бросилась к столику, присела рядом с ним и стала торопливо перебирать разбросанные по полу вещи.

– Брэнда?!

Ее руки работали все быстрее, глаза разгорелись. Через две или три минуты она вскочила на ноги и ринулась в отцовскую комнату. Потом снова метнулась в гостиную. Майрон старался держаться в стороне и не путаться у нее под ногами.

– Исчезли! – воскликнула Брэнда.

– Что?

Она перевела взгляд на Майрона.

– Письма, присланные мне матерью. Кто-то забрал их.